Текст книги "Струна и люстра (сборник)"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

– Стой, зараза! – Лыш, нескладно махая руками, мчался следом, пытался ухватить веревку. Но коварный лап взмыл, веревка хлестнула по забору и ускользнула. Лыш остановился, упершись ладонями в доски. Лап набирал высоту и стремительно уменьшался в размерах. Лыш постоял, задрав голову, потом, кажется, плюнул и зашагал обратно, к покрытому мелкой тополиной порослью пню.

Валерий встал. Он смотрел, как идет Лыш – неловко, слегка скособоченно, невпопад дергая локтями. «Кажется, последствия давнего полиомиелита, – подумал наглядевшийся на больных ребятишек Валерий. – Чуть заметные, но все-таки есть…» И отвел глаза, чтобы подошедший Лыш не заметил его догадку.

Лыш через плечо посмотрел на исчезающий летательный аппарат. Потом досадливо глянул на Валерия.

– Разговорились, а он…

– Может, вернется? – виновато сказал Валерий.

– Ага, жди…

– Лыш, а ты не думаешь, что он обиделся? Ты с ним как-то… неласково…

– Да я с ними по-всякому! И добром, и… Это ведь не первый. И не второй… Теперь опять новый стул искать… А за веревку дома влетит, я из кладовки без спросу утянул.

«Пойдем в «Хозтовары», купим новую веревку», – чуть не сказал Валерий. Но сдержался. Понял, что мальчик Лыш не примет столь примитивного сочувствия.

– Долго ты его строил?

– Недолго… Долго стул искать. Пока все свалки да чердаки облазишь… Теперь ведь таких не делают, это старая мода…

– Извини, Лыш. Это из-за меня. Заболтал я тебя, и вот…

Лыш мотнул щетинистой головой, глянул холодно. И ответил опять четко и размеренно, будто расставил деревянные кубики:

– Нет. Я сам виноват. Надо было привязать, а я забыл. И вот последствие…

– Ну, извини еще раз, Лыш, и я пойду. Мне пора.

Лыш смотрел мимо. Валерий все же кивнул ему, взял чемоданчик и пошел прочь. Но через несколько шагов не выдержал, оглянулся. Они встретились глазами. Лыш смотрел без прежнего недовольства, а как-то… слегка ласково даже.

– Пока, – с облегчением сказал Валерий.

Лыш чуть улыбнулся (шевельнулась болячка на губе):

– А а кса т а нка, т о на…

– Ит и а… – машинально ответил Валерий. И пошел к выходу со двора – тоже с полуулыбкой.

И лишь на другом дворе – похожем на прежний, и абсолютно пустом – Валерия словно ударили навстречу тугой подушкой. Он постоял, помотал головой, чувствуя на губах мелкий сухой песок («красный песок»!). Кинулся обратно – и бежать было трудно, будто он двигался в текущей навстречу воде.

Вот он двор, где они только что говорили!

Но Лыша не было. Не было на всей ширине просторного, как зеленый полигон двора. И звенело солнечное безмолвие…

Глава 5

Хозяйка оказалась рыхлая, добродушная, говорливая.

– Как звать-то?.. Валерик, значит! А меня кличут баба Клава. Соседки попрекают: «Какая ты «баба», даже не на пенсии еще, и мужики на тебя поглядывают», – да я им обратно: «Не мелите языками, окаянные, грех один! Мое дело нынче одно: молодежь опекать, будто внуков своих… Вот и Юнка, племянница, дочка брата Василия, меня бабой Клавой зовет, с малых лет повелось… Она тут, при мне, Юночка-то, родители из Коврова прислали на учебу, да очная учеба не получилась из-за конкурса, теперь на заочной она, в школе художников, а работает на Фарфоровом заводе, посуду разрисовывает…

Валерий спросил, нужен ли аванс.

– Да подожди с авансом-то, поживи сперва, может еще не понравится!

Валерий сказал, что понравится.

Баба Клава привела его в комнатушку, оклеенную бледно-синими обоями с рисунком из корабликов и чаек. Деревянная кровать, стол с ящиком, два стула (не венских), книжный стеллаж до потолка. Не богато и не просторно. Однако по сравнению с казарменной комнатой на шестерых – отель «Астория».

Пахло известкой побеленного потолка и вымытым некрашеным полом.

Окно было широченное. Что-то празднично-красное отражалось в стеклах распахнутых створок. Валерий уперся ладонями в подоконник, выглянул наружу. За окнами были грядки и яблони, а ближе к окну вспухали, пышно громоздились гроздья алых соцветий. Казалось, хотят забраться в комнату.

– Баба Клава, что за цветы? Не видал таких…

– А герань это, голубчик, герань!

– Герань, вроде бы, комнатный цветок, в горшках…

– Это правильно. А Илюша и Федя, студенты с биофака, что в запрошлом году у меня жили, посеяли семена вот прямо в огороде. Говорят, что в нашем климате герань, она комнатная, а в Южной Америке прямо целые кусты. И посадили особый сорт. С той поры и растет… Илюша-то в этой комнате жил, а Федя в той, где сейчас Юна. Они той весной закончили институт, а цветы все разрастаются, как на память от них, подарок… А ты по какой линии обучаешься? Не биолог?

– Спасатель я, – неохотно сказал Валерий.

– Батюшки мои… Ну, давай я тебе постель застелю, да обедом покормлю. Я тут окрошку приготовила да котлеты картофельные с грибным подливом, а Юна позвонила, что не придет до вечера, окаянная душа, дела, мол, всякие. Я говорю, разве ж можно без обеда который день подряд, а она: я, мол диету соблюдаю для стройности…

Валерий вежливо посмеялся и сказал, что он тоже не хочет обедать, плотно позавтракал. А хочет он вздремнуть. Потому что ночь был в дороге, на двух самолетах да на катере, и толком поспать не сумел…

Баба Клава захлопотала с постелью…

Через пять минут Валерий скинул кроссовки и куртку и ничком бухнулся поверх плюшевого покрывала. Вдохнул запах свежей наволочки… Он всегда спал носом в подушку, такая привычка с детства. И теперь показалось, что он дома, в Кольцовске.

Но это ощущение не принесло полного покоя. Щемящее воспоминание сидело в нем, вызывало тревогу и непонятную печаль… Она, тревога эта, была и раньше – когда искал Скворцовский переулок и дом номер два, когда беседовал с бабой Клавой. Валерий поэтому и разговаривал с ней рассеянно, будто издалека, а думал все о том же: «Откуда Лыш знает эти слова? Их не может знать никто… Их простонет…» Аакса танка, тона… «И не удивился, услышав ответное «Итиа»»…

«Удачи тебе, друг…» – «Прохлады…»

А может, Лыш сказал что-то другое? А ответ не расслышал? Но с какими словами можно спутать эти? И тем более не спутаешь интонацию…

«Удачи тебе, друг…»

«Прохлады…»

…Прохлады там всегда не хватало. Солнце было плохо различимо за постоянной мглисто-серой пеленой – этакое тускло-белое пятно, однако жарило оно от души. Пройдешь с километр и уже будто испеченный в газовой духовке… А оранжево-красный песок – мелкий, как пыль, – взлетает из под сандалий и горячими взмахами щекочет ноги…

И вот что непонятно! Солнце – размытое, неясное, а тени от него – четкие, будто нарисованные тушью. Особенные тени. Они живут сами по себе. Бывает, что предмета уже нет, а тень… она «как новенькая». Вот истлевает в песке развалившийся конский скелет, а рядом нетерпеливо топчется опрокинутый на песок черный силуэт живого коня. Может, не решается оставить того, от кого возник под этим солнцем? Или жалеет?..

Мальчишечья тень была тоже очень резкая. Легкая, ломкая. Глядя на нее, Валерий понял, что сейчас он не взрослый парень, а вроде Лыша. Он – прежний Валерка, уже не впервые оказавшийся в Песках.

Что за Пески – в каком мире, на какой планете – Валерка не знал. И это незнание не огорчало его. Он помнил только одно: необходимо добраться до Башни. И бросить шар…

Шар был небольшой, но тяжеленный, в полпуда весом. Чугунный. Валерка нес его в перекинутой через плечо холщовой торбе. Спотыкался, ронял с ног сандалии, страдал от зноя. Но надо было идти. Он знал, что немало других людей тоже несут свои шары. К этой ли башне, к другим ли – ему было неизвестно. Но где-то несут. Он помнил фразу: «Каждый несет свой шар…» Или не про шар там говорилось? Неважно. Все равно в этих словах твердая обязательность взятой на себя задачи.

Никто не приказывал ему идти. Просто Валерка знал, что должен. Такое знание помогало Валерке пересиливать жар, песчаное бездорожье и усталость. И он не ощущал больших мучений. Наоборот, сидела в нем даже этакая горделивость: «Иду несмотря ни на что…»

Но самым главным и самым тревожным чувством была боязнь, что не дойдет. Не успеет. Чаще всего так и случалось. Сон кончался, когда Башня была еще далеко на горизонте и торчала в горячем сером небе, как черный обгрызанный карандаш… Но бывало и по другому. Вот, как сегодня! Мягкий топот копыт послышался за спиной, всадник на рыжем коне, в белой накидке с капюшоном, обогнал Валерку остановился в трех шагах…

– Аакса танка, л а на хо о кко… (Удачи тебе, маленький путник.) – Под белым капюшоном узкое коричневое лицо с лучистыми морщинками у глаз.

– Итиа танка, ло я касс а н… (Прохлады тебе, добрый всадник.)

– Тта т о кка? (К Башне?)

– Тта н а а… (К ней…)

– Кхад а та, лана-та… (Садись, храбрый мальчик…)

Тонкие коричневые руки взметнули мальчишку на коня (Валеркина тень едва успела приклеиться к тени скакуна). Холщовая торба вмиг приторочена к седлу. Сам Валерка – впереди всадника, держится за высокий седельный изгиб (кажется, называется «л у ка»). В плече, избавленном от тяжести, да и во всем теле сладкое облегчение. Встречный прохладный ветерок (итиа-васс а на) гладит лицо, локти, ноги. А конь бежит – будто летит, копыта ничуть не проваливаются в песок. И Башня вырастает на глазах. Уже не черная, а серо-красная, впитавшая в себя отсветы Песков. С темным рельефом гранитных орнаментов, выступов, карнизов у темных и узких окон, с каменной короной, венчающей верхний край… Вот она уже нависла над головой, конь вступает в ее очень темную тень.

– Неа одата да, лана-диа. Оста-дон тта хасса ну… (Дальше иди сам, упорный мальчик. Взрослым туда пути нет…)

– Вессана-сана танка, лоя кассан… (Да хранят тебя пески, добрый всадник…)

– Аакса танка, лана хоокко…

Да, теперь-то удача не оставит Валерку. Тяжесть чугунного шара не сломит его. Она ведь не злая, эта тяжесть. Она – чтобы заработал механизм…

Путь наверх, конечно, ох как нелегок. В ногах стонут все жилки. Спиральная лестница в тесном проходе крута, шершавый камень стен обдирает оттопыренные локти. Иногда в окна-щели бьет резкий знойный свет. Но минуешь окно, и опять впереди сумрак. В застоявшемся воздухе запах гнилых грибов. Сандалии хлопают по высоким ступеням. Их, ступеней этих, – Валерка знает – целых сто двадцать. Правда, после каждого десятка – площадка, но сбрасывать с плеча груз нельзя: неизвестно, сумеешь ли поднять снова. Одно хорошо: теперь уже сон (или не сон?) не кончится, пока Валерка не сделает свою работу.

Вверх, вверх… И вот она, широкая круглая площадка, опоясанная гранитными зубцами. Валерка с гулом роняет груз на каменный пол. (во всех мускулах – сладость долгожданного отдыха). Зубцы выше Валерки. В просветах между ними – все то же мглисто-стальное небо, красные и рыжие песчаные моря. Но… в стороне, противоположной солнцу – как награда храброму мальчику (лана-та) – встает и чуть колеблется в зыбком воздухе город со знакомыми крышами и колокольнями. Его, Валеркин, Кольцовск. И Валерка знает, что это не мираж… Надо только сделать последнее, самое важное…

Отдышавшись, он раздергивает кожаные шнурки на торбе, достает полупудовое чугунное ядро. Оно гладкое и теплое. Выгибаясь и прижимая шар к животу, Валерка несет его к началу низкого каменного желоба. Укладывает там. Желоб – слегка наклонный, он ведет к отверстию в плите.

Валерка прощально вздыхает, гладит черную выпуклость шара («Аакса танка…») и толкает его по желобу. Тот катится неспешно и пропадает в круглой дыре (она точно по калибру ядра). Сначала тихо. Потом слышится негромкий лязг, скрежет и мягкий, похожий на журчание, шум. Валерка не видит, что происходит в таинственных недрах Башни. Но… в то же время как будто видит. Или, по крайней мере, точнознает. Шар, прокатившись по изогнутой трубе, падает в черпак на длинном коромысле. Коромысло закреплено на оси. На другом его конце – большущая дуга с зубчиками. Черпак под тяжестью шара начинает клониться, а дуга медленно идет вверх и при этом своими зубчиками принимается вращать медную шестерню. На валике шестерни – тоже зубчики. Они приводят в действие другие колесики. Чем шестеренка меньше, тем быстрее она вертится. И все они двигают разные рычажки, валики, упругие пластинки, заставляют прыгать разноцветные шарики, крутят бронзовые фигурки корабликов, петушков и лошадок… И сколько это продолжается, непонятно. Может быть, очень долго. В гранитной глубине башни еле слышно звякают колокольчики. Валерка слушает их со спокойной радостью. Он знает, что помог Великому Времени войти в нужный ритм. Хоть немножко, но помог. Оно, Время, иногда нарушает ритм, даже останавливается порой, и надо его подталкивать, сглаживая сбои и провалы. Его надо спасать. Потому что, если Время сбивается, нарастают всякие беды, случаются катастрофы. А чем больше брошено в недра башни шаров, тем бед и катастроф этих будет меньше…

«Я – спасатель…»

Шар наконец выскальзывает из первого черпака и падает во второй (дзын-нь!). И снова начинается работа рычагов, шестеренок, валиков и вертушек с фигурками. Подробности такой работы Валерке непонятны, однако главный смысл известен. А еще Валерка знает, что шар будет падать с черпака на черпак и крутить механизмы Башни очень долго. Так что в следующий путь через Пески придется отправляться не скоро…

Валерий проснулся и понял, что лежит на спине. Увидел побеленный потолок и обои с корабликами. Вспомнил, где он и что с ним. Сон все еще сидел в нем, не отпускал. Валерий улыбнулся – хороший сон. Было в нем и воспоминание детства, и сознание выполненного важного дела. Но почти сразу позади этих ощущений заскреблась прежняя тревога. Ну, пусть не тревога, а беспокойная неясность: откуда он, этот Лыш, знает тесамыеслова?

А может, все таки Валерий ослышался? Всякое могло случиться после бессонной ночи, среди зеленого, звенящего от тишины пространства. Конечно, так и было!.. Но чтобы решить загадку до конца, был один только способ: снова пойти на тот двор, встретить удивительного хозяина летающего стула и поговорить на чистоту. Ну, возможно, сразу и не встретишь, однако можно расспросить кого-нибудь: где тут обитает мальчишка по имени Лыш?

Валерий рывком сел. Глянул на часы, которые не снял, когда плюхнулся на кровать. Мамочка моя! Это сколько же он спал! Был уже седьмой час вечера. Лодырь! Ну, а с другой стороны, куда спешить? «Молодой здоровый организм» отдохнул на сто процентов, и теперь Валерий чувствовал себя полным сил.

В дверь осторожно стукнули.

– Да… – сказал Валерий.

В комнату просунула голову девушка. С простеньким таким, с чуть веснушчатым лицом, с перехваченными синей ленточкой короткими волосами.

– Привет! Ты – Валерий?

– Угу, – сказал он, старясь сообразить: не слишком ли помятый у него вид и в порядке ли молния на джинсах.

– А я – Юна.

– А я понял, – улыбнулся Валерий (кажется, все было в порядке, даже носки без дырок). – Баба Клава про тебя говорила…

– Баба Клава в огороде клейстер варит на электроплитке, хочет на веранде новые обои клеить. А герань подросла еще на десять сантиметров…

Валерий не понял, причем тут герань. Зато понял, что с Юной отношения будут простыми и ровными, будто они выросли в одном дворе.

Юна приоткрыла дверь пошире.

– Хочешь окрошки? Баба Клава сказала, чтобы подкормить тебя, когда проснешься.

Валерий подумал.

– Да, хочу.

Они сели на кухне, где пахло ржаными сухарями. Юна налила окрошку в две тарелки, расписанные по краям рыжими петухами, села напротив. Глотнула, глянула.

– Эти тарелки я сама разрисовывала…

– Обалдеть! Вот это живопись! – похвалил Валерий. Тарелки и в самом деле были хороши. Окрошка тоже. – А «Юна» это полное имя или сокращенное?

– Полное «Юнона», – охотно объяснила она. – Родители в молодости обмирали об опере «Юнона» и «Авось». Ну, помнишь: «Я тебя никогда не увижу»? Караченцов поет…

Валерий кивнул, делая глоток: помню, мол.

– Вот и наградили меня имечком. Получилась Юнона Васильевна. Сочетание, да?

– Нормальное сочетание… – Валерий невоспитанно облизал ложку. – Есть другая опасность…

– Какая?

– Где «Юнона», там и «Авось». Тебя никогда не дразнили Авоськой?

– Ой… – она испугалась почти всерьез. – Никогда… Ты никому не говори. А то ведь и правда…

– Не скажу, – тоном заговорщика пообещал он. Провалиться мне… – И отодвинул тарелку. – Спасибо. Где у вас моют посуду?

– Да ты что! Я сама!

– Спасибо, – сказал Валерий еще раз. – Я пойду прогуляюсь. Надо знакомиться с новыми местами обитания. Раз уж забросила судьба.

– У нас хорошие места. Родители меня хотели устроить в столице, у другой тетки, а я ни за что… Подожди-ка… – Она встала, пошарила в кармане пестрого халатика, вынула плоский ключ. – Возьми. Если вернешься, когда уже все спят… Хотя вообще-то можно и через окно.

– А что, окна у вас никогда не закрываются?

– Если тепло, не закрываются, конечно…

«Странный город Инск», – уже не первый раз подумал Валерий. И вспомнил, что нигде здесь не видел на окнах решеток.

Глава 6

Переулок был недалеко от рельсового полотна, вдоль которого плотно стояли рослые тополя. Валерий перешел через гулкий виадук, и тогда началась путаница. Где улица, ведущая к темсамымдворам? Вернее, к забору, через дыру в котором он выбрался днем, когда миновал последний из дворов (мысленно Валерий называл их теперь «Зелеными полигонами».)

Наконец улица нашлась. Но забора не было. Вернее, был, но не похожий на прежний и без дыры. Валерий поскреб темя, пошел налево, по тропинке среди зацветающего иван-чая. Тропинка привела к началу (или концу?) Театрального бульвара. Немногочисленная и неспешная публика прогуливалась вдоль скамеек, на которых кучками сидели пестрые волосатые старшеклассники – соединялись головами над плеерами и ноутбуками. Иногда одна скамейка перекликалась с другой: видать, шла какая-то коллективная игра, в общей сети. Порой из-за скамеек возникали пацанята безответственного младшего возраста. Они вытягивали шеи, подавали дурашливые советы или отпускали шуточки. На них цыкали, но не сердито.

Никакого театра Валерий не усмотрел, только многочисленные киоски и два фонтана, в которых искрилось желтеющее вечернее солнце. Он прошел бульвар из конца в конец и оказался в Рыночном проезде. Здесь по краям улицы в самом деле было несколько мелких рынков, но они уже кончали работу – продавцы, перекликаясь, запирали рундуки и свертывали разноцветные тенты. Подчиняясь внутренней подсказке, Валерий свернул направо и понял, что здесь начинается район Смоленских улиц. Знакомые места!

Валерий хотел сразу отправиться к воротам, за которыми открывались «Зеленые полигоны», однако у деревянных причудливых улиц проявилось колдовское свойство. Они затягивали в себя, обнаруживая все новые закоулки и удивительные резные фасады, заманивали под перекинутые между балконами мостики, запутывали среди узорчатых изгородей. Идешь и не замечаешь времени… Наконец Валерий тряхнул головой, прикинул направление и заставил себя выбрать короткий путь. И скоро оказался у тех самыхворот…

Теперь, вечером, широкие дворы были оживленнее, чем днем. У дверей болтали друг с дружкой соседи, доминошников за столами стало больше. Там и тут перебрасывались мячами и прыгали через скакалки ребятишки. Перекликались мелодиями проигрыватели. В том дворе, где Валерий встретился с Лышем, несколько пацанят шумно устанавливали на остове ржавого «москвичонка» мачту с веревками. Видимо, сооружали корабль. Но того, кто был нужен Валерию, среди них не оказалось.

Валерий подошел.

– Народ, вы не знаете мальчика по имени Лыш?

Он опасался недоверчивых взглядов и встречных подозрительных вопросов. Но «народ» весело и наперебой сообщил, что Лыш крутился тут совсем недавно, а потом «упрыгал куда-то».

– Наверно, опять стулья ищет…

– Или у себя в сарае…

– Да нет, он, скорее всего, на берегу, где костры, – сказала деловитая девочка с поцарапанной щекой. Он там почти каждый вечер…

Валерий не стал спрашивать, что за костры и где именно на берегу. Решил послушаться интуиции. А она подсказала, что с этого двора надо идти в проход между поленницами. Там оказался забор с раздвинутыми досками, и через эту щель Валерий проник на улицу, где еще не был. Уже не из числа Смоленских, а Оборонную. Дома здесь были кирпичные – одни красные, другие под штукатуркой. Особнячок с башнями был похож на игрушечный замок, а за ним тянулось двухэтажное здание старинно-казенного вида – с длинной надписью у крыши: «Гостиница Инского пароходства». С другой стороны улицы стоял забор со столбами из серого кирпича. Между столбами вместо решетки были вставлены разнокалиберные железные штурвалы – вроде того, что утром Валерий помог тащить двум «лягушатам»… Воспоминание об этом его порадовало. А Оборонная улица тем временем вывела Валерия к сложенной из гранитных блоков и валунов стене.

Высотой стена была метров пять. Разрушенный гребень ее порос кустистой травой и березками. Слева и справа поднимались круглые широкие башни – тоже обросшие вверху. И Валерий понял, что перед ним Крепость. Та самая. Эту уверенность подтвердила черная стеклянная вывеска на левой башне. Она блестела рядом с массивной полукруглой дверью, запертой на амбарный замок.

ИНСКИЙ ИНСТИТУТ СПАСАТЕЛЬНЫХ СЛУЖБ

Факультет нестандартных технологий

Лаборатории

«Значит, в этих руинах отныне будет решаться моя судьба», – хмыкнул про себя Валерий. Опять же с удовольствием (как при воспоминании о штурвале).

Соединенные стеной башни стояли шагах в двадцати друг от друга, а от них ст е ны тянулись вправо и влево. Довольно далеко и с постепенным понижением. Валерий припомнил чертеж на обороте бумажки-направления и сообразил, что, если идти к реке, то надо налево. И пошел вдоль лопухов-репейников. Кроме башен, у развалившейся крепости никаких построек не было заметно. В стене все чаще открывались провалы. Через них виднелась болотистая низина, на дальнем краю которой слабо различались многоэтажки современного микрорайона. Над ними уже довольно низко висело слепящее солнце – толком ничего не разглядеть. Валерий сообразил, что низина – то самое «бол.», которое обозначено на схеме за стеной-пунктиром. И что эту низину где-то в километре отсюда должно ограничивать русло реки (по которой он, Валерий, и прибыл утром в сей славный город Инск).

Шагать все время вдоль стены показалось скучным. Валерий взял еще левее, попал к перекрестку, где вход в переулок был обозначен двумя одноэтажными строениями с закругленными углами (похоже на старинные форты) и вдруг почувствовал, что на него опять наваливается сонливость. Неужели не доспал в уютном домике бабы Клавы в… в какомпереулке?

Этого еще не хватало! Он понял, что начисто забыл адрес. И название переулка, и номер дома, и… даже обратный путь представлялся весьма смутно. Да, через дворы, но как попасть к ним отсюда? Куда идти, после того, как минуешь «полигоны»?

Наваждение, честное слово!

Правда, не было в этом наваждении большой тревоги, скорее дурашливость какая-то. Будто город Инск решил поиграть с новичком. Но… нет, все-таки беспокойство было. Как он попадет домой-то?..

«Это от избытка впечатлений, – назидательно сказал себе Валерий. – Чересчур много событий. Похоже, что тебя стукнуло упавшим с неба венским стулом…»

Впрочем, все мысли были отстраненными, не волнующими. А главным ощущением была подкатившая дремота – сладковатая такая и соблазнительная. Присесть бы на лавочку и прикрыть глаза. Тогда, небось, все придет в норму. Лавочка попала на глаза, как по заказу. Вернее, широкая скамейка, приютившаяся под гроздьями сирени. Валерий сел, вдохнул запах… Где-то далеко позванивал трамвай и перекликались ребячьи голоса… Валерий, не желая больше противиться, лег на скамью с ногами, положил голову на локоть… «Только на минутку…»

Сколько прошло минуток, было не понять. Видимо, не мало. Потому что, когда Валерия осторожно потрясли за плечо, в небе уже не было солнечного света, стояли сумерки. Правда, светлые (июнь же).

Побеспокоил Валерия невысокий парень с торчащими из под форменной фуражки белобрысыми прядками. В рубашке с погончиками. Он поднес ладонь к козырьку.

– Прошу прощения, здравствуйте. Подпоручик муниципальной стражи Петряев.

«Здешняя милиция, что ли? Этого еще не хватало!» Валерий быстро сел.

Подпоручик Петряев не казался строгим и придирчивым. Он похож был на молоденького милиционера-новичка из кино про будни уголовного розыска столетней давности. Валерий малость осмелел:

– Я что? Нарушил какие-то правила?

– Да ничего ты не нарушил, – отозвался представитель муниципальной стражи неожиданно свойским тоном. – Просто иду, смотрю, прилег человек. Ну и подумал: может у тебя проблемы?

Валерий поморгал. Понял, что по-прежнему не помнит ни адреса, ни пути к бабе Клаве. Мотнул головой.

– По правде говоря… проблема да, есть… Я только сегодня приехал в Инск. Перевелся в институт. Устроился на квартире, потом пошел побродить и вдруг сообразил: ну, совершенно не помню, где эта квартира. И как переулок называется, не помню. Бред какой-то или гипноз…

– Бывает, – понятливо кивнул подпоручик.

– Да нет, ты не думай, что я чего-то такое… – Валерий решил, что, если милиционер говорит ему «ты», значит и он может так же. Петряев это воспринял как должное. Кивнул опять:

– Я ничего такого и не думаю. А как хозяйку зовут, тоже забыл?

– Помню! Баба Клава.

– А-а! – сказал поручик Петряев с веселой ноткой. – Тогда конечно. А что, разве она не дала тебе свой номер телефона?

– Не дала… Да у меня, по правде говоря, и мобильник барахлит здесь. Пишет, что сеть не найдена…

– Дай-ка, – сказал подпоручик и сел рядом.

Валерий вытащил мобильник из кармана. Включил питание. Петряев понажимал кнопки, хмыкнул над светящимся дисплеем:

– Немудрено. Блокиратор местной сети фокусничает… Сейчас мы… Вот. Теперь можешь звонить хоть в Антарктиду.

– Спасибо. В Антарктиду некому, а матери позвоню, беспокоится, наверно… – И подумалось: «А так ли уж беспокоится?»

– Позвони… Только подожди, дай я… – Подпоручик набрал какой-то номер. – Баба Клава? Это Петряев. Ну, Виктор то есть… Да-да, Витя, тот самый… Баб-Клава, ты опять, небось, плитку жарила полдня и потом выключить забыла?.. Ну вот, и я про то же. Сколько раз говорил: если разогреваешь эту фиговину, накрывай ее корытом. Для экранирования… «Что-что»! Опять твой квартирант заблудился, не помнит адреса… Не знаю… – он оглянулся: – Ты Валера?.. Да-да, Валера, он самый… Да теперь-то что, придет, никуда не денется… Откуда я знаю когда, может он всю ночь будет гулять…

– У меня ключ есть, – сказал Валерий, который вдруг стремительно вспомнил и адрес, и дорогу в Скворцовский переулок.

– Он говорит, что у него ключ есть. Да… А плитку больше не включай без экрана… Пока… – Он опустил мобильник. – А ты, значит, Валера? А я, как ты понял, Виктор. Или Витя. Будем знакомы… – И протянул руку. Ладонь была твердая, как у гребца. – Баба Клава тебе передала, что, если придешь поздно, открой холодильник, там простокваша, а хлеб на подоконнике… А со своей плиткой она многих на уши ставит, особенно приезжих. У этой штуки откуда-то колоссальный потенциал по перестройке пространственных конфигураций. Непривычные люди порой голову теряют, чудится всякое…

«Ну, уж сон-то я видел не из-за плитки», – подумал Валерий. А Вите сказал:

– Я уже не удивляюсь всяким фокусам этого города…

– И правильно делаешь. Если удивляться говорящим утюгам или светящимся шарикам над болотом… – Витя не договорил.

– Или летающим стульям… – добавил Валерий.

– Вот-вот!.. А ты что, познакомился с Лышем?

– Ты его тоже знаешь?

– Кто не знает изобретателя Лыша… – сказал Витя. Будто даже с гордостью.

– Слушай, а как это у него получается? Со стульями-то? Он, правда, объяснял, но…

– Он тебе что хочешь объяснит, – покивал Витя. – И бывает, что очень понятно. Только вот беда: для других такие объяснения бесполезны. То, что получается у этого пацана, у других не выходит никогда…

– Аномальные способности?

– Кто его знает… Он в ясельном возрасте долго лежал в больнице, думали даже, что не сможет ходить. Мать и сестренка столько с ним возились. А он потом как-то сразу встал на ноги и давай всех удивлять фокусами. В школе шаляй-валяй, а вот живое чучело из репейников слепить – это ему раз плюнуть… А чучело, между прочим, копия Регента. Говорит, случайно… – Впрочем, в голосе подпоручика муниципальной стражи не было осуждения.

– Повидаться бы мне с ним. Не с чучелом, а с Лышем, – сказал Валерий. И объяснил почти честно: – Днем, когда расставались, он сказал несколько слов на… очень древнем языке. Почти никому не известном. Я сперва не врубился, а сейчас думаю: откуда он это знает?

Витя опять не удивился:

– Он может… А ты что, специалист по языкам?

– Ну, в какой-то степени… Мне сказали, что сейчас Лыш где-то на берегу. У костров…

– А! Вполне возможно… Если хочешь, пойдем вместе. Я на дежурстве, у меня произвольный маршрут…

– Пойдем, если произвольный, – охотно сказал Валерий.