Текст книги "У чёрта на куличках (СИ)"

Автор книги: Владислав Хохлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Бражник подошёл к котлу, и, не стесняясь девушки в нём, зачерпнул содержимое стоящим у ног стаканом. Принюхавшись, он хищно улыбнулся и вернулся к Беглову-младшему.

– Красива, не правда ли? Это Мара.

Стало дурно, перед глазами всё поплыло. Желудок панически бился так же учащённо, как и сердце. В голову отдавал запах варева, принося с собой боль и тошноту.

– Хлебни, от этого станет легче. – Бражник вцепился в волосы на затылке Серёжи и запрокинул его голову. То, что было в стакане вылилось в рот, расплескавшись вокруг и заляпав лицо обжигающим и липким содержимым. – Считай это посвящением, мальчик.

Серёжа упал. Силы окончательно покинули его. Пляшущие перед глазами образы и пятна сменялись монструозными персонажами картин Иеронима Босха. Вот, Бражник был бледен и лыс, с зубами-пилами во весь рот; бабка на кресле – пульсирующим комом плоти; некоторые жители были самыми разными животными; а над камнем Неясыти стояла непомерно огромная тень, разрезающая своей макушкой облака. Изображения мелькали и угасали в эпилептическом припадке. Серёжа даже не заметил, как его вырвало.

– Я… домой… – прошептал он и закрыл глаза.

1 декабря 1988 года, день

Серёжа с самого утра лежал на печи. Впервые маленькая Вера проснулась раньше брата. Она даже была рада такой перемене, поскольку посчитала её тем, что стала более взрослой, – взрослые всегда просыпаются рано. Григорий всё ещё находился в странном коматозном состоянии. Изредка он просыпался, что-то бубнил себе под нос, делал глоток или два воды, что подносили к его губам, и снова возвращался в бессознательный плен.

Когда проснулась и Мария, начались постепенные приготовления к завтраку. Мать семейства уже была готова выйти в Неясыти и обратиться к бабушке Марусе за едой для семьи (иметь дело с Бражником она наотрез отказывалось, и для этого не требовались манипуляции дочери). Выйдя из избы, она сразу на пороге заметила новую корзину с пропитанием.

Ни Григорий, ни Серёжа так и не проснулись, ни через час, ни через два или три. Если с Бегловым-старшим ещё и был что-то более-менее понятно – человек в алкогольном бреду, и всё никак не мог из него выбраться (несмотря на всё странное и необычное отношение к своему мужу, Мария всё же беспокоилась за его здоровье). Младший оказался в аналогичной ситуации, что и его отец. Потеряв связь с реальностью, он просыпался и сквозь слипшиеся глаза звал кого-то: то выкрикивал непонятные имена, то звал на помощь и просил, чтобы его отпустили. Мать с девочкой пытались привести то одного, то другого, в чувства, но никакие собранные на скорую руку настойки, ни обычные тряпки с холодной водой не помогали. Сына мучили жар и кошмары, отца – бред и слабость.

Когда до полудня ничего не вышло, и обе женщины начали приближаться к краю отчаяния, – граничащему с безумием, – Мария оставила дочь одну и направилась в Марусе. Старушка не смогла прийти самостоятельно, но дала в руки нашатырь и какие-то другие мензурки. Увы, ни одна не помогла. Григорий и Серёжа оставались без сознания и днём, и вечером.

Может ли двигаться темнота? Искажаться или идти рябью? Когда он последний раз видел хоть что-то перед собой, то там была обнажённая девушка в котле, толпа одетых и голых людей, запах жжённой плоти и Бражник. Теперь ничего. Он понимал, что это сон. Думал так. Он пытался каждый раз оттолкнуть от себя эту мысль, освободиться от её уз, но ничего не выходило. В награду за лишённое зрение, его наделили другими ощущениями. Он видел звуки. Видел рябь темноты перед закрытыми веками, маленькую и незаметную дрожь, что послушно открывалась перед ним. Он ощущал жар, и не печи, а чего-то другого, чего-то могучего, древнего, покоящегося прямо в центре Неясыти. Это было само Неясыть, оно горело, говорило, взывало к нему. И от этого было невозможно убежать.

Как и в болоте, когда, находясь под водой парень слышал чей-то голос, – или ему казалось, что он слышал этот голос, – так и сейчас. Волны окружали его, как мощные и большие руки, сжимали его, стирая в пыль, ломая кости и иссушая. Это был зов. Его зов.

– Мама, а что мы будем делать? – спросила Вера.

Мария посмотрела на дочь, потом на Григория и Серёжу. Что-то случилось, что-то страшное. На Григория тяжело было надеяться – когда он в первый раз пошёл к Бражнику, можно было уже сказать, что он потерялся. Мария сразу увидела в том мужчине какую-то таинственную силу, опасность. Подобное чувство сплошь укреплялось… И вот, пришла расплата.

Однажды мама ей рассказывала одну маленькую сказку, про очень жадного волка, что снарядился в овечью шкуру и пошёл охотиться. Одной овечки ему было мало, и он шёл за другими, пока в конце не осталась последняя и самая изворотливая. Когда зверь открыл пасть, чтобы проглотить её, то обнаружил, что в шкуре той овцы находился другой волк, куда более крупный и жадный.

Именно эта сказка сейчас и повторялась у неё перед глазами, но с Григорием и Бражником в образах волков.

– Не знаю, милая.

– Они проснуться?

– Не знаю, милая.

Девочка помолчала и немного подумала. Её маму словно обуревал тот же шок или ступор, как брата и отца… только она находилась в сознании.

– Я не хочу, чтобы они так долго спали…

– Я тоже, милая.

– Бабушка Маруся не помогла?

– Нет, милая.

Мария смотрела в пустоту перед собой. За последние два дня, когда назад вернулся Григорий, её сознание будто пребывало где-то в другом месте. Действовала и говорила не она, а какая-то машина. Возможно всё это началось даже раньше… несколько дней назад, когда Гриша отказался от неё… или ещё… с самого выезда из Белореченска.

Девочка обняла маму, но та никак не отреагировала. Во всей семье, незатронутой горем, несчастьем и кошмарами осталась только Вера.

Девочка поднялась и подошла к печи. Она неуклюже залезла на неё и обняла спящего брата. Она могла бы умолять о пробуждении отца, но брат всегда был для неё ближе.

– Пожалуйста, Серёжа, проснись. Ты нужен нам. Нам без тебя так трудно!..

«Они шепчут. Так много. Так приятно. Они хотят, чтобы я стал частью их, чтобы вёл их, был среди них. Не как друг или сосед, а как лидер. Но я не могу просто так это сделать. Мне нужно показать свои силы, свои намеренья. Я должен работать. Должен проливать кровь и пот. Я должен показать им, на что я способен, чего я готов добиться, что я готов отдать… Отдать им.

Это не просто какое-то желание, мимолётная хотелка, когда Вера просит игрушку из магазина или модное платье… нет… это долг, нужда, обязанность. Я должен сделать это. Должен!».

2 декабря 1988 года, полдень

Глаза ужасно болели. Очень странно, что первыми в Неясыти начали болеть именно глаза, а не руки или ноги, усердно занятые работой. Веки были такими тяжёлыми, точно сверху на них положили камни, и едва находились силы открыть глаза. Но Серёжа открыл их.

Его встретил пустой потолок с маленькой и одинокой паутинкой в углу. Паук должно быть давно умер, даже не оставив после себя потомство, и осталась только маленькая и безмятежная нить паутины…

Парень приподнялся на локти. Хоть он и лежал, и даже не помнил, сколько именно, но почему-то мышцы ужасно затекли, словно он проспал целые сутки. В избе было тихо и пусто.

– Мама? – спросил в пустоту юноша. Никто не дал ответ. – Вера?

Даже эхо в пустующей избе не откликнулось на зов. Стол не был накрыт, печь остыла, а одежда отсутствовала, словно все резко сбежали, оставив сына в полном одиночестве в Неясыти, как обещал Григорий.

– Папа? – выждав, всё же рискнул он. Молчание.

Серёжа спрыгнул на пол, едва не свалившись на слабых ногах, и поднялся во весь рост. Холодно. Внутри было чертовски холодно, и очень быстро он обнаружил, что дверь в сени открыта, как и дверь наружу. «Они действительно сбежали…»

Толком и не одевшись, даже не думая позавтракать, он вышел на улицу. Удивительно, но снаружи было даже теплее, чем внутри. Стоял день, и юноша был уверен, что сейчас первое декабря. Попыток связать ночное путешествие, продолжительный и мучительный кошмар, и пробуждение у него не было. Он и думать о них забыл, когда появился страх остаться в одиночку в проклятом Неясыти.

Он побежал вперёд, куда-то вперёд, даже не зная куда именно, быть может к машине, быть может, к Игорю или Камню, может даже к избе бабушки Жданы. Он надеялся догнать всех, пока они не ушли с концами, пока не оставили гнить его в этой умирающей могиле, пока она не превратится в очередное брошенное село. Он боялся стать таким же призраком, каким рано или поздно станет Неясыть. Ему показалось, что он плачет; что-то стекало по его лицу, неприятно щекоча кожу и вынуждая стереть стыд с щёк. «Будь мужиком!» – кричал отец. Нет, не сейчас, сейчас он просто хотел к ним. Хотел вернуть всё назад.

Оставив позади несколько халуп, Серёжа остановился. Горе и радость терзали его сердце. Он облегчённо выдохнул и стёр постыдные слёзы. Вера и Мария стояли недалеко от избы бабушки Жданы и измучено смотрели на то, как Григорий работал не покладая рук.

Работа приближалась к завершению, – по крайней мере так казалось юноше. Григорий уже снял несколько стёкол с других изб, и пытался установить их в новую. «Интересно, когда он проснулся?» – спросил сам себя Серёжа, но скорее удивлялся отдаче Григория, нежели вопросом, когда и как произошло его пробуждение. По неизвестной причине, что-то ударило его в голову и вернуло к первоначальной работе. Возможно, это были последние дни перед выездом из Неясыти. Последние дни изнурительной работы, и можно возвращаться домой.

– Давно он так? – спросил Серёжа, подойдя к сестре и матери.

Мать с дочерью подпрыгнули от неожиданности, Мария даже слегка пискнула от испуга.

– Братик! – Вера с улыбкой набросилась на брата и обняла его.

Мария тоже решила не оставаться в стороне и заключила детей в объятия. На её лице до сих пор прослеживалось отторжение и тревога, но за последнее время они стали до ужаса выраженными. Давно юноша не ощущал таких тёплых и искренних объятий… Но то, как это всё происходило на глазах Григория, который как бы не замечал происходящего, слегка разжигало в нём стыд.

– Так давно он? – повторил Серёжа, закончив нежиться.

– Неожиданно проснулся утром и сказал, что надо работать. Без завтрака или стакана чая… просто вышел наружу и принялся снимать стёкла. – Мария обернулась к мужу. Она говорила так, словно его не было рядом, и, отчасти это было верно, поскольку Беглов-старший никак не обращал внимания ни на зрителей, ни на их замечания. Женщина прижала руки к груди, стараясь унять ноющее сердце. – Совсем себя изводит… Он же совершенно ничего не ел последние несколько дней!..

Она резко обернулась к сыну, точно только сейчас заметила, что он стоял рядом и… ведь он тоже был в ужасном состоянии. С виноватым видом она спросила:

– А ты сам как, Серёжа? Хорошо себя чувствуешь? – Прижав губы к его лбу, она не обнаружила жара, и ещё раз отчаянно обняла сына.

– Да, всё в порядке.

Вера посмотрела то на отца, то на брата.

– Папа тоже себя хорошо чувствовал… – заметила девочка.

– Нет, я в порядке, – ответил юноша. – Правда всю ночь кошмар мучал… Не ожидал, что проснусь так поздно.

– Серёжа… сегодня второе число. Ты проспал целые сутки.

Мария подняла большой палец к губам и прикусила ноготь. Знакомый признак того, что она взволнована. Подобная новость могла напугать сына. Как мать, она не хотела врать ребёнку, и как любящая женщина, опасалась реакции на подобную новость.

– Нет… этого не может быть. Я помню, как вечером лёг на печку и уснул. Сон был дурацкий, а потом и вовсе ничего… – Серёжа лишь невинно улыбнулся, точно нашкодил и пытался извиниться. Он даже посмотрел на раненную ладонь, которая оставалась верным признаком того, что, хотя бы болото ему не приснилось.

Когда он закончил, его за руку взяла Вера. Она посмотрела в его измученные и уставшие глаза, а её собственные были очень печальны… и по-детски искренние.

– Это правда, братик…

Он поверил – иначе нельзя было, особенно, глядя в эти блестящие глазки. Сомнения были сильны, но не верить было невозможно. Ему стало неловко и слегка стыдно. Он будто хотел врать дальше, напрашиваться на успокоение и ласку. Было неприятно от мыслей, что ему не хочется верить родным.

– Но я же был в порядке. Не исчезал, как отец, не простудился.

– Ты, наверное, околел в воде, вот и пролежал без сил весь вчерашний день. Так нас перепугал!.. – За подобную глупость можно было и отругать, но мать не собиралась играть роль злодейки. Она была рада, что с её мужем и сыном всё в порядке, и злость с обидой как-то сами исчезли.

– Я… наверное…

Что бы ему ни говорили, он не ощущал себя так, словно целые сутки пролежал не пробуждаясь.

– Хотя бы и Гриша проснулся. Даже работать начал, вот только… передохнуть не хочет.

– Получается, скоро мы можем вернуться домой?

– Да.

– И чем раньше, тем лучше, братик! – маленькая манипуляторша снова взялась за своё.

Серёжа лишь улыбнулся сестре. Он бы присоединился к отцу – ему также не терпелось вернуться назад к привычной жизни, но в неустанной и самоотверженной работе Григория он видел нечто мрачное, зачарованное. Его отец никогда так не работал. Если бы он хотел закончить работу, то старался бы вносить минимум, основную нагрузку сбрасывая на плечи других; если бы дело было в том, что он просто намеревался как можно скорее бежать прочь, а оконченная работа бы просто тепло согревала его сердце, то он бы напрочь бросил всё незавершённым и сбежал. Именно из-за второй любимой стратегии отца, Серёжа и опасался, что его бросили.

– Ну не знаю… Может он не хочет, чтоб ему под руку мешали?

– Папа, пусть Серёжка тебе поможет! Хочешь? – закричала девочка, пока отец ещё находился на улице и хоть что-то мог услышать. Мужчина проигнорировал крик, и, словно совершенно глухой, работал дальше.

«Блин, Вера!..»

– Не хочет, – заключил юноша.

– Ему надо отдыхать… – напомнила Мария. – Вера, пошли внутрь. Если что, поможем папе и приготовим обед.

– Пошли!

Женщины ушли, а Серёжа остался один. Даже если можно было поверить в то, что он проспал всё первое число, что аж перепугал сестру и мать, то сейчас всё слишком спешно вернулось на круги своя… как будто эта парочка не умела пугаться и переживать. Возможно, так отрезвляюще влиял на них свежий воздух.

Парень развернулся к центру Неясыти и направился туда, где теоретически встретил ночной кошмар.

Площадь перед камнем была такой же пустой и безжизненной, как и за всё время жизни Беговых в селе. Любой улики на то, что ужасный сон был на самом деле реальностью не было. Ни следа копоти, ни мельчайшего мусора, ни каких-либо других следов. Обойдя пустоту кругом, он устремился к камню. На твёрдой породе было маленькое, едва заметное отличие, которое тяжело было бы найти, если бы не знать, где искать. На камне оставалась маленькая выемка. Серёжа сразу вспомнил ту картину, как старуха на кресле-качалке облизывала Камень, а потом вывернула свой желудок прямо в котёл... из которого…

Парень потянулся к карману, в котором мог быть семейный нож. Пусто. Если ночной кошмар действительно был реальностью, и Серёжа пролежал всё первое число в беспамятстве, – неудивительно, при таком-то приключении!.. – значит, он должен был достаться тому странному старику, если не его загадочному приятелю.

От такого неприятного осознания собственной слабости и событий в Неясыти, закололо в животе, и хотелось сплюнуть. Но парень удержался, мало ли кто наблюдал за ним сейчас.

Невозможно было вообразить, и даже понять, что именно происходило в этом селе, какими ужасами занимаются местные жители. Эти сумасброды не чураются убивать друг друга среди ночи, и устраивать таинственные обряды. «В современном мире! Какие-то помешанные староверы!». Если кто-то и мог поведать всю тонкость местных обычаев и привычек, то только тот, кто знает всю их подноготную, тот, кто в отличии от всех испытывает к ним неприязнь и отвращение. Одиночка. Изгой. Игорь.

Серёжа незамедлительно направился к названному им ветерану, чтобы получить ответы на все вопросы. Напрямую он не смог бы вырвать из старика и слова, но терпение было на грани – хоть до самой ночи разбирать с грязной бумаги беглые закорючки и объяснения.

В этот промёрзлый полдень пустая улица раздражала ещё сильнее обыденного.

Дверь в избу, как и в прошлый раз, оказалась не запертой. Серёжа спокойно вошёл внутрь, где увидел Игоря в компании незнакомого мужчины. Оба пили чай и разговаривали.

– …ноги отказывают. Это уже второй за месяц. Остальные и вовсе постепенно начали испытывать слабости. Не удивлюсь, если это что-то да и значит. Сам понимаешь, никто и не одумается уйти, приходится прибегать к… ведь иначе с ними никак не сжиться. Возможно, они просто надеются, что скоро будет конец, вот и подготавливаются. Сколько потребовалось времени в прошлый раз? Неделя, две? – Игорь пил чай и пристально смотрел в кружку. Он словно полностью игнорировал собеседника. – Надо действовать, Игорь. Ты сам говорил, к чему рано или поздно всё приведёт.

Заскрипела половица, и говорящий с ужасом обернулся, опрокинув на пол железный стакан. Чай разлился, а с лица мужчины не сходил страх. Они с Бегловым-младшим видели друг друга впервые, и, похоже, это о многом говорило.

– Прошу, не надо! Не трогай меня! Я ничего не хотел! Ничего не думал! Я просто решил обсудить с ним хозяйственный вопрос! – Он упал на колени перед вошедшим и начал плакать ему прямо в ноги. Большим удивлением стало и то, что он принялся целовать ботинки.

Серёжа отдёрнул ногу и попятился.

– Отстань! – рявкнул он, пытаясь скрыть смятение и подкатывающий страх. – Я тебя не знаю!

Эти слова отрезвили мужчину, из-за чего он приподнялся и посмотрел через плечо на Игоря. Тот тоже был удивлён приходу гостя, но продолжал сидеть за столом и невозмутимо наблюдал за представлением. Встретив взгляд друга, он лишь кивнул.

– Игорь, старый хрыч, надо было предупредить! Знал же, что нет мне времени за новенькими приглядывать… – Мужчина поднялся и отряхнулся. Однако сомнения не совсем оставили его, и он искоса смотрел на незнакомца. – Точно свой?

– В каком плане «свой»?

– Перекрестись.

– Чего?..

– Перекрестись! – повторил он более громко, чем было необходимо. Парень вздрогнул, но всё же исполнил требование.

Игорь продолжал следить за всем без тени участия. Возможно, если бы такое взбрело в голову, он бы с таким же спокойствием и отчуждением следил и за тем, как мужчина избивает вошедшего.

– Ты что, католик?

– Я вообще неверующий.

– Справа-налево, неуч!

Серёжа повторил «крёстное знамение» на себе.

– Нормально? – спросил он, явно недовольный.

– Нормально… свой значит, – на лице мужчины появилась довольная улыбка, которая ни капельку не сглаживала углы.

– А теперь отстань от меня, псих.

– Чего такой злой? Случилось что-то?

– Ты случился!

Устав от начавшейся перебранки. Игорь поднялся и дошёл до самовара. Остальные молча смотрели на него. Взяв пустую кружку, хозяин насыпал туда трав и залил кипятком. Поставив всё на стол, он жестом позвал молодого гостя присоединиться к чаепитию. Стол был слишком маленьким для самого самовара, только кольцо сушек едва помещалось на нём.

– А мне? – с грустной ноткой спросил «любитель крестов». – Я свой пролил…

Игорь пальцем указал на самовар. «Наливай сам» – говорило его спокойное лицо.

Хозяин избы не спешил выгонять юношу, как было и в прошлый раз, а спокойно встретил его, и даже налил чашку горячего чая. Это был хороший знак, и Серёжа даже начал ощущать, что он всё же получит ответ на все вопросы.

– Ты же из новеньких, да? Беглов? – Налив себе чай, буйный незнакомец вернулся к столу и повторно устроился напротив Игоря. – Как звать?

– В культурном обществе перед таким вопросом принято самому представиться.

– Ого, да у него есть характер!..

«Свой характер я тебе хотел показать ещё тогда, когда ты кричал на меня».

– Я Павел, можно просто – Паша. А тебя как?

– Сергей.

– Сергей… Позволь узнать, Серёжа, а чего ты у Игоря забыл? Разве Бражник, – этот скот, – не говорил тебе, что лучше не соваться к этому человеку?

– Ничего он мне не говорил. Только сказал, что Игорь сумасшедший.

Павел рассмеялся.

– Если он и сумасшедший, то мы совсем ку-ку!

Игорю явно не понравились, ни шутка, ни замечание. Он всё ещё не давал понять, что именно думает, а лишь жадно слушал каждое брошенное слово.

– Я пришёл просто поговорить.

– Ну это мы все любим… Многие приходят к нашему старику «поговорить». – Павел пальцами поставил кавычки.

– Это на счёт письма и ещё кое-чего, – тихо продолжил Серёжа. Игорь нахмурился, а Павел убрал улыбку. Уже что-то.

Они оба также прекрасно знали, что в Неясыти «кое-чего» может быть крайне неприятным и шокирующим.

– Это же ты видел Юлю? – спросил Павел. Произнося это имя, его голос звучал ласково и нежно, точно её образ был важен, и никогда не покидал его.

– Да. Это было ночью на четвёртый день.

Павел нахмурился, потряс головой и жадно сделал глоток чая.

– Игорь мне вкратце пересказал… А я, уж надеялся, что она проснулась и решила бежать. Впрочем, ничего меня так и не научит мыслить здраво, а не позитивно.

– Вы что-то знаете?

– Достаточно, парень… Достаточно, чтобы взашей гнать всю твою семью прочь, пока не стало поздно.

– Григорий… Мой отец, почти закончил ремонт избы. Со дня на день, скорее всего, мы уже уедем.

– Лучше не медлить. Уезжайте ранним утром, и никому ни слова.

Периодически Игорь кивал, соглашаясь со всем сказанным. Он как экзаменатор сидел и следил за всем, контролируя и оценивая диалог, в котором, изначально, должен был быть главным участником.

– Хорошо… – Подобную предосторожность можно было легко игнорировать, тем более от такого резкого и странного мужчины, но Серёжа уже несколько раз нарушил установленные местные правила, и научился их уважать. – Но это не совсем то, за чем я пришёл.

– Не спеши, приятель, а то у тебя чай остынет, – остановил парня Павел. Если бы он этого не сделал, то кому-то пришлось бы запивать сушки холодным напитком.

Все поставили обсуждение на небольшую паузу, желая насладиться сначала угощениями Игоря. В этот момент их маленькая и дружелюбная компания напоминала встречу старых друзей, которые повидали многое, и теперь нуждаются в том, чтобы высказаться.

– Хоть мне Бражник и Борька уже говорили, что ночью лучше даже не смотреть на улицу, но с тридцатого на первое я всё же вышел наружу. – Серёжа начал спокойно, отдалённо, и уже сразу представил, что его начнут осуждать и ругать за такой глупый поступок.

– К-кто такой Борька? – спросил в никуда Павел.

«Блин, башка пропитая!» – выругался про себя юноша.

– Не в этом дело, – продолжил рассказчик, – ночью я увидел что-то странное…

– Что же?..

– Эм… с чего бы начать? Какой-то старик на четвереньках, костёр в центре улицы, старуха, лижущая Камень, и котёл, из которого вылезла женщина. А ещё там был Бражник… он приложил мою ладонь к тому камню. – Серёжа положил руку на стол, ладонью вверх, чтобы все увидели.

Игорь резко встал, едва не перевернув стол. Он вышел в центр комнаты и начал ходить кругами. На его лице впервые был запечатлён шок и возбуждение. В нём прослеживалась не прикрытая печаль с тоской, как тогда, когда он узнал про Юлию. Нет, сейчас он действительно пребывал в панике.

– Что случилось? Тебе это о чём-то говорит? – начал спрашивать Павел, пытаясь достучаться до друга.

Игорь лишь молча посмотрел на Павла. По глазам уже было всё понятно.

– Вам надо уезжать из Неясыти. Немедленно! – Павел всё понял сразу. Может он сам ничего и не знал, так как Игорь, но догадался. – Хоть заставь, соври, угрожай, подкупай, но не оставайтесь здесь!

Мужчина вцепился в воротник парня и начал трясти. Со стола посыпались сушки и кружки. Теперь беспокойство перешло и к молодому гостю.

– Ч-что? Почему?

– Да хрен его знает! Этот хрыч ничего не скажет, но знает. И поверь мне, я здесь живу почти двадцать лет, и такого повидал, что хуже может быть только реакция Игоря. Обещай мне, что не останешься здесь, что уедешь, как только будет возможность!

– О-обещаю!

Павел успокоился и отпустил юношу. Игорь тем временем тоже остыл. Хозяин не стал возвращаться к столу, а пристроился на печи и начал о чём-то активно думать.

– Надеюсь, что у тебя получится. Обещаний мало, парень, тут нужна удача. Море удачи.

– Сбежать?

– Даже просто отойти. Пробиться через этот грёбанный кустарник ни у кого не получалось.

– Почему?..

– Никто не знает. Говорят, само Лихо. Я хоть и не пробовал – пробовал Владик, – я только слышал, как людей охватывает сильная усталость и боли в ногах. В общем то, что заставляет их прилечь или присесть, а потом они засыпают. Просыпаются только за кустарником, все в синяках и маленьких порезах… у кого-то даже были следы от зубов. Но и то, не всегда: иногда люди просто возвращались назад, хотя шли прямо.

Серёжа не стал это комментировать. Он и сам прекрасно помнил то, что ощущал чьё-то присутствие в кустарнике. Он также решил и утаить то, что умудрился выбраться за пределы этой преграды и увидеть другие Неясыти. Дважды. Если что, это будет его козырь. Однако, в словах Павла было кое-что интересное.

– Владик? Тот, кого загрызла свинья?

– Бражник небось смеялся?.. Он самый, упокой господь его душу.

– Довелось слышать, что его так и не захоронили. Скорее всего его тело увели в лес волки.

– Волки!.. – Павел нервно посмеялся. Эта шутка стоила десятка оваций. – В свинарнике он. Волки к селу подойти боятся.

– В свинарнике?!

– Да.

– Тело Владика?

– Да.

– Почему никто его не забрал и не похоронил?

– Это Его свинарник. И Он не терпит, когда кто-то вторгается в Его владения. – Хоть конкретики никакой не было, но Серёжа сразу понял, что речь идёт о свинье.

– Если она такая ужасная, почему бы её просто не убить?

– Легко сказать... Как только это случилось, мы попытались, но ничего не вышло.

– Мой отец ранил Её.

– Так Ей и надо. Но он, однако, заполучил себе самого целеустремлённого и кровожадного врага.

Враг-свин. От такого хотелось бы посмеяться, но в последние минуты атмосфера в избе была мрачной и гнетущей.

– И ещё письмо… – неожиданно продолжил Серёжа. Он собирался начать с этого, но инициатива в разговоре с самого начала покинула его.

– От Игоря?

– Да.

– И что ты думаешь?

– Я… Ничего. Я ничего толком не смог разобрать.

– Давай письмо, я прочитаю.

– Оно в избе... – Серёжа неряшливо почесал свой затылок. Было глупо и неловко приходить без главной темы разговора.

– Балда… Если оно было от Игоря, то точно хранило что-то важное.

– Так может вы что-нибудь расскажете конкретное?!

– Если бы я мог… Нет смысла тебе рассказывать, чтоб не пугать и не вынуждать углубляться в жизнь Неясыти. Тебе достаточно знать то, что ни тебе, ни кому-либо из твоей семьи здесь не место.

– Да я вообще ни капли не понимаю! Я столько всего повидал, что у меня аж голова пухнет, а тут вы со своими загадками и причудами!

– Это один из тех моментов, Серёжка, когда незнание – благо…

Следующие минуты они сидели в тишине, каждый в своих догадках и рассуждениях. Павел изредка поглядывал на юношу и возвращался обратно к созерцанию собственных кулаков и остывшей лужи чая на столе. Игорь всё это время продолжал сидеть на печи и игнорировать гостей.

– Пора идти, – сказал он. – И я серьёзно, парень, убирайтесь. Хоть кровь из носу, но уходите. Не знаю, что там на уме у Игоря, но я никогда его таким не видел. То, что ты обнаружил позапрошлой ночью странно, но видали и не такое.

– Я хотел бы ещё от него узнать кое-что… – Серёжа посмотрел на старика на печи. Он осторожно раскачивал ноги и смотрел в пустоту.

– В таком состоянии? Сомневаюсь.

«Проклятье».

Серёжа поднялся и вышел наружу вместе с Павлом. Солнце заходило за макушки лесов. Вечер близился к завершению. Пустое Неясыть, будто никто здесь не живёт, пока не наступает ночь.

– Так кто убил Юлю? – спросил юноша.

– И никто, и всё. Пока не встретишься лично – не поймёшь.

Парень помолчал. Его начинало сильно раздражать такое общение, но, похоже, оно было нормой среди местных.

– А правда, что у Игоря язык отобрали?

– Ты веришь в эту байку?

– После позапрошлой ночи я готов поверить во всё.

– Скорее всего правда. Старая карга любила «шутить»… И, Серёж.

– Да?

– Если завтра не уедите, принеси Игорю назад письмо. Если что, я попробую растолковать написанное.

– Спасибо.

Возвращаясь домой, парень заметил сидящего у избы отца, в ногах которого полыхало содержимое железного ведра.

– Глупые письма, глупые попытки говорить за спинами семьи. Я, конечно, понимаю, что ты романтик, Серёжа, с ветром в голове и яркими фантазиями, но если хочешь что-то сказать «Маме», то скажи лично.

Бумаги уже не было видно, только пепел и беспомощность провидения.

3 декабря 1988 года, утро

В кои-то веки Серёжа выспался. В эту забавную, и достаточно тихую, ночь он ни разу не потревожился. Ранее раздражающие звуки снаружи то и дело пытались выманить из безопасной избы или лишить сна, но теперь всё было спокойно. Во сне он бродил по цветущему селу. Была весна, он был чуточку старше, видел приветливые лица людей, которых не пугал декабрьский холод, который наслаждались жизнью и помогали ближним. Он наслаждался этим покоем, смотря за тем, как его милая жёнушка щебечет с соседками и смеётся. Когда юноша проснулся, он даже подумал: «может не всё так плохо? Может, все эти ночные приключения и мистические байки всего лишь нелепое недоразумение?.. Бандиты и маргиналы итак по всей стране встречаются, но есть же и хорошие люди, и даже те, что просто запутались».

Скорее всего, так оно и было: «плохая» сторона показала себя во всей красе, с этим странным ритуалом, правилами и расправой, и, «хорошая» тоже, со всеми страхами, уговорами, недомолвками и т.д. и т.п. Парень не понимал ни Игоря с Павлом, ни Бражника с его компанией… а ведь где-то между ними ещё и затесался Борька, который тоже любил ходить вокруг да около. Вчера он действительно погорячился. Ведь, ничего плохого не было, никто не пострадал, только два странных мужика устроили представление и нагнали страху. Может и Юлия была замешана во всём этом представлении, ведь никаких следов так и не было.

«У Игоря язык забрали – повторил про себя Серёжа. – Ждана.» Странная бабулька, которую часть села почитала, часть – боялась. Кто же она была на самом деле? Какую сторону занять в этом призрачном и непонятном конфликте? Возможно это было просто местное развлечение над «городскими», – и это бы спокойно объяснило резкое и загадочное исчезновение Юлии. Он бы даже не удивился, если бы ему позволили осмотреть каждую избу, каждый погреб, то точно нашёл где-нибудь эту актриску, которая в голос бы засмеялась, смотря на лицо перепуганного мальца.