Текст книги "Топот шахматных лошадок (сборник)"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– Как здесь, на центральном базаре…

– Ну да… И Брис увидел на коврике перед теткой-торговкой толстенную книгу «Морская астрономия». Начал рассматривать, листать, потом стал торговаться. Тетка просила две десятки, а у Бриса была одна… Тетку он уговорил…

– А книга в подарок соседу, да?

– Нет, себе… Сосед-капитан к той поре уехал из Тальска в Иркутск, к сыну. А Брису на память подарил морской прибор, секстан…

– Это чтобы определять место корабля в море! Я знаю.

– Да. Подарил и даже объяснил, как пользоваться, но только чуть-чуть, потому что вообще-то наука эта очень сложная… И вот Брис увидел толстенный учебник, купил и решил, что будет с его помощью разбираться. Если не сразу, то когда изучит в институте высшую математику… Книга была старая, двадцать второго года издания, то есть напечатанная вскоре после революции. Внизу надпись «Петроград», а сверху «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», хотя, казалось бы, при чем тут пролетарии, когда речь идет о небесных светилах. И вот что удивительно, оказалась она совсем не тяжелая, несмотря на увесистый вид. Потому что была из рыхлой бумаги. Я это особенно подчеркиваю, чтобы понятно стало: Димке Балунову было не очень больно, когда Брис огрел его этой книгой по голове…

– Зачем огрел?

– Представь себе, идут они с Инкой от рынка, Брис листает книгу, Инка тоже слегка интересуется, а навстречу на самокате мальчишка, их ровесник. Черноволосый, круглощекий и не очень ловкий – когда проезжал мимо Инки, зацепил ее локтем, да так сильно, что она аж зашипела… Брис не очень любил скандалы и драки, но в таком случае что ему делать? Заорал вслед: «А ну стой, толстая рожа!» Тому бы мчаться, не оглядываясь, а он остановился. Может, на «толстую рожу» обиделся? Брис, чтобы долго не раздумывать и не показать Инке, что боится, шагнул к нему и бах его книгой по голове. А сам думает: «Сейчас он мне вделает!» Потому что парнишка-то пошире в плечах. Но тот, однако, не вделал, заморгал только. «Ты чего?» – говорит. А Брис: «Чего-чего! Несешься, как бык на красную тряпку, девочку чуть не покалечил!» Тот мальчишка поморгал опять. «Я же, – говорит, – не нарочно…» А потом спрашивает Инку: «Правда, что ли, я тебя сильно стукнул?» А она, конечно, проявила великодушие. «Да ладно, – говорит, – чепуха…» И Брису: «Зачем уж так-то? Человеку голову чуть не расплющил». А человек этот был (как потом выяснилось) удивительно добродушный. Потер макушку и заулыбался: «Ничего, у меня голова крепкая… А что это за книга такая? Толстенная, а не больно…» Брису неловко было, что сгоряча огрел человека, а тот даже не замахнулся в ответ. Показал книгу и объяснил, что есть, мол, у него секстан, чтобы звезды наблюдать. А парнишка этот (которого, кстати, в школе звали Баллон – за круглые щеки и такой же «круглый» нрав) послушал и спрашивает: «Вы знаете, что через две недели планета Венера будет пролетать мимо Солнца, на его фоне?» Ни Брис, ни Инка не знали. Обрадовались. И поскольку увидели они, что Баллон – мальчишка добрый и неглупый, решили не прерывать знакомства. Предложили наблюдать за Венерой вместе, через секстан. Баллон тоже обрадовался… Видишь, я коротко рассказываю, а вообще-то, как завязываются дружеские отношения, можно говорить долго, штука это сложная. Но не буду долго. Просто хочу сказать, что за неделю Баллон сделался для Инки и Бриса таким товарищем, будто они знакомы с дошкольных времен… Стали собираться на чердаке у Инки втроем. А вскоре и впятером, потому что в компании появились еще двое…

– Тоже после стычки? – азартно спросил Вовка.

– Вовсе нет, совсем по-другому. Вернее, одна особа была Инке и Брису известна давно, только сперва они ее не принимали в расчет. Соседка Бриса, из квартиры напротив. Самостоятельная личность… Но хотя и самостоятельная, а требующая, как говорится, пригляда, поскольку было ей всего восемь лет… Приглядывать выпадало иногда Брису. Нельзя сказать, что он был от этого в восторге, но куда деваться-то. Поэтому Инка и Брис брали иногда девочку в одно тайное место…

– На чердак?

– Нет, чердак был у них «главный штаб». А имелось еще одно местечко. Баллон потом назвал его солидно – «летняя резиденция»… Неподалеку от их улицы тянулся овражек, а через него был когда-то построен мостик, потом он развалился. То есть не совсем развалился, но в ту пору по нему уже не ходили. Кругом кусты и высокие сорняки, полное уединение. Под мостиком, в метре от настила тянулась труба, обшитая деревянным кожухом, – тоже заброшенная, ничего по ней уже не текло. На этом кожухе Инка и Брис любили сидеть, болтать, всякие истории придумывать… Кстати, однажды, когда с Инкиной ноги слетела вниз сандалетка, Брис полез искать ее в овражных зарослях и там обнаружил под молодыми лопухами ржавые рельсы – всеми забытую узкоколейку. И начали они про эту узкоколейку придумывать волшебную историю. Брис начал. Сперва вроде бы для Ташки (так девочку звали), а потом получилось, что и для Инки, и для себя… Ну, я про эту историю не буду, а то получится уже рассказ в рассказе…

– Почему не будешь? Расскажи! – тихонько взвыл Вовка.

– Неужели тебе интересно?

– Опять ты с этим вопросом!

– Ладно… Только сперва про знакомство с двумя «персонажами»…

3

– Это случилось, когда Инка и Брис первый раз привели Баллона под мостик, открыли ему тайну своего укромного места…

Я хорошо помнил этот эпизод и рассказывал почти наизусть. Дело было так.

Брис, Инка и Баллон посидели, поболтали (ногами и языками поболтали), потом Инка спросила:

– А почему ты сегодня без Ташки?

Брис хотел ответить, но Баллон перебил:

– А кто это такая?

– Одна юная красавица, – сказала Инка.

– Ваша одноклассница?

– Нет, не одноклассница, – вздохнул Брис. – Первоклассница… Наша соседка… Мы с ней иногда вместе гуляем. Такое получилось приложение к летним каникулам.

– Почему приложение? – спросил Баллон. Был он не только добродушен, но и любопытен.

Брис обстоятельно разъяснил:

– А вот так. Родители укатили на две недели в Питер, а дочку – нам: «Присмотрите за Наташенькой…» А кто будет присматривать? «Боря, погуляй с девочкой, ты теперь ничем не занят…» А девочке того и надо…

– И никак не отвертишься, да? – посочувствовал Баллон.

– Да я и не стараюсь… отверчиваться. Куда денешься, не чужая ведь. Целый год рядом живем… Она ничего девчонка, толковая, только возрастом мелковата. Я поэтому ей имя сократил до нужного масштаба. Сказал: «Ты не Наташка, а просто Ташка…» Сегодня она заявила: «Я останусь дома, у меня дела». Самостоятельная особа…

– «Ташка» – это гусарская сумка на длинном шнуре, – вспомнил Баллон. – С вышитым гербом или вензелем. Может, видели в кино? Гусары идут, а эти ташки болтаются у самых шпор.

Инка и Брис кивнули: видели. Инка даже сказала:

– Это от немецкого слова «таш». Означает «сумка» или «карман».

– Вы, значит, немецкий в школе учите? – спросил любопытный Баллон.

– Нет, английский, – отозвался Брис. – А про «таш» Инка где-то вычитала. Она у нас жуть до чего эрудированная…

Он, кажется, хотел что-то еще сказать насчет Инкиной эрудиции, но вдруг посмотрел через плечо.

– Легка на помине! Явление…

У конца мостика, на фоне доцветающей черемухи, возникла девочка лет семи. Кругловатая и яркая, будто маленькая клумба, – в зеленых колготках, в цветастом платье, с красными бантами в черных косах. Было в девочке что-то восточное. Она зашагала к ребятам.

– Чего тебя сюда принесло! – возмутился Брис со слезинкой в голосе.

Ташка независимо сказала на ходу:

– Я не знала, что здесь у вас посторонние…

– Это не посторонний, а Дима!.. А ты язва. Дождешься шлепков. Кто тебе разрешил ходить сюда одной?

– Я не одна. – Ташка оглянулась. – Матвей, ну где ты застрял?

– Сандаль застегивал… – послышалось в чаще веток. И появился Матвей.

– Боже, что за спичка с глазами? – шепотом изумилась Инка.

Матвей был выше Ташки на полголовы, но едва ли старше. Худой, с похожими на щепки руками и ногами. В глазищах на узком лице – атлантическая глубь. «Аквамарин», – мельком отметила про себя Инка, она иногда рисовала акварелью. Волосы Матвея напоминали высушенные солнцем и спутанные морские водоросли. Костюм тоже был «флотский» – словно сшитый из полинялой тельняшки (только на коротеньких штанах полоски не поперечные, а продольные). Сбившиеся синие носки и плетеные сандалеты (старые и слишком тесные) дополняли наряд Матвея.

Мальчик подошел, встал рядом с Ташкой. Смотрел себе под ноги.

– Это Матвей, – сообщила Ташка. – Или Матвейка…

– Мы уже поняли. – Брис поудобнее уселся на дощатом кожухе и обхватил колени. – Что дальше?

– Он вернулся, – сказала Ташка.

– Откуда же вернулся этот Матвей? – спросил Брис голосом утомленного наставника.

– С Севера, – сообщил Матвейка негромко и хрипловато. И стал шевелить вылезшим из дырявого носка и сандалеты пальцем.

– Он уезжал туда по семейным обстоятельствам, – разъяснила Ташка и скрестила на груди руки. – Учился там в первом классе. А раньше он жил здесь, и мы были в одном детском саду. Целых три года. Это мой старый друг.

– Что-то не замечал я среди твоих знакомых друга Матвея, – заметил Брис с чуть заметной ревнивой ноткой (или Инке показалось?)".

– Я тоже не знаю всех твоих друзей, – без промедления ответствовала эта цветастая особа. («Ив самом деле язва!» – подумал Баллон, а Инка вспомнила про обещанные Брисом шлепки.)

– Ну а здесь-то вы зачем появились? – без особой ласки спросил Брис. – Гуляли бы вдвоем, раз друзья.

Ташка разъяснила обстоятельно:

– Мы появились, чтобы ты рассказал Матвейке сказку, которую рассказывал нам. Сперва то, что мы знаем, а Матвейка не знает, а потом продолжение, нам всем.

– Ну, ни фига себе! А ты не думала, что я, может быть, занят? Или что времени нет?

– Чем это ты тут занят? Все равно сидите просто так и болтаете. А Матвейке хочется услыхать про паровозик. Я ему пробовала рассказывать, но не умею…

– Невыносимый ребенок, – заявил Брис. Но Инка попросила:

– Да расскажи, Брис, пусть мальчик послушает… Видимо, Матвейка чем-то понравился ей. Впрочем, и остальным тоже.

Все уселись в ряд на кромке кожуха. Он был слегка наклонный, приходилось держаться за доски и друг за дружку, чтобы случайно не съехать вниз. Ташка и Матвейка уселись между Инкой и Брисом, а Баллон с краю. Матвейка оказался к Инке вплотную – костлявый, с острым локтем…

… – Вань, я, кажется, такой же был в первом классе, – хихикнул Вовка. – Ой, я перебил… А что за паровозик?

Брис оказался умелым рассказчиком. Говорил неторопливо и внятно – так, что все слышали каждое слово:

– В давние-давние времена, а может быть, и в наши дни, в далекой стране, а может быть, совсем недалеко жил-был добрый колдун. Даже не совсем колдун, а ученый. То есть занимался и магией, и наукой… Наука – это то, что можно объяснить, а магия – то, что нельзя. Чудеса не объясняются… Имейте в виду, я рассказываю без подробностей, потому что один раз про это уже говорил – всем, кроме Матвейки. Если надо, Ташка подробности потом ему перескажет. А я – поскорее до того места, где все новое…

Ну вот, однажды этот колдун, его звали Василий Васильевич, решил набрать учеников для одного важного дела. Отыскал в городе, который назывался Хрустальные Шишки, с десяток разных мальчиков, уговорил их родителей и поселил у себя на даче, далеко от города. В общем, получилось что-то вроде маленькой школы-интерната для волшебников…

Василий Васильевич учил их для начала самому простенькому волшебству и незаметно приглядывался: что за ребята? Годятся ли? А они были всякие. Иногда дрались, уроки забывали делать, поддразнивали друг друга… Особенно они донимали мальчика по имени Тимми. Он был самый тихий и на первый взгляд не самый способный ученик. Другие мальчишки дразнили его за то, что он плакал по ночам: скучал по дому и по маме…

Тут я прикусил было язык, спохватился: не надо бы про это. Не надо при мальчике Вовке Тарасове, у которого ни дома, ни мамы. И Вовка тут же, как бывало не раз, угадал мою мысль:

– Рассказывай все как есть. Не бойся, я не буду ни плакать, ни грустить… – Это он очень тихо сказал, но твердо. И я понял: если он так говорит, пропуски в истории делать не следует…

Брис продолжал:

– Прошла неделя, и Василий Васильевич вдруг собрал учеников и сообщил, что планы его изменились, школу по каким-то там причинам придется закрыть. Каждого ученика он наградил подарками, пожелал всего хорошего и отправил домой. А Тимми он попросил:

«Задержись немного, дружок, у меня к тебе важное дело…» – И честно рассказал, что школу он придумал, только чтобы посмотреть на ребят и выбрать одного-единственного ученика.

«И мне кажется, дружок, что ты самый подходящий…»

Тимми чуть не разревелся – он ведь надеялся, что скоро окажется дома! Но Василий Васильевич его утешил:

«Ты и будешь жить дома, не беспокойся. Просто мы станем часто встречаться, и я подготовлю тебя для одного очень важного дела…»Тимми удивился:

«Василий Васильевич, а почему вы именно меня выбрали?»

А тот говорит:

«Потому что ты очень любишь свою маму, своих родных и свой дом. Тот, кто их так любит, будет крепко любить свою страну и всю свою планету…»

Брис покашлял и смущенно объяснил:

– Мне мой сосед так говорил, капитан. Его тоже звали Василий Васильевич… Он говорил: «Это ничего, что сперва мальчик от тоски плачет по ночам, из таких получаются крепкие люди…» И вот колдун-ученый так же объяснил Тимми… А потом он рассказал, какое у них ожидается важное дело… Все знают сказку про Снежную королеву?

Конечно, все закивали нетерпеливо: рассказывай, мол, дальше.

– Помните, там коварный тролль сделал громадное зеркало и оно разбилось на мелкие осколки? И каждый осколок отражал мир криво и приносил людям беду… Это было злое зеркало… Но нашлись ученые, которые сделали другое зеркало, доброе и честное. И волшебное. Если бы люди в него посмотрели, они бы поняли, откуда на Земле столько несчастий и что надо сделать, чтобы прекратились все войны и катастрофы… Но почти никто не успел посмотреть в это зеркало – оно тоже разбилось. Когда его по крутой тропе подымали в волшебную обсерваторию на горе Монте-Миррор, налетел ураган, швырнул громадное стекло на камни и развеял осколки по всему свету…

– Надо было этим раздолбаям держать крепче, а они небось на ходу базар травили, – пробурчал Баллон. Он был не только добродушным и любопытным, но и большим ворчуном.

– Дмитрий, не смей так выражаться при детях, – сказала Инка. – Я тебе язык отрежу.

– А когда будет про паровозик? – шепнул Ташке Матвейка. Он был пока новичком и не решался спрашивать большого серьезного Бриса. Брис, однако, услышал.

– Сейчас будет… Василий Васильевич рассказал Тимми, что много добрых волшебников и ученых по всей Земле собирали рассыпавшиеся осколки и склеивали зеркало. И вот склеили всё. Не хватало только одного кусочка размером… ну, вот с Ташкину ладошку. И его никто не мог отыскать. Ну никак! И тогда поняли, что осколок улетел в какие-то подземные пространства. Даже примерно определили, в какие. Но взрослые пробраться туда не могли – слишком тесные проходы. И кроме того, в подземных пещерах жили сердитые гномы… Это были не простые гномы, а беженцы. Сперва они обитали на заброшенной станции в старых вагонах, поэтому так и назывались – вагонные гномы. Но потом люди станцию снесли, вагоны разобрали, рельсы сняли, осталась только маленькая узкоколейка вроде вот этой. Про нее забыли… Гномам обитать стало негде, собрали рюкзаки и переселились под землю, стали жить, как их предки при Белоснежке. И затаили такую обиду на людей, что никого даже близко к своим жилищам не подпускали… А вот теперь про паровозик…

Все пошевелись, устраиваясь поудобнее. Баллон при этом чуть не съехал в овраг. Сказал про наклонные доски: «Зараза, блин…»

– Баллон, убью, – пообещала Инка. Брис продолжал:

– Гномы и между собой все время ссорились, потому что после переселения сделались очень раздражительные. И у них из-за этого не получалось самое важное дело. Они старались построить серебряный паровозик, чтобы он бегал по узкоколейке. По той, которая сохранилась. Наверно, это им было надо для их общей радости и для того, чтобы вспоминать прежнюю жизнь на рельсах. Они задумали, что паровозик будет красивый, сверкающий… Но задумать-то задумали, а как возьмутся за работу – сразу споры, склоки, а иногда и драки… И все это разузнал Василий Васильевич…

– И послал к ним Тимми, – нетерпеливо подсказала Ташка.

– Ну да!.. То есть не послал, а попросил. Сказал, что на него вся надежда. Надо, мол, пробраться к гномам и завоевать их доверие. Со взрослыми они говорить не хотят, но с мальчиком-то, может быть, не откажутся, он ростом ненамного больше их… И пусть они помогут найти последний осколок зеркала. «Ты, Тимми, – сказал Василий Васильевич, – объясни гномам, что, когда они найдут осколок, у них сразу прекратятся все раздоры и они легко построят серебряный паровозик…»

Все приготовились слушать, как Тимми проник в подземелье гномов, какие там дальше были приключения. Потому что про эти дела никто еще не слышал, Брис придумал продолжение только что и готовился рассказать впервые… Но в этот момент в кармане у Бриса задребезжал пейджер. Мама часто давала ему с собой эту штучку, чтобы позвать домой, если тот понадобится срочно… Сейчас он понадобился не очень срочно, просто мама напомнила, что он может гулять голодным хоть до ночи, но Ташку надо кормить обедом вовремя. Пусть ведет… Пришлось идти. Матвейка пошел с Ташкой…

4

Я сделал в рассказе перерыв. Замолчал.

Вовка вдруг проговорил смущенным полушепотом:

– Такое совпадение, да?

– Какое совпадение?

– Про гномов про вагонных… у тебя и у меня.

– А! Да… Вовка, может быть, это не случайно…

– Конечно, не случайно! – Вовка нетерпеливо завозился – так, наверно, возились на кожухе под мостиком ребята. Но там не было вертикальной балки, о которую можно чесать спину. А Вовка зачесал и потребовал: – Рассказывай дальше.

– Не надоело еще?

– Нет, конечно! И все равно… солнца пока не видать. А ты рассказываешь, будто книжку читаешь.

– Да мне, по правде говоря, самому иногда казалось, что книжка сочиняется. Когда придумывал и записывал. Конечно, самодельная, неумелая книжка, для себя одного, но… теперь все равно бывает иногда жаль…

– Почему жаль?! – дернулся он.

– Пропали записи… Я сдуру делал их в чистом журнале для дежурств, тетрадки и всякая чистая бумага были там в дефиците… А когда мы службу кончили, перед отправкой домой устроило нам начальство досмотр: не везем ли с собой что-то неположенное? Как раз новый командир там появился, въедливый такой… Увидел он журнал, чуть не лопнул от ярости: «Как вы смели! Кто позволил! Секретная документация!» Я говорю: «Там же ничего секретного, только личные записи, вроде дневника…» А он: «Сама форма журнала секретная!» Пришлось на глазах у него кинуть журнал в кочегарку…

– А нельзя было быстро как-нибудь переписать?

– Не оставалось времени… Да и нужды не было. По правде говоря, я успел сделать копию на компьютере, был там у одного парня ноутбук, начальство про это не знало. Вот я по ночам и перепечатывал в укромном уголке. Увез с собой дискету… Но тут опять беда. Дома как-то понадобилось мне скопировать срочный материал, а чистой дискеты под рукой не было. Я всю эту историю про Венеру стер, подумал: «У меня же в компьютере на жестком диске она есть». А потом оказалось, нет этого файла. Или я забыл переписать его с дискеты, или он слетел непостижимым путем…

– И что?! – со стоном сказал Вовка. – Теперь уже… никак?

– Никак… Сперва сильно жалел, а потом подумал: может, и правильно. Для себя я это и так все помню, а что текста не осталось – значит, рука судьбы. Не хватало еще возомнить себя писателем…

– Но ты же все равно!..

– Что?

– Это… работал в журнале.

– Я же верстальщиком работал и дизайнером! Это не литература!

– А сочинять больше ничего не пробовал?

– Было два раза. Сдуру опять же… Написал два рассказика. Один – как мы искали зимой в тайге двух потерявшихся ребятишек. Второй, как в пионерском лагере был у нас ручной лосенок… Даже напечатали их в городской газете. Под рубрикой «Голоса молодых». Я перечитал, ахнул от стыда: такое косноязычие… Поклялся, что больше ни за что на свете…

– А может, зря? – очень серьезно сказал Вовка.

– Ну вот, еще один советчик…

– А кто был до меня? Тетя Лидия? – спросил он с подковыркой.

– «Тетя Лидия» ничего такого не советовала, хватило ума. Кстати про историю, что в армии сочинил, она и не знает, только про рассказики… А советовал весной один редактор. Из нового издательства «Птицелет». Позвонил как-то в журнал, начал: «Иван Анатольевич, у нас затевается новая серия для школьников, я помню два ваших рассказа. Может быть, есть еще? Мы бы с радостью…» Еле его убедил, что я с этим делом завязал наглухо…

Вовка больше не уговаривал меня. Почесал правой сандалией левую щиколотку и сумрачно попросил:

– Тогда рассказывай дальше. Пускай хоть я буду знать, что там случилось… Посмотрели на Венеру-то?

– Посмотрели. Но до того… Давай расскажу сначала про Матвейку. Он там, пожалуй, самая главная фигура…

– Давай! – Вовка подтянул колени и уткнулся в них подбородком.

– Матвейка в ту пору, как и Ташка, окончил первый класс. Учился он не в Тальске, а в каком-то северном городке, родители на год уехали туда по договору, на работу. И вот он вернулся. Вернулся пока один (то есть отец привез его и укатил обратно). Родителям надо было доработать там еще три месяца, а Матвейку вывезли оттуда, из холодного климата, сразу, как начались каникулы. Жил он пока у двух незамужних тетушек…

Фамилия у него была Гранатов. Когда Матвейка знакомился и называл фамилию, он всегда говорил: «Это не от слова «граната», а от слова «гранат», есть такой драгоценный камень». Но там, где он учился, первоклассники не знали, что такое гранат, а что такое граната, конечно, знали. Мало того, кто-то из них где-то узнал, что в старину гранаты были с фитилями, которые полагалось поджигать перед броском. И вот к Матвейке прилипло прозвище Фитиль. Мол, такой же он тонкий и длинный. И жилось Матвейке с таким прозвищем и с такими одноклассниками несладко. И северный город казался ему неласковым… Поэтому Матвейка охотно возвратился в Тальск, хотя и понимал, что будет скучать по маме и папе…

Я опять опасливо помолчал, спохватившись, что затронулу Вовки печальные струнки. Но он сказал нетерпеливо:

– Дальше…

– А в Тальске, в детском саду еще, было у Матвейки другое прозвище: Каруза-Лаперуза. Но оно было не обидное, а, наоборот, уважительное такое. Дело в том, что он хорошо пел… Вообще-то Матвейка был стеснительный человек, и когда ему приходилось выступать на утренниках, он сперва тоже стеснялся. Но только несколько секунд. Потом набирал в грудь воздуха, и стеснение пропадало. Говорил Матвейка всегда негромко, даже сипловато. Но когда он начинал петь, в горле у него будто лопалась мыльная пленка и голос звучал очень чисто. Не сильный голос, но чистый такой и… воспитательницы говорили: «за душу берет». А воспитательница Матвейкиной группы, Ирина Григорьевна, как-то сказала: «Ну, ты у нас просто Карузо». И объяснила, что был в Италии такой всемирно известный певец. А Виталька Лемехов – человек не вредный, а просто веселый – тут же срифмовал: «Каруза-Лаперуза». Дело в том, что недавно в группе было занятие про дальние морские плавания и все помнили: жил когда-то на свете такой капитан – Лаперуз. А у Матвейки, надо сказать, была тяга ко всему морскому. Он и в детский сад ходил всегда с каким-нибудь «морским отличием» – то якорь на кармашке, то значок-кораблик… В общем, прозвище к Матвейке приклеилось, и он им тихонько гордился…

В этой истории я сочинил отдельный эпизод, как после сказки под мостиком Матвейка пришел к Ташке и они долго сидели и вспоминали детсадовские времена – иногда со смехом, но больше с грустью об ушедшем дошкольном детстве. И вообще настроение было грустноватое и похожее: у обоих родители где-то далеко. А потом они договорились, что вечером встретятся снова, Матвейка придет к Ташке ночевать. Они ведь очень давно дружили и в детском саду были почти как брат и сестренка, и теперь, наскучавшись друг без друга целый год, хотели подольше оставаться вместе… Ну, и была для этой ночевки еще одна причина. У Матвейкиных тетушек (тети Клары и тети Лиры) сломался телевизор, а в тот вечер должны были показывать фильм «Командир счастливой «Щуки», про подводную лодку во время войны с немцами…

– Ага, я помню… – шевельнулся Вовка. – Хорошее кино.

– Матвейка его очень любил. И больше всего любил он то место, где на концерте в военном клубе выступают ребята и мальчик поет «Вставай, страна огромная…». Так поет, что у взрослых моряков даже слезы на глазах. Матвейку в этот момент тоже щекотали слезинки, и он незаметно стискивал кулаки, и ему казалось, что это он сам поет боевую гордую песню. И очень мечталось ему, что однажды он по правде выйдет так на сцену, в такой же, как у мальчика, матроске, и запоет перед моряками. Но понимал, что едва ли такое когда-нибудь случится, да и матроски у Матвейки не было…

В общем, пришел он вечером к Ташке. Тетя Клара и тетя Лира поохали, но отпустили его. Они считали, что нельзя слишком сильно опекать племянника, а то потом их упрекнут: вырос, мол, у двух старых дев не самостоятельный мальчик, а беспомощная девица… Вообще-то в ту пору, когда не было родителей, Ташка ночевала в семействе Бри-са, но на сей раз объявила, что они с Матвейкой будут спать у нее в комнате и ничуточки не боятся.

Мама Бриса покормила их, постелила Матвейке на раскладушке, и он с Ташкой стал смотреть кино. Ташка смотрела, конечно, не с тем «замирательным придыханием», как Матвейка, но она понимала его и поэтому весь фильм просидела рядышком без болтовни и суетливости. И сделала вид, что совершенно не заметила повлажневших Матвейкиных глаз… После кино строгий Брис навестил двух друзей, выключил телевизор и велел: «На горшок и спать». Они посмеялись и улеглись. Но, конечно, лежали по отдельности недолго, скоро Ташка шепнула: «Иди сюда». Всякие разговоры взрослых, что «ах, это нехорошо, так не полагается, вы же мальчик и девочка» они считали дуростью. Почему не полагается? Они были люди с долгим детсадовским прошлым и еще в том прошлом не раз укрывались одним одеялом, чтобы пошептаться о сокровенном, порассказывать всякие истории, а то и уговорить друга не плакать, если какая-то беда. Случалось такое и в послеобеденный «мертвый час», и по вечерам на детсадовской даче… Вот и сейчас Матвейка устроился рядом с Ташкой, она натянула на себя и на него широкую простыню, и они стали шепотом говорить о нынешних делах. Матвейка сказал, что ему понравилась сказка про Тимми, разбитое зеркало и паровозик. Жаль только, что не до конца… Ташка напомнила, что конец Брис расскажет завтра: ведь договорились встретиться под мостиком снова. Матвейка сказал, что это хорошо. А еще сказал, что он рад знакомству с Бри-сом, потому что у того есть морской инструмент секстан, в который можно будет посмотреть на Венеру, а может быть, потом и на звезды.

Ташка спросила, будет ли Матвейка загадывать желание, когда станут смотреть на Венеру.

Матвейка признался, что будет.

«А какое? – шепнула Ташка. – Я вот хочу съездить с мамой и папой к морю, хоть на недельку. И чтобы у меня был новенький купальник лунного цвета, как у русалки… А ты? »

Они оба знали, что вообще-то не следует говорить о желаниях, которые собираешься загадать. Но от друга какие тайны! Особенно когда в комнате загадочные серебристые сумерки и такой доверительный Ташкин шепот… И Матвейка таким же шепотом (и отвернувшись, потому что все-таки стеснялся признаваться в сокровенном) рассказал про свою мечту. Про то, что хочет петь, как мальчик из кино…

Ташка шепнула: «Это обязательно сбудется». Тепло дунула Матвейке в затылок и, кажется, стала засыпать. И Матвейка… И ему приснилось, будто он все еще такой же маленький, но уже командир подводной лодки. И так же, как командир счастливой «Щуки», остался один на капитанском мостике – чтобы спасти подлодку и боевых друзей. Сейчас лодка уйдет на глубину, а он окажется один в гибельной пучине… И вот лодка погружается, погружается, уже не видно палубу, уже рубка вся в воде и волны перехлестывают через мостик, гребешки бьют по коленям. Вода теплая, Матвейке не холодно и не очень страшно. И на душе гордая такая печаль… И вот он уже по пояс в воде, по грудь, но тут его снизу, из глубины, подхватывает упругая сила. Оказывается, это примчались на помощь капитану Гранатову дельфины! Теперь уже совсем не страшно! Дельфины перебрасывают его, как мячик, со спины на спину и мчат к дальнему острову. Сгущается вечер, и над островом белой звездой вспыхивает маяк…

– Вот такой сон, Вовка… И такой он был, этот Матвейка Гранатов. Он и по правде, в моем детстве, был такой, только звали его… да неважно как. Матвейка, вот и все.

– Да, неважно, – согласился Вовка. – Ну а с Венерой-то что? Посмотрели они?

– Да, конечно… Каждый день они приходили на трубу под мостик и решили, что оттуда и будут наблюдать это редкое явление. Оставалось до него еще несколько дней, и Брис учил ребят держать секстан, наводить на солнце, двигать алидаду (есть на секстане такая штука, вроде маятника)… А потом они с Инкой продолжали сказку. Рассказывал в основном Брис, он умел придумывать. Были в сказке разные приключения у Тимми и гномов, блуждания в подземельях, новые попытки построить паровозик, хотя осколок зеркала еще не нашли…

– А потом нашли?

– Да, но об этом Брис поведал уже после «венерианского» дня. А в этот день мысли у них были не о сказке. Об астрономии… С утра ребятам повезло, небо было безоблачное…

– Не то что у нас, – вздохнул Вовка. – Ну, ладно, у нас еще… – Он взял мою руку, глянул на циферблат. – Еще четыре часа, может, развеет…

– Будем надеяться… И вот около одиннадцати часов Брис навел на Солнце прикрытый фильтром объектив (этих фильтров там целый набор), пошевелил алидадой, помолчал с полминуты и выдохнул: «Есть…»

Потом смотрели все по очереди и видели на фоне густо-лилового неба (опять же – фильтр такой) неяркую белую тарелку Солнца, а на ее верхнем крае черную дробину…

– Ты так рассказываешь, будто сам видел это, – одобрительно заметил Вовка.

– Дробину представить нетрудно, а на Солнце через фильтры я смотрел не раз…

– И я…

– Значит, и ты можешь представить… Потом Брис передал секстан Ташке: во-первых, она младше других, во-вторых, девочка, надо соблюдать этикет… После нее – Матвейке. Ну и дальше – Инка, Баллон… Договорились, что по первому разу будут смотреть минуту, не спеша считали до шестидесяти…