Текст книги "Гауптвахта"
Автор книги: Владимир Полуботко
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
Восьмые сутки гауптвахты
1
Двор гауптвахты.
Несколько губарей лениво убирают снег. Среди убирающих – Бурханов и ещё один новенький солдат с эмблемами летуна.
– И долго мы ещё будем тут в снегу ковыряться? – возмущается Летун. – Сколько же можно?
– Салага! – бросает ему с презрением Бурханов. – Знал бы ты, какие у нас дела творились тут в старые времена! Это разве работа? Вот раньше было, вот то – да!
Бурханов увлечённо слагает легенды о старом житье-бытье, но мы отключаем звук и ничего не слышим.
2Двор гауптвахты.
Губари стоят в шеренгу. В шинелях, без ремней. Старший лейтенант Домброва прохаживается мимо них.
– Кому сегодня освобождаться – шаг вперёд! – провозглашает он.
Из строя выходят: Артиллерист, Бурханов, Лисицын.
– Воинская дисциплина, – говорит Домброва Артиллеристу.
– Воинская дисциплина есть строгое и точное соблюдение всеми военнослужащими порядка и правил, установленных Законами и воинскими Уставами!
– Отпускаю, – говорит Домброва. Переходя к Бурханову, спрашивает: – Все статьи выучил?
– Так точно, товарищ старший лейтенант! Выучил все статьи, полагающиеся арестованному на гауптвахте!
– Верю, отпускаю, – говорит Домброва и переходит к Лисицыну. – А ты, мурло, чего вылезло?
– А мне пора, – отвечает Лисицын. – То, что вы мне назначили, уже прошло.
Домброва с интересом разглядывает искорёженную, зазубренную, вдребезги разбитую рожу с сильно подбитым глазом.
– Добавляю трое суток, – говорит Домброва. – За то, что плохо побрился.
Девятые сутки гауптвахты
1
Двор комендатуры.
Арестанты занимаются строевыми упражнениями. Форма одежды: шинели с ремнями.
Чей-то голос лениво командует: «Нале-ВО!.. Напра-ВО!.. Кру-ГОМ!.. Шагом-МАРШ!..»
Полуботок и Принцев автоматически выполняют приказания с безучастными лицами.
Звучит команда:
– Разойдись! Пять минут отдыхаем!
Полуботок, опираясь на забор, говорит Принцеву:
– Весна… И ты прав был тогда: на гауптвахте нужно ЖИТЬ… – Подумав, он добавляет: – И нужно выжить…
Принцев будто и не слышит:
– Мой отпуск… Мой отпуск – так весь и пропал…
И чуть не плачет.
– Да брось ты! – говорит ему Полуботок. – Ещё много жизни будет впереди!.. Смотри: вон небо какое! И солнце! Чувствуешь – весна!
И улыбается каким-то своим мыслям.
2
Где-то в горах.
Злотников раздвигает заснеженные ветки, приглядывается к домику – небольшому одиноко стоящему вдалеке. Припрятывает в скале кое-какие свои вещи. А затем выходит. Смело идёт, открыто.
Стучит в дверь и входит. А там – сонное царство.
– Есть тут кто-нибудь?
Навстречу ему встаёт страшно заспанный человек.
– Кто там пришёл?
– Здравствуйте, – говорит Злотников. – Я тут заблудился немного, отстал от нашей туристической группы… У вас не найдётся чего-нибудь поесть… Так есть хочется…
3
Внутри домика.
Злотников сидит за грубо сколоченным столом, жадно ест, запивая чем-то из кружки.
– Так значит, вы геологи? Хорошо вам тут живётся… – Голос у него теперь какой-то новый. Вроде бы как придурковатый, почти заискивающий. – А я вот отбился от своих. Лыжи сломал… У нас была однодневная экскурсия, а я вот отбился и вот уже третьи сутки хожу туда-сюда и не могу никуда выбраться…
Первый из двух геологов говорит ему:
– Не переживай, дорогой. Поешь, отдохни, а потом и в путь пойдёшь. Мы тебе тогда дорогу подскажем.
Второй геолог говорит:
– Забрался ты в дебри, конечно, не очень удачно. Отдохни как следует прежде чем идти. На вот ещё выпей водочки…
Как бы между прочим, Злотников спрашивает:
– А остальные когда вернутся?
– Завтра. У них там, в горах, работы много. Да ты не переживай: тут у нас не так уж тесно, и место для гостя всегда найдётся. Ложись вот сюда. Полежи, отдохни пока…
Некоторое время спустя все трое тихо-мирно засыпают на своих постелях.
4
Двор гауптвахты.
И опять шеренга арестантов. И опять Домброва.
– Через десять минут подойдёте к моему кабинету. Я вам оформлю освобождение! – С этими словами он подходит к Полуботку, как бы впервые за всё время замечая его. – Ну, как оно, на гауптвахте?
– Да ничего, – равнодушно отвечает Полуботок.
– Ничего? – многозначительная усмешка. – Это значит, что можно посидеть ещё.
Полуботок спокойно пожимает плечами: мол, воля ваша; мне-то что. Принцев стоит рядом: замученный, бледный, запуганный… Домброва что-то говорит ему, а Принцев что-то отвечает, но Полуботок не слышит. То ли он устал, то ли оглох, то ли постиг какую-то тайну – гауптвахтовскую или весеннюю…
5
Домик геологов.
Злотников уже хорошо отдохнул. Он приподнимается на своей раскладушке, оглядывается по сторонам, прислушивается: всё тихо, и оба геолога спят.
Встаёт. Выглядывает из домика наружу – и там всё тихо, всё спокойно. Величественные горы, покрытые сильно тающим снегом.
И тогда он так же спокойно, как и всё вокруг, достаёт из своего вещмешка пистолет и двумя выстрелами в голову убивает обоих спящих геологов. Они умирают, так и не узнав, за что и от кого.
А Злотников начинает собирать нужные ему вещи. Быстренько переодевается в новую одежду. Облачается в хорошие резиновые сапоги.
Некоторое время спустя он выходит из домика с рюкзаком за спиной и узелком со старыми вещами в руках. Возвращается к тому месту, где до этого кое-что припрятал. Это «кое-что» включает в себя замотанные в тряпки автомат и боеприпасы к нему.
По пути он выбрасывает куда-то в пропасть свою старую одежду и продолжает двигаться в направлении, известном лишь ему одному.
Десятые сутки гауптвахты
1
Дворец спорта.
На ледовой арене под музыку упражняются фигуристы и фигуристки. Звучат команды тренерши, чей-то смех, чьё-то хлопанье в ладоши…
Двое пожилых рабочих не спеша возятся с повреждённым деревянным настилом: что-то отмеряют, отпиливают, приколачивают…
А арестанты выносят из зала целые ряды сидений и складывают их штабелями в большом и светлом фойе.
После очередной такой укладки рядовой Полуботок, оглянувшись по сторонам и, сочтя момент подходящим, куда-то убегает, радуясь тому, что оба часовых со своими карабинами чрезмерно увлеклись разглядыванием фигуристых фигуристок.
2
Застеклённый кабинет вахтёрши.
Две женщины – старая и молодая – пьют чай, закусывая бутербродами, вареньем, конфетами и печеньем. Тут же, на столе, рядом с телефоном, лежит какое-то шитьё.
Снаружи в стеклянную дверь стучит солдат – это Полуботок.
– Ну что там ещё? – спрашивает пожилая женщина.
– Простите, – говорит Полуботок, нахально вторгаясь в их пространство и подходя к самому столу. – Можно я от вас позвоню?
– Там, в коридоре, есть телефон-автомат! Иди и звони.
Полуботок умоляет:
– Ну, пожалуйста, разрешите! Ведь у меня же нет ни копейки денег!
– Что? Двух копеек на телефон нету? – с презрением говорит молодая.
– Нету, конечно! Я же на гауптвахте сижу! У нас нет денег!
Молодая брезгливо фыркает и отворачивается.
Пожилая наоборот – смягчается и сдвигает телефон в сторону солдата.
– Звони! – разрешает она и, повернувшись к молодой, продолжает: – А юбка-то оказалась широка! Да вот посмотри сама.
Молодая смотрит. Потрясена увиденным:
– Мешок! Самый настоящий мешок! Вот пусть и перешивает теперь! А то деньги только привыкла драть!..
Полуботок, набравши пятизначный номер, говорит в трубку:
– Алло!.. Алло!.. Товарищ старший лейтенант!.. Здравствуйте!.. Это я – рядовой Полуботок!..
Кабинет командира роты. Старший лейтенант Тобольцев, командир конвойной роты, сидит за своим столом.
– А, это ты?.. Ну и как там у тебя дела на гауптвахте?.. Вам туда уже что – телефон провели прямо в камеры?
Полуботок на своём конце провода взволнованно кричит в трубку:
– Товарищ старший лейтенант! Завтра в одиннадцать утра исполняется ровно десять суток, как я здесь!..
– Да ты откуда звонишь? – спрашивает Тобольцев.
– Из дворца спорта!.. Мы тут сегодня работаем!.. Товарищ старший лейтенант! Пришлите кого-нибудь за мною завтра… А то ведь меня так просто, без сопровождения не отпустят домой… Ведь так и будут держать и держать!..
– Завтра?.. В одиннадцать? Хорошо, хорошо!..
– Только ж вы не забудьте, товарищ старший лейтенант! А то ж вы можете и забыть!..
– Ну что ты! Как же я могу забыть про своего писаря! Обязательно пришлю!
– Спасибо, товарищ старший лейтенант! – радостно кричит Полуботок и кладёт трубку.
А пожилая женщина говорит молодой:
– Вот так она пристроилась, стерва эта: деньги гребёт, а сама шить не умеет. А теперь сюда посмотри – видишь, какая строчка?
Молодая, отхлёбывая чай и закусывая печеньем смотрит, качая головою:
– Это ж надо!
А Полуботок, воспользовавшись тем, что развёрнутая юбка заслонила собою половину будки, крадёт со стола одно печенье. Пробормотав «спасибо», выходит из стеклянной кабины. И тут же съедает украденное. И возвращается к своим обязанностям. И вместе с зачарованными часовыми смотрит на фигуристок, как бы впервые замечая их. Как прекрасна жизнь!
3
Где-то в горах. Уже вечереет.
Злотников слышит пока ещё очень далёкий собачий лай. Настораживается. Входит в неглубокий ручей и долгое время идёт по воде, чтобы сбить след. Прислушивается: вот уже и нет никакого лая. А может быть, и не было. Только вода под ногами журчит.
И ещё один день. Уж этот-то вроде бы последний!
1
Коридор гауптвахты. Подъём.
Губари выходят из своих камер с «вертолётами» и с «козлами», относят «спальные принадлежности» в каптёрку.
Полуботок толкает в бок Принцева:
– Отсидели мы с тобой своё… Ведь и у тебя тоже сегодня срок кончается. Только у меня утром, а у тебя – вечером.
– Отсидели, – уныло и бессмысленно повторяет Принцев.
2
Коридор гауптвахты.
Рядовой Полуботок моет пол – на корточках, с засученными по локоть рукавами. Незаметно для себя он задумывается, держит перед собою тряпку и сидит так, и смотрит в одну точку.
За спиною у Полуботка возникают чьи-то ноги.
– В чём дело? – спрашивают Ноги.
– А? – ещё не очнувшись, спрашивает Полуботок.
– Вы почему не работаете?
Полуботок поворачивается. И смотрит снизу вверх на хозяина ног – это ефрейтор в очках, со значком о высшем образовании на груди и с карабином.
– У меня сегодня срок кончается, – отвечает Полуботок. – В одиннадцать утра исполнится ровно десять суток…
Глядя на свои часы, ефрейтор говорит:
– Сейчас только шесть часов двадцать две минуты. Так что вам ещё не скоро. Вперёд!
Полуботок чего-то недопонимает:
– Что?
– Вперёд!
Полуботок продолжает мыть пол: моет, моет, моет; выжимает тряпку и опять трёт, трёт, трёт…
И вновь – ноги.
– В чём дело? – спрашивают Ноги. – Почему так медленно?
– Что? – спрашивает Полуботок, глядя снизу вверх.
– Мне кажется, что вы чересчур много отдыхаете, – говорят Ноги. – Тут имеет место какая-то ошибка: отбывая срок наказания на гауптвахте, вы обязаны РАБОТАТЬ, а не ОТДЫХАТЬ. Именно так: РАБОТАТЬ!
Полуботок встаёт и говорит:
– Молодой человек, а вам что? Жалко? – задумчиво перекладывает тряпку из одной руки в другую. А затем обратно.
Пальцы сжимают тряпку всё сильнее и сильнее, и из неё с нарастающим грохотом капает вода в ведро: кап-кап-кап.
– Мне не жалко, – отвечает ефрейтор. – Но работать вы всё-таки будете. Я вас уверяю: будете. Вперёд!
Полуботок с ненавистью смотрит на человека со значком о высшем образовании. Тёмные глаза за стёклами очков. Мясистый нос. Толстые надменные губы.
В тишине грохочут капли, падающие в ведро с водою.
Полуботок порывается что-то сказать, но стиснутые зубы не дают ему сделать это. Молча берётся за прерванную работу.
3
Двор комендатуры, часов восемь утра.
Полуботок и другие арестанты убирают выпавший за ночь снег. Невдалеке виден тот же самый ефрейтор, но уже в шинели, которая безжалостно скрывает ромбик о высшем образовании. Слышно, как он кому-то то и дело говорит: «Вперёд!» да «Вперёд!»
Полуботок ни на что не обращая внимания, делает своё дело, будто и нет никакого ефрейтора с карабином и штыком.
Слышен чей-то крик: «На гауптвахту его!»
Ефрейтор резко оборачивается в ту сторону, откуда донёсся крик, но все губари уткнулись в свои лопаты и работают на полную мощь. Ефрейтор весь вспыхивает от негодования, но затем опять напускает на себя выражение, соответствующее важности возложенной на него задачи.
А Полуботок – знай себе ковыряется в снегу и ковыряется. Отбывает срок.
4
Двор гауптвахты.
Несколько арестантов складывают в сарайчик лопаты и скребки. Из сарайчика выходит Полуботок. Останавливается. Смотрит. Перед ним – всё тот же двор, всё те же плакаты на стене. Возле грибка с плащом и с надписью «ТУЛУП» переминается с ноги на ногу часовой с карабином. А вон и начальник караула – капитан из авиации. И это – тот самый Добрый Капитан, который десять суток тому назад принимал на гауптвахту рядового Конвойных Войск Полуботка.
Полуботок подходит к нему и говорит:
– Товарищ капитан, разрешите обратиться!
– Обращайся.
– Товарищ капитан, который теперь час?
– Полдвенадцатого, – спокойно отвечает Добрый Капитан на этот необыкновенно вольный вопрос, глядя на свои часы.
– Товарищ капитан, – говорит Полуботок, продолжая всё дальше заходить за границы дозволенного, – вот уже полчаса, как окончился мой срок. Меня пора освобождать!
– Как фамилия?
– Рядовой Полуботок! Первая камера!
– Жди, – устало говорит Добрый Капитан. – Когда за тобой придут – отпустим.
– Товарищ капитан, а можно я обращусь к начальнику гауптвахты – к старшему лейтенанту Домброве?
– Можно. Но не советую. Да его сейчас и нету – вышел ненадолго в комендатуру.
5
Горы. Лес. День. Погоня.
Злотников бежит через колючий кустарник, ломая ветки, рвя на себе одежду и царапая лицо. При нём автомат.
За спиною – лай собак и голоса пограничников.
Где-то в небе тарахтит вертолёт.
– Бросай оружие! – кричит голос, усиленный мегафоном. – Сдавайся!
– Нет смысла! – тихо говорит сам себе Злотников и, присев в удачном месте, отстреливается. Меняет магазин – один, другой – и опять стреляет и стреляет. И потом бежит дальше.
Всё это время в него тоже стреляют и стреляют. Но – наугад. И потому не попадают.
Злотников бежит. Голоса людей и лай собак всё ближе.
Какая-то собака со страшным храпом вот-вот настигнет его и разорвёт на куски. Получив автоматную пулю, она жалобно взвизгивает и, катаясь по земле, отлетает по горному склону куда-то в сторону.
Отстреливаясь, Злотников бежит, а заветная цель – тихое местечко где-нибудь в горах Кавказа или Урала, или мама, хорошо устроившаяся в жизни и в городе Нью-Йорке – ох как далеко!
Перебегая через открытую поляну и, уже достигнув было быстрой горной речушки, он наконец-таки получает то, что ему уже давным-давно причитается: несколько путь, пробив ему спину, вырываются у него из груди и летят дальше. Какое-то время он пытается угнаться за ними, медленно-медленно плывя по воздуху, но затем всё-таки падает на землю и, надо полагать, замертво.
6
Камера номер один.
Рядовой Полуботок сидит на табуретке, подперев голову руками. Затем вскакивает и начинает ходить взад-вперёд, взад-вперёд, зачем-то время от времени поглядывая в глазок: мол, не идут ли там за ним?
А там – не идут!
7
Умывальное помещение.
Один из часовых подставляет Принцеву стул. Тот усаживается и, уставив вперёд неподвижный и безумный взгляд, сидит так, и слёзы льются у него по щекам.
Добрый Капитан – здесь же. Он говорит:
– Ну вот: то б сегодня вечером или завтра утором освободился, а теперь тебя могут и под суд отдать за членовредительство с целью уклонения от воинской службы…
Принцев не отвечает – тихо плачет.
Двое солдат из состава караула забинтовывают ему руки на запястьях.
– Товарищ капитан, говорит один из солдат. – Бритвы здесь всегда лежат… Они же, арестованные, бреются ими…
– Мы ж думали, он воду убирает тут… Раковина-то протекает… А он, оказывается…
– Смотреть надо было, – устало говорит Добрый Капитан. На то вы и часовые. – Обращаясь к Принцеву, Добрый Капитан говорит: – Не хнычь. Сейчас приедет машина, окажут тебе помощь. Если потребуется – госпитализируют…
Так, что только ему одному слышно, Добрый Капитан тихо бормочет:
– Вот же дурень… Ничего не понимает… Даже и вены путём перерезать не сумел… Разве ж так из жизни уходят?..
8
Камера номер один.
Полуботок смотрит в глазок: там ведут под руки Принцева. Шум, голоса, а в чём дело – не понять.
Полуботок снова садится на табуретку и ждёт, когда за ним придут.
9
Камера номер семь.
В ней теперь содержится пятеро арестованных. Один из них – Лисицын с побитою рожей, а все остальные – новенькие, неизвестные нам. Лисицын сидит, опершись локтями о стол. Почётное место возле печки-голландки занимает какой-то верзила из автобата.
Перед глазами Лисицына проплывают какие-то видения, сплошь состоящие из голых женщин; одну из них он якобы жадно хватает и уже наяву говорит:
– А я бы её взял тогда и – у-у-ух! А потом бы – ещё раз! И ещё! И ещё!! И ещё!!! – Закинув кверху голову, изо рта которой текут слюни, вскакивает из-за стола и хватается руками с грязными ногтями за неприличное место. И начинает метаться по камере.
– Сядь, пришибленный! – кричит ему кто-то.
И удар по голове.
Лисицын поднимается с пола. Доползает на четвереньках до своей табуретки. Получив ещё один удар – на этот раз ногой – долгое время корчится на полу от боли, но затем кое-как встаёт и садится на своё прежнее место. Крысьими глазёнками оглядывается по сторонам – будут ли ещё бить или не будут.
Пока не бьют. Жить можно дальше. Из тумана медленно выползают силуэты новых голых женщин, но Лисицын боится на них даже и смотреть, а не то что бы хватать руками. И сидит себе смирно.
10
Коридор гауптвахты. Вечер.
Арестанты расходятся по своим камерам, неся в руках «спальные принадлежности».
Рядовой Полуботок входит в свою камеру номер один и устанавливает нужным образом «вертолёт» на «козёл» и опрокинутую табуретку.
Укладывается спать: шинель – она и матрас, и одеяло одновременно, а шапка – это подушка… Засыпает.
Одиннадцатые сутки
1
Гауптвахта. Сплошной поток событий.
Утром – подъём. «Спальные принадлежности» заносятся обратно в каптёрку…
Чистка выпавшего за ночь снега во дворе гауптвахты и соседней комендатуры…
Погрузка в автобус и поездка через весь город…
Работы во всё том же дворце спорта – перетаскивание сидений из зрительного зала в фойе…
А затем: фигуристы и фигуристки на льду, а вокруг – потрясённые их видом стражники с карабинами…
2
Дворец спорта.
Ледовая арена с зазевавшимися охранниками – где-то внизу, а губари – где-то на высоких рядах, чуть ли не под самым потолком.
К арестованным поднимаются две женщины среднего возраста, обе подходят и, смущённые чем-то, останавливаются, оглядываются друг на друга и не решаются что-то сказать. Наконец одна из них набирается смелости и говорит:
– Ребята, мы вам собрали поесть… Из наших сотрудников – кто, что мог, тот то и дал. Вот, покушайте…
Женщины разворачивают бумагу – это и булочки, и куски хлеба, и колбаса, и печенье разных сортов, и солёный огурец, и одинокая конфетка, и что-то ещё и ещё, собранное, видимо, от всех сотрудников дворца спорта… Поблагодарив, губари принимаются за еду.
Маленькая сценка: вот рядовой Лисицын протягивает руку к большому куску колбасы. Полуботок спокойно и уверенно бьёт его по руке ребром ладони или даже мизинцем и забирает колбасу себе. Ест. А больше колбасы не осталось. Лисицын довольствуется простым хлебом.
3
Дворец спорта. Фигуристки на ледовой арене.
Часовые стоят у самого борта и не сводят с них глаз.
Рядовой Полуботок, поймав удачный момент, опять, как и вчера, удирает и бежит в ту же вчерашнюю вахтёрскую застеклённую будку. Стучится, открывает дверь и что-то объясняет старенькой женщине с вязаньем в руках. Это уже не та женщина, что была вчера. Эта – добрее и отзывчивее. Полуботок звонит по телефону и кого-то в чём-то убеждает. Музыка, доносящаяся сюда с места тренировки прекрасных фигуристок, не позволяет нам услышать его слова. Да и зачем они? И так всё понятно – кому звонит и о чём напоминает.
И снова – счастливые и юные фигуристки, и снова губари носят и носят свои тяжести…
4
Камера номер один.
Полуботок сидит на табуретке, упершись локтями в колени и обхватив ладонями голову. О чём думает и что переживает – неизвестно.
Щелчок в замке. Дверь открывается. Полуботок моментально вскакивает. Ничего не докладывает, просто смотрит на вошедшего и всё.
Толстый майор из авиации стоит на пороге и говорит:
– Выходи. Тут за тобой пришли из твоей роты.
Полуботок молча выходит из камеры номер один для арестованных солдат (матросов).
Дверь за ним захлопывается.
Ключ проворачивается.
Шаги удаляются.
Опустевшая камера вслушивается в эти шаги…
5
Полуботок и молодой сержант сверхсрочной службы покидают двор гауптвахты и через двор комендатуры выходят на улицу, названную почему-то именем Чернышевского.
Выйдя на улицу, сразу поворачивают направо и идут себе по тротуару, по Свободе. А сзади виден огромный плакат: «ОБУВИ (столько-то) МИЛЛИОНОВ ПАР». Под мышкой у Полуботка – пакет с «джентльменским набором».
6
Огромный тюремный ансамбль, находящийся едва ли не в самом центре города. Нигде ничего лишнего не написано, но те, кому надо, знают: это улица Достоевского, 39/1. Железные ворота.
Сверхсрочник нажимает кнопку звонка.
В больших железных воротах открывается маленькое железное окошко. Часовой Конвойных Войск МВД СССР смотрит на пришедших. Узнав, захлопывает окошко и отпирает железную дверцу.
Полуботок и сверхсрочник входят.
Дверца захлопывается.
Ключ в замке проворачивается.
И – шаги двух человек по территории солдатской зоны.
7
Двор солдатской зоны.
Чёрные зэки чистят снег и отдирают от асфальта куски заскорузлого льда. Часовой с автоматом, дуло которого направлено прямо вперёд, безучастно наблюдает за их работой.
Из ворот промышленной зоны выезжает колёсный трактор, катя за собою три вагонетки, наполненные чем-то объёмистым и прикрытым брезентом. Капитан Мурдасов орёт на тракториста и на часового контрольно-пропускного пункта, который вышел из караульного помещения. Мурдасов срывает брезент с вагонеток, и мы видим, что они заполнены литьём и какими-то деталями, предназначенными для соседнего завода с военно-авиационным профилем.
– А ты обыскивал вагонетки? – орёт Мурдасов.
– Товарищ капитан, я как раз сейчас и собирался это делать, – спокойно и насмешливо отвечает часовой.
– А если там заключённый спрятался?!
– Да что вы на меня кричите? – огрызается солдат. – Я ничего не нарушил! Все мои действия – правильны!
– Молчать!
– И я подчиняюсь не вам, а начальнику караула. А начальник караула подчиняется командиру роты! А вы для меня – никто! Я прекрасно знаю Устав, и нечего тут на меня орать!
– Сгною на гауптвахте!
Часовой КПП даже и не поворачивает головы в сторону орущего капитана. Молча осматривает вагонетки и даёт знак трактористу продолжать свой путь. Тот подъезжает к воротам, за которыми – улица имени Достоевского.
А капитан Мурдасов уже напустился на заключённых, которые чистят снег…
8
Ротная канцелярия.
Старший лейтенант Тобольцев сидит за своим столом и рассматривает альбом с репродукциями Рембрандта. В углу, возле сейфа, стоит гитара.
Входит рядовой Полуботок. Отдавая честь, докладывает:
– Товарищ старший лейтенант! Рядовой Полуботок прибыл с гауптвахты без замечаний! Вот моя записка об арестовании.
– А-а, вернулся? – говорит Тобольцев, беря записку. – Как они быстро пролетели эти твои десять суток – я и не заметил.
– Одиннадцать суток, – поправляет командира Полуботок.
– Ну да, конечно: одиннадцать… Ну, раздевайся, чего стоишь? Я тут без тебя пытаюсь разобраться с Рембрандтом. Ну, помнишь, мы с тобой его всё время переводили? Тут всё по-немецки написано про него.
– Помню, – отвечает писарь.
– Вот и будешь мне сейчас переводить, что тут про Рембрандта этого ихнего написано. А то я по мировой культуре соскучился. А ещё я купил какие-то сказки на немецком языке. Тоже надо будет посмотреть.
Полуботок стоит неподвижно. Как будто и не слышит.
– Ну, чего насупился? – кричит командир роты. – Забыл я про тебя! Забыл! Ну, бывает же такое: ну забыл человек!
9
Кабинет командира роты.
Оба – командир и его писарь – сидят за столом и рассматривают цветные картинки в какой-то большой детской книге.
– Хотел дочке почитать немецкие сказки, – говорит старший лейтенант Тобольцев. – И не получилось: все какие-то слова непонятные. Дочка листает книгу, листает, смотрит на эти картинки и говорит: «Папа, почитай мне, про что здесь написано!» А я – ну дуб дубом! Столько прозанимался немецким и – ничего не понимаю! А ведь, сам знаешь: летом, уже после твоего дембиля – мне в академию поступать. А там – иностранный язык. А без иностранного сейчас никак нельзя. Так что давай, будем учиться.
– Давайте, – равнодушно отвечает Полуботок.
– Ну-ка, почитай мне вот здесь – здесь картинки самые интересные!
Полуботок читает: «Die Geschichte von dem Gespensterschiff».
– Это что такое?
– История о привиденческом корабле.
– Здорово! Ну, ты читай, читай.
Писарь читает немецкий текст. Читает устало, равнодушно, но с неплохими немецкими произношениями:
– Mein Vater hatte einen Laden in Balsora; er war weder arm noch reich und war einer von jenen Leuten, die nicht gerne etwas wagen, aus Furcht, das wenige zu verlieren, das sie haben…
– Ты переводи, переводи! – нетерпеливо перебивает его командир роты.
– Перевожу: «У моего отца была лавка в Бальзоре. Он был ни беден, ни богат и был из тех людей, которые не любят отваживаться на что-либо из страха потерять то немногое, что имеют…»
Тобольцев, глядя на писаря, вдруг замечает:
– Э-э, да у тебя седина появилась! Что ж там такое было на этой твоей гауптвахте, что у тебя седина появилась?
Полуботок лишь равнодушно пожимает плечами – мол, бог его знает, что там было… не помню…
Тобольцев о чём-то задумывается. Смотрит на своего писаря вполне доброжелательно. Пытается перевести всё в шутку:
– Как тебя тогда назвал полковник Орлик – Полусапожек, а?
– Так точно, товарищ старший лейтенант! Моя фамилия по-украински и по-белорусски означает полусапожек.
– А по-немецки как будет полусапожек?
– Halbstiefelchen, – не задумываясь отвечает Полуботок.
– А если полный сапог – тогда как?
– Schaftstiefel.
– Может, ты знаешь, как по-немецки будет ботфорт?
– Знаю: Kanonenstiefel.
– Ну ты и даёшь!
Писарь снова читает и читает что-то по-немецки, а на лице у него такая усталость и такое напряжённое ожидание, что без труда можно было бы на нём прочесть: «Ну, когда же ты, проклятый, отвяжешься от меня?»
– Unwillkürlich, – продолжает он минут пять спустя, – machten wir dort halt und sahen einander an, denn keiner wagte es recht seine Gedanken zu äußern…
– Ты ж переводи!
– Мы невольно остановились, переглянулись, так как никто из нас не решался открыть свои мысли. «O Herr, spach mein treuer Diener, hier ist etwas schreckliches geschehen.» Перевожу: «О господин, – сказал мой верный слуга, – здесь произошло нечто ужасное…»
10
Кабинет командира конвойной роты.
Сквозь чтение немецкого текста прорывается телефонный звонок.
Тобольцев поднимает трубку.
– Алло! Старший лейтенант Тобольцев слушает!.. А-а, это ты, Лида? Что?.. Нет-нет! Сегодня нельзя! Жена уже вернулась из Херсона!.. – машет Полуботку, чтобы тот проваливал ко всем чертям. – Лидочка, давай попробуем встретиться завтра!..
Полуботок покидает кабинет, плотно закрыв за собою дверь. Бормочет: «Hier ist etwas schreckliches geschehen… Etwas schreckliches»…
11
Казарма с двухъярусными кроватями, до идиотизма идеально заправленными и выровненными…
Тёмно-синие одеяла с двумя белыми полосками в ногах и с тремя – в головах. Одеяла натянуты так туго, словно бы они служат обивочным материалом для досок, положенных на кровати.
Иллюзия обтянутых одеялами досок – очень сильна, и, когда Полуботок бухается на одну из таких «досок» и она под ним прогибается и мнётся, у зрителей, которые, быть может, появятся когда-нибудь у этой истории, когда она превратится в художественный фильм, у зрителей, которые должны будут сидеть в большом зале и смотреть на всё происходящее на большом настоящем экране, а не на убогом телевизионном, у зрителей в этом месте должен невольно вырваться вздох изумления.
Какой-то сержантик из новеньких подбегает к нему и верещит:
– Ты что здесь разлёгся? Ты кто здесь такой?.. А ну встань!
– Gespensterschiff… – бормочет, засыпая Полуботок. – Etwas schreckliches… schreckliches… – Глаза у него слипаются.
– А ну встать! – орёт на него сержантик.
– Ruht!.. Пшол вон, собака, – небрежно бросает Полуботок сквозь зубы, даже и не повернувши головы в его сторону.
К сержантику подходит солдат и шепчет:
– Ты чо? Совсем охренел, что ли? Ведь это же наш писарь!
– А-а, – понимающе протягивает сержантик, и в глазах его испуг: кажется, у меня будут теперь неприятности.
– Пойдём отсюда! Он только что с гауптвахты пришёл, будет теперь отсыпаться.
Оба уходят.
А Полуботок, задрав свои ноги в сапогах на спинку кровати, а руки заложив за голову, бормочет тихое заклинание:
– Свободен! Свободен! Свободен!..
И сладко засыпает.
12
Он спит, а рядом с ним окно, выходящее во двор солдатской зоны, а во дворе началась выгрузка зэков, вернувшихся с работы на объектах, и солдаты с автоматами стоят там, где им положено стоять при этой операции, а автоматы у них торчат дулами вперёд, а на неприступном, как крепостная стена, каменном заборе висит огромный обшарпанный плакат, призывающий что-то выполнять и претворять в жизнь, ну а над всем этим – свободное и бесконвойное, голубое и чистое небо. И ещё – солнце. А под небом и солнцем много кой-чего другого есть: вон тот флюгер на высокой, как мачта, трубе, и жилые кварталы города, и леса, и реки, и степи, и холмы (это ведь предгорья Урала), и… всего не перечислишь.
