Текст книги "Альтернатива маршала Тухачевского (СИ)"
Автор книги: Владислав Толстой
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Первая вербовка
Иван Петрович Расщепов, кладовщик артели «Пролетарский сапожник», неспешно возвращался со службы мартовским вечером. В конце марта морозы отступили, в воздухе явственно попахивало весной – это радовало, так что добропорядочный советский гражданин искренне любовался готовой ожить после зимней спячки природой.
После недолгих колебаний, Иван Петрович решил не идти ужинать в харчевню, а наскоро приготовить нехитрый холостяцкий ужин дома – не хотелось портить приятные впечатления привычным зрелищем "хлопающих чекушку" постоянных посетителей. Не то чтобы это его всерьез раздражало, поскольку Ивану Петровичу в своей жизни довелось видеть немало такого, по сравнению с чем, подвыпившие или вовсе упившиеся до положения риз рожи сошли бы за картины Рембрандта или Боттичелли.
– Выбиваетесь из роли, господин штабс-капитан – мысленно укорил он себя – ну откуда пермскому мещанину знать, кто такие Рембрандт с Боттичелли? Да и пьяные морды, любимой темой которых является обсуждение моральных устоев чужих жен и окрестных вдовушек, Вас раздражать не должны – по легенде, Ваша маска среди таких и прожила всю сознательную жизнь, даже на Империалистическую войну не попав, по причине "белого билета".
Свернув в переулок, благодаря которому можно было изрядно сократить расстояние до маленького домишки, бывшего его нынешним обиталищем, кладовщик продолжил идти, все так же неторопливо. Все было, как обычно – до середины переулка. Стоявшего у забора человека Иван Петрович приметил давно, благо тот даже не пытался как-то скрыть свое присутствие. Хотя, никакой угрозы от него и не исходило, несмотря на атлетическое сложение – незнакомец решительно не походил ни на босяка, ни на "делового", поджидавшего жертву, просто стоял и ждал.
Когда кооперированный советский кустарь приблизился к стоявшему человеку, тот негромко произнес: "Какой прекрасный вечер, не правда ли, Сергей Алексеевич?"
– Вечер и вправду хорош – согласился Иван Петрович – вот только Вы обознались, меня зовут совсем иначе.
– Простите великодушно – извинился незнакомец – я вот дожидаюсь Сергея Алексеевича Тихменева, показалось в вечерних сумерках, что это Вы. Кстати, Вы не подскажете, где он изволит проживать – адрес-то я знаю, только заплутал малость в здешних проулках?
Военный разведчик штабс-капитан Тихменев понял, что сохранять маску Расщепова нет смысла, ошибка исключалась – и, посмотрел на незнакомца холодно и недобро. На первый взгляд, незваному гостю было лет сорок или того, несмотря на добротную штатскую одежду, чувствовалась выправка кадрового офицера, коему куда привычнее мундир. В смутно знакомом лице чувствовалась порода – потомственный дворянин Тихменев был готов биться об заклад, что его собеседник принадлежал к дворянскому сословию Российской Империи, более того, отнюдь не скороспелому.
– Интересный господин, весьма и весьма – констатировал про себя Сергей Алексеевич. – Что же, столь осведомленного господина следует выслушать – а там видно будет.
– Отчего же не подсказать, господин-товарищ хороший? – ответил Тихменев, на время вернувшись к маске кладовщика. – Даже и проводить могу, благо спешить мне нужды нет.
– Большое Вам пролетарское спасибо, товарищ – отозвался незнакомец, причем иронии в его голосе не смогло уловить даже тренированное ухо профессионального разведчика.
Мысленно штабс-капитан вторично одобрил собеседника – беседовал тот, так подобрав громкость голоса, что ему все было слышно, а вот уже шагах в семи-восьми уже расслышать сказанное было бы ох как трудно. А ведь в тихих московских переулках звуки разносятся далеко, да и в любопытных ушах недостатка нет. Если бы кто-то все же ухитрился подслушать, то все выглядело вполне невинно – искал человек знакомого, обознался, да и взялся добрый прохожий помочь его беде.
Путь до дома занял меньше четверти часа – Тихменев отметил, как при этом держался спутник, сбоку, чуть-чуть приотставая, так, чтобы это ничуть не производило впечатления недоверия, но, ни в коем случае не подставляясь под возможный удар. Глядя со стороны, и вовсе ничего нельзя было заподозрить.
Но все когда-нибудь приходит к концу – закончилась и дорога, и хозяин с гостем вошли в дом.
– Не хотите ли чаю? – предложил Сергей Алексеевич, зажигая трехлинейную лампу.
– Благодарствую, с удовольствием – отозвался гость, вынимая из карманов пальто небольшие свертки – к слову, я прихватил кое-что к чаю, надеюсь, Вы не побрезгуете.
– Не побрезгую, но для начала – представьтесь – жестко сказал штабс-капитан.
– Михаил Николаевич – ответил гость, понявший подтекст вопроса – представляю не РОВС, и не ЧК, а лично себя.
Тихменев внимательно посмотрел на гостя – все-таки он чертовски кого-то напоминал. И через секунд двадцать понял – на стол выкладывал свертки с провизией начальник Штаба РККА! Он немного изменил внешность, видимо, использовал подручные средства – для гражданских этого было достаточно, да и его портреты все же не висели на каждом углу, в отличие от портретов большевистских вождей, но это был он! Опытный оперативник, успевший потрудиться на благо Отечества во время Великой войны, умел узнавать людей, даже основательно изменивших внешность.
– Вижу, Вы меня узнали – спокойно сказал Тухачевский – это хорошо, подозрения в том, что мое появление является провокацией чекистов или очередной авантюрой РОВСа, полагаю, отпадают автоматически.
Тихменев кивнул – да, уж фигура была неподходящая, что для первого, что для второго. Правда, на смену подозрениям приходили вопросы – и, в немалом количестве. Пока же он разжег примус и поставил чайник. Затем штабс-капитан начал сервировать стол – чай у него был неплохой, настоящий цейлонский, это было одно из немногих удовольствий, которые разведчик позволял себе, не рискуя привлечь нежелательное внимание к своей персоне; имелись и кольцо краковской колбасы, сало, хлеб, сахар. Среди гостинцев обнаружились два куска твердокопченой колбасы разных сортов, хороший сыр, шоколадные конфеты. В общем, для чая все имелось.
Через полчаса хозяин и гость уселись чаевничать. После первой чашки и пары бутербродов пришло время разговора.
– Как Вы на меня вышли? – спросил Сергей Алексеевич, внимательно отслеживая реакции Тухачевского.
– С Вашего разрешения, я бы предпочел оставить это в секрете – ответил Михаил Николаевич – единственно, могу Вас заверить, что этим путем на Вас никто выйти не сможет.
Тихменев выслушал ответ – он был более чем интересен, тем паче, что Тухачевский никогда не занимался ни разведкой, ни контрразведкой. Но, тем не менее, его люди как-то ухитрились вычислить штабс-капитана – и, судя по тому, что он не лгал, "обрубить концы", благодаря которым они вышли на него. Очень интересно – в особенности потому, что никакого нездорового интереса к своей персоне Сергей Алексеевич не замечал – получалось, что у Тухачевского есть очень квалифицированные доверенные люди, но, он пришел вербовать его самолично.
– "Хвоста" за Вами не было? – для проформы полюбопытствовал хозяин, снова отслеживая не столько ответ, сколько реакции гостя.
– За мной же следят по методикам Охранного отделения – пожал плечами Михаил Николаевич – наружного наблюдения нет, просто завербовали кое-кого из ближайшего окружения, вот и все. Конечно, я принял меры предосторожности, прежде чем идти к Вам – но филеров не было, это абсолютно точно.
– И кто же тебя, голубя сизокрылого, так успел натаскать? – подумал Тихменев. – Ведешь ты себя так, будто двадцать лет прослужил в Военно-учетной комиссии Генерального Штаба, а не годик обычным строевым офицером – но, натаскали на совесть, в этом сомнений нет, достаточно посмотреть на то, как ты держишься. Хотя, нет – тебя, Михаил Николаевич, не просто обучили, ты еще и немалый практический опыт успел получить, одной теорией таких навыков не получить. Загадка, да и только.
– Разрешите мне задать Вам вопрос, Сергей Алексеевич? – спросил гость, перехватывая инициативу.
– Извольте, Михаил Николаевич – ответил хозяин.
– Вам не наскучило вести такой образ жизни? – прямо спросил Тухачевский.
– Вы можете предложить что-то лучшее? – с иронией поинтересовался Тихменев.
– Могу – службу в своей личной разведке – ответил Михаил Николаевич. – Что же касается моей квалификации, то, полагаю, излишне объяснять, что она несколько отличается от квалификации обычного строевого офицера. Да, касаемо Ваших сомнений – я не работаю, и никогда не работал на ведомство полковника Николаи, мои умения исключительно отечественного происхождения.
Сергей Алексеевич всерьез задумался – непрост был нежданный гость, ох, непрост. И дело было не только в неизвестно откуда взявшихся у подпоручика Тухачевского навыках специалиста тайной войны – но и в его уме. Кто-кто, а штабс-капитан Тихменев знал старое правило вербовки, гласящее "Для успешной вербовки агента следует поставить его в безвыходное положение – так, чтобы единственным выходом для него стало принятие Вашего предложения". Так вот, Тухачевский этого не делал – наоборот, он предлагал выход из жизненного тупика, в котором находился Сергей Алексеевич.
Конечно, он бы никогда не сказал бы этого вслух – но, лгать самому себе было глупо. Встретивший проклятый август 1914 года поручиком Сергей Алексеевич вначале специализировался на войсковой разведке, неся службу на Кавказском фронте. Служил он хорошо, свидетельством чего были три ордена – и его заметили в разведывательном отделе сначала дивизии, а потом и корпуса. В результате, поручик был отозван с фронта для обучения в Николаевской академии Генерального Штаба. Пройдя курс обучения, он вернулся на юг – только теперь он уже занимался куда более серьезными делами, чем захват оплошавших турецких офицеров. Развал армии летом и осенью 1917 года не то чтобы не был замечен недавно произведенным штабс-капитаном, причисленным к Генеральному Штабу – а, как-то, до определенного момента, проходил мимо него, поскольку он был занят выполнением служебных обязанностей, каковое происходило в турецком тылу. Вышел он оттуда в декабре 1917 года – и ужаснулся происходящему. Впрочем, пока он добрался до Первопрестольной, поводов для чернейшей меланхолии еще прибавилось, поскольку развалилась не только армия – нет, развалилась Держава, которой верой и правдой служили многие поколения Тихменевых.
Во всей прямоте встал извечный русский вопрос: "Что делать?". С ответами на него дела обстояли из рук вон плохо, поскольку Сергею Алексеевичу надо было выполнять сыновний и братский долг – тяжко болела маменька, без средств к существованию остались две овдовевшие сестры с племянниками на руках, чьи мужья пали за Веру, Царя и Отечество. Теоретически, можно было пойти на службу к большевикам – наведя справки, штабс-капитан выяснил массу подробностей об этих господах, уменьшивших его желание служить им до крайне малой величины. "Последней каплей" стал момент материального обеспечения – да, семьям полагался паек, вот только прокормить им семьи сестер, не говоря уже о должном питании маменьки и оплате ее лечения, было решительно невозможно. В теории, можно было направить свои стопы в ряды Добровольческой Армии – но, не говоря о том, что такой поступок обрекал его близких на смерть от голода и холода, штабс-капитан категорически не верил в чистоту помыслов генерала Алексеева, о чьей пробританской ориентации было известно задолго до начала Великой войны; войны, которая России, по глубокому убеждению Сергея Алексеевича, на известный предмет не была нужна; войны, погубившей Российскую Империю. По совести говоря, Тихменев даже не знал, кому он не верит больше, приехавшему в германском вагоне господину Ульянову с присными, или взявшимся спасать Россию от большевиков их противникам, в свое время сделавшим все, зависевшее от них, чтобы угробить Государство Российское. Окончательно он убедился в правильности своего выбора позже, когда Верховным Правителем стал перешедший на английскую службу адмирал Колчак.
На фоне невозможности выбора службы, что у красных, что у белых, подоспело предложение давнего знакомца их семьи, бывшего купца 2-й гильдии, а, ныне, крупного спекулянта – конечно, он знал о Сергее Алексеевиче только то, что Тихменев занимался войсковой разведкой, но ему было достаточно и этого. Материальные сложности семейства Тихменевых принятие этого предложения решало с гарантией – что же касалось вопросов морали, то, при всей нравственной сомнительности занятий этим промыслом, это был не бандитизм.
Следующие четыре года штабс-капитан посвятил занятиям спекуляцией – точнее, осуществлению поставок в голодающую Москву продуктов. Насмотрелся он за это время всего, что обычному человеку не привидится и в тифозном бреду – безумной жестокости чекистов, диких зверств разнообразных банд, бессмысленной мести первым, кто попадется под руку, со стороны белых. Казалось, вся Россия сошла с ума, соревнуясь в убийстве соотечественников – и Сергей Алексеевич мог только поздравлять себя с тем, что в каиновом грехе братоубийства он не виновен. Грешен во многом, это правда – но не причастен ни к расстрелам "буржуев", ни к пыткам "краснопузых", ни "мокрым делам" бандитов. Убивать приходилось немало – но невинной крови на его руках не было.
Изменения в его жизни случились с началом НЭПа. Тогда его работодатель, прикинув размеры накопленного капитальца, решил "что от добра – добра не ищут", в смысле, имеющегося ему с семейством хватит на безбедную жизнь до конца дней, а больше – не надо, решил закрывать дело. Поскольку большевикам он не верил и на ломаный грош, то решил уходить за границу. Помнящий добро Сергей Алексеевич помог ему, через знакомых контрабандистов, перебраться в Болгарию. Позже тот прислал весточку из Сербии – купец устроился в хорошем месте, благодарил за помощь, обещал помочь, если Тихменев надумает уехать из России.
Сергей Алексеевич прочитал письмо – и, горько вздохнув, поднес спичку к бумаге. Он не хуже бывшего работодателя понимал то, что устроенное большевистскими вождями смягчение ничего не значит – но не лежала у него душа к чужбине, вот и все.
Надо было устраивать жизнь на родной земле, чем он и занялся. Сунув кому надо "барашка в бумажке", устроил на скромные, но неплохие советские должности сестер. Обрубил наиболее опасные для него криминальные связи. Еще раз сменил документы, тщательно проработав легенду пермского мещанина Расщепова. Пристроился кладовщиком в артель. Организовал себе дополнительный доход, приладившись сбывать в Москве товар, доставляемый черноморскими контрабандистами – шутки шутками, а три-четыре десятка шелковых женских чулок давали прибыль, втрое превышавший его скромное жалованье. А дальше жизнь шла по накатанной колее – единственно, осенью 1925 года ушла маменька.
Другой бы человек, пережив горе, попытался бы получать удовольствие от такой жизни – но не Сергей Алексеевич Тихменев. Он слишком хорошо понимал, что такая жизнь не по его натуре – сторонний наблюдатель мог бы сказать, что военная разведка является службой для людей с высоким интеллектом, хорошим образованием и склонностью к риску – да, и, кроме того, она будет длиться до первого несчастливого случая, который когда-нибудь да приключится. Согласно "закону подлости", кто-то его опознает в самый неподходящий момент. Ждать же милости от чекистов было смешно.
Вот только альтернатив у него не было. Уходить за границу он не хотел, идти на службу к красным – тем более, РОВС вообще не заслуживал серьезного отношения, а влезать в серьезную уголовщину было мерзко. Тупик. И одиночество – нельзя было создавать семью, живя по поддельным документам, под риском разоблачения.
– Зачем Вам я? – прямо спросил Тихменев, глядя в глаза Тухачевскому.
– Я начинаю свою игру – по максимальным ставкам, так что мне нужны свои люди, о которых никто не будет знать – честно ответил гость, ответив таким же взглядом.
– Хотите поиграть в Бонапарта? – криво улыбнулся Сергей Алексеевич.
– Я похож на идиота, не понимающего того, что, даже если удастся каким-то чудом взять власть, то удержать ее невозможно? – ответил вопросом на вопрос Михаил Николаевич.
– Тогда что Вы понимаете под "максимальными ставками"? – уточнил Тихменев.
– Я хочу стать лидером русской военной элиты – де-факто, а, если получится, и де-юре – прямо ответил Тухачевский. – И я понимаю, что, если Ворошилова возможно будет переиграть "по правилам", то чекистов – нет. Они сохраняют нынешнее положение на вершине власти, пока нет единой военной элиты, а есть расколотые группировки, ненавидящие друг друга – поэтому человека, попытавшегося стать таким лидером, будут "топить", не останавливаясь ни перед чем.
Сергей Алексеевич тщательно обдумал сказанное – выходило, что его благородие подпоручик далеко не столь глуп, как он считал. Точнее, раньше он полагал, что Тухачевский, старомодно выражаясь, просто "попал в случай" – бывает такое во времена потрясений, довольно вспомнить добрую сотню стряпчих, плотников и конюхов, во времена известных французских событий в одночасье ставших генералами революционной "армии". Но, как они вознеслись – так моментально и рухнули в забвение; как только дошло до ратных дел с коалицией европейских армий, так выяснилось, что их познания не дотягивают даже до уровня унтера. Выходило, что господин Тухачевский все же держит в уме пример некоего артиллерийского капитана, сумевшего вознестись сначала в генералы, а, потом и в императоры.
Вот только такое вознесение надобно вдумчиво готовить, тщательно расчищая себе дорогу. Если принять таковой расклад пасьянса за основу, то, Михаил свет Николаевич делал все верно – с какой ненавистью и презрением ни относись к пропитанным кокаином господам из ЧК, но, можно было не сомневаться в том, что официальные структуры армейских тайных служб они держат под наблюдением и контролем, прилагая к этому делу все мыслимое рвение. Объяснялось это просто – если кто и мог развесить господ чекистов по фонарям в окрестностях Лубянской площади, то это были военные. Больше – некому.
Другой вопрос, что такое мероприятие становилось возможным только в случае прекращения нынешней междоусобицы в Красной Армии – как не был нынче отрезан от источников информации штабс-капитан Тихменев, но сомневаться в наличии лютой вражды между красными командирами, вознесшимися в генералы, в лучшем случае, из унтеров старой армии, если не из шпаков, и офицерами старой армии, никак не приходилось. Пока же в армии сохранялся раскол, заявить претензии на свой ломоть власти она не могла. Логически следовал простой вывод – любые попытки постепенно преодолеть этот раскол встретят ожесточенное сопротивление господ чекистов. Противодействовать этому посредством официальных структур Красной Армии невозможно – следовательно, нужна тайная структура, состоящая из специалистов, находящихся вне поля зрения ОГПУ. Конечно, для нее были весьма желательны господа, не питающие симпатий к большевизму – те, кто не станет сотрудничать с красной политической полицией, более того, со спокойной душой станет убирать товарищей чекистов.
Полковник Ленков, тем временем, спокойно попивал и в самом деле хороший чай, ожидая реакции хозяина. Тихменеву следовало предъявить убедительный мотив действий Тухачевского – бонапартизм был таковым, одновременно, будучи и приемлемым морально для Сергея Алексеевича, и, сулящим ему лично немало хорошего в жизни. Вячеслав Владимирович не собирался экономить на оплате своих людей – другой вопрос, что "химически чистые" наемники ему были не особенно нужны, поскольку таких специалистов можно использовать для ограниченного круга задач. К примеру, ликвидацию Троцкого можно было поручить и уголовникам, точнее, серьезным профессионалам криминального мира, рассчитавшись с ними деньгами и/или услугами – вот только нужна была не простая ликвидация, а совмещенная со "скачиванием" информации. А вот это поручать криминальным специалистам уже было нельзя, поскольку всерьез им доверять не представлялось возможным. Вербовать же "юношей бледных, со взором горящим" тоже было непродуктивно – работа в спецслужбах требует рационального мышления, с каковым у фанатиков любой идеи плохо. В общем, позарез требовались патриоты России, чей патриотизм не был намертво "привязан" к конкретной форме правления, в меру практичные циники (ну не работают спецслужбы в "белых перчатках", специфика профессии такова, увы и ах), умные и хорошо образованные, имеющие соответствующие умения – и Тихменев входил в крайне узкий круг людей, отвечающих этим требованиям.
Полковник тщательно проштудировал информацию, предоставленную куратором – и, среди господ офицеров российской разведки, живших на нелегальном положении в Москве, штабс-капитан Тихменев был самым желательным кандидатом. С его навыками и связями, Сергей Алексеевич спокойно мог уйти за рубеж – более того, притом, что в числе обязанных ему людей числились несколько весьма влиятельных контрабандистов из числа понтийских греков, для него бы не составило бы проблемы войти в контрабандный бизнес Средиземноморья, устроившись в Черногории или Греции. Начальный капитал у него был – его бывшее степенство не скупился на оплату трудов своего доверенного лица. Конечно, он бы не смог войти в число "королей" контрабанды – этот промысел в Средиземноморье имеет тысячелетнюю историю, многие кланы греков, черногорцев, корсиканцев, выходцев из Ливана занимаются им десятками поколений, так что чужаку не грозит попасть на самую вершину – но, зарабатывать в сотню раз больше, чем здесь, он бы мог. В его силах было бы и вытащить родню, и устроить близких на новом месте, пусть и не сразу.
Да и избранный им во время Гражданской войны род занятий кое о чем говорил, поскольку Тихменев все же не в уголовники подался – из доступных ему вариантов он выбрал наименее грязный.
– Что Вы можете предложить мне? – нарушил молчание хозяин.
– Деньги, если понадобится – прикрытие, ну и далее по списку – новые документы, лучшие должности для Ваших сестер, помощь в устройстве в высшие учебные заведения для Ваших племянников (в ту веселую эпоху выходцам из "бывших эксплуататорских классов" было крайне непросто поступить в ВУЗ – В.Т.) – ответил Тухачевский. – Стопроцентно гарантирую Вам, что работать против России не придется.
– Место в рядах Красной Армии не предлагаете? – слегка улыбнулся Тихменев.
– Сейчас сделать это, не поставив Вас под удар, невозможно – прямо ответил гость – а, насчет будущего пока ничего нельзя сказать определенно – если Вы не в курсе, то могу сообщить, что военная разведка мне не подчиняется, юридически находясь в подчинении господина Ворошилова, фактически же ее курирует выходец из ЧК господин Уншлихт.
Тихменев испытующе посмотрел на Тухачевского – таких подробностей он не знал, но визит начальника Штаба РККА становился все более понятным. Гость ответил прямым взглядом – и, насколько мог судить штабс-капитан, он не лгал. То, что Михаил Николаевич не стал обещать "золотых гор" в светлом будущем, свидетельствовало в его пользу – мог ведь наобещать, но врать не стал, честно рассказав о действительном положении дел.
– Вы сможете позаботиться о моих близких? – спросил Сергей Алексеевич.
– Пока я при власти – да – сказал Тухачевский – но абсолютных гарантий, как Вы понимаете, дать не могу. Единственно, могу предложить золото, которое еще предстоит добыть.
– Много? – деловито уточнил Сергей Алексеевич.
– Если все получится, смогу выделить на "страховой вклад" Вашим родным десять тысяч рублей в царских десятках и пятерках – ответил Михаил Николаевич.
– Солидная сумма – констатировал Тихменев – это экспроприация "товарищей" или что-то другое?
– Это своеобразный клад, правда, весьма необычный – сказал Тухачевский – но, я еще не слышал Вашего согласия.
Сергей Алексеевич посмотрел в глаза гостю – и, решился. Конечно, начальник Штаба РККА многое недоговаривал – но, это было совершенно нормально. Главное было в другом – Тихменев, за прожитые нелегкие годы, научился безошибочно распознавать ложь, это было обязательным условием выживания – так вот, Михаил Николаевич не солгал ни разу. Тухачевский предлагал смертельно опасную работу, чего ничуть не скрывал – но, альтернативой было растительное существование в этом домишке, от которого штабс-капитану иногда хотелось уйти в запой. Пока он держал себя в руках – но, желание залить тоску водкой посещало его не столь уж редко.
– Я согласен – просто сказал разведчик.
Тухачевский, встав, протянул Тихменеву руку – штабс-капитан пожал ее.
– Как Вы смотрите на чарочку? – спросил Сергей Алексеевич, намекая на старую традицию скрепления договоров.
– Положительно – улыбнулся Михаил Николаевич.
– У меня припасена бутылочка шустовской настойки, "Рябиновой на коньяке" – сообщил штабс-капитан.
– Привет из прошлого – вздохнул начальник Штаба РККА.
– Неужели Вы жалеете о прошлом? – профессионально использовал момент откровенности разведчик.
– Жалею – тогда все было очевидно – искренне ответил "вошедший в образ" Вячеслав Владимирович – конечно, до таких высот я бы никогда не поднялся, но все возможности сделать хорошую карьеру у меня были. Разве плохо было быть генералом в Российской Империи, Сергей Алексеевич? Я уж не говорю о том, что это было куда безопаснее для меня, не говоря о моих близких.
Тихменев понимающе кивнул – вот выплыл на свет Божий еще один мотив Тухачевского, он лез в схватку, чтобы создать будущее, в котором следует опасаться только вражеских снарядов и пуль, а, взятие чекистами семьи в заложники безвозвратно уйдет в прошлое. Сергей Алексеевич не поручился бы, что это был порыв души, а не сознательное открытие своих побуждений – но, в любом случае, ложью это точно не было.
Договоренность была "вспрыснута" доброй чаркой отменного напитка, после чего гость и хозяин перешли к делу.
– Вы сможете найти хорошего "медвежатника"? – спросил Михаил Николаевич.
– Смогу, но на это понадобится время – две недели, может, и больше – ответил Сергей Алексеевич.
– Отлично – одобрил гость. – Ситуация такова: на складе в Кремле лежит сейф покойного господина Свердлова. Быть может, Вы помните, что помер он довольно скоропостижно.
При этих словах хозяин кивнул – особо за политическими пертурбациями на большевистском Олимпе он не следил, но, старался знать об основных изменениях.
– В этом сейфе лежит его "неотложный фонд", на скорые расходы – там есть сто тысяч золотом, может быть, немного больше; есть некоторое количество драгоценностей и бланки паспортов. Так получилось, что доверенных лиц, знавших о содержании сейфа, у сего господина было немного – и, одно из них решило поступить подобно пиратам из книжки господина Стивенсона.
Тихменев улыбнулся – мало у кого из внезапно сорвавших изрядный куш хватает ума честно его поделить, да мирно разойтись. Наслышан он был о таких историях среди криминальной публики в золотые для них времена второй половины 1917 – первой половины 1918 года – после удачных ограблений очень состоятельных людей, возникали проблемы с дележом добычи, которой всем участникам бы хватило до конца их дней. Вот и начиналось "сокращение" числа "пайщиков предприятия".
Что же касалось покойного лидера влиятельной в большевистской партии "уральской группы" (соответствует РеИ – В.Т.), то, об этой компании, не брезговавшей забавами с браунингами, Сергей Алексеевич кое-что слышал еще до революции. Эти могли решить, что наследство мертвого вожака гармоничнее всего делится на одного.
– Его замысел почти удался – коллег он "сократил" – при этих словах Михаил Николаевич брезгливо усмехнулся – а, вот ключи от сейфа так и не нашлись. Что интересно – ключей не сыскали и в Кремле, канули, как в пропасть. В результате, сейф отправили на один из кремлевских складов, так и не вскрыв – где он и пребывает до сих пор, всеми позабытый. Ну а единственный уцелевший из доверенных лиц господина Свердлова, так уж получилось, покинул наш грешный мир в прошлом году.
– Насчет сейфа – Вы уверены? – счел нужным уточнить Сергей Алексеевич.
– Абсолютно – этот сейф действительно стоит на складе, и, по документам, он находился в пользовании господина Свердлова. В сопроводительном документе сделана особая отметка "Сейф не вскрывался, ввиду отсутствия ключей" – уверенно ответил Михаил Николаевич, ничуть при этом не кривя душой, поскольку помимо куратора, у объекта в Кремле работало несколько бывших подчиненных, готовых ему поспособствовать. – Документы для прохода в Кремль я Вам сделаю – кстати, как у Вас с навыками гальванера (устаревшее название профессии электрика – В.Т.)?
– У меня никак – честно ответил Тихменев – но, есть у меня знакомец, бывший флотский кондуктор (унтер-офицер – В.Т.), он как раз был гальванером на флоте, а, сейчас работает монтером. Человек надежный – когда летом 1917 года начал разваливаться Черноморский флот, он подался на каботажный пароход, жизнь потихоньку начала налаживаться. Но так получилось, что какому-то революционному матросу, выбившемуся в большие начальники у красных, приглянулась его дочь – вот и пришлось отцу принять меры.
– Плохо труп спрятал? – спросил Тухачевский.
– Если бы – ответил Тихменев – "товарищ" приперся не один, а с целой компанией, то ли перепившейся, то ли нанюхавшейся кокаина, черти их разберут – и начали орать о "революционном браке", перемежая вопли пальбой в воздух. Знакомец мой их послал по матушке – так начали грозить "Выпустить кишки шкуре царской". Пришлось ему сначала бросить две гранаты – а, потом, добить выживших из нагана. После этого ему пришлось спасаться бегством, вместе с семейством, из Севастополя – пересидел у родни, думал, забудется. В двадцатом году выяснил через старых сослуживцев – ничего не забыли, он в розыске. Перебрались в Москву, живут по подложным документам.
– Пятая часть от содержимого сейфа, на всех, будет достаточной платой? – спросил Михаил Николаевич.
– Думаю, да – большую часть, конечно, придется заплатить "медвежатнику", но, все равно, деньги большие – ответил Сергей Алексеевич.
– Это хорошо – заметил Тухачевский – а, то, расходы впереди еще немалые. Надо будет найти двоих или троих боевиков – не Вам же самому быть "Фигаро здесь, Фигаро там".
Тихменев молча кивнул, для себя сделав еще одну "зарубку на память" о навыках нежданного гостя – тот явно собирался сформировать группу под его началом.
– Когда найдете "медвежатника", сделайте условный знак – три горизонтальных черты мелом, и, пересекающие их две вертикальные на столбе, возле Штаба – и, Михаил Николаевич подробно объяснил, на каком столбе, хорошо видном ему по дороге на службу и обратно, надо нанести эти черты. Поразмыслив, Тухачевский нарисовал подробную схему – столб был и не очень на виду, и его было видно из окна машины.