Текст книги "Альтернатива маршала Тухачевского (СИ)"

Автор книги: Владислав Толстой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

– Не стану с Вами спорить – в конце концов, Вы специалист – проявил покладистость куратор. – Если я правильно Вас понимаю, то сделать можно довольно много – но для этого надо внедрить нужного человека в подходящего персонажа, в нужное время. Как Вы считаете, какие варианты будут оптимальны?

Разведчик задумался – наиболее подготовленными кадрами ранней Красной Армии, что в военном отношении, что по части техники, были господа старшие офицеры Императорской Армии, ставшие красными командирами. Собственно, среди офицеров Генерального Штаба Советской Армии никогда не скрывался, например, тот факт, что настоящим создателем Красной Армии был Генерального Штаба генерал-майор, крупный военный разведчик, потомственный дворянин П.П. Лебедев; другой вопрос, что на лекциях в АГШ это подавалось в идеологически правильной упаковке. Другое дело, что народу это не сообщалось – как и то, что Гражданскую войну выиграла Красная Армия, находившаяся под командованием старших офицеров и генералов РИА, а не революционных матросов и рабочих. Они же занимали большинство командных и штабных должностей до 1929 года. Проблема была в том, что красные командиры, ранее не принадлежавшие к офицерскому корпусу РИА, ненавидели бывших "золотопогонников" смертной ненавистью. Эта ненависть жила десятилетиями, пережив не только Гражданскую войну, но и Великую Отечественную – и именно она стала основной причиной печально известного дела "Весна", в ходе которого значительная часть бывших царских офицеров, из числа тех, кто занимал значимые должности в РККА, была репрессирована или, в лучшем случае, выброшена из армии. Выражаясь предельно деликатно, в этом случае эмоциональные и политические причины явно доминировали над рациональными потребностями обеспечения обороноспособности страны. Какие последствия это возымело для боеготовности армии, полковнику думать не хотелось. Со своей стороны, политическое руководство страны не слишком доверяло бывшим офицерам РИА, предпочитая использовать их в качестве советников и консультантов, стараясь не допускать на посты, где можно было влиять на развитие армии – Генерального Штаба полковник Шапошников был редчайшим исключением, подобным бриллианту чистейшей воды в сотню карат; да и выдвинулся на первые роли он отчасти благодаря погрому армейских профессионалов, учиненному в результате "Весны", слишком уж много должностей тогда освободилось, а настоящие специалисты оказались в дефиците. Да и всерьез повлиять тогда на ситуацию будущий маршал Советского Союза еще не мог.

Собственно, руководство СССР в полной мере осознало проблемы Красной Армии после провала "Германского октября" в 1923 году – так тогда называли последнюю попытку разжечь мировую революцию, детонатором которой должна была послужить революция в Германии. Учиненная после этого проверка РККА комиссией ЦК неопровержимо установила, что боеспособной армии у Советской России нет. Вообще. Именно после этого Сталин вспомнил Бога, сказав: "Если бы Бог нам не помог, и мы бы ввязались в драку, то нас бы расчехвостили в пух и прах" (соответствует РеИ – и проверка РККА, проходившая в 1924 году, и ее результаты, и высказывание Сталина В.Т.). После этого Троцкий вылетел с поста наркомвоенмора, на три метра опережая собственный визг – до элиты партии дошло, на каком волоске она висела, одобрив идею Левушки о поддержке германской революции, включая прорыв Красной Армии через Польшу "на помощь германским товарищам" (было в РеИ – подготовка шла на полном серьезе В.Т.).

Сменивший его Фрунзе был компромиссным вариантом, устраивавшим большинство тогдашних группировок. В принципе, Фрунзе мог бы стать очень хорошим вариантом для внедрения – Михаил Васильевич был весьма талантливым дилетантом, которому стать серьезным военачальником мешало то, что он в молодости предпочел стать профессиональным революционером, а не кадровым военным; получи Фрунзе военное образование – и он мог заслужить генеральские погоны; кроме того, он был известен тем, что охотно прислушивался к мнению старых специалистов, а не бредил "революционной войной". Так что никого бы особенно не удивило, если бы он начал высказывать новые идеи и успешно претворять их в жизнь. Достоинством было и то, что Фрунзе был действительно крупным политиком, самостоятельной фигурой в большевистском руководстве – и в этом качестве мог позволить себе весьма большую свободу действий.

Вот только последнее достоинство имело и обратную сторону – Фрунзе пользовался искренней ненавистью троцкистов; собственно, было неизвестно, умер ли он своей смертью, из-за аллергии на наркоз, или ему немного помогли те, чьего лидера он сместил, немедленно начав утеснять сторонников "Льва революции" в армии. В модную во время перестройки версию, что ответственность за смерть Фрунзе нес Сталин, Вячеслав Владимирович не верил – ему эта смерть была категорически невыгодна.

Внедрение во Фрунзе спасало того от смерти на операционном столе, если эта смерть была случайной – но не могла спасти от покушения. Учитывая непринужденные нравы сторонников Троцкого, это была совсем не шуточная угроза.

Не меньшей угрозой, пусть и в отдаленном будущем, в конце 1936 – 1938 годах, была ярость Сталина, обнаружившего реальные заговоры. Молотов не зря сказал в старости: "Сталин осатанел" (реальные слова Молотова В.Т.). Вождя можно было понять – полковнику доводилось в юности слушать рассказы родственников, осведомленных о настоящих масштабах заговоров и предательства – вот только это ничуть не отменяло ни возможности "составить компанию" Кирову, ни возможности "попасть под горячую руку" Иосифа Грозного. А характер у Иосифа свет Виссарионовича был действительно тяжелый. Последствия для дела в комментариях не нуждались.

В полной же мере изменения в Красной Армии пошли одновременно с началом индустриализации СССР – и причиной этого стала "военная тревога" 1927 года, когда Великобритания продемонстрировала свою готовность натравить лимитрофные государства на Советский Союз. Тогда это было смертельной угрозой – по советским оценкам конца 20-х годов, Польша, Финляндия, Румыния, прибалтийские страны могли выставить 115 дивизий, тогда как РККА могла отмобилизовать чуть более 90 дивизий, из них на Европейском ТВД – только 70 дивизий. Если добавить к этому, что тылом лимитрофов автоматически становились Англия и Франция, а нашим дальневосточным рубежам всерьез угрожала Япония – то для Советского Союза эта война могла стать последней, слишком неравны были силы.

Была группировка сторонников Сталина в РККА – в частности, к ней принадлежали пользовавшиеся полным доверием Вождя Ворошилов и Буденный.

Вот только Ворошилов, верный Сталину как пес, не отличался ни талантами, ни образованием. Так что внедрение в Первого маршала отменялось автоматически – если внедренный в Клима агент начнет реформы, то, максимум через год Сталин, досконально знавший таланты верного сподвижника, спросит: "Дорогой товарищ, а кто Вы такой? И куда Вы дели Клима?". Убедительно солгать Сталину полковник не брался – а как он отреагирует на правдивый ответ, думать не хотелось.

Ненамного лучшим был и расклад с Буденным – Семен Михайлович был фанатиком кавалерии, которую знал абсолютно; небесталанным военачальником; человеком, ценившим знания – он был единственным из пяти первых маршалов Красной Армии, позаботившимся окончить Академию Генштаба, у остальных "руки не дошли". Вот только при всех своих достоинствах, Буденный и "война моторов" были совместимы чуть менее, чем "гений и злодейство" – и для Сталина это не было секретом.

Так что среди кандидатов на внедрение оставались только "поручики-командармы". Среди этой компании Тухачевский и вправду был лучшим вариантом – и потому, что он был признанным лидером этой группировки, занимал самое высокое положение в армии; и потому, что у него было хорошее общее образование, пусть и с гуманитарным уклоном, полноценное среднее военное образование, в отличие от прапорщика военного времени Уборевича и недоучившегося фармацевта Якира; и потому, что он искренне интересовался новейшими теориями военного дела и новинками военной техники – другой вопрос, что делал это он предельно поверхностно и безграмотно, но за другими, за вычетом Уборевича, и того ведь не водилось.

Было и еще одно преимущество – Сталину было необходимо не допустить вмешательства выдвиженцев Троцкого в политику вооруженной силой, и, была отчаянно нужна добротная модернизация Красной Армии. Если попаданец в Тухачевского займется приведением РККА в порядок, при этом явно утеряв интерес к политике – ну попали в руки великовозрастного "дитяти" такие интересные игрушки, что он не вылезает с заводов и полигонов, позабыв об интригах – то Вождя это устроит; если же от этого будет несомненный толк – а у Сталина попросту не было доверенных людей, способных всерьез заниматься механизацией армии – то можно будет рассчитывать на его содействие, пусть и не сразу.

Хватало и серьезных минусов – если "попаданец" в Тухачевского займется модернизацией армии, потеряв интерес к политическим играм, то не было ни малейшей гарантии, что группировка "поручиков-командармов" не откажет ему в поддержке, так что опираться придется только на немногочисленных военспецов, как правило, поддерживавших Михаила Николаевича по причинам служебного свойства; если новый Тухачевский начнет отходить от троцкистов, не говоря уже о явной поддержке Сталина, то высока была вероятность того, что милейший Иван Никитич Смирнов, создатель и руководитель троцкистского подполья в СССР (соответствует РеИ – вообще, И.Н. Смирнов был опытнейшим конспиратором и убежденным троцкистом, из тех, кто не "кололся" и не каялся ни при каких обстоятельствах В.Т.), лично или по приказу Льва, примет решение о ликвидации предателя.

Автоматически возникал вопрос – если отходить от троцкизма, на кого новому "Тухачевскому" опираться? Царские офицеры были серьезными профессионалами, но они испытывали оправданную неприязнь к выскочке – завоевать их доверие было нетривиальной задачей. Кроме того, к началу Второй Мировой войны они уже будут в почтенных годах. Группировка краскомов в вопросе отношения к Тухачевскому проявляла редкостную солидарность с ненавидимыми ими "золотопогонниками" – они тоже едва терпели Михаила Николаевича. В этом плане исключение представляли Буденный, как ни странно, неплохо относившийся к Тухачевскому, и Ворошилов, ради пользы дела готовый терпеть кого угодно, включая бывших царских генералов и Тухачевского.

Конечно, было поколение победителей – в конце 20-х годов те маршалы и генералы, которые сломали хребет Вермахту, командовали ротами и батальонами, максимум, дивизией, как Рокоссовский, и полком, как Жуков.

Напрашивался ответ – учить будущих генералов и маршалов Победы, привлекая для этого бывших царских офицеров. Благо, было точно известно, кто проявит волю, мужество командира, талант полководца и штабиста. Как бы плохо их высокоблагородия и превосходительства не относились лично к Тухачевскому, но, коль скоро речь идет о защите Отечества, они перешагнут через свои чувства – выдвинутые им теории они добросовестно выслушают и разберут; убедившись на практике в их действенности, будут учиться новому; и, да, новое поколение защитников Родины учить они будут не за страх, а на совесть. Аналогично обстояло дело и с Ворошиловым – Климент Ефремович ненавидел "барчука", но был готов с ним работать.

Естественно, оставались вопросы налаживания их обучения; еще большей проблемой было их своевременное продвижение по службе – да, Красная Армия в это время стремительно росла количественно и качественно, но ведь требовалось расставить на нужные должности именно будущих победителей, а не протеже Ворошилова или "поручиков-командармов".

И, в любом случае, проблемой оставались отношения со Сталиным. При всем том, что в реальной истории Вождь по уши был занят налаживанием хоть какой-то системы управления – а до назначения Сталина система управления у Советской России была, скорее, номинальной, относительно работающую систему удалось наладить к концу 20-х; экономикой – а размеры и глубина афедрона, в котором находилась советская экономика, в особенности, промышленность, трудно представимы (исторический факт – во второй половине 20-х Ворошилов просил Енукидзе, ехавшего за границу, купить носки и чулки для детей; ну не мог нарком обороны купить эти вещи в СССР, не было их В.Т.); борьбой с оппозицией – эту публику принято называть так, но полковник неплохо представлял, насколько данные кадры отличались от тех, кого принято называть оппозиционерами в наше время, так что отморозки с Болотной, дравшиеся с ОМОНом, по сравнению со сподвижниками Смирнова выглядели студентами консерватории – но при всем этом, человек, ставший Красным Императором, как-то ухитрялся находить время и силы для того, чтобы всерьез заниматься проблемами РККА.

Другой вопрос, что все было не так уж безнадежно – Сталин, работавший в условиях, когда каждый человек, способный создать или организовать что-то серьезное, шел на вес золота (крик души: "Кадры решают все!" возник не на пустом месте В.Т.), умел ценить профессионалов. Другой вопрос, что профессионалы частенько не ограничивались работой по специальности, а с головой лезли в политику – история теплотехника Рамзина тому пример, один из многих (соответствует РеИ – Рамзин, очень талантливый инженер, в свое время был активным участником "Промпартии" В.Т.).

Исходя из всего этого, стратегию выживания внедренного агента можно было сформулировать следующим образом – во-первых, попаданец должен был с головой окунуться в армейские дела, ненавязчиво влияя на смежные области; во-вторых, ему надо было стать незаменимым специалистом, авторитетным настолько, что его признают даже враги – в отличие от президента Вильсона, сказавшего "Незаменимых людей при демократии не бывает", диктатор Сталин хорошо понимал, что люди, которых заменить неимоверно трудно, все же бывают; в-третьих, надо было постепенно, так что бы это не "резало глаза", дистанцироваться от политики – у Вождя, нахлебавшегося до рвоты хлопот с политизированной публикой, горе-"политики" вызывали сильнейшее раздражение на грани рефлекса; необходимо было доказывать свою верность интересам СССР, именно так, не лично Сталину – Красный Император не особенно жалел людей, но страну он любил и берег, из этого и следовало исходить.

Еще следовало учесть некоторые особенности психологии Вождя – как ни крути, но психологически Сталин был кавказским человеком. Так, он очень не любил подхалимов – терпел, но не более того; наоборот, людей, способных аргументировано отстаивать свое мнение, и не боявшихся это делать, Вождь уважал и ценил. Не любил барства – например, на этом, в том числе, погорел в свое время директор Кировского завода Зальцман – но с уважением относился к людям с чувством собственного достоинства, вообще, ему нравились жесткие, волевые люди, умеющие рисковать и добиваться результата, не боящиеся брать на себя ответственность, словом, соответствовавшие кавказскому стандарту настоящего мужчины. В то же время, не следовало забывать прискорбный опыт некогда бывших его любимцами Сырцова и Ломинадзе (соответствует РеИ В.Т.), решивших, что теперь "Им море по колено", но забывших гениальные слова "Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь". Быть в числе любимцев Сталина было смертельно опасно, по целому ряду причин.

По здравому размышлению, полковник пришел к выводу, что предложенный куратором вариант внедрения в Тухачевского, при всей его неоднозначности, дает большие шансы на успех, чем альтернативные варианты. Риск все равно оставался огромным, но безопасности в этом мероприятии быть не могло по определению..

Пока же надо было взять паузу – и не торопясь все обдумать. Разведчик понимал, что куратор его прощупывает – но надо было постараться понять, что ему на самом деле нужно, поскольку в рассказ об угрозе тотальной ядерной войны полковник не верил.

– Давайте попробуем сделать так – предложил он – во Второй Мировой было два основных театра военных действий, далее, для краткости, ТВД – Европейский и Тихоокеанский. Эти театры были связаны на уровне большой стратегии, но, практически не связаны на остальных уровнях. Я начну подготовку материалов с того, что начну освещать международную ситуацию в межвоенный период на одном из этих ТВД, в связке со вторым; потом, мы отработаем таким же образом второй театр. Потом перейдем к анализу экономических потенциалов основных участников Второй Мировой войны. Потом я подготовлю материалы по стратегическим концепциям основных участников войны. Затем проанализируем основные рода и виды войск – что было к началу боевых действий, что можно было улучшить, исходя из реальных экономических возможностей. Так пойдет?

– Да – подумав, ответил куратор. Да, кстати, а что такое большая стратегия?

– Это комплекс экономики, внутриполитического положения, международных отношений и военной стратегии, определяющий возможности той или иной страны для ведения войны – ответил Вячеслав Владимирович. Да, касательно конкретного театра – мне начать с Европейского ТВД?

– Если Вас не особенно затруднит – с Тихоокеанского ТВД – ответил шатен – предысторию войны в Европе я знаю неплохо, по крайней мере, для штатского – а, вот с предысторией войны на Тихом океане знаком мало.

– Хорошо – кивнул полковник.

Следующие несколько вечеров Вячеслав Владимирович посвятил перечитыванию имевшихся в его обширной библиотеке исследований по истории международных отношений межвоенного периода, разумеется, с упором на тихоокеанские проблемы.

Утром субботы, поблагодарив супругу за завтрак, он, прихватив с собой чайный набор и пачку любимого "Честерфилда", устроился на балконе дачи. Домашние, прекрасно зная привычки главы семьи, поняли, что ему надо обдумать что-то важное, и, не тревожили его.

Они были правы – Вячеслав Владимирович формулировал пакет информации по формированию предпосылок войны на Тихом океане для куратора.

Аналитика заняла почти четыре месяца – после чего состоялся разговор, в ходе которого разведчик и куратор окончательно прояснили взаимные позиции.

– Вы блестяще сделали свою работу – спокойно констатировал шатен – теперь я точно знаю, что и как надо делать, чтобы получить иной результат Второй Мировой – и, как следствие, изменить вектор развития человечества так, что вероятность наступления нового Средневековья, со всеми вытекающими из этого последствиями, сведется к минимуму. У Вас есть вопросы по поводу того, как я выполнил свою часть нашего договора?

– Нет – покачал головой Вячеслав Владимирович – Вы все сделали очень добросовестно, так что все в полном порядке.

– Хорошо – сказал куратор – в таком случае я бы хотел вернуться к вопросу реализации проекта. Вы согласны это обсуждать?

– Для начала я бы хотел услышать конкретику – ответил полковник – как это все будет происходить.

– Чисто технически – Ваша интеллектуальная, морально-волевая сущность, в общем, если так можно выразиться, информационная составляющая Вашей личности, будет дублирована и внедрена в сознание реципиента – ответил шатен – сразу хочу Вас предупредить, что неизбежны побочные эффекты, выражающиеся в том, что на Вас – здешнего будет давить вторая жизнь Вашего "Я".

– Вы имеете в виду раздвоение личности, нечто вроде мистера Джекила и доктора Хайда? – спросил разведчик.

– Нет, не настолько все плохо – ответил куратор – Вы будете намного больше уставать, поскольку интеллектуальные и психологические перегрузки "там" будут сказываться на Вас здешнем, Вам будут сниться сны – "отчеты о прожитом там дне"; не каждую ночь, конечно – но достаточно часто. В общем, Ваша жизнь здесь будет вовсе не сахарно-шоколадной. Отдельно должен упомянуть вариант провала – если Вас там будут пытать и/или убьют, то здесь очень высока вероятность инфаркта или инсульта. Также возможен вариант онкологического заболевания – просто потому, что эмоциональные перегрузки будут запредельными.

– Решать, безусловно, Вам – но, в том случае, если Вы примете мое предложение, я бы счел возможным рекомендовать Вам рассмотреть вариант выхода в отставку – это позволит резко снизить нагрузку на организм.

– Так, с этим понятно – спокойно констатировал полковник, привыкший рисковать жизнью – а как будет выстроено мое с Вами взаимодействие, или его вообще не будет, и мне предстоит действовать автономно?

– Я вижу мое взаимодействие с Вами по схеме "Алекс – Юстас", если так можно выразиться – слегка улыбнулся куратор.

– Вообще-то, это называется схема "Центр – особо важный агент-нелегал стратегического уровня" – ответно улыбнулся принявший шутку разведчик – но я понял, что Вы хотели сказать. То есть, Вы будете поддерживать меня информацией, которую собираетесь передавать во время вот таких вот встреч?

– Да – ответил шатен – насколько я понимаю, разведчики, как правило, проваливаются на контакте – ну а такая форма передачи информации стопроцентно не вскрывается. Другое дело, что Вам придется как-то объяснять, откуда она у Вас взялась.

– Вы отлично выполнили "домашнее задание" – констатировал Вячеслав Владимирович – все верно – и то, что 90 % разведчиков проваливаются "на контакте", и то, что информацию придется легализовать. Кстати, могу Вас успокоить по второму пункту – если мне удастся договориться с элитой ГРУ – а это, в том случае, если я приму Ваше предложение, делать придется в любом случае – то объяснение, откуда взялась эта информация, будет практически стопроцентно непробиваемым.

– Скажите, пожалуйста, а на какие вопросы я должен ответить, чтобы получить Ваше согласие? – спросил куратор.

– Для начала – мне бы хотелось бы знать, зачем Вам это все нужно? – жестко спросил генштабист, глядя в глаза визави.

– Мы с Вами обсуждали перспективу нового Средневековья – Вы помните – утвердительно сказал шатен.

– Да – кивнул полковник.

– Дело в том, что у эгрегора есть и прямая, и обратная связи с Землей, точнее, с населением Земли – спокойно сообщил куратор – несколько упрощая, чем более активны люди, чем выше их творческий, интеллектуальный потенциал, чем больше они созидают, тем выше созидательный потенциал эгрегора, и, соответственно, такой у него Бог-куратор; чем ниже все вышеупомянутое – тем ниже созидательный потенциал эгрегора, и, при падении его ниже определенной отметки, нынешний Бог-куратор попросту перестанет соответствовать эгрегору – и, будет заменен на нового, соответствующего текущему состоянию.

– И что Вас ждет в этом случае? – внимательно глядя на собеседника, спросил Вячеслав Владимирович.

– Развоплощение – ответил куратор – Вы, конечно, не можете этого понять в полной мере – для этого необходимо оказаться на моем месте – но, могу дать Вам свое слово – в некотором смысле, для информационного объекта, которым я являюсь, это – не просто аналог смерти, это – намного хуже.

Полковник внимательно смотрел на собеседника – конечно, за сорок лет службы в разведке ему еще не доводилось общаться с информационными объектами – но, с обычными людьми, и, в том числе, с очень незаурядными личностями, от отечественных "воров в законе" до иностранных разведчиков высокого ранга, от дельцов "черного рынка" до не самых мелких политиков он общался более чем достаточно. Многие из этих собеседников пытались его обмануть – кто-то на любительском уровне, некоторые – вполне профессионально.

Надо заметить, что необходимым условием выживания в его профессии было умение отличать ложь от правды – этому его учили первоклассные инструкторы, добросовестно натаскивавшие на мельчайшие реакции, позволявшие определить, что собеседник лжет.

Постепенно, с накоплением опыта, разведчик стал не просто безошибочно определять, когда ему лгут, отслеживая тембр голоса собеседника, его взгляд, сокращения лицевых мышц – он научился чувствовать ложь на психоэнергетическом уровне.

Конечно, о стопроцентной уверенности в данном случае речи не шло – уж очень необычен был собеседник – но, Вячеслав Владимирович был почти полностью уверен в его правдивости, что было очень неплохо для данной ситуации.

Если бы куратор начал рассказывать ему о своем полном бескорыстии и абсолютном патриотизме, полковник не стал бы иметь с ним дела, даже если бы был полностью уверен в его искренности – слишком обширный у него был жизненный опыт, включавший в себя и знание бескорыстных идеалистов. Как неопровержимо показывал этот самый опыт, идеалисты, неожиданно для себя получившие в свое распоряжение серьезные возможности, всегда оказывались не готовы их разумно использовать, поэтому события развивались по следующим сценариям – во-первых, идеалисты полностью проваливали дело, за которое брались; во-вторых, "впервые увидев столько продуктов", они разворовывали все так, что диву давались даже прожженные казнокрады; в-третьих, не зная реальной жизни, и, не будучи в состоянии соотнести свои идеалы с реальной жизнью так, чтобы прийти к приемлемому компромиссу – они заливали все вокруг кровью, зверствуя так, что мурашки по коже шли у видевших виды, закаленных людей; в-четвертых, наличествовала некая комбинация из перечисленных выше сценариев – и это случалось чаще всего. На все это разведчик насмотрелся и в Афганистане, и в арабском мире, и в Латинской Америке – насмотрелся столько, что в успех серьезного дела, руководимого бескорыстным идеалистом, желающим осчастливить человечество, или, хотя бы Россию/СССР, не верил категорически.

Теперь надо было проверить куратора на способность учитывать чужие интересы.

– Хорошо – задумчиво сказал полковник – теперь у меня есть вопрос относительно оплаты – как Вы это представляете?

– В любых разумных пределах – ответил куратор – можно раскрутить Ваш семейный бизнес до размеров, позволяющих зарабатывать от нескольких сот тысяч долларов в месяц, до нескольких миллионов. Это реально сделать в течение года или двух, в зависимости от величины дохода. Если Вас интересует доход на порядок больший – это тоже возможно, но времени на это уйдет намного больше – от пяти до десяти лет.

– В принципе, я могу сделать Вас мультимиллиардером в достаточно сжатые сроки, за 2–3 года – но это привлечет к Вашей семье чрезмерное, на мой взгляд, внимание. Впрочем, если Вы считаете, что я ошибаюсь – я готов рассмотреть и этот вариант.

– Вы очень щедры – сообщил шатену разведчик, прекрасно понявший, что его снова "прокачивают" – на порядок больше – это от десяти миллионов долларов в месяц.

– Ничуть – ответил куратор – во-первых, с учетом важности операции глупо экономить на оплате человека, от которого зависит ее успех, во-вторых, даже если Вы захотите оплату по максимуму, то это потребует даже не десятых долей процента моих возможностей, а сотых – это все равно, как если бы Сталин, приказав готовить контрнаступление под Сталинградом, потребовал бы экономить на писчей бумаге и карандашах.

– Логично – согласился полковник Ленков – в таком случае, еще один момент – я бы хотел обсудить Ваше предложение с супругой и сыном. Разумеется, я ручаюсь за них.

– Охотно верю – ничуть не удивившись, согласился куратор – у Вас на редкость дружная и надежная семья.