Текст книги "Договор по совести"

Автор книги: Владислав Сериков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Мы с Шупой призывали, но нас никто не слушал. Мы доказывали, убеждали, ссылаясь на опыт строительства рудника в Алареченске, а консервативное мышление хозяйственников сопротивлялось. Появился даже такой «контраргумент»: «Не наш метод».

Но как бы там ни было, идея бригадного подряда дошла до Москвы.

В октябре 1963 года в Заполярный приехали представители Министерства строительства РСФСР и Центрального нормативно-исследовательского бюро при НИИ экономики строительства. Смотрели, слушали, но резолюцию написали осторожную: «Особенностью предложения тов. Серикова В. П. является предоставление бригаде возможности непосредственного участия в подрядной деятельности строительно-монтажной организации…»

– А как можно участвовать, не имея твердой договоренности и гарантии? – нажимал я. – Пусть управление с нами договорится. Мы хотим быть равноправными партнерами…

Но о какой-то предварительной договоренности с бригадой никто тогда думать не хотел. К. таким крутым переменам строители не только в нашей области, но и в стране еще не были готовы.

И все-таки новое настойчиво пробивало себе дорогу. Немало этому способствовала печать.

Однако никто не решался провести этот эксперимент в жизнь. Тогда, твердо веря в новое дело, я отправился по общему с Шупой решению в Москву – пробивать Идею.

Попросил несколько дней в счет отпуска в потертом пиджачке, со старомодным чемоданом, набитым номерами газеты с нашей статьей, явился в столицу. Ходил по кабинетам Госстроя, Главмосстроя, раздавал газету, убеждал. Тщетно. И тут кто-то посоветовал встретиться с А. Н. Косыгиным. Пока я наводил справки, как это сделать, выяснилось, что Алексей Николаевич уезжает в Крым в отпуск. Вот досада! Все рушилось.

Не знаю, как пришла мне мысль пуститься вдогонку. Быть может, мой рассказ кому-то покажется неправдоподобным. Но все происходило так, как я рассказываю. Выяснил, когда товарищ Косыгин уезжает, взял билет на тот же поезд и покатил на юг.

Еду… Проходит ночь. Утром просыпаюсь – поезд стоит на каком-то полустанке. Выскакиваю на перрон, вижу: Алексей Николаевич прогуливается со своим помощником. Я, не раздумывая, к нему. Так и так, говорю, я бригадир с Севера, у нас идея, протягиваю газету со статьей: «Пожалуйста, очень прошу, почитайте!»

Алексей Николаевич улыбнулся, взял газету: «Хорошо, я прочитаю, на следующей остановке получите ответ…»

С волнением ждал я следующей станции. Поезд еще не остановился, а я уже спрыгнул на перрон. Помощник Алексея Николаевича дал мне московский телефон, по которому можно будет все узнать, и успокоил: «Возвращайтесь в Москву, все будет хорошо. Алексей Николаевич прочитал статью. Мы передадим в Москву, вашего звонка будут ждать».

Поезд оставил меня посреди украинской степи. В задумчивости побрел я к белому станционному домику покупать обратный билет.

В Москве меня встретили со вниманием. Поселили в гостинице «Советская» на Ленинградском проспекте.

Я попал на прием к заместителю председателя Госстроя СССР А. А. Этмекджияну, к другим руководителям. Но встречи эти оказались безрезультатными.

Шли дни, кончался мой отпуск, а серьезного разговора о подряде так и не состоялось. Тогда я попросил А. А. Этмекджияна собрать совещание.

И вот 19 августа 1963 года я выступил перед представителями высшего строительного органа страны – Госстроя СССР, его научно-исследовательских институтов. Сидели научные работники, хозяйственники, журналисты. Слушали, покачивали головами: «Бригада, подряд… Шабашка какая-то!» – и разгромили меня в пух и прах. В сердцах я крикнул тогда: «А все-таки подряд будет!»

Но до официального признания его прошло еще семь лет.

Командировка в Никель

Не прошло и двух месяцев, как мы вернулись с Ала-речки, вызывают меня в трест: «Надо ехать в командировку в поселок Никель». Объясняют ситуацию. Над действующим цехом требуется срочно соорудить тракт подачи руды. Работа трудная, нужна крепкая бригада. «Это не приказ, – говорят, – просьба», но чувствую: отказываться нельзя. Вот только как объяснить задачу людям? Как снова оторвать рабочих от дома, от семьи?

Пришел в бригаду. Худые, усталые люди. После двух лет, проведенных в палатке, люди только-только стали привыкать к нормальной жизни. Собрал рабочих, говорю прямо: «Надо ехать в командировку в Никель. Месяца на три-четыре».

– Да мы же только вернулись!

– Скажу вам так: многие кандидатуры обсуждались, но остановились на нас. Бригада нужна надежная. Работа сложная и опасная. Сами видите: зима, морозы с ветром, полярная ночь. Работать придется на высоте. Нас никто не заставляет, можем отказаться. Я знаю, что вы устали…

Совещались недолго, но решили твердо: «Надо, – значит, надо!» На этом разговор закончился. Никто даже не поинтересовался, какой будет заработок.

Наверное, это была самая трудная командировка. Не забыть ту полярную ночь: прожекторы освещают высоко поднятый над цехом металлический скелет галереи. По проекту ее надо было делать из монолитного железобетона. Но попробуй повозись с бетоном, если под галереей цех уже плавит металл, а кран может подать бетон лишь в одно место. А это значит носилки, ручной труд.

«Нет, бетон тут не пойдет», – сразу поняли ребята. Жора Николаев предложил: «А что, если попробовать плитами? Завод рядом. Если начать производство плит, задачу выполним».

Но как их монтировать? Краном удастся положить первые три-четыре. А дальше? – Дальше – лебедкой!

Инженеры согласились: «Это единственный выход».

Привезли нам плиты, и Жора Николаев, поскольку был инициатором, полез наверх. Крепкий, смелый парень. Залез, осмотрелся, кричит: «Давайте плиту!» Подали плиту, установили на нее лебедку. Честно говоря, все это делалось с большим риском. Но работа началась. Одна за другой ложились плиты. Самое трудное, однако, было в другом: при выбросах газа нас окутывало ядовитым облаком. Мы знали об этом и привязывались для страховки ремнями.

Противогазы, которыми нас снабдили, практически бездействовали на морозе, да и не привыкли мы к ним.

Когда первым потерял сознание Иван Гамаюнов, мы растерялись: медиков к нему наверх не поднимешь. Попробовали по стальным фермам нести его на себе, но он вскоре пришел в себя: «Куда тащите? Передохну немного и снова начну работать».

Такое случалось и с другими. А мне это почему-то не грозило. Возможно, помогала большая внутренняя мобилизация: организм не поддавался. Замечал это еще в тундре, когда летом тучи комаров атакуют человека. Все мазались специальной мазью, но спасения не было. Я же никогда никакими антикомариными средствами не пользовался. Посмеивался над другими: «Чего боитесь? Смотрите, комары с меня сами падают». Действительно, посидит, посидит и падает.

Жили мы в Никеле все вместе в подвале (теперь там кафе «Северянка»). Работали в три смены, и свет в подвале горел день и ночь. Посредине стоял бильярд – менялись смены, и игра не прекращалась круглые сутки. Спать в такой обстановке было, конечно, трудно, но уставали так, что засыпали сразу же как убитые.

Пытаясь беспристрастно разобраться в том, что делал, как жил и работал на Севере в те годы, хочу выделить главное: я не жалел себя ради дела, рабочие, видя это, старались следовать моему примеру. Время было такое. Работа трудная, иногда на пределе человеческих возможностей. Люди жили бедно, недоедали, плохо было с одеждой, с жильем. Чтобы поднять ребят на – действительно героический труд, требовался прежде всего личный пример. Причем иногда, казалось бы, в мелочах.

Например, у рабочего рвался левый сапог, я снимал свой, отдавал ему. Потом сапог рвался у другого, я ему отдавал правый, а сам уже ходил в двух рваных. В 1957 году приехал к нам новый начальник управления москвич Ксендзовский. Собрал бригадиров, познакомились, а потом он говорит: «Все свободны, а вы, Сериков, останьтесь». Смотрит на меня с участием и деликатно спрашивает: «Простите, что это у вас с ногами?» – «А что с ногами? Все в порядке». Ксендзовский по-прежнему смотрит на мои ноги. «А-а, – рассмеялся я. – Это вы про сапоги? Да они оба на левую ногу».

Случалось и такое: надо людей ставить копать траншею, а в ней вода. Конец зимы, температура градусов пять-шесть мороза. Был у нас в бригаде один упрямец:

– Не полезу в траншею!

– Почему?

– Давай сапоги новые.

– Да сейчас такая погода – босиком ходить, можно! – говорю.

– Вот если сам босиком пойдешь, полезу в траншею.

– Хорошо, пойду босиком. Только поспорим на двести рублей: если до обеда прохожу, то ты мне двести, не прохожу – я тебе.

Разговор происходил в начале рабочего дня, примерно в половине девятого. Спорщик прикинул: «Не выдержит!» Надо сказать, человек он был неплохой, но позарился на деньги: верный выигрыш! Не всякий проходит полдня босиком по снегу. Но я себя знал: здоровый, три года на Севере практически обходился без телогрейки. Поспорили по всем правилам. Я снял с себя сапоги. Парень полез в траншею.

Ребята, увидев, как обернулось дело, заспешили. Работали быстро, и мне оставалось дотерпеть еще немножко. И тут мой спорщик, увидев, что осталось двадцать минут до двенадцати, а я и не думаю обуваться, не выдержал.

– Шутка! – закричал он. – Ребята, это шутка.

– Какая же шутка? – возмутился я, – Готовь двести рублей.

Но у парня было такое испуганное лицо, что я не стал больше испытывать его и, конечно, тут же обратил все в шутку. Да и не о денежном выигрыше я думал, когда затеял этот спор. Мне нужно было быстрее выкопать траншею. Педагогика – наука творческая.

Но бывало, к сожалению, и по-другому. В 1958 году приехали к нам демобилизованные солдаты, пограничники, человек семьдесят. Возглавил новую бригаду Николай – парень образованный, был он комсоргом в Заполярном, пользовался авторитетом. Проходит месяц. Бригада работала отлично, о ней писали в «Полярной правде». Через месяц – новые успехи. Повсюду только и слышно: «Коля, Коля!» Все идет хорошо, бригада работает в полную силу. И вдруг…

Прихожу как-то во время работы в общежитие: чертежи, кажется, забыл. Смотрю: Николай – мы жили в одной комнате – лежит в одежде, а время уже послеобеденное.

– Что с тобой?

– А? – очнулся он. – Да все нормально!

– Какое же ты имеешь право уходить с работы? Что скажут люди?

– Да ничего страшного, я сейчас встану.

Проходит еще несколько дней. Как-то, тоже после обеда, захожу в общежитие – Николай опять лежит на кровати. От меня отмахивается:

– Да ты не беспокойся, бригада работает.

На третий раз я специально зашел проверить. Вижу: Николай спит. А бригада действительно продолжает прекрасно работать.

В тот раз я сказал одно:

– Ну, Николай, смотри. Это добром не кончится. С огнем играешь!

И как в воду смотрел! Однажды иду мимо бригады Николая – шум. Остановился, слушаю.

– Давай, дорогой, убирайся! Ты нам больше не нужен. У нас другой бригадир, не хуже тебя. А ты иди спи.

Вот оно что – застали Колю спящим и теперь прогоняют. Я отошел в сторонку, жду. Гляжу – идёт, Поравнялись. Не стал ему выговаривать.

– Ладно, иди в бригаду, работай.

Он вернулся к нам и, надо сказать, хорошо работал. Но, видимо, травма оказалась тяжелой: вскоре он уехал к себе на родину в Ленинград.

Прошло восемь лет. Оказался я проездом в 1966 году в Ленинграде. Иду по улице. Навстречу – человек, вроде знакомый. Пригляделся – Коля. Я иду радостный, полный энергии, на груди Золотая Звезда. А Коля? Поблекший взгляд. Усталое, серое лицо. Я не поверил своим глазам. Вот что сделалось с человеком! Так хорошо начал, но оступился… и потерял себя.

В те полярные ночи в Никеле рабочие трудились героически, и третья плавильная печь вступила в строй действующих в запланированный срок. Страна получила дефицитный металл.

Такой героизм понятен.

Но я думаю вот о чем: бывает, люди вынуждены проявлять отвагу и героизм, когда это вызвано не столько обстоятельствами, сколько равнодушием отдельных лиц.

Как-то из-за повреждения на теплотрассе один из домов лишился тепла – это на Севере страшная беда. Случилось это в предпраздничный день, к концу смены.

Кинули на прорыв нашу бригаду. Но «забыли» о мелочи – завезти доски – крепежный материал. А трасса в этом месте шла на большой глубине. И нелегко докопаться до самого низа, да и работа без крепления – большой риск.

Но ждать материалы было некогда: север, мороз.

Дошли до самого низа, до труб, и вдруг раздался крик: «Грунт ползет, спасайтесь!» Мы выскочили из траншеи, стены рухнули, и весь наш труд оказался напрасным.

Проработав всю ночь, мы сидели обессиленные, слушали разносившиеся из громкоговорителей мелодии маршей – шёл парад на Красной площади – и смотрели на бесформенную груду мерзлой земли, похоронившую под собой поврежденный участок теплотрассы. Тепло мы в тот день в дом не дали. И лишь потому, что по чьей-то вине у нас не оказалось под рукой досок.

Каждый раз, поднимая бригаду на большое дело, я взвешивал, насколько наше участие в нем необходимо, и никогда не толкал рабочих на бессмысленные поступки.

Запомнился случай, происшедший на Ала-речке. Как-то в котельной, уже готовой под сдачу, – видимо, от электросварки – вспыхнули леса, облитые соляркой и маслом. Все растерялись. Кто-то вспомнил, что на лесах остались два баллона с кислородом – и вмиг все кинулись из здания врассыпную. Взорвутся баллоны – разнесут нашу котельную вдребезги. И тут в огонь бросился рабочий Рамаз Гулашвили. Через минуту он вынырнул из огня с уже разогревшимися баллонами. Когда пожар потушили, мы говорим: «Жора, а ну-ка подними еще раз баллоны!» Так он едва поднял один.

На Ала-речке нашу работу как-то обходили вниманием: рудник – стройка не такая уж масштабная, были объекты и более впечатляющие. Но здесь, в дикой тундре, впервые в промышленном строительстве зарождалась и бригада нового типа, и новые производственные отношения, призванные в недалеком будущем изменить многое в жизни трудовых коллективов. Люди трудно, но упорно прокладывали дорогу новому, и в их самоотверженном труде, в борьбе со старыми традициями и суровой природой рождалась и утверждала себя идея бригадного подряда.

В последовательном отстаивании новых идей есть тоже элемент героизма. Образ Терентия Мальцева, посеявшего пшеницу по безотвальной вспашке, когда кругом пахали общепринятым способом – с оборотом пласта, и он не пускал никого на свое поле, пока не кончилась пахота, – для. меня это образ настоящего борца, героя.

Наконец пришел знаменательный для всех жителей Заполярного 1965 год. Завершилось строительство Ждановского горно-обогатительного комбината. Цех обжига выдал первую продукцию. Свершилось то, ради чего приехали сюда, в этот суровый край, тысячи добровольцев.

Одно время мы жили с мамой вдвоем; жена и дети отдыхали. И вот однажды вечером я лежал не раздеваясь на кровати усталый, небритый. Мать пошла в магазин. Вдруг слышу – по радио диктор говорит: «За особые заслуги… присвоить звание Героя Социалистического Труда Серикову Владиславу Пахомовичу – бригадиру комплексной бригады треста «Печенганикельстрой».

Я обомлел. Героев в ту пору на Севере было мало.

Заходит мать. Видит, я не в себе.

– Мама, а мне Героя присвоили…

Гляжу, мать на ногах еле держится, так поразила ее эта новость. Я схватил ее на руки, положил на кровать.

Она пришла в себя. И, первое, что сказала сквозь слезы: «Значит, наша фамилия снова зазвучала?…»

Ей было это важно: громко, на всю страну зазвучала фамилия ее мужа. Сколько лет она носила в себе эту надежду! И… свершилось!

«Сейчас же люди придут!» – засуетилась мама.

И точно, не успел я побриться, пришли друзья-товарищи.

Не всем хватило места, стояли у крыльца. Даже мой друг Шупа сумел пробиться ко мне только на второй день. Смешно, но пришлось установить очередь на посещение.

И так каждый вечер – до двух, трех часов ночи. Приходилось выдерживать и еще на работу ходить. Все радовались за меня, это был наш общий праздник.

А через несколько дней меня вызвал управляющий трестом. Тут же сидел секретарь райкома партии.

– Значит, такое дело… В ночь выезжаем в Мурманск. Будут вручать Звезду… У тебя костюм есть?

– Нет, – говорю.

В те годы в Заполярном костюмов в свободной продаже не было.

Все переполошились! Стали звонить в обком партии. Там говорят: «Немедленно в Мурманск!»

Прибыли в Мурманск. Сижу в гостинице. Вечером привезли костюм, но не моего размера. Пришлось вызвать портного, снять мерки.

Утром меня подняли: бегом в ателье. Надел костюм – ну прямо по мне. Как только успели перешить за ночь?

Награждение прошло торжественно. Сын, в то время семиклассник, посвятил мне стихи:

 
Палатки, потом дома,
Потом на асфальте следы,
И вот отражаются города
В Звезде на твоей груди.
 

Мальчишка, а сумел уместить в четыре строчки человеческую жизнь.

Мать повесила мой костюм в своей комнатке: не в шкаф, а на виду, на стене. Однажды ночью гляжу: стоит и ласково гладит рукой звезду. Старенькая. На глазах слезы счастья. Эта картина до сих пор у меня перед глазами.

Я счастлив, что при жизни матери получил эту высокую награду, стал лауреатом Государственной премии СССР.

А главное – при ней вступил в партию. Четырнадцать лет избирался членом областного комитета партии, был делегатом партийных, профсоюзных и почетным делегатом комсомольского съездов. Старался достойно нести эстафету, принятую от отца-большевика.

В Мурманске

В 1967 году завершилась последняя моя стройка в Заполярном – Дворец культуры. Десять трудных, но счастливых лет остались позади.

Я переехал с семьей в Мурманск – город на берегу Баренцева моря.

Из окон домов, расположенных амфитеатром на сопках, открывается Широкая панорама Кольского залива: доки, причалы, портальные краны и целый лес мачт. Снуют проворные буксиры. Ветер подхватывает и несет запахи моря в город, где тысячи мальчишек мечтают стать моряками.

Мурманск – столица Заполярья. Устроенный быт, культурная жизнь. Но дела не радовали. СМУ-2 треста «Мурманскпромстрой», куда меня перевели, начало строить десятки сооружений, но ни одного не могло закончить. Некоторым объектам было по 5–6 лет. Я видел множество бригад, которые ничего не делали и за это еще ухитрялись получать первые места в соревновании.

На меня смотрели с любопытством: какой из него получится «деятель»?

Ситуация на новом месте оказалась сложной. Пришлось иметь дело с теми, кто мог явиться на работу нетрезвым, вообще не выйти на работу после получки, с легкостью подать заявление об уходе.

Начальник управления привел меня на строительную площадку и показал на десятка полтора человек, лежавших вповалку вокруг заглохшего компрессора. Бригада второй день находилась в коллективном загуле. Уже был издан приказ, который и по сей день хранится в архиве отдела кадров: «Бригаду В… в связи с коллективным пьянством расформировать».

Начальник посмотрел на меня с вызовом: что же, с хорошим коллективом любой бригадир может начинать. Но если ты и вправду умеешь воспитывать, то вот тебе «сырьё». Приказ о расформировании бригады отменили.

«Воспитывать» приходилось ежедневно. Случалось, особенно после получки, что некоторые участки оказывались полностью оголенными.

Меня спрашивали:

– Пахомыч, а где ж остальные?

– Я отвечал:

– Тоже найти не могу. Вот проспятся, сами объявятся.

Объявлялись. Я не кричал, не писал докладных начальству. Коротко объяснял:

– Как поработал, так и получишь.

Не отступал от сказанного ни на шаг. Медленно, не до всех сразу, но все же доходило: пить во время работы – это обкрадывать прежде всего себя самого. Но уж если я замечал, что человек начинает исправляться, то не жалел для него ни времени, ни душевного тепла.

В бригаде собрались молодые парни. Делать они мало что умели. В основном копали землю. Между прочим, и загуляли они из-за этой земли. Копали целый месяц траншею, оказалось – не в ту сторону.

И вот пришел день, когда я увидел: люди задумались о себе, о своем будущем. Значит, можно начинать новую жизнь. Собрал всех. Речь моя была короткой:

– Будем строить объекты «под ключ». Ищите специалистов. Для начала – человек тридцать.

Все включились в поиски «спецов». Помогли обстоятельства. Трест «Печенганикельстрой» после окончания строительства Ждановского горно-обогатительнога комбината расформировали, и кадровые рабочие разъехались по многочисленным стройкам области. Часть этой старой гвардии, соратники по Ала-речке, влились в мою новую бригаду – Георгий Николаев, Владимир Герасимов, Степан Кондрусик и другие проверенные на прочность в самых трудных испытаниях. Они принесли с собой энергию, оптимизм, опыт и трудолюбие. Опираясь на такой испытанный костяк, можно было уже смело пополнять коллектив новичками.

Я так и говорил: набираю молодежь в свою старую бригаду.

Набирал где только мог. Однажды на вокзале встретил парня. Демобилизовался, приехал в Мурманск, устроиться на работу сразу не удалось. Я взял его к себе в бригаду и не раскаялся.

Приходили люди и сами: чувствовали, что у нас можно работать по-настоящему. Виктор Гуцало (позже он стал моим заместителем) сам руководил коллективом. Но попросился к нам рабочим. Пришел каменщик Николай Иванов, в прошлом матрос Краснознаменного Северного флота, жадный до дела человек. Юрий Берг начинал «зеленым» сварщиком, потом стажировался в другом коллективе – у аса сварки Марлена Ивановича Нечая – и вернулся, имея третий разряд. Хорошим помощником стал арматурщик и сварщик Валерий Кузнецов. Все они наряду с ветеранами Немало сделали для укрепления бригады.

Через два года коллектив завоевал звание лучшей бригады Минтяжстроя СССР.

Теперь вместе с «гвардией» из Заполярного нас стало 27 человек – уже можно было решать большие задачи. Пришел я в управление и попросил: «Дайте нам пусть трудное, но настоящее дело. Люди должны честно заработать хорошие деньги».

И нам нашли такое дело: благоустройство в районе овощной базы. Местность болотистая, грязь по колено. Задание, прямо скажем, трудновыполнимое, но работа денежная.

Сделали мы расчеты по дням. Получилось: весь месяц – ежедневно – всем трем сменам надо принимать по 50 кубометров бетона. А ведь еще нужно время на подготовку площадок: расчищать болото, засыпать его бутом, гравием, песком, все это уплотнять, выравнивать. Как справиться с таким объемом? Выход напрашивался один: каждая смена по возможности помогает другой. Или выйдет на час, а то и на два пораньше, или же задержится после смены.

А главное, конечно, беречь минуты, Другого пути не было.

Обсудили. Решили единогласно – работу брать.

«Ребята, – обратился я к бригаде, – выдержим, будет заработок, но самое важное – будет уверенность в своих силах».

И мы выдержали. Сделали даже больше, чем запланировали. Подъем был такой, что и следующий месяц работали как одержимые. Вошли в ритм. И тут хлынуло пополнение. Отовсюду! Даже с Сахалина однажды пришло письмо: «Бригада нравится, хочу её посмотреть», Я ответил: «Приезжай, посмотришь».

Надо же: приехал! Познакомились. Походил по стройке, улетел домой. Затем пишет: «Хочу работать в бригаде». Ответил: «Приезжай». А сам думаю: далеко, второй раз не рискнет. Приехал снова, неделю жил у меня, потом перебрался в гостиницу, а спустя время получил, как все, жилье, перевез семью и до конца работал со мной, до самого моего прощания с бригадой. Но это редкий, конечно, случай: человек приехал с другого края земли!

Никогда у нас не было какого-то идеального коллектива. Некоторых принимали в бригаду, признаюсь, из сострадания. Появляется иной человек и буквально плачет: «Возьмите! Пропадаю…» Таких набиралось каждый год человек шесть-семь.

Помню, пришел моряк. 16 лет плавал, но за пьянство списали на берег. Пришел вместе с женой. Та просит: «Возьмите его на работу!» Я отвечаю: «Как же взять—.у него руки трясутся». Но все-таки спросил, есть ли у него строительная профессия? Оказалось в прошлом каменщик. Подвел его к стене: «Вот кирпич. Положи». Моряк туда-сюда – не может. Говорю: «Слезай, ладно… Но руки свои можешь остановить?» Он попросил разрешения отойти минут на двадцать. Возвращается: «Вот!» – и показывает – не трясутся. Выпил за углом сто граммов. Казалось бы, зачем бригаде такая обуза? Но у человека – четверо детей. Как дальше жить? Взяли его, хотя представляли, что хлебнем горя.

Тянулись в бригаду не только из-за хорошего заработка.

Для нас заработок не был самоцелью, а лишь средством для достижения цели – сдачи объекта. С материальной заинтересованности мы только начинаем. Когда человек увидит, что он может хорошо зарабатывать, он понимает, что может работать хорошо. И это входит в привычку. Мое твердое убеждение, проверенное многолетним опытом: не деньги цементируют коллектив, а хорошо организованный труд.

Шло время. Бригада набирала силу. Через некоторое время к нам попросились рядовыми рабочими шестнадцать бригадиров.

В конце 1969 года СМУ поручили строительство швейной фабрики. Мы предложили главному инженеру управления передать фабрику нам на подряд.

Главный инженер согласился, но сказал, что вопрос щепетильный, надо его согласовать. И согласовывали до тех пор, пока через несколько месяцев, уже в 1970 году, пришло сообщение о Злобине.

Как назло, в этот момент у нашей бригады не оказалось подходящего объекта для подряда. И вдруг в начале 1971 года поручают нам строить Южную теплоцентраль, крайне необходимую городу. Домостроительный комбинат в Мурманске набирал мощности, дома росли быстро, и остро встал вопрос: необходимо тепло. Срок установили сжатый. Если не уложимся, новый большой микрорайон – более 100 тысяч квадратных метров жилья – останется без тепла. Цель благородная, но и ответственность огромная!

В интервью корреспонденту Всесоюзного радио я заявил, что мы собираемся взять подряд на строительство промышленного объекта – комплекса Южной теплоцентрали Мурманска – и вызываем на соревнование бригаду Н. А. Злобина. Для руководства такое заявление было полной неожиданностью – как гром среди ясного неба.

Риск, конечно, был, как и в каждом новом деле. Но ведь были уже и десятки объектов, построенных нами «под ключ» в Заполярном и на Ала-речке – этом своеобразном плацдарме для дальнейшего наступления.

В 1963 году о наших предложениях узнал руководитель комсомольско-молодежной бригады треста «Апатитстрой» Михаил Николаевич Калацкий. Он и сам не раз задумывался над совершенствованием организации строительного процесса.

Прошел год, и на строительстве Дома культуры в Апатитах появился плакат: «Строительство ведет подрядная комсомольско-молодежная бригада Михаила Калацкого».

Дело спорилось в руках молодых энтузиастов. Дом культуры был построен в срок, сэкономлены материалы, выполнение норм выработки достигло 130 процентов, были исключены простои.

Нашлись сторонники нового метода и в Заполярном. Работники управления «Жилстрой» провели большую инженерную подготовку и передали на подряд жилой дом комплексной бригаде Ивана Ивановича Кутузова, которая сумела сократить сроки на 27 дней, внедрив настоящий хозрасчет.

Однако руководители «Жилстроя», почувствовав, какой четкости потребует подрядная бригада от самого управления, не решились повторить и тем более расширить опыт.

Но одно дело – жилой дом, другое такой сложный промышленный комплекс, как Южная ТЭЦ – 17 объектов.

Для большинства инженеров, да и рабочих сама мысль построить теплоцентраль одной бригадой казалась в то время абсурдной. Такой орешек не по зубам бригадному подряду, утверждали мои оппоненты. Это вам не дом построить, как у Злобина. Но назад для нас пути уже не было. Каждый входящий в нашу бытовку в тот памятный 1971 год видел плакат: «При крепком желании и полном напряжении сил невозможное становится возможным».

С таким настроением и твердой верой в свою правоту мы и приступили к первому подряду. Подписав договор, начальник отдела труда и заработной платы Ю. М. Романов, И. Ф. Шупа-Дуброва и я отправились в Зеленоград к Н. А. Злобину.

Николай как раз строил свой второй дом. Стали обсуждать условия соревнования. Подводить итоги взялись газеты, сперва «Советская Россия», потом «Труд». Сначала вышла «ничья», затем поочередно присуждали победу то одной, то другой бригаде. Через несколько лет к нам подключился ленинградец Шевцов и побеждали уже втроем, поочередно.

И все-таки, несмотря на сложность в обобщении результатов, соревнование выполнило свою основную задачу – стало активным пропагандистом и организатором нового метода.

Николай Злобин понравился мне: хороший бригадир. Большое впечатление на меня произвела инженерная подготовка на злобинских объектах. Ничего подобного у нас в Мурманске не было.

После первого посещения Зеленограда у меня появилось твердое убеждение: методы организации бригадного подряда в жилищном и промышленном строительстве существенно различны. Если бригада, возводящая серийный дом, не может и дня прожить без пунктуального выполнения договора (срыв поставок здесь равносилен поражению), то на строительстве промышленных объектов огромные возможности для инициативы, предприимчивости, маневра. Всегда можно что-то заменить, придумать…

…Над Кольским заливом полярная ночь. Лишь луна да огни электрических ламп резко вычерчивают контуры промышленных зданий. Мороз, поземка. Ветер леденит лицо, руки. Но люди не уходят. Ритм стройки не нарушается ни на минуту. Пятьдесят пар рабочих рук делают столько же, сколько раньше чуть ли не целое строительное управление.

Хотя работа шла хорошо, с каждым днем, становилось все более очевидно: экономику строительства надо изучать гораздо глубже.

Подряд заставил и бригаду и бригадира считать буквально каждую копейку.

Когда работники управления представили рабочим контрольные финансовые итоги их труда за первые два месяца, мы ахнули: убытков на 10 тысяч рублей! Все они были отнесены на счет бригады. Значит, ни о какой премии и речи быть не могло. Вот тогда я и начал учиться экономике. Перетряхнул все финансовые документы, имевшие отношение к объекту. Высчитал часовую стоимость аренды каждого механизма, узнал точную цену каждого кубометра стройматериалов, детально проанализировал каждую операцию.

Большие убытки бригаде приносили два мощных восьмитонных крана. Они могли поднимать немалые тяжести, например котлы. Но котлов еще не было, а краны уже успели сожрать тысячи рублей.

Выход был один: форсировать монтаж и кладку главного корпуса теплоцентрали, чтобы быстрее избавиться от кранов.

Быстро поднимались этажи главного здания, и наступил момент, когда я заявил руководству: «Все. Краны нам больше не нужны». И письменно подтвердил наш отказ.

Бригада заявила твердо: не нужны нам эти безработные гиганты! И настояла на своем: кто будет монтировать котлы, пусть и рассчитывается за краны. (Краны год простояли в ожидании котлов).