Текст книги "Струна и люстра (сборник)"
Автор книги: Владислав Крапивин
Жанр:
Детская фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Мы шли и разговаривали про то, что случилось с Маем. Май дал нам послушать разговор в кабинете, который записала «коробочка».
Чудн о как-то: вот этот растрепанный и какой-то виноватый пацан в мятой футболке – его величество император Андрей Первый?
– А многие про это знают? – спросил я.
– Не многие, – отозвалась вместо Мая Света. – Мама, папа… Когда они усмотрели Мая в Ермиловском приюте, им там кто-то шепнул… Ну и все мы, Веткины, знаем, конечно. И друзья…
– Но это же все ерунда. Никакого значения… – пробормотал Май и пнул на асфальте скорлупу грецкого ореха.
Кажется, он чувствовал себя виноватым передо мной: все друзья знали его тайну, а я был в неведении…
– Грин, ты не думай, что скрывали специально. Ты все равно скоро узнал бы. Просто как-то не было случая заговорить про это… Ну, не очень и хотелось про такое…
– Май, не бери в голову…
Мне было не до обиды. Все слова и объяснения звучали где-то позади главной нарастающей тревоги. Вот они идут, болтают, не догадываются… Никто-никто не понимает, что у гранаты выдернута чека… Дети города Инска! Ведь, как и все на свете, смотрят боевики, читают про бандитов и террористов, играют иногда в «стрелялки», а все равно будто младенцы… Я сказал:
– Давайте прогуляемся до Крепости.
– Зачем? – удивилась Света. – Мы там все излазили…
– Потом скажу. Сюрприз…
– Нам некогда, – сообщил за себя и сестру Толя. – Надо хижину чинить, крыша течет.
– Тогда шагайте домой, – быстро согласился я. Потому что это хорошо, если рядом не будет младших. Они улетели, как два подхваченных ветром листика.
– Грета, дай записную книжку, – попросил я. У нее в кармане форменной рубашки всегда лежали маленький блокнот и карандашик.
Грета, наверно, удивилась, но дала без вопроса. Я приложил палец к губам и написал на чистой страничке:
«Тише. Коробочка шпионит!»
– Да зачем ей теперь-то? – не поверил Май. (Вот наивность! А еще император!)
Я снова прижал к губам палец. Написал: «Автоматически». Потом жестами показал: «Дай «коробочку» мне. Май, видно, понял, что я знаю больше, чем он. Дал. Я засунул ее в свой карман – на таких же, как у Мая широких штанах. Опять показал знаками: «Ни слова, ни вопроса!» (А сердце колотилось с частотой трещотки.) Потом я оглянулся.
Вот удача! Навстречу нам ехал на велосипеде по тротуару мальчишка. Небольшой, вроде Лыша (только не с темным ежиком, а со светлыми кудряшками. Велосипед был ему велик и вихлял. Я обогнал ребят.
– Мальчик, подожди! У меня смертельно срочное дело. Дай на часик велосипед. Я его потом пригоню, куда скажешь… Пожалуйста!
В другое время, в другом месте мне бы и в голову не пришло обращаться к незнакомому пацану с такой бредовой просьбой. Но я три недели (а казалось – целый век!) прожил в Инске и уже знал характеры здешних ребят. Мальчик сразу прыгнул с седла.
– На… – И в глазах была тревога (не за свой велосипед, за мое «смертельное дело»).
– Спасибо! Куда его прикатить?
– Успенская улица, шесть. Во дворе поставь, у сарая, где пустая бочка лежит. В ней собака живет, но она не кусается. Ты ей скажи: «Коржик, ты хороший», и он сразу замотает хвостом.
– Спасибо! – еще раз крикнул я. Оглянулся на ребят: – Я на Хребет, догоняйте! – И «оседлал коня».
Ездок из меня так себе (где было учиться-то?). Но сейчас ожидание беды с такой силой нажимало на меня, что я мчался, будто олимпийский гонщик. По переулкам, по спускам, которые вели левее Крепости, туда, где берег недалеко от реки уходил к Пустоши пологими скосами. По эти скосам, по тропинке среди хлещущего по плечам иван-чая пролетел я к болоту, к началу Хребта.
Мы называли Хребтом обломки сложенной из неровных камней стены. Возможно, это были остатки укрепления, прикрывавшего Крепость с левого фланга. Теперь стена почти целиком ушла в болотистую почву – над осокой, камышом, лужицами и кувшинками торчал только серые каменные зубцы. Словно сорокаметровый ящер залег на дно, но не сумел из-за малой глубины спрятать спинной гребень…
Верхушки «гребня» то совсем укрывались в траве и болотной жиже, то высовывались метра на полтора. Я положил велосипед в стебли осота и полез по камням – вперед, вперед. Дважды провалился в теплую хлябь, несколько раз ободрал ноги, чуть не утопил кроссовку. Но все же очень скоро выбрался на высокий кубический камень – самый дальний от берега. Встал, оглянулся. Берег позади был безлюден. На Пустоши – тоже никого. За ней, далеко, белели корпуса многоэтажных кварталов. Искрились на солнце мелкие синие стрекозы, носились коричневые бабочки. Я вдруг успокоился. Чего бояться-то? Если ониследят и слушают, значит, понимают: «коробочка» не у Мая, а у меня. А я, Грин Климчук, ни на фига не нужен этим полковникам, профессорам и депутатам (чтоб они сдохли!). Им нужен только Май Веткин (бывший Андрей Первый). Они будут ждать, когда «коробочка» вернется к нему и он в четырнадцать ноль-ноль нажмет кнопки…
Никто их не нажмет!
Впереди перед камнем, среди зарослей тальника и рогоза, синело небольшое пространство чистой воды. На нем торчали только две кочки, похожие на заросшие макушки присевших водяных.
Я встал прямо, развернул плечи. Достал из кармана «коробочку». Подумал злорадно: «Если вы сейчас наблюдаете через объектив, полюбуйтесь последний раз пейзажем…» Размахнулся и по дуге пустил серебристую «коробочку» над водой. Будто гранату! Как можно дальше!..
Ну, до чего же я невезучий! Думал, булькнет она, уйдет на дно, и засосет ее болотистый ил. Навеки… А «коробочка», пролетев метров двадцать, угодила прямо на дальнюю кочку. И ехидно так заблестела среди травяных волокон.
Вот скотина! Я чуть не заревел. Придется теперь добираться до кочки – то ли по брюхо в иле, то ли вплавь – доставать, кидать снова.
А если они, увидев такое дело, решать отомстить? Меня тряхнуло ознобом, как голого перед прорубью. Впору было зареветь, но я сцепил зубы, сбросил кроссовки и начал расстегивать штаны…
– Грин!!
Я оглянулся. У начала Хребта с двумя велосипедами стояли Май и девочки. (Уже после мне рассказали, что велосипеды они раздобыли, как и я, у первых встречных.)
– Не ходите сюда! – крикнул я. Но они, конечно, тут же полезли по камням в мою сторону. Тогда я опять натянул сырые кроссовки и полез навстречу.
Встретились на плоском камне среди головок рогоза.
– Грин, что случилось?! – резко сказал Май. Он, кажется, злился, и я видел это впервые.
– Плохо случилось, – сразу ответил я. – Хотел ее утопить, а она попала на кочку. Вон туда… – Я кивнул назад, и они тоже разглядели серебристый блеск.
Света распахнула глаза:
– Грин, зачем?
Тогда и я разозлился:
– А вам нужна бомба на взводе?!
Май понял, что дело может кончиться ссорой:
– Ребята, подождите… Но ведь скоро два часа. Я нажал бы кнопки, и всякая связь отключилась бы…
Я опять чуть не заревел.
– Ну, детский сад!.. Вы что, с другой планеты? Она, конечно, отключилась бы! Вместе с тобой! И потом долго собирали бы твои клочки для крематория…
Май и Света одинаково заморгали. До них что-то доходило, но медленно.
До Греты дошло быстрее: все-таки командирша, понимает, что такое опасность.
– Грин, ты думаешь, они… смогли бы?
– Почему нет? Если император отказался, он уже не император, а помеха, лишний свидетель. Таких убирают. Так делается по всей Земле… Ну, вы же сами смотрите новости, в Интернет залазите…
Май, наконец, уяснил все. Или почти все. Мотнул головой так, что разлетелись волосы.
– Грин… но они же все-таки люди…
– Люди они каждый по отдельности, – вспомнил я записанный «коробочкой» разговор. – А когда начинается политика… Господи, Май! Ты же сам это им только что говорил!
Он опять мотнул волосами.
– Да… я полный лопух. Но… они же дали слово… Я опять «детский сад», да?
– Да! – безжалостно подтвердил я. – И потом… какое словоони дали? Что не будут шпионить. После двух часов. И не стали бы. Потому что – за кем… ваше величество?
Он мог здорово обидеться, но не стал. Вернее, не обратил внимания на мой тон. Сказал с этаким печальным удивлением:
– Тогда не понятно. Зачем ждать спутника и двух часов. Могли ведь нажать кнопку и сами. Дистанционно…
Однако у меня был ответ и на этот вопрос:
– Могли, но не хотели. Получилось бы, что они, академики и офицеры всякие стали бы убийцами. Даже цареубийцами. А тут мальчик Май Веткин случайно подорвался на непонятной штучке, никто не виноват…
– Сволочи… – прошептала ласковая девочка Света.
– Люди, а ну пошли отсюда! – вдруг сказала (вернее, приказала) Грета. – Быстро, быстро. Мало ли что они думают теперь… Мы ведь не знаем, какой у нееразлет осколков… Марш вон туда! – И она показала на кирпичную стенку с оконными проемами. Это были развалины старинного пакгауза.
– Это вы «марш», – боязливо вспомнил я. – А мне-то надо на кочку. Взять эту штуку и забросить подальше.
Грета посмотрела на меня продолговатыми коричневыми глазами.
– Дер кнабэ ист кранк? – сказала она тоном братца Лыша (и это, очевидно, значило, что я спятил).
– А что делать-то? – спросил я, чувствуя себя кругом виноватым.
– А кто-то обзывался «детский сад»! – Грета, вытянув шею, опять глянула на кочку с яркой искрой. Потом, видимо, боясь «дальней прослушки», выхватила блокнотик и написала в нем корявое слово:
ГИПЕРБОЛОИД
Май и Света укатили за лучеметом, а мы с Гретой затаились в развалинах склада. Изредка поглядывали через окно-амбразуру на кочку с проклятой «коробочкой». Было по-прежнему безлюдно («пусто на Пустоши»), но мало ли что! Вдруг по закону «подлых совпадений» появится кто-нибудь, полезет в воду. Например, пацанята за рогозом с бархатными коричневыми головками. Или полудикие инские гуси решат поплавать, поохотиться за рыбками. Придется отгонять…
Мы были как часовые. За кирпичной стеной мы чувствовали себя в безопасности. Стало казаться даже, что все случившееся – вроде игры… Мы сидели у окна друг против друга, прижимаясь плечами к стене. Грета беззаботно (хотя беззаботно ли?) похлопывала себя черной пилоткой по сандалиям. Ноги у нее были совсем, как у индейца, царапины на коже выделялись частыми белыми нитками. Впрочем, и у меня почти так же. Только у меня еще была свежая ряска. Я начал стирать ее ладонью, скатывал в тонкие зеленые валики и внимательно разглядывал их. Почему-то стеснялся смотреть прямо на Грету.
А она все щелкала пилоткой и мурлыкала неразборчивые слова на мотив «Уралочки». Потом спросила:
– Грин, это ничего, что я пою твою песенку?
– Прочему же мою? Она ведь… общая. Всех, кому нравится…
– Но строчки-то те самые… из письма. Запомнились почему-то… – И она спела понятнее:
В лесу нашли мы елочку
С искусственной хвоей…
– Пой на здоровье… Мне даже нравится… – И я, почти не стесняясь, допел вместе с ней:
Поставили на полочку,
А дальше ой-ей-ей… —
и оба посмеялись.
– Грин… а других слов ты не помнишь? Еще?
– Я вспомнил еще немного. Недавно… А может, придумались. Но это уже из середины песенки, жалоба Юшика, когда он под полкой:
«Зачем меня вы дразните?
Хочу, хочу наверх!»
Дадим ему на праздник мы
Серебряный орех…
Грета опять засмеялась. Уже без меня спела эти строчки вполголоса (сразу запомнила!). Надела пилотку и стала смотреть мимо меня.
– Грин…
– Что? – Я слегка испугался.
– Грин, а мы ведь нашли тот Круг… Рядом с которым проходит Дорога. Самая дальняя и бесконечная.
Мне стало не по себе. Не страшно, а как-то… будто лицом к лицу с открытым космосом. Я поверил сразу. Шепнул:
– И что на ней?
– Не знаю. Наверно, все что угодно… Кроме смерти…
Я хотел спросить, почему «кроме». Но она заговорила опять:
– Грин, я сейчас еще скажу… Только ты про это никому. Про Круг можно, а про этоне надо… И лучше сам сразу забудь. Потому что это не имеет значения, только я должна сказать…
– Что? – прошептал я и почувствовал, как теплеют уши.
– Вот что… Ты мне очень-очень нравишься, Грин… И ничего не говори в ответ…
А я и не знал, что сказать.
Ну да, Грета мне тоже нравилась. Однако не так, чтобы «очень-очень». Не больше, чем Света. Они обе нравились, но без всяких там сердечных страданий с моей стороны. И если бы пришлось выбирать, я бы… просто сбежал куда-нибудь.
Но бежать не пришлось. К великому моему счастью раздался звон велосипедов и появились взмыленные Май и Света. Май – с клеенчатой хозяйственной сумкой. Он осторожно вынул оттуда лучемет.
Грета деловито (словно и не было только что разговора со мной) спросила:
– Спички не забыли?
Май похлопал по карману.
Грета взяла у него лучемет, без лишних слов пристроила в нижней части кирпичного проема. Скомандовала:
– Зажигай…
Май зажег свечку.
При солнце огонек был бледным, а луч совсем неразличимым. Но когда мы по очереди подставили ладонь, то ощутили сильное тепло. Чем дальше, тем оно будет сильнее… Но хватит ли этой силы, чтобы запалить взрывчатку? Я поделился сомнением:
– Не слишком ли маленькое расстояние?
– Если не сработает, пойдем на башню, пустим оттуда, – решил Май.
Приглядевшись, мы все же стали различать луч: там, где он проходил, воздух делался светлее и как бы струился. Но это было заметно лишь вблизи. А как попасть по «коробочке» отсюда, с сотни метров? Тем более, что никакого прицела мы не успели смастерить…
Май сказал, что можно целиться, глядя вдоль дощатой подставки: ее край параллелен лучу.
– Вот и давай, – решила Грета.
– А вы далеко не высовывайтесь. Не знаем ведь, с какой силой грохнет, – сказал Май. И присел перед лучеметом.
Мы перестали дышать.
Сперва ничего не было видно. Лишь через минуту на том боку кочки, что был в тени, загорелось яркое пятнышко. Потом пропало. Загорелось опять. Это понятно, у Мая подрагивали руки. Наконец «солнышко» лучемета утвердилось на кочке и поползло влево и вверх. Серебренная «коробочка» сверкнула ярче обычного. Раз, другой. Но и только…
И вдруг меня осенило: «Да ты просто трус и выдумщик! С чего ты взял, что там какая-то взрывчатка! Насмотрелся детективного кино! Никто не собирался взрывать бывшего импе…
Ух как шарахнуло! Мы разом дернулись головами за кирпичи. Потом осторожно выглянули. Дымный шар с тонкой ножкой висел над тем местом, где только что зеленела кочка. Он был похож на модель ядерного взрыва.
– Мамочки мои… – выговорила Света. – Сколько там было… этой начинки?
– Немного, – жестко отозвалась Грета. – Всего-то чтобы снести голову одному мальчишке. Тонкий расчет…
Май вытер ладонью лоб, часто подышал, будто скинул тяжесть. Положил руку мне на плечо.
– Грин… у меня сегодня второй день рождения.
– Поздравляю, – буркнул я. – Только подарка не приготовил, не знал…
Я тут же испугался, что получилось как-то недружелюбно, будто с обидой. Но Май закинул голову и засмеялся весело и заливисто. И тогда мы все тоже засмеялись и побежали к велосипедам…
По тропинке, ведущей вверх, на колесах было не проехать. Пришлось вести велосипеды руками. Скоро мы увидели нескольких студентов, тех что работали каждый день в Крепости, однокурсников Валерия (правда, самого его с ними не было). Бригадир Саныч склонил курчавую и носатую голову к плечу, умно посмотрел на нас и сказал:
– Дети мои! Что за пиротехнический эффект имел место пять минут назад у оконечности Хребта? Станете ли вы утверждать, что не имеете к оному явлению никакого касательства?
Мы не стали утверждать. Но и правду говорить не стали. Грета мгновенно выдумала объяснение:
– Мы взорвали там старые новогодние петарды. Сегодня нашли их на чердаке и подумали: не возгорелись бы они от просроченности. Ну и вот…
– А чего такого? – добавил я. – Там ведь никого нет, безопасно. И мы были в укрытии…
– Молодцы, – одобрил Саныч. – Но большая просьба: в дальнейшем ликвидируйте устаревшие боезапасы подальше от Крепости. А то у нас все самописцы разом взбесились и отметили аномалии трех категорий. А робот-аналитик Нейроныч авторитетно сообщил о падении метеорита на южной окраине Инска. Он такой нервный…
Мы сказали, что больше не будем тревожить самописцы. А Света пообещала принести Нейронычу валерьянку.
– И нам заодно… – попросила симпатичная девушка Аллочка.
Глава 3Я отвел велосипед во двор на улице Успенской, номер шесть. Двор был обыкновенный, рядом с деревянным домом, над которым лениво шевелилась вертушка с жестяным самолетиком. Внутри было пусто и зелено. И полным полно одуванчиков. Одни еще цвели золотистыми звездочками, другие уже стояли с пушистыми шариками. Чуть колыхались на веревке разноцветные мальчишечьи майки…
В конце двора стоял покосившийся сарай, у двери лежала в лебеде большая бочка. Я покатил к бочке велосипед. Из нее вылез кудлатый лопоухий пес – черный с рыжими заплатами. Глянул вопросительно.
– Коржик, ты хороший… – сказал я. Пес махнул хвостом. Я прислонил велосипед к щелястой двери. Коржик опять махнул хвостом.
– Скажи хозяину спасибо, – попросил я. Коржик махнул хвостом несколько раз подряд и смотрел, будто чего-то ждал. Глаза у него были желтые и чистые, как янтарный шарик, который мне подарил Май… Я вдруг почувствовал, что люблю этого пса. И все вокруг люблю – этот двор, с одуванчиками и пестрыми майками, и небо с белыми клочкастыми облаками, и клены у забора, и ближние улицы… И дальние тоже. И весь город Инск. И всех, кто в этом городе… Тепло подкатило к горлу. Я сел на корточки, притянул за уши голову Коржика и поцеловал его в черный мокрый нос. Коржик не удивился, лизнул меня в щеку.
– Ты хороший… – опять сказал я ему и пошел со двора, моргая мокрыми ресницами.
Потом я шел к нашему дому, и меня по очереди накрывали то радость, то печаль и тревога. Перемешивались… Какое счастье, что судьба привела меня в Инск и что есть Май, Света, Толя, Поля, малыш Евгений, Любаша, Лыш, Грета, тетя Маруся, дядя Толя… Но где Пузырек и Тюнчик? Мне-то хорошо, а им?.. Жить бы всегда-всегда в этом городе, где нет никакой враждебности и страха! Но… а получится ли жить? Сработает ли ампула? Витя держит ее под рукой и готов по первому сигналу примчаться с ней, прихватив с собой «симпатичную опытную медсестру»… А вдруг не успеет? Надо его попросить: пусть все-таки отдаст ампулу мне. Ведь до этого момента осталось несколько дней, и он может наступить неожиданно…
Нет, зря я паникую! Все будет, как задумано! Скоро придет освобождение от последних страхов, скоро Витя, разославший запросы «по своим каналам» получит сведения о Пузырьке и Тюнчике, скоро дядя Толя подарит мне «Бегущую по волнам»… а впереди еще больше половины длинного безмятежного лета…
Господи и все святые, защитите от бед меня и всех, кого я люблю…
Я вспомнил, как недавно, в праздник Троицы, мы ходили в Михаило-Архангельскую церковь. Никто специально не говорил, что это надо. Получилось как-то само собой. Все засобирались, и Май спросил меня:
– Пойдешь?
– Конечно, – сказал я.
Тете Маруся дала мне новую белую рубашку. Я оставил дома свою сине-белую бейсболку (чтобы случайно не забыть снять ее у входа в церковь) и мы пошли все вместе. Тополята были непривычно причесаны. Любаша несла на руках принаряженного лодыря Евгения, который мог бы идти сам, но не желал.
Церковь была внутри украшена свежими березками. Было много народу. Горели свечки. Пахло непривычно – сладко и празднично. В окна широкими лучами входило солнце. Светился позолотой большой иконостас, который сработали дядя Толя и его помощники. Среди узоров из виноградных листьев и цветов я видел Богородицу с мальчиком Иисусом, множество святых с золотыми обводами вокруг голов, ангелов с крыльями… Я не различал подробностей, все как-то смещалось, плыло перед глазами под звуки церковного пения. Так, наверно, и должно быть, когда ты рядом с Чудом… Я поднял глаза, глянул выше иконостаса, на своды. Они, расписанные разными картинами и образами тоже слегка плыли. И вдруг из них как бы выступили, сформировались из красок, света и мелодии три ангела с задумчивыми лицами, в которых были и грусть, и радость… Я вспомнил! Я видел таких ангелов, когда рассматривал альбом Мая со старыми храмами и образами. Май сказал тогда, что это знаменитая икона…
Вот она какая, Троица! Не маленькая, не на альбомном листе, а как бы распахнувшаяся под широким сводом. Настоящая… Я понял, что наступил очень важный миг. Что сейчас должна возникнуть минута особой связи, которую нельзя пропустить. Я сделал шаг назад, за спины тех, кто был рядом, чтобы оказаться один на один с Тремя Ангелами. (По правде говоря, еще и потому, что стеснялся, не хотел, чтобы увидели, как я молюсь, но это была не главная причина.) Не отрывая глаз от Троицы, я неумело перекрестился несколько раз и прошептал одними губами:
– Пожалуйста… пусть все будет хорошо… Пожалуйста. Я очень прошу. Я молю…
И потом до конца дня я ходил с ощущением, что Три Ангела невидимо реют надо мной в широте неба. И смотрят на меня. Причем смотрят сквозь чистоту и прозрачность громадного хрустального шара, который повис над всей планетой…
С той поры, когда страх вдруг догонял и прижимал меня, я, как за спасение, хватался за память о Троице. И тогда появлялось чувство, которое, видимо, называется Надежда…
И сейчас, после того, как отвел велосипед, я возвращался домой с этим чувством. Оно в конце концов прогнало боязнь.
На крыльце я увидел Любашу с Евгением на руках. Щеки Евгения были измазаны вареньем. Он был полностью доволен жизнью. А Любаша – не полностью.
– Гришенька, все разбежались куда-то. Ты не мог бы с полчасика повозиться с этим обормотом, я должна залезть в Интернет, надо готовить контрольную по «Евгению Онегину»… Никуда от этих Евгениев не денешься, хоть волком вой.
Любаша училась в заочном пединституте.
Я протянул к Евгению (не Онегину, а Веткину) руки.
– Иди ко мне…
Тот охотно пошел.
– Почему ты такой лентяй? Надо не ездить на других, а ходить самому, большой парень уже… Пойдем вместе! Ты топ-топ и я топ-топ…
– Не-а… – сказал Евгений.
– Ты бессовестный.
– А-га… – согласился бессовестный Евгений.
Я поставил его на ступеньку.
– Ну-ка, шагай…
Евгений сделал вид, что собирается зареветь. Я снова сказал, что он бессовестный, и сдался:
– Ладно. Давай прокачу на плечах…
– Гы-ы! – просиял Евгений.
Я посадил его (довольно увесистого) на плечи и вышел за калитку.
– Пошли папу встречать, он скоро придет на обед.
Евгений не возражал.
Анатолий Андреевич (дядя Толя) и в самом деле вышел из-за угла нам навстречу. Радостно удивился:
– Это что за генерал Скобелев на белом коне? Опять лентяйничаем?
– Ы-гы… – жизнерадостно согласился младший Веткин.
Дядя Толя снял его с моих плеч, понес, усадив на левый локоть.
– Кто самый ленивый младенец в городе Инске, а?
– Й-я… – гордо сказал Евгений.
Конечно, в тот же вечер мы рассказали Вите про встречу Мая с «членами комиссии» и про взрыв («вызвонили» его по мобильнику Греты и встретились на пустынном дворе у памятника букве И – Света, Май, Грета и я).
– Господа искатели приключений, – сказал Витя озабоченно. – В связи с вышеизложенным, обращаюсь к вам с настойчивыми просьбами. Первая: не посвящать в эти события никого из окружающих. До поры, до времени. Даже родителей – чтобы не терзать лишними заботами их чувствительные сердца…
– Валерия и Лыша тоже не посвящать? – спросил я.
– Их можно. Тем более, что им наверняка и так все известно…
– Откуда? – удивились мы хором.
– Ха… – непонятно сказал Витя. – Вторая просьба. Пусть его величество в ближайшие дни поменьше болтается по улицам. И уж ни в коем случае не ходит в одиночку… Едва ли, конечно, онипосле всего случившегося решатся на что-то серьезное, но все-таки…
– А третья просьба? – сказал Май.
– А третья такая: не устраивайте пока новых экспериментов с вашим лучеметом… Вообще-то следовало бы его сразу реквизировать, но вам ведь ничего не стоит соорудить новый, сами говорили…
– Это был не эксперимент, а необходимая защитная мера! – обиделась Грета.
– Ну да, «мера». Надо было сообщить мне, а не грохать машинку так сразу. Теперь никаких следов и доказательств.
– А если бы «машинка» грохнула Мая? – сказал я. – Не дожидаясь сообщения…
– Не грохнула бы, если бы вы… А впрочем, какой смысл теперь обсуждать: как бы да чего бы… – Подпоручик Петряев махнул рукой и стал задумчиво смотреть на памятник букве И. По памятнику прыгали воробьи. А мы сидели неподалеку от него на самодельной лавочке. Меня опять зацарапала тревога. Я сказал Вите про ампулу. Мол, пусть лучше будет у меня. Думал, Витя заспорит, но он сразу согласился:
– Ладно, завтра утром занесу, только надо будет убрать в надежное место… Да та не волнуйся, у тебя еще не меньше недели в запасе.
А я волновался уже о другом:
– Витя… а Максим Максимыч… Вдруг он заодно с теми? Ведь это он устроил встречу…
Света, Май и Грета посмотрели на меня, как… ну, будто на пострадавшего. А Витя увесисто сказал:
– Максим Максимыч – кристальный старик. Честнейшая душа. Только чересчур наивный. Поверил этим «депутатам», будто и правда речь пойдет о конкурсе… Кстати, я с ним уже поговорил…
«Витя, а про Пузырька и Тюнчика ничего не слышно?» – чуть не спросил я. Но постеснялся. Если было бы слышно, разве он не сказал бы!
Следующим утром все наше семейство (кроме лодыря Евгения и дяди Толи) пололо грядки. У тети Маруси был за сараем огородик – «чтобы свежая зелень всегда под рукой». Здесь нас отыскал Валерий – все с тем же вопросом:
– Лыша не видели?
Мы сказали, что сегодня не видели.
– Гретхен сообщила, что умотал куда-то на своем Роське. И на вызовы не отвечает, наверно, опять посадил аккумулятор, – сокрушался Валерий.
– Гретхен может и соврать, – вдруг мрачно заявил Толя.
– С какой стати?! – изумилась Света. – Она никогда не врет!
– Ага, «никогда»! Мы нашли ей два шара на пустыре за вокзалом, а она все равно не записывает в отряд. Говорит: «В таком возрасте еще рано лазать по болотам…»
– Но ведь форму-то она вам разрешила носить! – сердито напомнила Света.
– А зачем она, форма, если нельзя ходить в поиск? – заступилась Поля за брата.
– Я с ней поговорю… – пообещала Света. – Валерий, а Лыш тебе зачем? Опять изобретательские секреты?
Валерий уклонился от ответа и сказал, что для нас у него тоже есть секрет. Вернее, серьезный разговор.
– Марья Алексеевна, можно мне ребят на десять минут? Важное дело…
Тетя Маруся махнула рукой: гуляйте, мол.
Мы уселись на крыльце.
– Проблема в том, что эти сволочи все же запустили спутник-излучатель, – как-то неохотно проговорил Валерий.
– «Желтый волос»? – вскинулся Май.
– Ну да… Так что нужна осторожность.
– Но ты же говорил, что Инску он не опасен, – напомнила Света.
– В общем-то не опасен… Во-первых, мы ставим нейтрализаторы. Ну, а кроме того… – Валерий чуть улыбнулся, – плитка бабы Клавы и все такое… Но все же стопроцентный заслон гарантировать нельзя… Тем, кто здоров, излучение не сможет сильно повредить, только вот Грин…
– А что я… – И сразу холод пошел по коже.
– В тебе ведь эта зараза. Темпотоксин… Никто не знает всех его свойств. Вдруг как-то среагирует. Поэтому ты пока старайся не выходить из дома. Железная крыша – это дополнительная защита…
– И долго мне сидеть взаперти? – уныло спросил я. Представил, какая «сладкая» жизнь меня ждет отныне.
– Да не долго. Сделаешь вторую прививку, тогда – свободен…
Ничего себе «не долго»! Еще не меньше пяти дней! Сиди, терзайся ожиданием и носа не высовывай…
– А как правительство разрешило запуск? – насупился и Май. – Или они нахально, без спросу?
– В том-то и дело, что «со спросом». Вполне официально. Даже зарегистрировали его в каталоге разрешенных, не секретных спутников. Потому что, мол, это обычный аппарат-отражатель для информационных целей. Знаем мы эти «цели»…
– Если отражатель, значит он неподвижный, в одной точке? – спросил Май.
– Ну да, как в телесистеме. Повис над матушкой-планетой в строго определенных координатах. Примерно в двадцати градусах над юго-восточным горизонтом славного города Инска…
– Вот дрянь, – сказал Толя.
– Если не сказать хуже, – согласился Валерий. – В общем, такие вот дела, имейте в виду. А я побежал, наш И-Эс-Эс нынче как на казарменном положении… Лыша увидите, скажите, чтобы зарядил мобильник, обормот…
И он ушел, а мы остались на крыльце. Но не надолго. Света посмотрела на меня и сказала:
– Пошли, ребята, под крышу…
И мы пошли. Расселись в большой комнате, где обеденный стол и телевизор. Деревянные маски клоунов, леших, курносых ребятишек и добродушных пиратов нынче смотрели на нас неулыбчиво. Сочувственно.
Все молчали. Всем было неловко. Я понимал – из-за меня. Надо бы возвращаться на грядки, кончать прополку, а мне теперь нельзя. И ребятам оставлять меня одного не хочется, нехорошо это… И мне сидеть дома все время – это значит быть лодырем, вроде Евгения… Прямо хоть беги в музей и проси у Максима Максимыча напрокат железные доспехи, будет защита вместо крыши. Я уже хотел дурашливо предложить это, но язык не повернулся. Было не до шуток. Я всеми нервами, всей кожей, каждым волоском ощущал – надвигается что-то плохое. Причем оно все растет, растет…
Кажется, и другие это чувствовали.
Май, глядя в пол, тихо сказал:
– Надо ведь что-то делать, ребята…
– Что? – спросила Света.
И тогда Поля – самая маленькая из нас, самая смирная и покладистая – вдруг сказала голосом решительного мальчишки:
– А давайте сшибем эту гадость лучеметом!
