Текст книги "Лестница власти 2 (СИ)"

Автор книги: Владислав Добрый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

– Ну, я в Лицее. Лучшее место для такого, – улыбнулся я. В ответ на это все остальные улыбаться перестали и отвели глаза.

– Может быть вы не обратили внимание, – сказал Канцлер. – Но ни у одного из нас нет фамильяра. По какиму-то несправедливому закону мироздания, мы, чародеи и чудотворцы, не можем обзавестись фамильярами.

– А фамильяр необходимое условие для продолжения обучения, – закончил я за него. Канцлер медленно кивнул. – А Злата вам чем не фамильяр?

– Вы можете заставить её исчезнуть, сударь? – грустно спросил Григорий. – Именно это вы должны будете сделать на экзамене. Призвать, а затем заставить исчезнуть фамильяра, подтверждая свою полную власть над ним.

– Может показаться, что я всесилен в стенах Лицея. Это правда. Но только от части, – немного виновато проговорил Канцлер. – И экзамены как раз тот случай, когда я обязан подчиниться древним условностям и обычаям.

– Так вы меня что, выгоните из Лицея? Может у вас есть курсы, в смысле, отдельный факультет для чародеев? – я даже немного напрягся. Уже, знаете, привык к местной кухне. Друзей завел. Да и идти мне особо некуда.

– У нас есть еще почти полгода, до экзамена… – осторожно ответил Канцлер. – Я полагаю, что мы сможем что-то придумать.

Глава 18

Глава, в которой Сергей Гончаров раскрывает себя с неожиданной стороны, а главный герой прикидывается психологом а потом играет в психотерапевта с двумя девушками. Хорошо, что со смертельной опасностью он справляется с помощью других навыков, иначе книга бы уже закончилась его смертью.

– Ну, рассказывай! – скомандовал я. Мы сидели в библиотеке. Мы, это я, Лиза, Мила, Сергей и Илья. И, что неожиданно, Людмила. Она выглядела как наркоманка. Заострившиеся черты лица, тени под глазами, бледность кожи оттеняющая опухшие, искусанные губы. И всё это только добавляло ей очарования.

– Да что тут рассказывать, – пробубнил себе под нос Сергей. – Нечего тут рассказывать. Когда-то, очень давно, Кащей напал на семью одного боярина. Моего далекого предка. Убил почти всех, осталась только его жена и её сын. Маленький, младенец совсем. Она перед смертью наложила чары, которые защитили её ребенка от Кащея. С тех пор это благословение, передается в старшей ветви рода.

Сергей решительным движением запустил пальцы в челку, подняв волосы и показал лоб, на котором темнел шрам, напоминающий латинскую “Y”.

– Сергей Гончаров! Как я могла не понять сразу! – грустно сказала Людмила. А потом прижала ладони к щекам, подозрительно изогнувшись в пояснице, как будто ей очень хотелось почесать грудь, и она пыталась ей незаметно потереться о свои руки. – от всех этих волнений, я такая испуганная… Ах, интересно, как там принц.

Все тяжело вздохнули. Мы уже беседовали с Людмилой на эту тему. Трудно сказать, насколько дело в волшебстве, а на сколько в психологии, но помнила Людмила только то, что хотела помнить. А хотела она помнить о томящемся в подземелье принце, безумно в неё влюбленном. Все это накладывалась на самую настоящую наркотическую ломку. Не чисто физиологическую, как от синтетических наркотиков, а психологическую, как он кокаина. Она ничего не могла делать, ей было очень грустно и плохо, ничего не радовало. Только периодически яркие воспоминания бросали её в другую крайность – и она на несколько минут становилась изнывающей от страстной тоски нимфоманкой. К счастью, такие приступы длились не долго. Я пытался объяснить ей про зависимость, и она кажется даже понимала опасность, но… Что взять с наркоманки.

– Пойдем, я сделаю тебе успокаивающий массаж, – сказал Сергей. Людмила немедленно вскочила. Они пошли в глубину библиотеки, кажется там были кушетки поудобнее.

– Пойду тоже, – сказал Илья и устремился за ними.

Я остался с девушками. Они сидели в креслах в таких позах… Как будто боялись меня. ножки вместе, ручки на коленях. Подчеркнуто целомудренно. И в лицо мне не смотрят. Неотрывно наблюдают за копошащейся на столе Златой. Та тщательно осматривала книжки на предмет червей и насекомых – почему-то они ей очень нравились. Не книжки, насекомые. Мы же тут на лоне природы живем, все вокруг натуральное – живности вдоволь. Не буду говорить, что мышей и тараканов вокруг ордами – есть, но мало. Котов я вижу часто, мышку видел только один раз. Я подозреваю, что с вредителями тут борются не только котами и отравой, но и другими, надежными и древними как мир, способами. Профилактикой. Например, не разрешают таскать еду по всему Лицею. Ах, да. Ведь тут же еще волшебство есть. Постоянно забываю. Не поверю, что за сотни лет не изобрели пару сотню наговоров для помощи при очистке туалетов и сохранении муки от мучных жучков.

Но и без откровенных паразитов в Лицее полно живности. Домашние муравьи, сверчки, пауки, мокрицы, какие-то бабочки. И это еще зима. И вот за всем этим с радостью охотилась Злата, с жадностью пожирая пойманное. Хотя я кормил её до отвала обычной едой в пиршественной зале. И не только со стола – я выпускал её прямо на стол, ей все умилялись. Она съедала пару кусочков хлеба и заедала всеобщим умилением. После чего тут же сыто засыпала.

– Так, девочки, – сказал я и хлопнул себя ладонями по коленям. Мила и Лиза вздрогнули.

– Нам надо поговорить. Я знаю, что в последнее время я сильно изменился. Но, если вы загляните в своё сердце, вы поймете, что это тот же я.

Я с ожиданием посмотрел на них. Увы, мой поэтический пассаж не прошел. Ни та, ни другая на меня не посмотрели, Лиз даже недовольно скривилась. Плохой знак Само не пройдет.

– А если серьезно, я хочу с вами поговорить. Мне тоже не очень… Но я стараюсь держаться. И я бы не отказался от вашей поддержки. Вместо этого вы ведете себя так, как будто я вас чем-то обидел. Расскажите, что вы чувствуете, – начал я, на ходу вспоминая психологические уловки, которых нахватался в свое время. И, с ужасом, понимая, что нахватался их явно не достаточно. Я тронул рыженькую. Она обернулся. Посмотрела на меня. Передернула плечами. Отвернулась. Я тяжело вздохнул.

– Я никогда толком не смотрел на свое лицо, – решил начать я. – Поэтому мне, по большому счету все равно, если я выгляжу по другому. Я, честно говоря, не особенно помню, как я выглядел раньше. Сегодня, когда умывался, испугался, что лицо будет ощущаться под ладонями как чужое. Но нет, все как обычно. Возможно, если бы я раньше постоянно видел себя со стороны, то мне было бы тяжело привыкнуть, что я выгляжу по-другому. В общем, я чувствую себя как и всегда и не замечаю изменений. Только в вашем поведении. Вашем и Ильи, тот тоже шарахается, но у него выдержка получше, это почти не заметно.

Ну, еще Серый оказался достаточно воспитанным, чтобы не подавать виду.

– Да я как на тебя посмотрю, вспоминаю Вятко. Не вижу, а вспоминаю. Ты уж прости Храбр, но ты против него, как лодочка против корабля. Посимпатичнее, конечно, но ни в какое сравнение не идет, – прорвало Лизавету. – Ты как зарубка на носу памятная. Как вижу тебя, так вспомню Вечного Князя. И каждый раз у меня… сердечко сжимается!

– Я ведь тогда чуть не обкакалась, – неожиданно всхлипнула Мила спрятав личико в ладошки. Если я хоть что-то понимаю в девушках, если она в этом призналась, то скорее всего, она чуть обкакалась. Но слегка смягчила факты.

Я достал из кармана платочек Несмеяны, развернул его. Внутри у меня был припасен стянутый за обедом со стола кусочек сыра и жареного мяса. Я по очереди предложил оба кусочка Злате. Вредная мелочь сначала принюхалась, но потом фыркнула и отмахнулась, с удвоенной энергией начав выискивать насекомых в переплете особенно ветхого тома, то и дела суя себе в рот бумажных червей. Я спрятал еду обратно. И сказал:

– Сядьте на кушетку. Рядом. Так, чтобы я вас видел.

Они, не сразу, но послушались. Я сел пред ними прямо на стол. Они по прежнему старались избегать смотреть мне в лицо, но уже не с таким упорством, как прежде.

– Дайте мне руку. Каждая по одной. Вот так, – я взял их за руки и, переводя взгляд с одной на другую, сказал. – Сразу скажу, что с первого раза может не получиться, но мы будем повторять пока не получится. С первого раза может не получиться, потому что у нас сразу жестокая рана в душе, а начинать лучше с чего поменьше. Ну да ладно.

Для получения гражданства в моем мире я проработал около двух лет в волонтерских организациях. Это условие было не обязательное, но серьезно помогало. Хотя государственные волонтерские организации на законодательном уровне были запрещены, для них было несколько важных правил. И первое правило – волонтера не допускают к полевой работе, где возможно он столкнется с жертвами и горем, пока он не пройдет курс психологической подготовки. Я наивно полагал, что моя военная психокоррекция делала для меня такой курс не нужным. И с удивлением узнал, что это не так.

Одно дело оставаться хладнокровным и собранным, когда вокруг умирают друзья, тебя самого ранят, и ты убиваешь людей. По большому счету, с такой настройкой человеческой психикой неплохо справляются и тут, своими, дедовскими способами.

Совсем другое, когда ты сталкиваешься с бессмысленной жестокостью мира. Три дня лазишь по лесам в поисках потерявшихся детей, а потом находишь их утонувшими – один упал в дождеприемный колодец, а его друзья полезли его спасать. Или… Впрочем, не важно. Важно то, что такие вещи накапливаются. Каждая несправедливость, жестокость, ошибки – как кирпичи падают на душу, гнут её, давят. Лица мертвецов вспоминаются в самые неожиданные моменты. Это не просто мешает наслаждаться жизнью. И это уже не только психологические проблемы – сбоят гормоны, можно вляпаться в депрессию.

Для того, чтобы помочь волонтерам справляться с нагрузкой на психику, психологи придумали несколько простых и понятных упражнений. Возможно, придумать и было не так просто, но конечный результат выглядит удручающе примитивно. Я просто закрывал за собой дверь, когда возвращался домой. И все, все проблемы, несчастья, незаконченные дела – оставались за дверью. Где-то там, вне безопасности своего дома. Потом я переехал в другой дом в котором дверь услужливо распахивала домашняя нейросеть. И мне приходилась на секунду задерживаться перед входом, захлопывая за собой дверь мысленно.

Полагаю, множество людей двадцатого века спились или сторчались на антидепрессантах, не умея хоть на время снять с себя ответственность, которая давило их ежесекундно. Сначала учеба, и получать хорошие оценки, потом экзамены, потом работа, оправдать ожидания родителей, быть не хуже вон того парня с обложки. В начале двадцать первого века люди были несчастнее, чем когда либо за всю историю. Неудивительно, что мы научились делать себя счастливыми. Нам пришлось.

Любая психологическая уловка, которая хорошо работает, выглядит простой. Но за ней, чаще всего, стоит кропотливая работа.

– Закройте глаза, – сказал я девушкам и выпустил их руки. – Постарайтесь сесть так, чтобы вам было удобно.

Я и встал и отошел от них, чтобы не мешать им своим присутствием. В просвет между шкафами я увидел, Люду с Сергеем. он делала ей массаж кистей, целомудренно отсев на край дивана. Напротив них, в кресле, сидел Илья и рассказывал одну из своих историй. Люда улыбалась спокойной, ясной улыбкой. Может быть для неё еще не все потеряно. Я повернулся к Лизе и Миле, и начал:

– Постарайтесь представить себе место, где вам хорошо. Уютно. Безопасно.

Я был уверен, что пара тройка занятий, и ребята станут чуть устойчивее. Надежнее. Дело не только в том, что надо следить за личным составом и его психологическим здоровьем. У меня были планы. Долгие планы. И мне понадобятся помощники. Хорошие помощники. Кажется я нашел себе несколько. Если все будет хорошо, то скоро мне потребуется на них опереться. Не просто опереться – использовать их как рычаг, засунуть в самое темное место и обрушиться сверху всей тяжестью. Ведь я собираюсь перевернуть мир.

Важно, чтобы к тому времени они не стали травмированными невротиками с непредсказуемым поведением. Тем более, что уже на этих выходных у меня намечен первый шаг.

Глава 19

Глава, в которой главный герой придумывает надежный план по личному обогащению и начинает его реализовывать. И двух книг не прошло. Если честно, лично я начал подозревать, что он на пенсию надеется.

Мне случалось жить в ультрасовременных в мегаполисе. Я видел всякие архитектурные изыски. В живую побывал во многих городах, а в симуляции такого насмотрелся… И все же, Великий Устюг смог меня удивить. Застроенный двухэтажными разукрашенными теремами, с деревянными тротуарами из грубых досок, узкими улицами над которыми нависали сверху лавочки, вывески, входы, а над улицами то и дело были перекинуты крытые галереи – можно ходить из дома в дом, не выходя на улицу. Очень удобно. Я подозревал город и внизу имеет разветвленную сеть подземных ходов. Однажды листал статью об Астане, это такой город в Казахстане. Краткий экскурс в историю этого города рассказывал о первых каменных строениях – лавке и доме купца. Так вот, между ними был подземный ход. Всего два дома, и те подземным ходом соединены.

Логично предположить, что это нечто вроде традиционного элемента русской архитектуры. Старые города были источены подземными ходами, как огород в котором завелись медведки. И я понял, почему, уже через полчаса, как потолкался по улицам. Ходить тайными подземными ходами было явно безопаснее и спокойнее.

Народу было не так, чтобы много. Мне случалось бывать, например, на концертах – толпой меня не испугать. Но тут было очень… тесно? Тесно не то слово. Что-то среднее, между тесно и давка.

Проблема была не в количестве людей, а в том, как эти люди себя вели. Самые страшные были торговки рыбой – не могу сказать, что они прямо совсем уж жутко воняли. Пахло от них рыбой, но относительно свежей. Несли они рыбу в огромным корзинах перед собой. И, явно со злым умыслом, не смотрели вперед – буквально тараня тех, кто не успел убраться с их дороги. Этакий матершинный дорогоукладчик.

Сразу после торговок рыбой, на моей личной шкале дорожной опасности я поставил бояр. Навроде нас. Функцию вонючих корзин исполняли слуги – передо мной, с поистине ледокольной эффективностью, шествовал Оногур. И надо сказать – он не церемонился. Я видел как случайные люди от него буквально отлетали в сторону как кегли от шара в боулинге.

Пару раз мы столкнулись с аналогичной процессией уважаемых людей – богато и ярко одетые персоны в центре, впереди рослые охранники, вокруг челядь. Илья кусал губы, хватался за саблю. Я думал дело к поножовщине идет. Но потом кортежи расходились по разные стороны улицы и двигались дальше.

Ко второму разу, я понял, что это ритуал – хоть бы и частично, но уступить дорогу было западло и не по масти. Для сохранения приличий требовалось сделать это не сразу. Иначе, видимо, мог пострадать статус. К тому же, надо думать, были варианты с "не уступить". Присутствие Оногура нам явно на пользу шло и такого не случалось.

Зато теперь понятно, почему в Лицей слуг не пускают – боярам на людях следовало всячески выказывать гонор, а без сопровождения боярские детки терялись. Даже Илья совершенно преобразился, когда к нему присоединились его люди. Плечи расправлены, морда надменная, подбородок задрал. Всего маленькой группе гуляющих школяров, слуг было человек десять. Сравнивая с другими "эскортами", я понял, что это не так много, если на четырех бояр. Кроме меня и Ильи, с нами были и обе девушки.

Сергей на выходных, разумеется, воспользовался случаем, чтобы посидеть в библиотеке. Я подозреваю его в том, что он не такой книжный червь, каким прикидывается и ему за книжками составит компанию Людмила, но это не мое дело. Памятный мне по заварушке с полудушниками дед Дарён по случаю выхода в свет не поленился надеть на себя шлем с бармицей, красивую серебряную кольчугу с бронзовыми пластинами на груди и комплектные наручи к ней наручи. Я сначала подумал, что он слегка перегибает, но после того как встретился с местными уважаемыми людьми – убедился, что и у тех в сопровождающих есть полностью одопешенные бойцы.

Я начал подозревать, что тут на улицах бывает ой как не спокойно.

Казалось бы – идя по улице такой свитой я должен был избежать толкотни и мелких неприятностей. Но увы, к тому времени как мы прошли два квартала и подошли к храму Первака Рыбака – с моего кафтана уже срезали две кисточки с серебряными украшениями.

– Эх, деревня, – хамски прокомментировал заметивший это Илья. – Небось и не видел никогда, народу когда столько?

– Не видел, – вздохнул я. – Столько наглого народа, за один раз, никогда еще не видел. Лиза, а ты что такая испуганная?

Рыженькая и в самом деле притихла. И только сейчас, когда я к ней присмотрелся, заметил, что у неё глаза непривычно круглые. Без хитринки. Первый раз такое, я аж удивился.

– Это ж, наверно, месяц нужно тут жить, чтобы со всеми перезнакомиться! – выдала Лизавета. Илья расхохотался, Милена улыбнулась.

Стоило нам подняться на крыльцо храма, как к нам подошел ничем не примечательный мужичок и спросил у Ильи:

– Это ты Храбр Королев будешь?

Тот молча ткнул в меня.

– Это я, – признался я. Мужичок удивленно приподнял брови, меня разглядывая. С сомнением посмотрел на саблю. Вот к гадалке не ходи, особист местный. Везет мне на них.

– Прошу за мной, боярин, – наконец закончил осмотр мужичок и приглашающе махнул рукой. Мы вдвоем прошли в здание храма – очень высокая изба-пятистенка, сложенная из могучих стволов. Внутри никого не было – крышу, на которую упала Пися, аки наказание божье, еще чинили. Все мои сопровождающие остались снаружи.

Встреча у меня, что называется назначена. И обговорены детали. С кем я встречаюсь, можно ли оружие. Что у меня с собой, какие условия договора. Для меня дико выглядело время встречи – с полудня и как смеркаться не начнет. Типа приходите после обеда в любое время Ну да, часов же тут пока нет.

Договаривались о встречи не со мной, а со старцем Григорием. Я повертел головой, пока меня вели через главный ал. Честно говоря, внутри храм был похож на местечковый музей о рыбной ловле. Я прошел за мужичком в отгороженный угол. И наткнулся на деревянную лестницу, ведущую вниз.

Нет, я все еще люблю подземелья… Но все хорошо в меру. Я тяжело вздохнул и стал спускаться. Хорошо хоть появился местный служка с массивной свечей в руках, который шел впереди и подсвечивал ступени. Крутые и неодинаковые – спуститься по ним и не навернуться, само по себе достижение.

– Начерно починили. Дракон же тут лазил. Порушил все, – извиняющимся тоном пробормотал служка, ведя меня коридорами. Особенных разрушений я не заметил.

Наконец, меня привели в отдаленный закуток. Узкая и длинная комната. Две двери. Посередине стол. За за массивным столом, сидел местный жрец. Ему бы сутану и как вылитый православный батюшка будет – борода окладистая, статный. Хороший батюшка бы получился, представительный. Но он был в местном тряпье, и оно все портило. Коричнево-грязный кафтан, высокая шапка мехом внутрь, и на груди два бронзовых выпуклых диска. Зеркала. Как я понял, одевался он в стиле рыбаков. А бронзовые зеркала – символ статуса. И я с ужасом понял, что забыл, как его зовут.

– Ну что же, сударь Храбр, говорите, – поощрил меня начать “батюшка”. Не представился. Но и грубияном не назовешь, улыбается, голос ласковый.

Начал я, дело ясное с подарка. Достал из-за пазухи аккуратную шкатулку. подарок старца Григория. Внутри бархатный мешочек. Подарок старца Велимудра. Достал из мешочка оторванное от короны зеркальце. Подарок князя Вятко. Все вместе подарил я подарил жрецу.

Увы, но зеркальце потянет рублей на сто. Храмы в этом мире выполняли функции банков. Ну, таких, очень специфических банков. Своим подарком я подтверждаю свою платежеспособность. И теперь у меня открыт кредит на сотню, может даже на две, рублей.

Проблема со средневековьем в том, что это не капитализм. У меня, честно говоря, до сих пор не особенно внятная картина сложилась в голове. Как по мне, так то, как тут всё функционировало, было похоже на коррупцию в терминальной стадии. Вот сейчас, например, я буквально подкупил верховного жреца подарком. И одновременно с этим, тут это было нормой. Фактически, даже князья при встрече, обменивались подарками. А уж занести вышестоящему стопку монет вместо “здравствуйте” – вообще традиция граничащая с обязанностью. Были и другие яркие элементы "дикого капитализма".

Попытайся я выставить корону на аукцион, то любой князь мог бы заявить на неё свои притязания. Придумал бы что-нибудь, более или менее правдоподобное, заявил что корона должна принадлежать ему. И послал бы своих гридней. И не стало бы у меня короны.

При капитализме такое государство бы уже рухнуло задолго до того, как коррупционные связи стали настолько обыденны, а законны настолько необязательны. Однако, никаких Великих Революций тут пока не случалось. Почему? Потому как средневековье. Все работало, потом что сам принцип работы общества строился иначе. Люди жили тесными сообществами, в которых нельзя потерять лицо. Поэтому, даже вывали я перед жрецом мешок таких зеркалец, и попроси потом сделать что-то, что нанесло бы удар по популярности храма, например, оправдать меня в очевидном преступлении – он откажет. И даже наоборот, первым обвинит.

Тут не было четко прописанного закона, зато то, над чем я в свое время смеялся, некая размытая условность “а что люди скажут” – в самом деле было сдерживающим и дисциплинирующем фактором. Возможно, общественного порицания люди боялись больше, чем реального гнева богов или мифических законов, которые тут тоже существовали.

Я пришел в храм Первака Рыбака потому, что мне присоветовал Гриша. Хороший, говорит храм, обязательно сходи. А присоветовал он мне Храм, когда я сказал, что мне нужны деньги.

Я же человек с широким кругозором, имеющий удвоенный жизненный опыт, потому я точно знаю – мне нужны деньги. Ведь у кого нет денег, тот бедный. Не хочу, чтобы про меня говорили “бедненький”. Хочу быть богатеньким. Но нельзя стать богатым, тупо распродавая то, что имеешь. Мне нужен был источник дохода. Местные обходились доходами с земли, промыслов, мельниц, добычи металлов, меда, воска, пеньки и так далее. Хороший бизнес, вот только все вкусные места уже разобрали и местные богатенькие меня никуда не пустят. Конечно, у меня еще было наследство отца. Но я привык полгаться на себя. Мне надо было просто найти свою нишу. Я потратил полчаса времени и придумал хороший, годный вариант. И сейчас, после обмена формальностями со жрецом, я решил начать его реализовывать. Хотя нет, начал я его реализовывать еще раньше, подготовившись еще в Лицее.

После разговора о моей феечке, господа и дама деканата проявили ко мне неожиданную доброту. О причинах этой доброты я догадываюсь – банальная корпоративная солидарность. Одно дело барчук, который пришел-ушел и ничем не обязан. Совсем другое дело – юный чародей с хорошими задатками. Продолжатель, последователь, потенциальная звезда. Наверное, такое чувство испытывают по отношению к молодым ученым старые опытные зубры.

Я постарался воспользоваться этой добротой. С Велимудра я стряс обещание, что он покажет мне как варится зелье для дыхания под водой. Для этого ему потребуется кровь болотника – и я как раз знал, где её взять. Потом я заручился поддержкой Григория – мне потребуются его сани. И вот сейчас последний кусочек пазла – храм рыбаков. Куда еще идти, если ты ищешь затонувшие сокровища?

Опустив подробности, я излагал улыбающемуся “батюшке” свой план – мне нужны были примерные места, в которых на дне лежат затонувшие корабли с богатым грузом. Мне потребуются надежные люди, лодки, команда и доставка на место. Я смогу поднять со дна все ценное. Мне достаточно будет всего половины, остальное пойдет храму. Самое главное, это найти места, где на дне лежат ценные грузы, ведь наверняка такие места есть. Поэтому мне и нужны вы. Поспрашивайте прихожан…

Рыбный жрец встал.

– Пойдемте со мной, сударь Храбр, – сказал он и вышел в свою дверь. Я последовал за ним, с трудом протиснувшись между столом и стеной. Пара лестниц, храмовая постройка, и я оказался рядом с “батюшкой” на летней веранде. Хотя, когда такая штука выдается далеко за стены, вроде это называется балкон? Не важно. Слегка занесенная снегом, крытая конструкция, похожая на летнюю пристройку к кафе, выдавалась за стену храма, нависая над рекой и опираясь на бревна. Храм Рыбака ведь стоит на самом берегу. Город растет верх и над рекой, больше расти некуда.

Перед нами белая простыня реки. Совсем рядом, в полынье у причала водовозы наполняют бочки. А на реке множество рыбаков на льду. Некоторые шерудят в лунках баграми, кто-то делает новые лунки, несколько групп из десятка человек пилит лед и кидает сети в большие полыньи.

– Что вы видите? – спросил “батюшка”.

– Люди рыбачат? – сказал я.

– Нет. Они ищут дракона. Все знают, что он сожрал у на семьдесят пудов серебра и двадцать пудов золота. На самом деле, куда меньше. Но мы не спорим. Ведь сожрал? – он хитро глянул на меня. – Сожрал. Раньше, в других городах, нам не верили, что у нас есть… да хоть бы и пуд золота. Теперь думают, что уж хоть пуд у них, да остался.

Он посмотрел на меня. Я еще раз, внимательнее, посмотрел на реку. И увидел рисунок масштабных работ.

– Да они уже все дно обшмонали?!

– Баграми, сетями с крючками, кое-кто даже нырял, – хохотнул “батюшка”. – А теперь, сударь Храбр, представьте, если бы тут поблизости затонул челн с товарами. Да его уже бы до последней досточки вытащили, прямо из подо льда. Так что мысль у вас может и дельная. Но глупая. Нет на реке таких мест, где можно бы было с затонувших кораблей поживиться. Потому как уже поживились. Ничем помочь я в вашем деле не смогу.

Жрец развернулся, уходя. Я повернулся за ним, и обнаружил, что нашу благостность доверительной беседы портят два, неизвестно откуда взявшиеся, угрюмых субъекта с дубинками в руках. Одеты они были так же, как и “батюшка”, но при этом умудрялись выглядеть не рыбаками, а мясниками. Тонкий намек на то, что аудиенция окончена.

– Как вас зовут, уважаемый? – спросил я.

– Вторак, – отозвался жрец без улыбки. Странно, без обязательного слова-маркера впереди. Я заподозрил, это у него не имя, а титул.

– Можно я у вас отниму еще немного времени? – сказал я. Выказал уважение. Вторак медленно кивнул. Явно удивившись. Он то меня уже определил в боярские сынки, надо думать. А у этого храма есть некоторые сложности с правящим сословием.

– Когда я беседовал с Григорием, – блин, как-то неуважительно я его назвал. У жреца аж брови приподнялись. Хорошо, хоть не Гриша. Я тут же поправился. – Старцем Григорием. Когда спросил его о вашем храме, он рассказал мне историю жизни Первака Рыбака. Я хочу уточнить.

– Спрашивайте, сударь, – жрец передумал уходить и вернулся на веранду. Оперся на перила.

– Первак был рыбаком. Я не буду пересказывать историю его жизни полностью, вы уж меня простите. Суть проста. Первак был хорошим человеком и сделал много добра. А потом, вдруг, люди поняли, что он рыбачит уже без малого сто лет. Три жены схоронил. А выглядит на сорок. И тогда князь Великого Устюга пригласил его к себе. И спросил, каков секрет его долгой жизни.

– И Первак ответил, что жить нужно так, чтобы не стыдно было перед людьми, – явно процитировал жрец.

– Князь велел его схватить. Его посадили в подвал и пытали. Требовали раскрыть секрет долголетия. Скоро он умер, – закончил я. – Так все было?

Когда Распутин мне это рассказывал, мне вдруг стало понятно, почему у Канцлера одни “старцы” собрались. Есть не иллюзорный шанс отбросить коньки в частной пыточной, просто потому, что ты не стареешь. Я подозреваю, это нечто вроде побочного эффекта от магических способностей, и "старцы" попросту сами не знают секрета. Иначе бы торговали им уже во всю. И все же, попытать этих “старцев”, хотя бы в виде вдумчивого исследования с интервьюированием, даже я бы не отказался. От пытливых исследователей Канцлер и давал надежную защиту. Поэтому тянулись в лицей выдающиеся со всех сторон личности.

– В общем, верно, – ответил жрец. Сейчас он снова стал походить на батюшку. Только очень настороженного. Посматривал на меня, пытаясь понять, к чему я веду. А я спокойно и открыто смотрю ему в лицо. Я сейчас как Маугли. Мне просто надо сказать “Мы с тобой одной крови, жрец”.

– Старец Григорий таким способом предостерегал меня. Я сейчас выгляжу, как боярин. Но это потому, что иначе мне никак было не попасть в Лицей. А в Лицее мне попасть нужно, потому как опасно мне снаружи. Я ведь, чудотворец.

Видя как у рыбацкого жреца удивленно взметнулись брови вверх, я добавил:

– Слабосильный, только пробудились силы. Но, кое-что уже могу. Я не гонюсь за славой. И я не хочу силой брать. хочу честное дело. Я рассказал, что умею. Ты, подумай, Вторак, не торопись. Мне не боярский гонор потешить, я работу ищу. Такую, чтобы и людям хорошо, и себе не в убыток, и тебе пригожусь.

Вторак долго смотрел на реку. А потом снова посмотрел на меня. И снова заговорил, перейдя на "ты". Я расценил это, как хороший знак.

– Слышь, работничек. Глянь вон туда. Видишь, верстах в двух отсюда излучина? Вон, правее, отсюда только плес видать, так там рукав, и дальше излучина есть.

Я осторожно кивнул, внимательно всматриваясь в снежную даль.

– Видишь? – строго спросил меня рыбацкий батюшка. Я вздохнул и покаялся:

– Нет.

Он кивнул, со снисхождением и продолжил:

– Там протаяло уже, рыбы как гороха в гороховом супе, аж вода кипит. Подышать всплывает. А никто не ловит. Как думаешь, почему?

Я послушно ответил ожидаемое:

– Почему?

Вторак огладил бороду.

– А дураков нет. Место гиблое.

Я терпеливо заполнил его паузу своим вопросом:

– Почему гиблое?

– Люди стали пропадать. Там всегда клев был хороший, а то и сети можно было поставить. Полдня на реке и на берег. Еще и улов перебираешь. Рыбу, ту что помельче, обратно выкидываешь, а то в лодку не помещается. Хорошее место. А потом то одна лодка перевернется, и все кто в ней, утопнут. То другая. А то и пара сразу.

– Разобраться пытались? – спросил я.

– Лет десять назад, мужики собрались. Перегородили все сетями, топоры взяли, остроги. Часть сели на лодки, часть с берега зашли. И тогда ясно стало, что нечисть там. Двоих под воду утащило. Только одного отбили.

– А бояре что? – искренне удивился я. Мстиславу всю жизнь мозг промывали, что это прямейшая обязанность бояр, защищать людей от подобного рода опасностей.

– Так река. С одной стороны, вроде как и ничья. С другой стороны, коли не лезть, то и не тронет. А главное, – Вторак вздохнул. – Это ж не упырь или кабан чудной. Как из под воды то достать, непонятно. И славы не добыть. Да и заплатить за такой труд некому.