Текст книги "Морской волк. 3-я Трилогия (СИ)"
Автор книги: Владислав Савин
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 94 страниц) [доступный отрывок для чтения: 34 страниц]
Восточный фронт
Где-то между Вислой и Одером. Безымянный командир противотанкового батальона вермахта. Слова перед пришедшим пополнением (и мысли, для себя).
Шаг вперед, кто знаком с «кассельским пианино»!
Майн готт, едва треть! А у остальных сопляков эмблемы ПВО. Семнадцать-восемнадцать лет, наше поколение хоть было закалено выживанием на улицах в двадцатые, а эти росли на всем готовом, когда уже орднунг, для них драться до крови было забавой, а не необходимостью! Что же это творится, если таких уже бросают в бой?
Всего месяц в учебной команде? Но вижу, горите желанием каждый убить не меньше чем по сотне русских. Что ж, Германия надеется, вы оправдаете оказанное вам доверие, без всякого сомнения будущие герои панцерваффе!
Пусть гордятся – легче будет им помирать. Эти пародии на танки, сорок шесть штук, только что с завода, даже перед «четверкой» всё равно что курица рядом с ястребом, а уж против Т-54 – мясо, без вариантов! Если бы десять на одного и с нормальными экипажами, был бы шанс. Так из этих сопляков две трети вообще никогда за рычагами не сидели! Цинично рассуждая, лучше, если расходным материалом будут такие вот необученные, на дешевых жестянках, чем настоящие танкисты и артиллеристы. Но кто же тогда останется в Германии после?
Панцер «двойка», на которых вермахт победно прошел Польшу и Францию – перед вами противотанковая модификация, специально для Остфронта. Экипаж два человека, кто умеет управлять хотя бы «оппель-кадетом», руку поднять! Отлично, с мехводами у нас проблем нет, и будет отличная практика на пути к фронту.
Если дойдем. Как сообщили, целая танковая армия русских вырвалась с плацдарма под Варшавой. Первая Гвардейская, командует генерал Katukow. И если мы столкнемся с ними на марше, то все сгорим в пять минут. Или в штабе сочтут нас тем, на что мы похожи на бумаге – танковым батальоном полного состава – и поставят соответствующую задачу; полсотни жестянок с неумелыми экипажами во встречном бою против русских гвардейцев на «пятьдесят четвертых», поддержанных тяжелыми самоходками и «тюльпанами» – это быстрее и легче застрелиться самому.
Командиры-наводчики, слушать внимательно! Вот эти трубы по бортам – стволы безоткатных пушек, калибр десять с половиной. По шесть с каждого борта, так что залп, как у целого дивизиона гаубиц, если попасть. Кумулятивный снаряд должен пробить и Т-54, вот только кучность и дальность малы, так что стрелять рекомендую залпом и не дальше восьмисот метров, снаряд летит и на много большую дистанцию, но рассеяние там слишком велико, и в танк вы, скорее всего, не попадете. Наведение самое простое, вот эти маховички, прицеливание как из карабина, через этот визир, по горизонтали, это понятно, – и по вертикали, тут простой механизм, автоматически меняется угол возвышения стволов. Вам еще повезло – будь «пианино» на базе автомобиля, там вам пришлось бы на глаз определить дальность и по таблице выставить угол возвышения.
Боже, а кто научит этих сопляков определять упреждение по движущейся цели? Поправку на ветер, поправку на «цель выше-ниже по склону»? При том, что у безоткаток эти факторы куда как важнее, чем у обычных пушек! Кто научит их распределять цели, вообще хоть как-то взаимодействовать друг с другом? У них даже раций на машинах нет!
Всё очень просто – это как очень большой фаустпатрон в связке из двенадцати штук. Что дает вам большое преимущество перед пешими истребителями танков. В бою в городе, может быть – но вот здесь, в поле, вам никогда не удастся встать с фаустпатроном в полный рост перед атакующим Т-54, около которого отделение очень злой русской пехоты – раньше, чем вы, строго по уставу, прицелитесь, зажав трубу под мышкой, в вас влепят из нескольких автоматов с пятидесяти шагов. Правильно: выход – сделать большой панцерфауст с длинным стволом, чтобы можно было стрелять издали. Но первым выстрелом вы не попадете, зато выхлоп очень сильно вас демаскирует, и второй раз выстрелить с той же позиции вам, скорее всего, не дадут. Поэтому ни в коем случае не экономьте боеприпасы и всегда стреляйте полным залпом. Кто сказал: «Нас учили – первый пристрелочный, и залп с поправкой по разрыву»? Пусть эти умники стреляют так сами! Если Т-54 вас заметил, и на дистанции, с которой вы могли бы в него попасть – жить вам осталось несколько секунд, и потому ваш единственный шанс – это выстрелить первыми и внезапно! Ну, а после того как вы себя обнаружите, если рядом нет укрытия, куда можно дернуть машину, то сразу выскакивайте и бегите. Это хорошо, что у вас броня – русские будут бить по вам бронебойным, и значит, вас не накроет. У тех, кто на автомобильном шасси, шансов нет – только вспоминать, когда молился в последний раз.
То же самое – если вы на марше столкнетесь с русскими. Помните, что в открытом бою против Т-54 у вас шансов нет никаких. Если вам прикажут работать за штурмовые орудия, сопровождая пехоту в атаке – пишите мамам прощальные письма. Хотя иные хитрецы, говорят, выскакивали заранее, положив кирпич на газ, и были достаточно везучи, чтобы не попасться на глаза гестапо. Снаряд русской танковой пушки калибром восемь с половиной подобьет вашу жестянку даже при близком разрыве, и это будет еще хуже – если вас не убьет сразу, то вы, не сумев выбраться, деморализуете товарищей своими криками из горящей машины.
Эти ящики на корме? Предполагалось, что в них будет храниться запасной боекомплект. Но как показывает практика, он редко бывает востребован. По этой же причине, конструкция танков-истребителей предельно упрощена – раньше вместо визира был перископ, и даже подобие дальномера. Не знаю, почему не убрали ящики – можете на марше класть в них личные вещи. Только не забудьте вынуть перед боем, чтобы не сгорели вместе с танком.
И главное – успейте выскочить сами! Если таких, как эти, бросают затыкать прорыв – значит, или в Германии совсем не осталось солдат, или, что вернее, повторяется то, что было на Днепре. Когда под русский каток кидали всех, кого не жалко, заранее списывая в потери, пока свежие войска спешили подготовить рубеж обороны. Теперь вместо Днепра Одер, а мы, значит, по высшей воле должны все сдохнуть, выигрывая время. Идиоты – может, и выиграем полчаса, пока всех не сожгут, и это если дойдем к фронту, не попадем под авианалет и не столкнемся по пути с прорвавшимися русскими. А у Германии не останется не только мужчин, но и мальчишек, чтобы продолжить германский род – ведь наш батальон наверняка не единственный? Пусть хоть кто-то уцелеет!
Постарайтесь остаться живыми, сопляки! Поскольку вы – надежда и будущее Германии. Очень советую вам на самый последний случай добыть русские листовки, «пропуска» в плен, этого добра на передовой хватает. Именно на крайний случай, ну как парашют у летчиков. Потому что если русские найдут эти листки у ваших товарищей, но не у вас, то могут принять за фанатичных наци – а к таким у них отношение, как у нас к евреям и комиссарам. А если же вам доведется иметь дело с русскими пленными – я давно таких не видел, но на войне всякое бывает – то ни в коем случае не усердствуйте! Эсэсовцы пусть как хотят, русские их всё равно в плен не берут. А вы помните, что ваши жизни для будущей Германии стоят дороже любого вашего геройства.
А вон тот и тот, к гадалке не ходи, сейчас докладывать побегут о пораженческих настроениях командира! Плевать – лично я очень скоро или сдохну, или стану героем – это если удастся остановить русский прорыв, один шанс из ста. А у мальчишек самый большой шанс на жизнь – это русский плен, кому повезет выжить после боя – тот доживет до конца войны, ведь русские не убивают пленных, если только они не из СС, и тем более пощадят малолеток. Потому я надеюсь, что Геббельс врет – русским не нужна здесь пустая выжженная земля без людей. И жизнь не кончается – Германия была под Наполеоном, побудет и под русскими, стерпим!
И последнее, сопляки. Запомните, что ни один фронтовик сейчас не называет русских «недочеловеками». Это смертельно опасно – недооценивать сильного врага! Если вам хочется вернуться домой живыми.
А. Солженицын
Как нам обустроить мир
Открытое обращение к Генеральной Ассамблее ООН, а также всем правительствам и народам мира. Написано предположительно в 1964 году. Опубликовано в Нью-Йорке в 1970 году. (Альт – история).
Я обращаюсь ко всей прогрессивной общественности, ко всему цивилизованному миру – ко всем, желающим ограничить ужасы и бедствия войны, ввести их в дозволенные рамки (если уж от войн нельзя отказываться, пока в мире есть враги мировой цивилизации и прогресса).
Отчего все переговоры о запрете или ограничении вооружений касаются лишь материальных средств ведения войны? В то время как существует нечто, приводящее к гораздо большему кровопролитию, чем даже атомные бомбы – но отчего-то никто и никогда не нес наказание за обращение к этому средству.
Я ценю талант Льва Толстого, но его слова о «дубине народной войны» считаю, не побоюсь этого слова, преступлением перед человечеством! Моральным оправданием самого подлого несоблюдения законов войны, имеющего следствием громадное увеличение жертв и страданий с обеих сторон! Если мы проигрываем войну, то выстрелы из-за угла, из леса, ничего не решат, а только разозлят победителя. А если побеждаем, так тем более я, находясь на оккупированной территории, принесу большую пользу своей стране, сохранив себя для послевоенного мира. Очевидно, что оккупанты имеют гораздо большие репрессивные возможности по отношению к населению, чем любые партизаны к оккупантам – и в конечном счете действия партизан всегда приводят к жертвам среди своего же народа намного большим, чем якобы нанесенный урон врагу!
Я предлагаю навечно внести в международное право положение о том, что воевать должны исключительно солдаты. Любое гражданское лицо, во время войны взявшее в руки оружие, независимо от причин и обстоятельств, является уголовным преступником, а любое правительство, поощряющее такие действия своих граждан, или хотя бы не осуждающее их и не преследующее виновных в меру своих возможностей, должно быть осуждено международным трибуналом!
Это правило давно уже негласно действует в Европе. Там давно осознали, что если кто-то был побежден, значит, победитель оказался сильнее, развитее, прогрессивнее – а значит, культурный контакт с ним, даже когда его солдаты маршируют по твоей столице, это благо. Надо уметь проигрывать с пользой. Примечательно, что партизанское движение там было известно лишь среди полудиких народов на окраинах – поляков, сербов, испанцев. И конечно, русских – мы же не сдаемся, для нас отчего-то считается позором то, что вполне допустимо на европейский взгляд! Проигрывая по правилам, мы будем хватать дубину и бить в спину – и после этого мы удивляемся, что культурные европейцы считают нас недочеловеками и относятся соответственно?
Я призываю мировое сообщество заклеймить СССР как рассадник международного бандитизма и терроризма во время минувшей Великой войны. Сталинский режим виновен не только в страданиях русского народа – нехарактерная жестокость германских властей в оккупированной Франции была очевидным следствием событий на Восточном фронте. Сталин способствовал разгулу бандитизма в Польше, Чехии, Югославии, массово засылая туда свои шпионские и диверсионные группы. Наконец, в Италии и Франции самыми активными из бандитов были бежавшие русские пленные. И никто из так называемых «героев-партизан» за свои деяния, несовместимые с законами и обычаями войны, не был осужден в СССР!
Я предлагаю ввести в эти законы одну простую вещь. В любой войне обязанности солдат оккупационной армии и населения подконтрольной территории должны быть взаимны. То есть жестокости быть не должно лишь постольку, поскольку поддерживается порядок! Если же совершен акт бандитизма, виновные должны быть наказаны, и не стоит этого стыдиться, скрывать, как стеснялись, и даже осуждали вы своего лейтенанта, который сжег деревню вместе с жителями во Вьетнаме или в Китае. Закон суров, но это закон. Преступник должен быть пойман и казнен – а если он убежал в лес, ответить должны его семья, его соседи, его односельчане.
Я хочу, чтобы это стало законом прежде, чем мировое сообщество придет освобождать многострадальный русский народ от коммунистического ига! Это станет инструментом, позволяющим отделить агнцев от козлищ – тех, кто принимает общечеловеческие ценности от безнадежно зараженных коммунизмом. Пусть от русского народа в живых останется десятая часть – но это будут те, кто созвучен мировой цивилизации и живет по ее законам.
Несите нам свободу! Почаще вмешивайтесь в наши внутренние дела.
Берлин
Рейхсканцелярия
16 января 1944 года.
Вы все мерзавцы, трусы, ничтожества в погонах! Буш, как вы смели отступить от Вислы без моего дозволения? Как вы можете даже заикаться об отводе войск к границам рейха, отдав территорию, за завоевание которой германский солдат пролил свою кровь в тридцать девятом! Вслед за Клюге и Боком захотели – так это я вам обеспечу!
И что теперь делать с Кенигсбергом, я вас спрашиваю? Как вы намерены его деблокировать, отступив еще на двести километров на запад? Кстати, передайте Леебу, если он посмеет капитулировать, то не только сам будет заочно приговорен к смерти, но и вся его семья заключена в концлагерь! Германский фельдмаршал не имеет никакого права сдаться врагу живым! Позор – что сказали бы наши тевтонские предки, столетия несшие славянским дикарям свет германской культуры? Что мы не в силах даже удержать завоеванное до нас?
Германия сильна и непобедима, как никогда! Все наши неудачи связаны исключительно с подлым предательством! Мы были в шаге от победы, когда у Сталинграда нас предали румыны и итальянцы. Затем румынский мерзавец Войтеску сдал русским Одессу! Французы открыли русским путь через неприступный Днепровский рубеж. После чего румыны открыто перешли в лагерь наших врагов и увлекли за собой наших болгарских союзников. Нас предали поляки, ударив в спину. Нас предали датчане, не желая защищать даже исконно свои земли Остзее. Нас предали французы, убив лучшего адмирала, какого когда-либо имел германский флот. Теперь нас предали и венгры. Каждая военная неудача Германии – это всегда чье-то предательство и измена! Там же, где измены нет, рейх идет от победы к победе! Так я вас спрашиваю, господа, кто виноват в поражении на Висле? Мало вам урока Клюге, Трескова, Бока и прочих, чьи имена я не хочу называть? Комиссия «1 февраля» еще не распущена – мне ее в «7 января» переименовать, чтобы все осознали, что я не шучу?
Судьба посылает нам испытание – способна ли германская раса покорить даже славянские народы. И если мы не выдержим – то не имеем права на существование. Русские орды уже в Германии, вчера они взяли город Зоннерфельд, гарнизон которого погиб, с честью выполнив свой долг – после чего русские ходили по улицам, насадив на штыки отрезанные головы мирных жителей, а все женщины, включая девочек и старух, подверглись многократному насилию; после полного разграбления город был разрушен и сожжен, а немногих уцелевших вывезли в Сибирь. Вот что будет с Германией и со всей Европой, когда варвары придут сюда – и ужасы падения Рима, взятого свирепыми гуннами, повторятся многократно! Я призываю всех граждан рейха встать с оружием в общий строй, кто не может служить в вермахте, тот пусть вступит в фольксштурм, в войско защиты своего дома! Ради абсолютной, тотальной войны!
И никому не будет дозволено прятаться за нашей спиной или замышлять измену! Отныне и до победы в Еврорейхе должны остаться лишь те, кто сражается, и те, кто работает на войну – а все прочие, кто не желают или не могут войти в эти категории, должны быть безжалостно уничтожены как враги или бесполезный балласт. Все эти голландцы, бельгийцы, французы должны считать делом своей чести отправить на фронт еще тридцать, сорок дивизий – как смеют они прохлаждаться дома, когда германские солдаты тысячами гибнут в сражении? Я также потребую послать войска на Остфронт своих последних искренних друзей в Европе – дуче и каудильо. Через три месяца у меня будет в строю двести дивизий! И когда мы снова вернемся к стенам Москвы, пусть русские не просят пощады, наша месть будет ужасной. Русский народ не должен жить, даже нашими рабами. До Урала должна остаться лишь выжженная земля. Мои японские гости рассказывали, что в древнем Китае даже в языке существовал особый глагол – «захватить землю, полностью истребив население», и теперь я намерен поступить с Россией именно так!
Так будет – если каждый солдат Еврорейха выполнит свой долг! Любой же, кто посмеет не выполнить – тот враг рейха, и с ним будут поступать соответственно, так же как с его семьей, родней, друзьями. Я больше не намерен терпеть измены от кого бы то ни было!
Где-то на востоке Германии
Днем раньше.
Зоннерфельд был городом небольшим, но очень древним. По летописям, он был основан то ли в четырнадцатом, то ли в пятнадцатом веке, как раз в качестве форпоста против славянских варваров на восточной окраине германской цивилизации. Хотя не было еще единой Германии, а было множество графств и баронств, насмерть воевавших друг с другом. А вместо Пруссии вообще был Тевтонский орден – даже не германское княжество, а банда «конкистадоров» со всей Европы, безземельной рыцарской сволочи, жаждущей разжиться «бесхозными» землями, которыми по божьему недосмотру владеют какие-то славяне – ну, это легко исправить, не беспокоя Господа нашего по таким пустякам!
В городе, при тридцати тысячах населения, не было ни важных военных объектов, ни большого гарнизона – лишь комендатура и какие-то тыловые подразделения. И, согласно орднунгу, с недавних пор имелся батальон фольксштурма, чтобы не пустить русских варваров, если они придут. Так как военных заводов в городе тоже не было, то подавляющее большинство молодых мужчин уже было призвано в армию, и в фольксштурм попали в основном люди уже в возрасте или не достигшие семнадцати, или получившие освобождение по здоровью. Командовал батальоном однорукий майор с Железным крестом, ветеран еще прошлой войны, доживающий свой век на пенсии, но призванный в строй. К делу он отнесся весьма ответственно, все солдаты были вооружены и обмундированы, как положено, а еще два раза в неделю призывались на учение в поле у восточной окраины – так как майор здраво рассудил, что русские придут, скорее всего, отсюда, а значит, надлежит хорошо изучить будущее место боя.
Был как раз день учений. Земля промерзла, и копать окопы было сложно. Потому действия в обороне изучали схематично, обозначив линии траншей колышками с натянутой веревкой. Подобные меры когда-то широко практиковались в германской армии для обучения рекрутов, как более быстрые и дешевые – наряду с использованием макетов танков из фанеры на велосипедных колесах, для отработки взаимодействия пехоты и бронетехники (зачем жечь бензин и тратить дорогой моторесурс, Германия не такая богатая страна!). И конечно, была строевая – потому что подразделение, не умеющее ходить в ногу, будет неуправляемо в бою, не имея чувства локтя и привычки повиноваться команде. Сложнее было со стрельбой – если заниматься ею постоянно и в нужном объеме, то это грозило израсходованием всего выделенного батальону боезапаса за пару недель. Так что каждый солдат отстрелял по одной обойме в ростовую мишень на ста метрах, и майор с чистой совестью поставил отметку в журнале.
По большому счету, майор не верил, что его воинству придется вступить в серьезный бой. По крайней мере в ближайшее время. Фронт казался далеко, и не было слышно канонады – первого признака его приближения, по опыту той войны. Но орднунг есть орднунг, и, по крайней мере, этот урок пойдет на пользу мальчишкам, которым призываться в следующем году, да и старикам полезно растрясти кости. Хотя погода не баловала – промозгло, холодно, чуть выше ноля, снега нет – не Россия, – зато земля, мерзлая и твердая поутру, к вечеру оттаивает и размягчается сотнями сапог до состояния навоза. И падать в нее по команде «лечь» ну очень неприятно – вопреки уставу, выполнив команду «встать», солдаты первым делом начинали отряхивать шинели. Также поначалу была проблема с питанием, затем майор вытребовал полевую кухню, но лишь одну, так что обедать приходилось поротно, по очереди.
На колонну, появившуюся с востока, сперва никто не обратил внимания. Как было уже сказано, никто, включая майора, не ждал здесь врага, к тому же в голове шли хорошо знакомые бронетранспортеры Ганомаг-251. Следом можно было различить десяток танков, а после двигалась какая-то масса, похожая на пехотную колонну, но выше и шире.
– Да это же кавалерия! – понял майор, всматриваясь. – Неужели сейчас еще где-то у нас она осталась?
Однорукий ветеран хорошо помнил, что такое отступление. Канонада слышна ближе и ближе, и появляются отступающие части, в разной степени беспорядка. Затем следует ждать разъездов врага, и лишь после появляется основная масса его войск. Но еще неделю назад фронт был не менее чем в полутораста километрах – огромное расстояние по меркам прошлой войны, когда за пятьсот метров продвижения иногда шла многомесячная битва с сотнями тысяч потерь. Конечно, майор знал, что в эту войну всё несколько по-иному – знал теоретически, а это несколько иное дело, чем собственный опыт. Если бы он успел застать в фронтовой службе и эту войну… а впрочем, что бы он мог сделать? Ну, может быть, чуть большее число его людей остались бы живы!
Что-то всё же казалось странным. Танки сначала показались майору похожими на «тигры» (ну не был ветеран на фронте этой войны, видел лишь мимоходом, а русские – так вообще лишь на картинках), затем ему вспомнилось, что у тех на пушках должен быть набалдашник дульного тормоза, а башня угловатая, а не скругленная. И уже сопоставив вид техники с изображением Т-54, какие-то секунды его рассудок отказывался принимать очевидное, что русские здесь, они пришли! А до головы колонны было уже едва четыреста метров!
– Алярм! Русские! Танки! К бою!
Батальон не был готов. Одна рота столпилась у полевой кухни, солдаты остальных рассыпались по полю, занятые какими-то своими делами. И никаких окопов и траншей, никаких укрытий – лишь ровное чистое поле, и где-то километр до ближних домов. И нет противотанковых пушек – лишь пулеметы и винтовки. И полсотни фаустпатронов: их выносили в поле вместе со всем имуществом, потому что положено – и клали штабелем в стороне, чтобы не мешались. А было восемьдесят – тридцать добровольцев неделю назад выстрелили по одному разу, и это называлось обучением. Был еще запас, но в городе, запертый на складе. Где фаустпатроны – и где люди, обученные ими стрелять?
И тут русские, увидев суету, развернулись в боевой порядок. С бронетранспортеров ударили пулеметы – а танки, легко преодолев неглубокий кювет, шли уже по полю, надвигаясь быстрее, чем может бежать человек. Но самым страшным было даже не это – кавалерия вдруг вылетела с дороги, и как показалось, заполнила поле до горизонта, низкорослые кривоногие всадники с азиатскими лицами, у многих были лисьи меховые шапки с хвостами вместо касок, и дикий визг вместо «ура».
«Двадцать миллионов диких монголов из Сибири, – с ужасом подумал майор, – новое нашествие орды Чингисхана! Боже, что будет с Европой! И что будет сейчас с Зоннерфельдом?»
Может быть, еще можно было что-то сделать. Собраться в каре, выставив штыки, отбивая всадников залпами – как старая гвардия Наполеона. Это бы не спасло батальон, ведь русские танки тоже были на поле боя и стреляли туда, где видели очаг сопротивления – но по крайней мере и конница заплатила бы за победу настоящую цену. Но то, что произошло – бежать со всех ног, к городу – оказалось намного хуже. Потому что самое кровавое на войне – это не бой, а преследование и избиение бегущих. А убежать от всадника пешему по чистому полю нельзя.
Ушли в прошлое конные атаки в эту войну? Так ведь и Тувинская кавалерийская дивизия (бывшая Тувинская добровольческая), встретив правильную оборону, действовала бы по уставу, спешившись, развернувшись в цепь. Но когда пеший противник не занял позиции, а поспешно отходит по ровной местности, будучи к тому же деморализован – кавалерийская атака так же эффективна и страшна, как тысячу лет назад. И сабля столь же действенна – к чему самурайские изыски, когда человека разрубают надвое, да еще наискось, от плеча к бедру, если и четверти того хватит для раны, несовместимой с жизнью – зато меньше устанешь, чтобы на всех хватило, сколько спин и затылков впереди бегут! А кто не бежал, те гибли первыми – где-то ударил пулемет, тут же накрытый выстрелом танка, кто-то успел вскинуть винтовку и даже попал – всадник повис в седле; но другой сбоку наскочил и зарубил смельчака. Никто из фольксштурмовцев прежде даже не видел русских? Плевать – все они были в мундирах и с оружием, а значит, враги, и без разницы, что старики или подростки, разве они наших в сорок первом жалели? Не вы – так ваши дети, братья, отцы, а вы не возражали – ну значит, пришел черед вам платить по счетам!
Действительно серьезное сопротивление русские встретили от стоящей на окраине зенитной батареи, успевшей опустить стволы. Но в расчетах больше половины были всё те же семнадцатилетние мальчишки, и не было ни одного артиллериста-противотанкиста с фронтовым опытом. Первым залпом в два орудия из четырех зарядили осколочные вместо бронебойных – да и стандартный ахт-ахт образца тридцать шестого года мог взять Т-54 лишь в борт, так что русские отделались сбитыми гусеницами у двух танков и потерями у всадников (а вот тут осколочные снаряды оказались очень эффективны), за что обозленные азиаты, ворвавшиеся на позицию батареи вслед за танками, пленных не брали вовсе. А вот в поле какому-то числу защитников города повезло – те, кто толпился у кухни, в большинстве дисциплинированно подняли руки – по утверждению командира второй роты, так как перед приемом пищи оружие было составлено в пирамиды в стороне, то сопротивление было бессмысленным, а сдача в плен, напротив, единственным разумным выходом. Майор был убит – его голову, отрубленную лихим ударом, для опознания принесли на штыке. И войска конно-механизированной группы генерала Иссы Плиева продолжили выполнение боевой задачи.
Через час в городе из каждого окна свешивались простыни, полотенца, наволочки и платки. Жители с ужасом смотрели на гарцующих по улицам всадников, совсем таких, как рассказывала пропаганда – в ожидании, когда эти дикие людоеды будут жарить их живьем. Но русские варвары вели себя на удивление смирно – хотя, когда они ворвались в город, всем, кто попался им на улице в военной форме, очень сильно не повезло. В старой крепости-цитадели, где теперь располагалась тюрьма и жандармерия, русских солдат встретил пожилой вахмистр, вскинул руку к козырьку и начал докладывать, хотя было видно, как ему страшно – нашли переводчика, оказалось, что сей полицейский чин рапортует, что сдает город в полном порядке, и интересуется, не будет ли доверено ему и его людям поддерживать оный и дальше. Русских, однако, интересовала лишь тюрьма, нет ли там наших пленных и коммунистов – услышав ответ, что таковых тут отродясь не бывало, а в камерах лишь местные уголовные, русский офицер приказал выгнать всех во двор, где бывших арестантов немедленно покрошили из автоматов. Во-первых, надо было куда-то деть пленных, а во-вторых, капитан, назначенный комендантом, хорошо помнил инструктаж, что в каждом немецком городе есть «вервольф», как у нас в сорок первом при отступлении оставляли подполье – но у немцев всё поставлено с большим размахом: и тайные склады оружия и боеприпасов, и банды обученных диверсионному делу головорезов, притворившихся мирными жителями, во главе стоят фанатики эсэс, готовые умереть за фюрера, и всё это тайными каналами связи объединено в одну сеть, получающую указания из Берлина. Так что капитан обоснованно ждал в самом ближайшем времени массовых попыток диверсий, убийств из-за угла, а то и фашистского восстания – и тюрьма, куда следовало бросать всех подозрительных, была архиважным местом.
Но никаких выступлений не было, ни в первые дни, ни когда фронт продвинулся еще дальше на запад. Однако же тюрьма не пустовала – поразительно, как эти герры и фрау любят стучать друг на друга (согласно статистике, по числу доносов «куда надо», на тысячу человек населения немцы, что при Гитлере, что в ГДР, что в ФРГ, что в Кайзеррайхе, были на устойчивом первом месте, а вот сталинский СССР, отставая на порядок, лишь на шестом, пропустив вперед «демократичные» Англию, США и кого-то еще). Так что очень скоро в тюрьме оказались все без исключения члены НСДАП, находившиеся в этом городе – быстро нагрузив работой Особый отдел (а что вы думали, если есть комендатура, то обязательно присутствуют и «те, кто надо» с нашей стороны). Но никаких «вервольфов» не попадалось, несмотря на комендантский час и активную следственную работу с мероприятиями типа обысков и облав. Немцы, кстати, были довольны – преступность упала практически до нуля, поскольку почти единственным наказанием для уголовной братии был расстрел у ближайшей стенки.
Еще коменданту запомнилась пышнотелая накрашенная фрау, заявившаяся «по очень важному делу» на третий день. Фрау оказалась хозяйкой местного борделя, и пришла, чтобы заявить, что ее заведение готово возобновить работу и даже расшириться, «ведь вы же, наверное, мобилизуете всех жен, сестер и дочерей офицеров вермахта и эсэс; так лучше будет, если процесс будет проходить не в антисанитарных условиях, а как подобает! Вот у меня список интересующих вас особ – а вот прошение, в случае предоставления мне дополнительной рабочей силы, выделить мне в расширение соседний дом, выселив жильцов. Зато тогда все храбрые русские солдаты и офицеры получат самое качественное обслуживание!»