Текст книги "Избранница Тьмы. Книга 3 (СИ)"
Автор книги: Властелина Богатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Глаза Аред горели голодом, она смотрела на него неподвижно, и большие груди её вздымались от глубоких вдохов. Она всё ещё стояла перед ним. Грязная шлюха хочет его. Маару стало интересно, опустится ли она ниже, чем уже опустилась, вернувшись к нему в зал?
– Ты невыносимый грязный ублюдок, – с ругательством Аред всё же опустилась на колени, положив свои руки на его бёдра, провела вверх, подаваясь вперёд, потянувшись к губам Маара. – Очень соблазнительный ублюдок.
– Пусти свой острый язычок по назначению, – поддел исга́р, толкая на её пол.
Аред, осев, сжала губы, опустила взгляд, вцепилась в его пояс, зло принялась расстёгивать ремень.
Её пальцы дрожали от желания, которое охватило ведьму огнём при виде расслабленного сильного мужского тела. В её замке были те, кто мог удовлетворить её, но они все были слабы, никто не смел быть выше Аред, и ей до оскомины надоели преданные щенячьи взгляды. Никто не мог ей дерзить, сказать лишнее слово, ведьму боялись, боялись, что мог любой оказаться на месте её мужа. Её разозлило хамское поведение Маара и в то же время возбудило до холодной дрожи и предвкушения безумного секса. Аред смотрела на него с укором и похотью. Её глаза увлажнились и затуманились, когда Аред высвободила из ткани штанов член исгара. Маар не желал Аред, но от мысли о той, которая была сейчас в покоях, член вздыбливался, готовясь проникнуть в узкое лоно асса́ру, жаждал её весь вечер.
Аред сжала ствол пальцами, огладила, обнажая крупную головку. В нетерпении ведьма мягко обхватила её губами, порхая по чувственному крохотному отверстию языком. Возбуждение пронеслось огнём по телу Аред. Маар смотрел на её макушку, на пробор тёмных волос и трепещущие ресницы, на то, как мягкие губы скользят по его члену, и как втягиваются щёки Аред, когда она захватывает его глубже. Маар наблюдал за ней, пытаясь заглушить в себе образ Истаны. Аред, почувствовав, как член вздрогнул, принялась активно работать язычком, обводя головку по кругу. Двинула языком ниже, лаская уздечку, скользнула по нежной коже губами и лизала её кончиком языка. Толстый длинный член пульсировал в её влажном рту, а Маар до ломоты хотел, чтобы это Истана касалась его своими сочными губами. Аред умело работала языком, заглатывая член, но всё равно это была не ассару. Маар откинул голову, позволяя Аред продолжать старательно ублажать, возбуждать его, скользить губами по стволу, лизать мошонку, прихватывая зубами. Аред знала, как двести мужчину до экстаза, но Маару было все равно.
Он опустил голову, сдавливая подлокотники до хруста костяшек. Аред оглаживала его живот, торс, активно скользила губами, широко разевая рот, чтобы принять его во всю длину. В глотке у Маара пересохло, он хотел вина, хотел напиться, чтобы заглушить разум, и пожалел, что не сделал этого чуть раньше, Аред слишком быстро к нему вернулась. Хотя он знал, что хмель не поможет забыть. Маар собрал её тёмные волосы в кулак, принялся резче насаживать её губы на свой член, толкаясь в её горло. Аред вонзила ногти в его бёдра, подчинялась, покорно ласкала, стонала то ли от боли, то ли от похоти, ресницы её стали влажными, но Маару было наплевать. Аред выглядела жалкой, хоть и привлекательной, её волосы отливали тёмным, а Маар хотел, чтобы они были цвета белого золота, это несоответствие злило исга́ра. Её прикосновения ещё больше распаляли гнев и остро давали ощутить, что хочет других губ: нежных и сладких. И других глаз, глубоких и не умеющих врать. И запах Аред, был вовсе не тот, который Маар жаждал, ему не нравилась эта терпкая приторность и горечь жжёных листьев. Раздражал только. Того желанного, единственного запаха, который так хотел почувствовать Маар, не было. Он выпустил её, не достигая желаемого пика. Может, ещё рано. Арад сосала, лизала, поглаживала, порхая пальцами по его мышцам живота и бёдер, но этого было недостаточно, это была не та женщина, которую Маар хотел, жаждал, вожделел до безумия, совсем не та. Он никак не мог избавиться от асса́ру. Ничего не выходило. Одно представление обнажённого тела Истаны выбило из груди дыхание, сжимая Маара в тиски. Он напрягся и резко оттолкнул от себя Аред, сжав её челюсти пятернёй.
– Довольно, – шикнул, – как видишь, твой язык даже на это не годен, так что придержи его за зубами, ведьма.
Аред задохнулась, она дёрнула подбородком, высвобождаясь, подскочила на ноги, трясясь от гнева и растерянности, смахивая с лица волосы, утирая раскрасневшиеся губы.
– Ты мерзавец и гад!
Маар поднялся, Аред запнулась разом и окаменела. Ремарт, заправив штаны, подхватил оставленный Аред кубок, осушил его залпом, развернулся и пошёл прочь, оставив ведьму пыхтеть от злости.
Маар едва только поднялся к покоям, как уловил самый желанный, самый будоражащий запах в мире. Возбуждение горячим комом опустилось в пах, наливая Маара огнём.
Глава 11
Я выбежала из зала, внутри меня всё горело от ярости. Исга́р невыносим, зря я надеялась на то, что он может быть другим, зря искала в нём достойные черты, он ничтожество, не знающее ни жалости, ни сострадания, бездушный демон, порабощающий каждого, кто встаёт на его пути. Он способен только разрушать, ломать, убивать. Ненавижу, как же ненавижу! Перед глазами Бире, беспомощный, в глазах бессильная боль. Я шла и уже не видела перед собой дороги, слёзы застилали. И я не понимала от чего больше меня разрывало на части: от положения Бире или от грубости Маара по отношению ко мне? Проклятье.
Я остановилась, когда поняла, что забрела в другую часть замка. Сквозняк окутывал, и дрожь прошибала насквозь. Я сделала несколько глубоких вдохов, но стало ничуть не лучше – на смену дикому смятению пришла злость на то, что я ушла так легко, на то, что позволила Маару прогнать себя. Хотелось наружу, прямо на мороз, чтобы хоть немного остудить пыл. Повернув, я вышла на полукруглый обнесённый колоннами балкон. Отсюда были видны только массивные снежные лесистые дали, тонущие в ночи, непроглядной, стылой, как глаза Ремарта. Я сжалась от пронизывающего холода, мороз обдирал лицо и плечи, не позволял долго задерживаться здесь, но я упрямо стояла, чтобы хоть немного прийти в себя.
Почему я это сделала? Почему ушла? Почему меня задела его грубость? Я ничего не понимала. Не понимала, что творится у меня внутри, но мне покоя не было, и холод вовсе не привёл меня в чувства, а наоборот, только распалял. Я повернулась, смотря в освещённый огнями коридор, откуда вышла. Слова Аред разносились в голове, её хищные взгляды, брошенные в сторону исгара, полосовали сердце. Нужно быть совсем слепой, чтобы не распознать определённых намёков правительницы. Я сглотнула горько, морщась от того, как больно кольнуло беспокойство, и что-то ещё, обжигающе-невыносимое, заставило меня тут же развернуться и пойти обратно. Я твёрдо следовала обратно в зал, машинально передвигая ногами в направлении двустворчатых дверей. Я остановилась, замешкавшись – не совершаю ли ошибку? Глянула на стоящих истуканами стражей, собравшись духом, тихо открыла створку, вбирая в себя больше воздуха, и застыла, выхватив взглядом откинувшегося на кресле Ремарта и Аред между его бёдер, покорную и чувственную, страстно ласкающую исгара. Я словно ослепла на миг и пошатнулась, потеряв опору под ногами, по мне словно разряд тока пронёсся, выбив напрочь все чувства. Я, моргнув растерянно, отшатнулась и бросилась прочь, страшась быть замеченной Мааром, пустилась в позорное унизительное бегство. И зачем я это сделала? Зачем вернулась? Я не видела перед собой дороги и остановилась тогда, когда захлопнула дверь своих покоев. Служанка взметнулась испуганно, увидев моё побелевшее лицо.
– Пошла прочь, – выставила я её, заметалась, как волчица по полутёмной комнате.
В голове шумело, перед глазами тёмные пятна, меня даже затошнило, так скверно я себя никогда не чувствовала. Впервые я не знала, что мне делать, куда бежать. Хотелось исчезнуть, испариться, вырвать из себя всё, что причиняло мне боль, что саднило так нестерпимо во мне.
Камин полыхал, испуская злые трески. Моя голова лопалась от мыслей, нежелание принять то, что я увидела, разъедало внутренности. Больно там, где билось сердце, билось быстро, рвано, и я не знала, почему. Почему я бежала так. словно меня ударили, словно я увидела что-то страшное, почему меня это так зацепило? Ведь мне должно быть безразлично, с кем и как исга́р трахается. Плевать. Для меня даже и лучше, я ведь этого хотела, чтобы он оставил меня в покое и не трогал. Так почему же сейчас грудь наизнанку выворачивается? Почему так больно и невыносимо обжигает душу?
По щекам текли беспрерывно слёзы. От злости на саму себя, от беспомощности что-либо сделать, от ядовитого гнева, что выжигал кровь. Стоя здесь, в покоях, больно было знать, что Аред ублажает его в зале. Перед глазами Маар и она… Невыносимо! Великая Ильнар, как же невыносимо это осознавать.
Его приближение я почувствовала издалека. С каждым днём странная связь между мной и исгаром крепла – я чувствовала его, его силу, горячими волнами накатывающую на меня с каждым его шагом, вдохом, вынуждая шататься от его мощи. Я немного повернула голову, глядя на Ремарта через плечо. Он уже разделся и медленно направился ко мне, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Я чувствовала его, чувствовала его тёмный взгляд на себе. Но этот запах… Аред. Мерзкая гарь, влажная и пахнущая разложением, словно подожгли труп. Ремарт весь пропах этой тошнотворной гарью, налипшей на нём, словно грязь. Зачем он вернулся? Намеренно хочет до конца стереть меня в пыль? Почему не остался с этой потаскухой?! Я бы выпрыгнула из окна, так было невыносимо терпеть его присутствие рядом с собой. И эта беспомощность, неспособность изменить то, что Аред была с ним, убивала меня куда больше, чем ненависть к исгару. Перед глазами снова Аред между его ног, скользит губами, прижимаясь. Раздражение вместе со злобой утопили меня, но причины их мне неясны.
Маар бесшумно приблизился ко мне, я отпрянула, бросилась к другому углу, хоть никак не хотела выдавать своих чувств, но у меня ничего не получалось, хотелось забиться в угол и выть.
Боги, да что же со мной такое?!
Маар расстегнул штаны, скидывая их с себя, отбрасывая прочь. Только что его обхаживала Аред. Сколько у него было таких как она? Я вспомнила Улрике, и горечь яда осела на языке. Почему-то я раньше не задумывалась об этом, чувствуя лишь запах его тела, пряный и дурманящий. Всегда только он. А теперь чужой, забивающий горло. Маар только что забавлялся с Аред, и сейчас желает взять свою игрушку. Я задохнулась от вновь нахлынувших чувств. Маар возвысился позади меня. В горле встал ком, на грудь давила вонь этой змеи Аред.
– Что с тобой?
Маар овил меня сильными руками, прижал к себе, раздражаясь моему сопротивлению. В поясницу упёрся твёрдый бугор. Великая Ильнар, какой же он был твёрдый напряжённый. И мне стало противно, что его совсем недавно ласкала другая.
– Что ты видела, асса́ру? – потребовал он вдруг.
– Убери от меня свои поганые руки, – рванулась я из его хватки и не могла ничего больше сказать, потому что задохнулась жаром собственных слёз.
«Надо же было ещё от него забеременеть!»
Последняя мысль неприятно полоснула.
От неожиданности Маар разомкнул руки, но следом схватил меня грубо, не позволив выбраться, развернул к себе. Моя ладонь вспыхнула болью, её обдало зудом, она осушилась, когда я силой ударила его по лицу. Громкая пощёчина пронеслась под сводом звоном, но эта была смешная и жалкая попытка отомстить ему.
– Вот тебе мой ответ, демон, – всё же выплюнула я, сделав отчаянную попытку уколоть.
Исга́р закаменел, его твёрдая грудь вздымалась и опадала в тяжёлом вдохе, он медленно повернул ко мне голову, топя меня в черноте своих невыносимо горячих, топких, как кипящая смола, глаз, ноздри Маара раздувались гневом и яростью, жаркое дыхание жалило кожу, черты его лица заострились, и сейчас на меня смотрел исгар, опасный и хищный, вынуждая всё моё нутро сжаться. Но я прямо смотрела на него, не показывая своего страха и боли. Во мне что-то надломилось, потому что я поняла, что эта была последняя капля его терпения, что смела плотину его сдержанности, только вовсе не физической.
– Хочешь боли? Получишь её, – таким глухим низким голосом, что по спине прополз холод, а в животе залегла тяжесть, пообещал он, – только не ту боль, от которой между твоих ног делается мокро. Другую.
Я поёжилась от холода его слов. Мне действительно стало страшно и больно, потому что я позабыла, что он может быть таким, таким чужим и недосягаемым. Маар качнулся вперёд и вжался в мой рот с такой жаждой и страстью, что мои ноги подкосились, я не успела ничего сообразить, как его влажный горячий язык ударился о мой, заполняя, сминая, терзая, подчиняя, владея так, что я задохнулась, и закружилась голова, а по телу разлился жидкий огонь, отяжеляя мысли. Когда он рывком притянул меня к себе, внизу живота скрутилось предвкушение чего-то сладкого, запретного, безумного, его твёрдая, горячая даже через ткань платья плоть упёрлась в мой живот. Маар еще не выполнил угрозу, но моё тело уже ныло и стенало, и, Великая Ильнар, я вспыхнула, как перо от языка пламени, от предвкушения глубокого удовольствия, так что мышцы лона сократились, желая ощутить горячий член Маара внутри себя, моля чтобы он овладел мной скорее. Собственная злость хлестала плетьми, вынуждая вздрагивать и трястись в невыносимом ожидании, от обиды хотелось плакать. Глупое ненасытное тело, что отзывается на ласки исгара, на слова, плавилось от его взглядов, касаний жарких дерзких губ, которое я смогу получить, не слушалось, и разливался страх перед собственным необузданным диким желанием, которое выходило за рамки моего понимания.
Нет, невозможно желать того, кто только недавно втоптал меня в грязь!
Маар, надрывно задышав, отлепился от моего рта, давая мне воздух, его лицо, искажённое мукой боли, было близко, он лизнул кончиком языка мои раскрасневшиеся, набухшие от его поцелуя губы. Его губы вовсе не пахли Аред, как его тело. В чёрных безднах глаз сверкнули молнии, а следом – чего я никак не ожидала – выражение лица Ремарта резко изменилось, черты ожесточились до звериных, Маар оторвал меня от пола и грубо швырнул на постель, как тряпичную куклу. Я от неожиданности охнула, всплеснув руками, теряя дыхание. Маар, словно вихрь, страшный, чёрный смерч пронесся по комнате, подбирая свою одежу, натягивая на сильное тренированное тело, он забрал все свои вещи и даже оружие, которое он оставил здесь, направился к двери, распахнув створку, вышел из покоев, унося с собой все мои эмоции. С силой захлопнулась за его спиной дверь, оставив меня одну, заключая в клетку. Я подтянула ноги, потому что мне стало холодно на громадной постели. В висках бешено толкалась кровь, дыхание срывалось. Неизвестно сколько прошло времени, но, когда камин начал прогорать, мне действительно стало больно. Очень больно. Потому что Маар не вернулся.
Глава 12
Пристанищем Маара стала харчевня «Ледяной ветер» – яма, где местная знать спускала свой пыл и деньги. За долгое время Ремарт напился. Напился так, чтобы не чувствовать, не думать.
Зал полнился постояльцами и заезжими торговцами, здесь, по разговорам корчмарей, всегда было людно и шумно: постоянные склоки и драки, сочные девицы, которых трахали по одной и по несколько сразу прямо в полутёмных углах. Маар остался здесь, лишь бы затолкнуть подальше эту разъедающую пустоту, в которой в моменты протрезвления сквозила тоска. По ней. Тогда Маар пил ещё, наблюдая за творящейся вокруг грязной оргией и всё равно думал о ней, думал, чем ассару занимается там, в замке, думает ли она о нём, ждёт ли? Или бездушной гордячке всё равно, где он и с кем, радуется тому, что свободна, и Маар наказал не неё, а себя? Собственное безумие и ярость оплетали его паутиной, утягивали ещё глубже в яму, в грязь и разврат. Маар хотел бы избавиться от этого притяжения. Не получалось. Один вечер вдали, и он смертельно голоден, его мучила жажда по ней, по её телу, запаху, глазам, он скучал безумно по её вздохам и взглядам. Маару мало секса со шлюхой. Он хотел Истану. Всю. Всюду. Каждое её крошечное узкое отверстие. Взять. Заклеймить. Присвоить. Но Маар не вернулся к ней, приковав себя намертво цепями, словно дикого зверя, собственное обещание стало проклятием и превратило эту ночь в ад, беспросветный, пожирающий его плоть и кости, душу. Он в агонии.
Та шлюха, которая весь вечер мозолила глаза, кажется, была какого-то благородного происхождения. Маару плевать, он трахался с ней всю ночь, терзая её. Она не погасила его голода. Всё только усугубилось. Под утро, когда хмель вышел из его крови, возникало необоримое желание подняться в седло и вернуться к ней, но Маар тут же его выжег до ломоты в костях, до крови, хлынувшей из носа. Он задумчиво крутил в руках подвеску, которую раздобыл для Истаны в первый день приезда в Инотиарт. Хотел надеть украшение на шею асса́ру, что-то ей показать, что-то ценное, дать почувствовать некую связь, но этого так и не произошло, всё пошло наперекосяк. Драгоценный оранжево-красный сапфир тускло поблёскивал острыми гранями в свете лампы, запачканный его собственной кровью, резал самое сердце своей ранящей красотой. Маар представлял, воображал, как бы смотрелся он на Истане, поблёскивая каплей крови между её белых с алыми сосками грудей. Как бы в этот миг смотрела ассару ему в лицо синими бездонными омутами, до краев наполненными желанием. Маар жаждал, хотел этот взгляд сейчас. Взгляд самой желанной женщины в его жизни, когда он взял бы её. Взгляд, выжигающий его душу в то время, когда его тело билось бы в агонии экстаза в ней, заставляя пульсировать и наливаться кровью его плоть. Если бы он мог купить камнями её душу, но это невозможно.
Девка, что спала рядом, закинув на бедро Маара ногу, пошевелилась, просыпаясь, увидев окровавленное украшение, насторожилась и тут же удивилась. Зелёные глаза жадно загорелись, как у голодной кошки. Она даже облизала губы от вида искрящегося сапфира, позабыв о тяжести ночи.
Маар сжал в кулаке драгоценность, редкий камень, который сложно добывался в горах и очень ценился в Навреиме. Девка чьего имени он не спрашивал, переместилась, устроилась между его коленей перед вздыбленным членом, принялась ласкать, вылизывая его ствол от основания к самому навершию, скользя горячим влажным языком по венам, захватывая головку губами. Её глаза светились от желания, в расширенных тьмой зрачках отражался драгоценный камень. Она очень старательно доставляла Ремарту удовольствие, желая заполучить украшение, её глаза и тело всё сильнее разжигались жадностью и развратом. И комната полнилась до духоты запахами секса и похоти. Омерзительно. Маар приподнялся, проталкивая руку между постелью и животом девки. Его пальцы проникли в влажную глубину, принялись выбивать дрожь из её податливого тела. Сучка текла на его пальцы от его дерзких ласк, она была уже влажная, глаза горели голодом, она хотела заполучить это украшение. Маар почти не видел её лица, только ощущал её сильное возбуждение. Он нарочно быстро задвигал пальцами внутри неё, чувствуя, как боль приносит ей наслаждение. Она пыталась сдержать срывающиеся с губ крики и не кончить раньше времени, но Маар дразнил её большую грудь языком и губами, всасывая соски по очереди, дразнил остервенело назло себе и той, что была сейчас далеко от него, он хотел задушить все чувства в себе, все мысли. Хотел быть свободным и не хотел одновременно. Поднялся к шее, и покусывая кожу зубами, ожесточённо вдалбливался во влажную глубину пальцами. Потаскуха сжималась, откликалась, дрожала и прижималась к нему, раздвигая шире ноги.
Маар опрокинул её на живот, нависая сверху, устремляясь возбуждённым членом в её узкий проход между ягодиц, всаживая до упора. Девка от неожиданности вскрикнула, отвела бёдра, но Маар крепко их зажал, твёрдо фиксируя в одном положении. Одной рукой он накинул ей цепочку с камнем на шею, другой надавил на поясницу, вынуждая шлюху прогнутся ниже, чтобы он мог свободно входить в неё, одновременно перетягивая её шею цепочкой, перекрывая воздух. Сучка захлёбывалась болью и диким ошеломительным возбуждением, яростно взвизгивала от каждого грубого, жёсткого, беспощадного погружения. А Маар желал получить то наслаждение, которое получал с асса́ру, которого не было раньше никогда. Ни с кем. И не может быть с другими. Сейчас он не испытывал ничего. Его тело сотрясали волны болезненного раздражающего жара, он хрипел, как животное, и двигался, двигался, двигался…
Маар не останавливался, раскачиваясь, грубыми толчками пронизывал её горячее отверстие на всю глубину. До самого сильного, самого глубокого толчка, но удовлетворение не приходило. Этой потаскухи нравится. Ещё как нравится, её никто ни разу не брал так жёстко, грубо, глубоко до потемнения в глазах и вспышки сладкого удовольствия внизу живота. Шлюха уже не взвизгивала, а подвывала обречённо. Но Маару этого слишком мало. Он хочет другую. Сучка сдаётся под его напором, раскрывается, впуская Маара, и он беспрерывно бьётся о её ягодицы до влажных шлепков, тараня членом узкое отверстие, растягивая, изматывая её до потери сознания. Маара раздирает жаром, внутри пульсирует только одно яркое и понятное желание – желание обладать асса́ру. Маар яростно толкает девку на постель, обхватывает член рукой и доводит себя до разрядки короткими быстрыми рывками, выплёскиваясь на белые ляжки тяжело дышащей потаскухи. Она не двигается и даже уже не смотрит на него, только дышит жадно, быстро, глубоко. На её шее взбухшая полоса пореза, напитавшаяся кровью, тёмные струйки стекают по воспалённой коже. Маар, остановившись, сорвал с неё украшение. Он никогда не дарил шлюхам драгоценности, продажным шкуркам, подставляющим свои задницы за плату. Маар потянулся к изголовью кровати, вытащил монеты и бросил рядом с девкой.
– Пошла отсюда, – приказал сухим голосом.
Девка разлепила веки, подобрала плату и тяжело поднялась, подхватывая с пола платье, путаясь в ткани, кое-как натянула на себя и вышла, едва передвигая ногами. Тишина облепила исгара, словно смола, тяжёлая, вязкая. Так гадостно он себя ещё никогда не ощущал. Всё нутро выворачивалось наизнанку, исга́р буйствовал так, что хотелось скрести ногтями стены, биться, вгрызаться в углы зубами, чтобы вытеснить из себя рвущую на части тьму, что причиняла ему такое адское страдание, толкая его прыгнуть в само пекло, лишь бы не испытывать ничего, заглушить её другой болью.
Маар поднялся, направился в умывальню. Сполоснувшись в прохладной воде, смыв все запахи, отёрся полотенцем и ощутил себя чуть лучше. Хоть в голове ещё шумело, но теперь оставаться в этой грязной яме не было никакого желания. Маар велел Фолку присматривать за ассару, но за всем уследить тот не мог. Нужно возвращаться, пусть быть рядом и запрещать себе приближаться к ней – самая жёсткая пытка.
Маар натянул штаны, когда услышал шаги с лестницы. А следом в дверь постучали.
Маар отпер дверь, за ней в полутьме стоял прислужник.
– Вас спрашивают внизу, – известил он.
Ремарт глянул на лестничную площадку, откуда доносились утренние глухие звуки харчевни и беготня слуг. Пахло снедью и хмелем, а ещё дымом горько-пряным, видимо помещение уже окуривали травами.
– Скажи, что сейчас спущусь.
Прислужник кивнул, Маар захлопнул дверь, развернувшись, окинул взглядом своё пристанище, вдыхая густые тяжёлые запахи, что повисли здесь облаком, взгляд мрачно скользнул по скомканной постели, на которой он брал всю ночь блудницу. Внутри короткими вспышками жгла злость, Маар затолкнул её подальше и прошёл по комнате, собирая вещи, решая как можно быстрее покинуть эту дыру. Спустился в питейный зал, на него сразу обрушилась мешанина из запахов и звуков, хмельные голоса и тихие стоны из-за занавесов и подсобок. Даже в ранее утро здесь ютились постояльцы. Вчерашние гости кто спал на лавках в обнимку с полуобнажёнными девицами, кто завтракал, не обращая внимания на бардак кругом и вонь. Шед сидел в тени низких балок в самой дальней стороне от подавальни. Сосредоточенный и хмурый, увидев приближающего исгара, он поднял кружку, отпил морщась.
Маар приблизился к столу, и за ним тут же последовала девка, поставила на стол ещё одну наполненную вином кружку, покрытую испариной, улыбаясь, отошла.
– Сегодня утром, – начал докладывать страж, – к ви Идлейв прибыли с гарнизона дозорные, привезли какую-то весть. Пока не удалось разузнать, какую именно, но хозяйка Инотиарта значительно приободрилась.
Маар сделал глоток, чуть повернувшись, когда за спиной засмеялась девка, вешаясь на пузатого постояльца с обвисшими щеками. Маар слушал Шеда, краем глаза наблюдая за ближним столиком, где собрались мужики, о чём-то тихо переговаривались и посматривали в сторону стражей. Один из них поднялся.
– Фолк остался на месте, думаю, скоро просочится новость. Аред явно ведёт какую-то внутреннюю войну, надо бы разузнать о ней больше.
– Это вы пришлые от Излома? – раздался голос толстяка в засаленной рубашке и в серых полотняных штанах.
Видимо в «Северном ветре» он уже давно околачивается.
Маар откинулся на спинку, переглянувшись с Шедом, давая право тому отвечать.
– Если мы, то что?
Толстяк хмыкнул, глянув через плечо на своих ближников, повернулся и, выдвинув стул, опустился на него.
Одним движением руки Маар выхватил нож, приставив лезвие к горлу мужчины. Остальные вскинулись со стульев, но приблизиться никто не решался.
– Простите, я ухожу, уже ухожу, – забормотал толстяк, опуская взгляд на сверкающее лезвие под своим подбородком. – Я просто хотел уточнить, а то знаете, после вашего прихода разные слухи ходят.
– И что же за слухи? – спросил Шед, делая глоток.
– Что исга́р принёс в Инотиарт смерть.
Маар надавил лезвием сильнее, вынуждая его говорить яснее.
– Путники несут весть, что Бездна вновь раскололась, и появился новый Излом. И это случилось с приходом дочери Богини Ильнар, которая сейчас в замке ван Идлейва. Гворят это не случайность.
Маар убрал оружие, со стали капала на стол кровь. Разговоры о них уже просочились, теперь весь Инотиарт будет гудеть об асса́ру. Мужик встал, в глазах его плескался страх, он отошёл медленно, удаляясь в свой угол, скрываясь прочь с глаз исгара. Маар, бросив на стол монеты, поднялся, накидывая на себя плащ.
– Пошли, нужно проверить, – поднялся Маар, больше не задерживаясь.
За долгое время небо расчистилось от облаков, и золотой поток лился из-за снежных холмов, бил по глазам, слепя. Конюх подвёл жеребца Маара, и, поднявшись в сёдла, стражи покинули «Северный ветер».
– Выходит, это не случайность, она управляла монстрами, – поравнялся Шед с жеребцом Ремарта.
Маар глянул на стража. Да, Шед прав. По ту сторону асса́ру не могла этого делать. Выходит, её сущность раскрывается только здесь. С самого начала он думал, что ассару притворяется и намеренно скрывает свои способности, прикидывается, что не знает своих умений, в тайне пользуясь ими. И до сих пор казалось, что она что-то скрывает, но в самом деле, зачем ей это делать, зачем страдать, если она могла сбежать от него, применив свои чары? Истана этого не сделала.
