Текст книги "Обманутая жена дракона (СИ)"

Автор книги: Властелина Богатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

15. Где моя жена?

Только мы выехали за территорию резиденции, как сразу накатила волна тревоги и тягучей тоски.

Что я делаю? Какая ещё прогулка? Я сегодня развелась с Ройнхардом. Развелась. Неужели я действительно это сделала? Всё кажется каким-то ненастоящим. Наша связь оборвалась, а я... я еду кататься?

Как можно было решиться на это? Как можно было после этого поехать на прогулку, будто ничего не произошло?

В голове невыносимо ясно вспыхивает тот момент – сфера загорелась и тут же потухла. Почему она не выходит из головы? Как будто в этом – ключ ко всему. Как будто, если я пойму, почему она потемнела, я пойму и себя.

Я сжимала пальцы в перчатках, колёса кареты, будто чувствуя мою тревогу, стучали о вымощенную камнем дорогу – нервно, настойчиво отстукивали ритм моего пульса, не давая забыться.

– Нет, Кармен, скажи, пусть поворачивает назад, – велю служанке.

– Но, госпожа, мы ведь только выехали… – в её голосе мягкое недоумение.

Я сглатываю. Боль ноет внутри, как незажившая рана.

– Я… я не знаю, что со мной, – признаю тихо, почти шепотом. – Как будто камень на груди, дышать тяжело… Просто… останови карету. Нет, скажи, пусть поворачивает назад.

– Хорошо, – тревожно роняет Кармен и тянется к задвижке.

Но в этот момент карета останавливается сама. Возница резко осаживает лошадей.

Тишина. Густая, как вода, в которой тонешь. И в ней – грохот моего собственного сердца.

И ещё… стук копыт. Приближающийся, тяжёлый, неотвратимый.

– Кто там? Посмотри, – я хватаюсь за холодную как лёд ручку дверцы. Металл словно отзывается дрожью – как и я сама.

Кармен молча приподнимает подол, выходит с другой стороны кареты, дверь со скрипом распахивается в липкую тревожную тишину.

Я напрягаю слух до предела – даже ветер, казалось, затаил дыхание.

– Ваша светлость… – её голос дрожит, и в нём – растерянность, страх. Моё сердце мгновенно срывается с ритма.

– Где моя жена? – голос Ройнхарда раздаётся как выстрел. Холодный, отточенный, властный – он обрушивается на меня будто хлыст, от которого невозможно уклониться.

Я резко распахиваю дверцу со своей стороны – паника вспыхивает как пламя, я ничего не соображаю.

Спрыгиваю на землю, спотыкаясь, и бегу – прочь, по направлению к резиденции. Каблуки глухо стучат по камню, подол платья цепляется за ступни, но я не останавливаюсь.

Вот она – тяжесть в груди, вот оно, давление, что преследовало от самых ворот.

Ройнхард. Он караулит меня прямо под стенами дворца моего отца. Как зверь, как охотник, знающий, что его добыча однажды выйдет из укрытия.

Уму непостижимо, что генерал – сталь и огонь империи – снизойдет до меня, неугодной жены.

Наверное, это ужасная глупость – попытаться убежать от него сейчас.

Слои нижних юбок путаются в ногах, мешают, будто сама ткань удерживает меня. Каблуки застревают между камней.

Позади раздаётся громкий цокот копыт и вдруг – быстрые тяжёлые шаги. Он сходит с коня. Он идёт пешком. За мной.

Оборачиваюсь. На меня надвигается он, яростный, опасный, неотвратимый Ройнхард Дер Крейн.

Чёрная рубашка распахнута, открывая бронзовую твёрдую грудь. Иссиня-чёрные волосы взъерошены ветром. Лицо хмурое, как шторм, а глаза – ледяные, прожигающие насквозь. Щетина тёмной тенью ложится на скулы и подбородок, придавая ему звериную дикость.

– Ох, – вырывается у меня, когда каблук срывается и я спотыкаюсь.

Могла бы разбить подбородок о камни. Но он ловит меня.

Жёсткие руки в кожаных перчатках обхватывают мою талию с точностью и силой, будто я – вещь, которая принадлежит ему. Мощный короткий рывок, воздух вырывается из лёгких. И вот я уже стою на ногах. Нет – в его руках, в его власти.

Он не отпускает.

Слишком близко. Я чувствую, как щетина на его подбородке царапает висок. Аромат его тела окунает меня на самое дно океана. Слышу, как бьётся его сердце – ровно, спокойно, угрожающе.

– Довольно бегать от меня, Шерелин, – говорит он.

Голос низкий, с хрипотцой, звучит почти ласково – но в этой ласке сталь, безжалостная и прямая, от которой у меня подгибаются колени, а сердце стучит где-то в горле.

Я дергаюсь из его хватки, чтобы освободиться.

– Лучше не сопротивляйся, Шерелин, сделаешь себе только хуже.

От его тона, от его пронзительного, опасного, вызывающего дикий инстинкт замереть и не шевелиться взгляда по спине прокатывается холодный пот.

– Так-то лучше, – голос ещё ниже мороза, заглушающий все остальные звуки.

И в этих ледяных объятиях сердце трепещет и дёргается, словно подстреленная лань.

– Отпусти меня, – собираюсь с последними силами, хотя и знаю, что бессмысленно, лучше их приберечь. Мне не сбежать, я попалась.

Ройнхард медленно качает головой. Сейчас он ещё опаснее, чем тогда, в том лесу. Синеву радужек заволокло будто грозовыми тучами, жилы на шее натянуты канатами, кожа лоснится при движении литых мышц, крылья носа трепещут, как у дикого хищника. Он на грани оборота, когда разум дракона превосходит, но остаётся в человеческом облике.

– Я развелась с тобой. Всё кончено, – бью словами.

Голос дрожит от холодного ужаса, сплетающегося с чем-то тёплым, предательски знакомым. Его руки сжимают меня так, будто хотят и удержать, и сломать. Мне нечем дышать в сдавленные рёбра, но это ничто по сравнению с тем, как бешено бьётся сердце – будто рвётся к нему.

– Кончено? – его смех низкий, обволакивающий. Губы касаются виска, и я вздрагиваю – от страха, от воспоминаний о тех мгновениях, что мы были вместе. – Ты действительно так думаешь?

Дыхание перехватывает. Он чувствует это. Всегда чувствовал. Видит мой страх, слышит, как кровь стучит в висках, как пальцы непроизвольно цепляются за его рукав – то ли чтобы оттолкнуть, то ли чтобы... Нет. Нет.

– Ты дрожишь, – шепотом, почти ласково. Но в следующее мгновение его пальцы впиваются в запястье, и я сдерживаю стон. – И всё равно не перестаёшь бороться. Глупая.

Глаза застилает пеленой от ярости или душевной боли. Или от чего-то ещё, чего я не смею назвать? Он прав. Я глупая. Потому что даже сейчас, когда каждый нерв кричит об опасности, тело помнит его. Помнит тепло, силу, власть. И предательская часть шепчет: “Он всё ещё твой”.

– Отпусти, – снова бормочу, но звучит это уже как мольба.

Ройнхард притягивает меня ближе, и на миг его дыхание смешивается с моим.

– Никогда.

Зрачки дракона сужаются и вытягиваются, превращаясь в узкие щели. Мне кажется, что он отступает, но это лишь для того, чтобы обхватить меня под бедра.

Короткий рывок, полет, падение на широкое плечо.

Дер Крейн просто запрокидывает меня на своё плечо и несёт в противоположную сторону от дворца.

Я даже не пытаюсь шелохнуться, кровь приливает к лицу, задыхаюсь и не могу ничего сделать, лишь ухватиться крепче за его одежду, чтобы не бултыхаться как мешок с зерном.

И это посередине дороги, так, будто я имущество.

– Отпусти меня, Ройнхард, – шепчу я и бью кулаком, каждый шаг, твёрдый и уверенный, отдаётся в висках.

Он и в самом отпускает, точнее, снимает со своего плеча и бросает на сиденье кареты. Не моей, а его. Запирает с грохотом дверь.

А я не могу пошевелиться, прихожу в себя, когда слышу распоряжение мужа:

– В Блион.

Что?! Подскакиваю и хватаюсь за ручку.

Только не туда! Оттуда мне не выбраться никогда! Отчаянно дёргаю дверь, в этой карете нет даже окон.

– Кармен! Я хочу, чтобы Кармен была со мной!

Голос срывается, превращаясь в хриплый шёпот, но солдаты уже строятся в ряд. Карета дёргается вперёд, и я падаю на жёсткое сиденье, пальцы впиваются в обивку.

Темнота. Духота. Только лёгкий мерцающий свет пробивается сквозь узкую щель в дверях, рисуя на полу дрожащую полоску. Я прижимаюсь к ней, как к последней ниточке свободы, но вижу лишь мелькающие тени – солдаты, деревья, дорога, которая уносит меня всё дальше от дворца.

Блион.

Я видела его лишь раз – высокие чёрные башни, вросшие в скалы, как когти дракона. Окна – узкие, как бойницы, каменные стены, вечно холодные, будто впитали ледяное дыхание гор. А вокруг – ни души. Только шум реки, что бьётся о камни, преданно омывая, словно ступни хозяина.

И теперь он везёт меня туда.

Дрожу не от страха. Нет. Это что-то другое. Где-то глубоко внутри, под грудой паники и ярости, просыпается та часть меня, которую я теперь ненавижу.

Драконица.

Она радуется.

Радуется его силе. Его ярости. Тому, как он забрал меня, как будто я его добыча.

Но это ложь.

Сфера показала правду. Мы не пара. Наша связь ошибка. Но как убедить в этом животную суть?

Путь был долгим – утомительно долгим. Мы ехали час за часом, и, несмотря на изнуряющую поездку, мне всё же позволяли делать передышки. Без воды и остановок меня не оставили.

Время от времени карета останавливалась, и меня выпускали на свежий воздух. Но свободы в этих перерывах было мало: охрана стояла так плотно, что ступить в сторону было просто невозможно. О побеге не могло быть и речи – не только из-за стражи, но и из-за самого пути. Казалось, делегация дракона специально выбирала такие места для привалов, где нет возможности скрыться: либо каменистая дорога с ямами и рытвинами по краям, либо глухие заросли, непроходимые даже для зверя. Всё выглядело так, будто они заранее продумали каждый шаг.

В Блион карета въехала уже под вечер, когда на синеющем небе проступили первые звёзды.

Гравий под колёсами сменился каменной дорогой. Карета покатила легче и быстрее, цокот копыт отдавался в глухой местности раскатом грома.

Дорога изнурила, выжала остатки сил досуха, хотелось просто лечь и вытянуть ноги.

Наконец конные сменили траекторию, лошади повернули, послышался скрип открывающихся ворот, а в отверстия для воздуха пролилась вязкая прохлада, пропитанная мхом и палой листвой.

По телу прокатывается дрожь, поднимая волнение и смутные чувства.

Не понимаю, зачем он меня сюда привёз. Я всё равно к нему не вернусь, а держать насильно долго у него не выйдет, в конце концов, отец обо всем знает и предпримет что-то.

Почему он просто не оставит меня в покое? Почему?

Сердце болезненно взбудоражено от мысли, что мой бывший муж где-то поблизости.

Рядом послышался топот множества сапог, а следом команда, ставшая привычной за эту дорогу:

– Открывай.

Голос прозвучал как удар – коротко, жёстко. Будто я не уставшая пленница, а опасная драконица, способная в одиночку расправиться с отрядом стражи и улететь в закат. Словно за тонкой кожей моего бессилия скрывалось нечто дикое и неудержимое. Но на деле всё, на что у меня хватало сил – это послушно выполнять приказы.

Дверца кареты со скрипом распахнулась, будто нехотя выпуская гостью. Я вышла, покачнувшись.

Передо мной раскинулись драконьи владения – суровые, тяжёлые, чужие. Толстые, как вековая броня, стены вздымались ввысь, нависая надо мной. Башни с бойницами таращились как глаза часовых, настороженные, безжалостные. Даже камни здесь казались живыми – тёплыми от солнца, но неприветливыми, как чёрствые старики, привыкшие к войне.

И я, маленькая фигура на фоне этого каменного гиганта, чувствую, как он скользит по мне взглядом – оценивает, запоминает. Добро пожаловать, шептал он без слов. Надолго ли – не он решает, но и точно не я.

Солдаты, построившись в ряд, стеной отгораживают мне путь к воротам.

– Прошу за мной, – указывает главный из них.

Ройнхард оставил свой отряд в пути сразу после второй остановки – моя драконица почувствовала его оборот.

Если он улетел по своим делам, то в замке я останусь одна, что радости тоже не прибавляет.

За этими мыслями мы минули парадный вход и оказались внутри.

Здесь было прохладно, но за замком следили, поддерживали чистоту и порядок. Высокие каменные потолки, узкие окна с решетками, канделябры на цепях, замок внутри больше похож на темницу.

Все больше меня охватывает страх неведения и непонятный трепет, рождающий в глубине живота.

Входим в просторный зал, где меня ждут.

– Добро пожаловать в Блион, пожалуйста, пройдите за мной, – говорит молодая девушка с туго заплетённой косой, перекинутой через плечо, и… совсем неожиданно – в военной форме.

– Где Ройнхард? Я хочу с ним поговорить.

– Вам лучше следовать, – отвечает она, и на миловидном лице с синими глазами ни капли эмоций, лишь военная выдержка.

Девушка разворачивается и идёт в сторону одного из коридоров, чеканя каждый шаг.

Кто она? Что вообще происходит?

Делаю вдох, смиряясь с мыслью, что мне предстоит здесь ночевать. И ждать, пока не поступят объяснения.

Как же не хватает Кармен, её верного присутствия. Но дракон даже слушать не стал, чтобы взять её с собой.

Комната, в которую меня ввели, была просторной, но без излишеств – сдержанная, как и всё здесь. Ни драпировок, ни золота, ни ненужных украшений. Только то, что действительно нужно. Только то, что останется после ухода человека.

Рядом оказалась купальня, но мне хватило умывальника у стены. Я наклонилась над медной чашей, и ледяная вода хлынула по коже, взбодрила – смыла дорожную пыль, стерла с лица следы усталости, но не тревогу.

Полотенце было белоснежным, хрустящим от чистоты – я вытерлась. Потом вернулась в комнату.

Она встретила меня сдержанным молчанием. Здесь всё дышало надёжностью и старым порядком. Массивная кровать с плотно натянутым тёмным покрывалом напоминала боевое ложе. Тёмный дубовый шкаф стоял как верный страж. У камина – два кресла, повернутых друг к другу, как будто кто-то только что встал и оставил после себя след разговора, которого я не услышала. На столике – свечи, аккуратно выстроенные, вода в серебряном кувшине. Всё было на своих местах. Всё было готово – к чьему-то приезду. К моему?

Я прошлась по комнате из угла в угол.

Окно было приоткрыто, и оттуда сразу втекла вечерняя прохлада. С улицы донёсся запах влажной листвы, дикой травы, чего-то сладкого и пряного – незнакомого. Я подошла ближе. Сад, скрытый за высокими стенами, тянулся вглубь, в тень. Из его темных крон доносилось пение птиц – мелодичное, чуть печальное, как будто они знали, что я здесь не по своей воле. Вдалеке на горизонте чернел скалистый берег, очерченный в сумерках.

Я коснулась ладонью живота – осторожно, бережно.

– Почему ты не предупредила меня? – шепчу я ласково, обращаясь к той крохе, что зарождается во мне.

Ройнхард… Он должен быть первым, кого я должна остерегаться, кого нужно держать на расстоянии.

Что, если отец больше не сможет удерживать дракона на расстоянии? Что, если Ройнхард узнает?.. А Волтерн? Стану ли я ему теперь нужна?

Я сжала край окна, будто хватаясь за него, как за якорь.

Он не оставит меня.

Не должен.

Он же говорил…

– Уверена, всё решится, – прошептала я себе, сжимая кулаки. – Ройнхарду не позволят держать меня здесь.

Желудок предательски заурчал. Даже если ужин принесут – есть его не стану. Мало ли что подмешают…

Внезапно щёлкнул замок, и дверь распахнулась. Но вошла та самая девушка, что привела меня сюда – высокая, с холодным взглядом.

– Ройнхард приказал тебе явиться к нему, – сказала она ровным голосом.

Я не двинулась с места.

– А если я откажусь? – вскидываю подбородок.

Девушка чуть сощурила взгляд.

– Тогда он придет сам.

16. Неужели живёт здесь?

Я смотрю на неё – снова и снова.

Без наигранных жестов, без шелестящих юбок, без рюш и кружев. А в брюках, тёмных, по ноге, сапоги по щиколотку, на поясе широкий ремень, затянутый туго, подчёркивающий талию.

Она явно здесь не для соблазнения и развлечения.

Неужели живёт здесь?

Сердце бешено колотилось, отбивая лихорадочный ритм в висках. Хотела спросить, но слова застревали в горле колючим комком.

Разве теперь важно, с кем он делит свое время, свои мысли? Нет, это не имеет значения. Важно лишь одно: чтобы он отпустил меня. Это единственное, чего я отчаянно желаю в этом хаосе чувств.

Выхожу из комнаты, стараясь держать спину прямо, и следую за ней. Мы проходим по лабиринтам коридоров, спускаемся по лестницам, но путь ускользает от моего внимания. Все мысли поглощены предстоящей встречей.

Главное не сломаться. Не дать волю слезам, не поддаться его давлению. Ройнхард – кремень, его воля закалена годами, выкована в горниле испытаний. А внутри меня всё дребезжит как хрупкий хрусталь.

Волнение плескается в груди, как языки пламени в канделябрах, испуганно, горячо, обжигающе. Больше всего я боялась именно этого – своей искренней, открытой и ранимой части. Где-то глубоко внутри я чувствую, что в решающий момент могу оступиться, потерять контроль и поддаться.

Но это невозможно! Я не прощу его. Никогда. Никаких шансов на "мы" больше не существует. Мост сожжен дотла, и пепел его развеян по ветру.

Сейчас будет наш последний разговор.

Мы оказываемся перед тяжёлой дубовой дверью, потемневшей от времени. И за ней находится дракон.

Брюнетка с удивительной лёгкостью открывает её.

– Входи.

Делаю вдох и с обреченной послушностью шагаю внутрь.

И сразу оказываюсь в полутёмном помещении, в котором пахнет воском, чем-то горьким, кожей, чернилами и цитрусом. Пахнет Ройнхардом.

И сам он стоит за столом, склоняясь над развернутыми бумагами. Его лицо сосредоточенно, тёмные брови сведены на переносице, скулы напряжены, на кистях рук проступают синие вены.

Ройнхард застывает на миг, а потом поднимает взгляд.

Магия, смешанная с мужской силой, обдаёт невидимым потоком с ног до головы, заставляя всё тело мгновенно оживиться.

Его глаза – как раскалённые угли, в которых пляшут отблески древней силы – медленно скользят по мне, словно взвешивая, оценивая, чувствуя. Ноздри слегка раздуваются, впитывая мой запах, а в воздухе витает что-то первобытное – смесь дыма, железа и необузданной мощи.

Это не просто взгляд – это незримый гнёт, от которого мурашки бегут по коже, а в жилах вспыхивает странное тепло.

Дверь за мной закрывается. Но Ройнхард даже на миг не отводит от меня взгляда.

– Нужно будет что-то ещё, я здесь, – говорит она.

– На сегодня всё, Кейл, можешь идти.

– Хорошо.

Снова слышу, как закрывается дверь, будто ловушка. И я остаюсь наедине со своим бывшим мужем.

– Зачем ты привёз меня сюда? – поворачиваюсь к Ройнхарду.

Он не спешит отвечать, будто и не слышит моего вопроса. Медленно отстраняется от стола, аккуратно откладывая карты. Я чувствую, как сердце бьётся где-то в горле, держусь из последних сил, чтобы не отступить. Мой глубокий вдох – единственное, что выдаёт волнение.

Я с ним тут. Одна. Если Ройнхард захочет… Он может многое. Бумаги ещё не вступили в силу. Только сегодня я перечеркнула всё, что связывало нас. Но разве он признает это?

– Затем, чтобы моя жена была в безопасности, – говорит он, спокойно, без единого повода оспаривать. Его голос звучит ровно, но в нём – металлическая грань. Предупреждение. Каждое неосторожное слово может обернуться ещё одной моей ошибкой.

Я не знаю, чего ждать от него. Чувствую горячий трепет в теле, пальцы рук становятся слабыми, когда его тёмно-синие, глубокие, почти чёрные глаза трогают моё тело: глаза, грудь, руки. В них – опасная смесь. Что-то первобытное, дикое. В этом взгляде – власть, голод и… желание.

Он будто весь горячее напряжение и возбуждение, дикий хищник, готовящийся к прыжку.

– Ройнхард, ты поступаешь неприемлемо, закидываешь меня на плечо как вещь, запираешь в душной карете, тащишь в замок как невольницу. И ещё, я не хочу быть одной из девиц твоего гарема.

– Гарема? – вскидывает темную бровь. – Ты про Кейл? Она моя племянница.

Я умолкаю, раскрыв огорошенно рот и одновременно покрываясь краской стыда за то, что где-то в глубине подумала иначе. Конечно, у дракона есть родственники, хоть и немногочисленные, но… Просто он о них мало говорил.

– Раз ты не захотела жить здесь, я разрешил Кейл жить здесь, – добавляет он.

– Ясно. Я думала, ты оставишь его Беттис.

И зачем сказала, открыв рану?

– Не зли меня, Шерелин.

Не злить его? Это я виновата в том, что случилось? Гнев поднимается, обжигает и тут же исчезает, когда Ройнхард выходит из-за стола и приближается, медленно, словно накатывающая волна, вселяющая трепет и страх.

– Я тебе объяснил, что это необходимость. Важная деталь для меня. Очень важная. Так нужно.

Внутри всё клокочет, затихшие чувства с новой силой накатывают. Обида, сожаление. Он не хочет меня слышать. И это больно.

Мне должно быть всё равно, пусть думает что хочет.

– Ты голодна? – скользит по мне взглядом, а у меня слабеют колени, не могу понять, что со мной происходит, душа выворачивается наизнанку, а тело, оно млеет, от этого баритона, силы и мощи.

– Отпусти меня, – срывается почти умоляющим стоном.

– Ройн, называй меня Ройн, как раньше.

– Нет.

Ройнхард напряжённо отводит взгляд в сторону и снова возвращает на меня.

– Сейчас Кейл принесёт ужин, – просто говорит он и делает шаг в сторону, – располагайся, – указывает в кресло.

А у меня просто теряются все слова, он ведёт себя так, как будто ничего не произошло.

– Ты, видимо, не понимаешь, я сегодня прошла бракоразводную церимонию. И Сфера Уз потемнела, понимаешь? Я имею право быть свободной, и больше никто этого не оспорит, ты должен был это узнать в ближайшие дни, бумаги ждут официального подтверждения, дело считанных дней.

Выдаю на одном дыхании.

Ройнхард резко останавливается, его плечи напряжены.

Тишина давит.

Он медленно поворачивается, и я вижу, как в его глазах мелькает что-то похожее на боль, смешанную с гневом, но он тут же прячет это за маской непроницаемости.

– Я все прекрасно понимаю, – тихо говорит он, но в голосе чувствуется сталь. Он возвращается, делая ещё один шаг ко мне, и я невольно отступаю.

– И я знаю о Сфере Уз. Но одно дело – понимать, и совсем другое – принять.

Он замирает, глядя на меня сверху, из-под тёмных ресниц, глаза кажутся глубинами моря. В его взгляде читается нечто, от чего по коже бегут мурашки.

– Кейл принесет ужин, – повторяет он, но его голос уже не звучит так ровно и безразлично, как раньше. В нем появляется какая-то надломленность.

– Поужинаем, поговорим. Может быть, ты объяснишь мне, как такое могло произойти.

– Ройнхард, ты меня слышишь? Нечего объяснять. Не о чем говорить. Не о чем! Ты спишь с Беттис, желаешь от нее ребёнка, зачем тебе нужна я, чтобы мучить? Ты хоть понимаешь, что ты мне причиняешь боль! – мог голос всё же срывается, звенит в этих мрачных стенах криком отчаяния.

– Сядь, – ответ – грубый приказ.

Я вздрагиваю, внутри всё опускается. Понимаю, что хожу по краю пропасти, но чувства кипят, я не могу с ними справиться. Сжимаю подрагивающие пальцы. Понимаю, что не отпустит. Бесполезно. И это бессилие отнимает остатки моей уверенности. Невозможно. Просто невозможно с ним бороться. Не могу. Да и нужно беречь своего ребенка.

Медленно прохожу к креслу, опускаюсь в него. Смотрю перед собой. Ройнхард берёт что-то со стола. В этот момент в кабинет снова без стука входит Кейл. На руках у нее тяжёлый поднос.

Видимо, слуг внутри главного крыла не имелось. Эта девушка вела вполне аскетический образ жизни – судя по внешнему виду и сноровке. Будто выкована из стали. На её лице – ни единой эмоции, но теперь я замечаю: в ней сквозит нечто породистое. Те же густые иссиня-чёрные волосы, тот же холодный блеск глаз. Присутствие высокого качества, будто печать благородной марки.

Она неспешно выставляет блюда с подноса, аккуратно расставляя их на светлой скатерти, тщательно разглаженной и чуть подсвеченной мягким светом канделябров.

Блюда дымятся, источая пряные ароматы – обволакивающие, тягучие. Каждое движение её выверенное, безмолвное – как будто она старается не нарушить хрупкое равновесие в комнате. Затем она наливает янтарный сок в тонкие фужеры и тихо, почти незаметно удаляется, снова оставляя нас наедине.

Аппетитные запахи бьют в нос, раздражают, дразнят. Пахнет тушёным мясом, свежим хлебом, специями, которыми он когда-то любил баловаться. Я сжимаю губы. Мысли вовсе не о еде, но инстинкты берут своё – тело требует, желудок скручивает голодом. Я не ела с самого утра. Ну как так можно? Дер Крейн будто нарочно задумал это – морить голодом, чтобы потом обрушить на меня эту кулинарную артиллерию. Чтобы сдобрить.

Не хочу поддаваться.

Но ощущаю, как защитный барьер, выстроенный с таким трудом, слабеет. Это злит. Ещё больше, чем всё остальное. Потому что он добивается своего.

Ройнхард приближается, опускается в кресло напротив – грациозно, уверенно, кладет какие-то бумаги на стол. Дракон, которому не нужно говорить, чтобы доминировать.

Вжимаю пальцы в обивку кресла.

Мы сидим друг напротив друга – как раньше. Как в недавний вечер, когда всё было по-другому.

Воспоминания лавиной обрушиваются, глухо ударяя в грудь. Дышать тяжело. Зачем? Зачем он делает это снова?

Он молча открывает одну из серебристых крышек. Из-под неё вырываются клубы густого горячего пара, насыщенного ароматами тушёных овощей, подливки, мяса. Всё ещё горячее, как будто специально – чтобы соблазнять.

– Прошу, – говорит он, голос звучит почти заботливо.

Я отворачиваюсь.

– Ну ладно, – следует спокойный ответ. Он медленно поднимается. Сердце замирает. Я задерживаю дыхание.

Что он задумал?

Ройнхард берёт мою тарелку с такой естественностью, будто всегда делал это. Аккуратно, молча будто запомнил, что я люблю и как именно. Движения точные, почти бережные.

У меня пропадают все слова, он никогда так не делал раньше, для меня. И вообще что-то в нем неуловимо изменилось: напряжен, сконцентрирован, ловит каждое моё движение, каждый взгляд, я будто в коконе его внимая горячего пульсирующего, и у меня нет шансов на свободу.

Ставит тарелку передо мной.

– Приятного аппетита, дорогая, – голос глубокий, ровный, но в нем вибрация, как у натянутой струны.

Я поджимаю губы, не отвечаю. Он тем временем накладывает еду себе. Его движения всё такие же точные – почти машинальные, но как будто только видимость спокойствия, под которой скрыта буря. Берёт бокал из тонкого сверкающего стекла, где вино льнёт к стенкам густой, медовой волной, и делает неторопливый глоток.

– Ешь, – говорит негромко, кивает на мою тарелку, ставит бокал и берёт приборы.

Опускаю взгляд на свое блюдо. Что говорить, выглядело аппетитно, даже очень, а ароматы просто объедение. Или я настолько голодна, что даже обычная каша показалась бы вкусной.

Отказываться от ужина было бы глупо, и оставаться на ночь с пустым желудком.

Беру прохладные приборы.

– Я знал, что от еды ты не откажешься, – говорит он с едва заметной усмешкой, будто отмечая про себя ещё одну победу.

Смотрю на него исподлобья, подхватывая вилкой тушеных овощей.

– Это ничего не меняет.

Ройнхард не отвечает – только коротко, вдумчиво усмехается. Уверен в себе, в своей власти, в моих слабостях. Уверен, что я всё равно останусь, у меня нет выбора.

Еда действительно оказалась восхитительной. Овощи сладкие, чуть вяленые, с привкусом томата, пряного перца и чего-то, что сложно определить, но хочется ещё, как и мясо – мягкое, сочное. Аппетит мой увеличивается, жаль что я не могу это разделить с ним. И уже никогда не разделю.

Мы едим молча, Ройнхард не задает вопросы, не спешит – ещё бы, я никуда не денусь. А что если притвориться, что мне нездоровится?

Нет, притворятся я не умею, да и не могу. На это способна только моя сестра, а я не она.

Я снова смотрю на своего мужа. Когда-то у нас была жизнь. Настоящая. Сложная, но настоящая. Я верила, надеялась, любила. Если бы он только слышал меня тогда. Если бы верил, что я действительно зачала ребёнка. Проявлял внимание, не пытался затыкать боль подарками. Но он просто заменил чувства на удобство. Купил меня. Как красивую вещь.

Когда я доедаю последний кусочек, он откидывается на спинку кресла, не отрывая от меня взгляда. Его бокал снова в руке, а глаза тяжёлые, как железо, пронзают насквозь.

Сытый тяжёлый взгляд скользит по моему лицу. И мне становится тесно в этом огромном кабинете. Я знаю этот взгляд. Он словно стягивает с меня одежду, застывает на запястьях, скользит по шее, и мысленно раздвигает ноги.

По животу скользит волна жара, щеки вспыхивают. Я крепко сжимаю колени, прячу лицо за салфеткой.

Тело помнит. Помнит каждое прикосновение, отзывается преданно. Помнит его губы, жадные, настойчивые, сильные руки. Его желание. Его власть. Единственный мужчина, который знал меня до самой сердцевины.

И хочет снова. Прямо сейчас.

Он меня предал. Он не доверял мне. Он выбрал власть, а не меня.

Как же горько.

– Я хочу тебе кое-что сказать Шерелин. Это очень важно, – нарушает молчание он.

Мои плечи напрягаются, будто по команде. Голос его стал другим. Тише. Грубее. Опаснее. Он берёт со стола стопку бумаг, плотную, с красными печатями.

– Здесь все документы моего рода, – поясняет тон, и тембр его голоса становится глуше, угрожающе. – Если я умру без наследника, мой титул и земли перейдут к моему врагу.

– Я говорю "титул" и "земли", но это включает всё. В том числе – и тебя, Шерелин.

Мир встаёт на паузу.

– Я не говорил раньше, потому что считал это своими проблемами. Но за последние полгода меня пытались убить трижды.

Салфетка выскальзывает из пальцев.

Я знала что у мужчин-драконов не всё так просто, знала, что за каждым титулом, которых у Ройнхарда было бесчисленное множество стоит война. Даже страшно представить, какие жертвы были положены в его основе, сколько лет ковалась его власть.

Но я и честно не думала об этом. Я лишь знала то, что Ройнхард занимает первую ступень в этой жестокой иерархии. Он – первый генерал-дракон, после него целая очередь претендентов. Конечно, они не дремлют.

Не знаю почему, но слова Ройнхарда заставили меня взволноваться: тело налилось свинцом, голова потяжелела, как и сердце затвердело. Я правда мало думала об этом, жила себе во дворце, в роскоши и комфорте – золотая клетка.

И…Волтерн… герцог, неужели метит в генералы? По титулам он встаёт на второе место после моего мужа по ступени.

Я спотыкаюсь об эту мысль, а в голове одна за другой падают будто булыжники в воду обрывки речи Баернара. О его давних чувствах ко мне, о желании претендовать на мою руку. И эта спешка.

Неужели…

Меня начинает мутить. Делаю судорожный вдох, возвращаясь мыслями в кабинет. Ройнхард всё это время внимательно наблюдает за моей реакцией. Я поспешно отворачиваюсь, чтобы он не успел прочесть замешательство на моём лице.

Волтерн сделал мне предложение из-за этого? И почему отец выдвинул в кандидаты для меня именно его? Нет, должно быть просто совпадение…

Прикрываю веки, дышу часто.

– Ты должна быть в безопасности, пока я, разберусь со всем эти, – врывается в мои мысли строгий непоколебимый голос мужа.

Он заботиться? О ком только – обо мне или о своём статусе?

– Ты моя жена, Шерелин, и мне плевать, что ты там натворила, я с этим разберусь. Но отсюда ты не выйдешь. Я не позволю тебе уйти.

– Ты не можешь держать меня силой, – разлепляю губы, выдавливая из себя слова.

– Ещё как могу, я могу больше, чем ты себе представляешь. Но ты видимо этого не замечаешь, и никогда не замечала, насколько свободна ты в своих действиях.