Текст книги "Ошибка господина Роджерса"

Автор книги: Владимир Востоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

В ответ Насонов, как показалось мне, загадочно улыбнулся.

И где-то подсознательно у меня мелькнула шальная мысль: «А не успел ли и отец побывать здесь?..»

– Отец ваш знает, что вы пошли к нам? – словно угадав мои мысли, спросил меня Владимир Николаевич,

– Да, знает, – ответила я.

– Хорошо, – ответил он.

Ушла я от Владимира Николаевича окрыленная, спокойная от чувства исполненного гражданского долга. За одно только ругала себя: надо было раньше прийти сюда.

Впереди предстоит разговор с отцом. Каким-то он будет. Только бы не сорваться.

Не успела я переступить порог комнаты, как отец сразу подошел ко мне и, взяв под локоть, увел меня на улицу.

– Была? – спросил он меня, когда мы вышли из подъезда дома.

– Была.

– Ну и что?

– Если б меня так понимали мои родители...

– То что было бы? – не дав мне договорить, спросил отец.

Он был спокоен. И меня это несколько удивило. Я ждала нервной сцены и даже, может быть, скандала.

– Не было бы того, что сейчас произошло, – отвечаю ему в тон.

– Понятно. Что тебе сказали? – продолжал допрашивать меня отец.

– Сказали, что правильно сделала.

– Допустим. А дальше?

– Дальше... видно будет.

– И что же ты там говорила?

– Все как есть. Не убавила, не прибавила,

– Понятно. И что теперь будет?

Я поняла. Отец там не был, иначе он не задал бы такого вопроса. Мы некоторое время шли молча.

– Во всяком случае лучше будет. Куда мы идем? – обращаюсь я к отцу.

– Куда хочешь, – отвечает он.

– Тогда пошли домой.

– Пошли, – соглашается отец.

– Письмо, конечно, оставила там?

– Разумеется.

– Понятно.

Мы повернули обратно. Идем и молчим.

– Кто разговаривал с тобой? – вдруг поинтересовался отец.

– Не поверишь, папа. Удивительное совпадение... Помнишь, я тебе рассказывала о лекторе-чекисте, который приводил пример с одним родственником, тоже оказавшимся, как и у нас, в Канаде и...

– Ну и что? – перебил меня отец.

Я с удовлетворением отметила про себя, что разговор на эту тему ему неприятен.

– Он и разговаривал со мной. Симпатичный такой дядечка.

«Интересно, о чем думает сейчас отец?» – мелькнуло у меня в голове.

– Ты прости нас, старых дураков, особенно меня, – как бы отвечая на мой вопрос, говорит он.

– Пусть это будет нам всем хорошим уроком, – ответила я и увидела, как сразу посветлело лицо отца.

Дома нас встретила мама вопросом:

– Куда это вы убежали? С ума можно сойти. Давайте ужинать. – Вид у нее бледный, под глазами синяки.

Сели за стол. Молча поели и разошлись каждый по своим местам.

На следующий день ходили с Виктором в кино. Думала, немного отвлекусь. Не получилось. События с дядей вывели из равновесия. И мне было не до кино. Виктор, чувствуя мое состояние, в душу не лез. Молодец. Лишь один раз поинтересовался:

– Надеюсь, ничего плохого не случилось?

«Надейся, надейся», – подумала я. Владимир Николаевич просил до времени не говорить Виктору о судьбе дяди. И я носила в своей душе нелегкий для меня обет молчания.

Тайник

Через месяц после того, как уехала Фани, я получил снова письмо. На сей раз по почте. С безобидным открытым содержанием. Опущено в Москве. Я ждал его. Насонов меня предупредил. Раз с агентом потеряны возможности общения, то разведка, если она по-прежнему заинтересована в нем, либо должна восстановить с агентом связь, либо прекратить ее. И вот тогда решится вопрос – выхожу ли я из игры или нет. Чекисты были уверены, Роджерс не должен остановиться на полпути. Слишком много было затрачено сил и средств. И они оказались правы. Мне дали прочесть текст расшифрованного тайнописного письма. Вот оно:

«Дорогой друг! Мы опечалены очень Вашим молчанием. Как же Вы так неосторожно обошлись со средствами обоюдной связи? Нам хочется подробно узнать, как произошло это. Мы обеспокоены Вашей безопасностью. Все ли у Вас в порядке? Посылаем Вам кодовые таблицы и шифрблокнот. Надеемся, вы не забыли, как ими пользоваться. Ждем Ваших сообщений о Фокине. Пожалуйста, как можно подробнее...»

Далее сообщалось, как найти тайник, какую и где после этого сделать пометку (указывалось место) о том, что тайник иною изъят. Письмо заканчивалось словами: «Желаем Вам удачи. Да поможет Вам бог».

И вот мы с Насоновым находимся у него на квартире и внимательно изучаем место закладки тайника, – графически изображенного им на листе бумаги.

Я смотрю на красиво начерченную схему, каллиграфический почерк, и невольное восхищение охватывает меня.

– Сделано со знаком качества, – замечаю я.

– Не зря закончил МВТУ имени Баумана, – откликается Насонов.

– Вроде бы все понятно, – заключаю я, отрываясь от схемы.

– Ровно в двадцать три часа, как указано в письме, возьмете тайник.

– Владимир Николаевич, а почему так поздно и так точно я должен взять тайник?

– Для вашей безопасности и возможной проверки... Теперь давайте посмотрим место, где вы должны сделать отметку. – И Насонов взял новый лист бумаги, начал чертить план улицы. Я невольно залюбовался, как ловко он это делал.

– Вот на этой водосточной трубе, у места, где вывешивается газета «Труд», на уровне стенда вы должны поставить знак тире, – говорит Насонов, пододвигая ко мне нарисованную схему.

Я всматриваюсь в аккуратно вычерченную схему, ясно и зримо представляю это место, о котором говорит Насонов. Улица Горького мне знакома.

– Как в кино! – не удержался я от восклицания.

– Кино впереди, Алексей Иванович. И последнее... Когда все выполните, позвоните мне из дому. Повторяю, из дому. Главное, не волнуйтесь. Считайте, что вы идете на очередной вызов квартиросъемщика.

– То – дело привычное, а тут...

И вот я сошел на троллейбусной остановке «Советская площадь» и иду к месту, где находится тайник. Не доходя несколько шагов до дома Моссовета, свернул в ворота и очутился на улице Станкевича. В середине улицы, справа по ходу, как указано в инструкции, вижу жилой дом, поставленный на капитальный ремонт. Слева от этого дома – небольшой огороженный сквер с зелеными насаждениями. Среди деревьев по центру сквера стоит компрессор. Рядом – вагончик для строителей. Везде груды бетона, кирпича и другого строительного материала. Знакомая картина.

Я очень волнуюсь. Мне кажется, что за мной незримо следят и проверяют каждый мой шаг. Легко говорить Насонову «считайте, что вы идете на очередной вызов квартиросъемщика».

Тайниковый контейнер я увидел сразу. Обычный кирпич, слегка отбитый по краю, лежит на месте. В левом углу сквера, на стыке изгороди и прилегающего к нему дома. Оглянулся. Присел на корточки. Точно вор, схватил кирпич и бросил в сумку. Для приличия обошел и захламленный скверик, а затем со своей тяжелой ношей направился обратным путем. Сумка жгла руку. Казалось, я несу в ней по меньшей мере мешок цемента. Оглядываюсь вокруг. Тихо. Ни души. Становится жутко. Ускоряю шаг. Ведь мне еще предстоит поставить отметку. Лезу в карман пиджака и не нахожу мела. Неужели забыл? Этого только не хватало. Лихорадочно ощупываю карманы. Слава богу, нашел. Он лежал в кармане брюк. Когда я его туда положил, убей, не помню. Выхожу на улицу Горького. Поворачиваю налево. Подхожу к доске, где вывешена газета «Труд». Газета сорвана. На стенде одна надпись большими белыми буквами – «ТРУД». Улица почти пуста. Изредка маячат прохожие. Ватной рукой ставлю отметку на водосточной трубе. Мел едва слушается меня. Не успел я отойти от доски, как кто-то останавливает меня за рукав. У меня душа ушла в пятки.

– Папаша, спички не найдется? – едва слышу мужской голос.

«Вот она, проверка, о которой говорил Насонов», – мелькнуло у меня в голове. Поворачиваюсь и вижу: передо мной стоит молодая пара.

– Некурящий, – выдавливаю из себя.

– А жаль, папаша, – отвечает молодой человек, увлекая девушку за собой.

Едва слушающимися ногами спускаюсь в туннель, перехожу на другую сторону улицы и останавливаюсь около троллейбусной остановки. Через несколько минут слышу, кто-то подошел к остановке и встал за моей спиной. Не оглядываюсь. Вдруг продолжается проверка. Наконец появился троллейбус. Тут только я увидел, что за мной стояла женщина. Вошел в троллейбус. Женщина остановилась в тамбуре. Я взял билет, прошел в салон. Троллейбус миновал площадь Пушкина, площадь Маяковского. Я повернул голову вправо, скосил глаза. Женщина продолжала стоять в тамбуре. Проехали еще несколько остановок. Снова проверил. Женщина теперь сидела сзади меня. Мне стало не по себе. Ну что это я, в самом деле, как будто бы скрываюсь от погони. Даже если за мной следят, ну и что? Пусть. Успокаиваю себя. Наконец троллейбус подошел к моей остановке. Женщины в троллейбусе не оказалось. Значит, вышла в заднюю дверь. «Сейчас кто-нибудь объявится другой», – подумал я... Но никто не объявился. И у меня отлегло на душе.

Пришел домой. Жена не спала. Ожидала меня. Положил сумку под стул в комнате. На спинку стула повесил пиджак. Для маскировки.

– Что купил? – спрашивает жена.

Я оборачиваюсь и застываю от неожиданности. Жена вытаскивает сумку и сует в нее руку. Настырная. До всего ей есть дело.

– Кирпич, – как можно спокойнее отвечаю я и для пущего безразличия выхожу из комнаты.

– Ну да?.. И верно. Зачем он тебе?

– Чего добру пропадать? – отвечаю на ходу.

Жена знала мою хозяйскую жилку, поверила и успокоилась.

Как и было обусловлено, я позвонил Насонову, а утром передал ему злосчастный кирпич.

«Ну и тайник», – не переставал удивляться я. Мне почему-то казалось, что это обязательно будет дупло дерева, вроде как у Пушкина в повести «Дубровский», или в парке под скамейкой, наконец, на кладбище. А тут – кирпич. Да еще на стройке. А если его работяги возьмут в дело, что тогда? По-моему, несерьезно. Вроде бы детская игра. Впрочем, с какой стороны посмотреть. Если тайник заложен поздно вечером и в этот же вечер надо его взять, тогда есть гарантия его сохранности. Выходит, есть резон. Они тоже не лыком шиты.

Во время передачи кирпича с Насоновым состоялся разговор.

– Как прошла операция? – спрашивает он, улыбаясь.

– Натерпелся страха. Думал, дома успокоюсь. Не тут-то было. Жена вогнала в пот. – И я рассказал, как было дело.

Насонов сурово заметил:

– Надо быть осторожным. – В его голосе я почувствовал заслуженный упрек. – Ничего подозрительного не заметили?

– Если не считать парня с девушкой, который попросил спичку. – Про женщину я умолчал, было стыдно признаться в своей подозрительности.

– Ясен вопрос, – улыбаясь, заметил Насонов.

После этого разговора прошло два дня в томительном ожидании. Капитан Насонов не давал о себе знать. Я сгорал от нетерпения и рвался в бой. Подмывало ему позвонить. Но, помня наказ, сдерживал себя. «Надо заниматься аутогенной тренировкой», – как-то сказал Насонов, передавая мне инструкцию. Я читал эту инструкцию, пытался следовать ее советам, но у меня ничего не получалось.

Наконец позвонил Насонов.

И вот я звоню в его квартиру.

– Здравствуйте, Алексей Иванович. Заходите, – встречает меня он крепким рукопожатием, от которого я чуть не вскрикиваю. Я знал, что он спортсмен, самбист и руки у него, как стальные клещи.

– Проходите в комнату. Сейчас попьем чайку и обсудим, как будем жить дальше, – говорит он, направляясь на кухню. – Располагайтесь. Я сейчас! – кричит он из кухни.

Захожу в комнату. Сажусь на диван.

На журнальном столике лежат знакомый кирпич, блокнот, таблицы, бумага, деньги.

– Итак, Алексей Иванович, приступим к делу, – говорит Насонов, после того как расставил посуду и налил в стаканы чай. – Угощайтесь.

– Спасибо. Потом, -сказал я. Мне не терпелось скорее приступить к делу.

– В этом тайнике – посмотрите, как он ловко устроен, – есть все необходимое для шпионской работы. Даже деньги. Для стимула... Посмотрите внимательно на все то, что было заложено в тайнике. И пощупайте руками. А я пока побалуюсь чайком.

Я начал рассматривать содержимое тайника. Знакомая мне тайнописная копировальная бумага. Таблетки для проявления тайнописи. Кодовые таблицы, шифрблокноты. Инструкции. И деньги. По двадцать пять рублей. Щупаю руками.

– Ну что, приступим?! – И, не дожидаясь моего ответа, Насонов продолжал: -Алексей Иванович, исходя из требований Роджерса, мы подготовили ему ваше первое сообщение. Познакомьтесь, а затем обсудим. – Он передал мне исписанный лист бумаги. – Имейте в виду, чай имеет свойство остывать, – напоминает он.

Сейчас мне не до чая. Однако пришлось отхлебнуть глоток. Я беру отпечатанный на машинке лист бумаги. В нем сообщалось о возникших у меня трудностях в установлении контакта с Фокиным. Указывалась и причина – большая занятость его и болезнь. Через Марину удалось узнать, что Фокин много работает, даже без выходных. Что касается Марины, то она встречается по-прежнему с Виктором, и, кажется, дела идут к помолвке. Далее объяснялось, при каких обстоятельствах были мною уничтожены средства тайнописи. Затем следовала просьба направлять письма на «до востребования» и указывался адрес. Обосновывалось это моей безопасностью.

– Может быть, указать, что я был с ним на рыбалке? – заметил я.

– Не будем спешить.

– Других замечаний у меня нет.

– В таком случае – за дело.

Я беру необходимые принадлежности и начинаю зашифровывать текст своего первого сообщения. «Лиха беда начало», – вспомнил я слова Насонова.

– Знак благополучия не забудьте поставить, – напоминает между делом мне Насонов.

– Как можно, Владимир Николаевич?

Очевидно, Насонов почувствовал в моем голосе обидные нотки, тут же откликнулся:

– И на старуху бывает проруха.

Когда все было готово, я передал сообщение Насонову.

– Итак, Алексей Иванович, пошла игра в поддавки. Лиха беда начало. Не мешало бы по этому поводу и по рюмочке. Как?! – И Насонов лукаво подмигнул.

– Так я ведь с вашей помощью бросил пить. Развращаете?!

– В таком случае оставим для более подходящего момента, – тут же согласился Насонов.

На том и порешили.

Итак, первая ласточка, как сказал Насонов, прилетела, а теперь полетела наша.

Я все больше и больше втягивался в этот процесс. Чувствовал, как крепла во мне уверенность, появлялась спортивная злость совершить что-то такое необыкновенное, даже героическое, чтобы заслужить похвалу и одобрение. Я лично готов пойти на любую жертву. Но, возможно, это будет впереди. А пока... Пока идет «игра в поддавки», как заметил Насонов.

Ответ на наше послание не заставил долго ждать.

«Дорогой друг! Мы получили Ваше письмо и рады, что и Вы получили то, что мы послали. Теперь главная наша с Вами задача – с соблюдением осторожности быстро двигаться к цели. Конечно, жаль, -что Вам не удалось встретиться с Фокиным и что Вы слабо использовали возможности Марины. Мы призываем Вас к активности и ожидаем от Вас полезных сведений. По достоинству оцениваем Вашу инициативу вести переписку по указанному Вами адресу. Мы довольны, что у Вас все в порядке».

– Что они хотят от Фокина? – спросил я Насонова.

– Роджерс же вам объяснял...

– Я помню. Но какова конечная-то цель?

– А вот это нам предстоит с вами узнать, если сумеем.

– Я буду стараться изо всех сил.

– Какое совпадение, – шутливо улыбаясь, заявил Насонов.

– Я серьезно...

– Я тоже. Давайте, Алексей Иванович, подумаем, как нам лучше обхитрить Роджерса.

После обмена мнениями мы составили очередное ему сообщение.

Из дневника Марины

«В доме суета. Готовимся к первомайскому празднику. Торжественное настроение. Стол почти накрыт. Осталась мелочовка. Поглядываем с мамой на часы. Скоро должен прийти отец. За последнее время он резко изменился. Бросил пить. Сейчас ждем его и волнуемся. Не сорвется ли? Ведь такой праздник. Но вот пришел отец, как и обещал. Совершенно трезвый. Мы с мамой в восторге. Сели за стол. К еще большему удовольствию, отец отпил всего один глоток и то сухого вина, Он весел. Внимателен. Отец ел и хвалил приготовленные блюда. Особенно нажимал на пирог с капустой.

– Отличный пирог. Отрежь-ка еще кусочек, – обращается он к маме.

Мама счастлива и радостна.

– Куда ты дел кирпич? – спрашиваю я.

– Какой кирпич?! – насторожился вдруг отец.

– Мы хотели с Мариной поточить нож и не нашли его, – говорит мама, с сожалением глядя на раскрошившийся кусок пирога.

– Пустил в дело. Неужели вы думаете, я его прихватил для точки ножей? – отвечает отец и, как мне показалось, почему-то прячет от нас глаза. Мы давно так дружно и весело не сидели. Слава богу, в доме наконец-то устанавливается теплый климат.

Позвонил Виктор. Поздравил с праздником и пригласил к себе.

Второго мая была у него на даче. Чествовали Ивана Петровича – отца Виктора. Он за какие-то серьезные труды награжден орденом Ленина. Гостей было много. Кругом оживление, умные разговоры. Бесконечные тосты, поздравления. И все же где-то скучновато. Из магнитофона лились звуки танго, но никто не танцевал. Мы с Виктором прошлись два раза, и на этом все закончилось. По-прежнему беспрерывно надрывался телефон: продолжались поздравления.

Мужчины разделились по группам. Кто обсуждал международные вопросы, кто служебные дела.

Мне это наскучило, и я попросила Виктора незаметно улизнуть в сад. Но не тут-то было. На пути появился Иван Петрович.

– Как поживает Алексей Иванович? – обращается он ко мне.

– Спасибо. Хорошо. Передает вам привет.

– Скажите ему... Впрочем, сейчас не могу... Так хочется тишины...

– Вид у вас измученный...

– Досталось ему, – вставил Виктор.

– Пришлось немного... Но ничего, отдохнем. Передайте и мой привет Алексею Ивановичу. Извините, я, кажется, вас задержал, молодые люди.

Мы вышли с Виктором в сад. Я еще не была здесь, поэтому для меня все было в диковинку. Двухэтажная дача утопала в сосновом лесу. Перед домом – большая клумба с тюльпанами. Дорожка к дому по бокам обсажена примулами, тюльпанами. В мае они уже зацвели. Красиво. Чистый воздух. Пьянящий запах хвои. Кругом все начинает зеленеть. Представляю себе, что здесь будет в пору общего цветения.

– Как хорошо здесь! – невольно вырвалось у меня, когда мы сели в диван-качалку, под красивым разноцветным тентом. Виктор толкнул диван, и мы, поджав под себя ноги, начали плавно раскачиваться.

– Хорошо. А ты все упрямилась приехать сюда. Я рад, что тебе здесь нравится, – говорит Виктор, нежно обняв меня и поцеловав в щеку. Я повернулась к нему, и мы оба замерли в долгом поцелуе.

– Вот они где, – вдруг как гром среди ясного неба раздался голос мамы Виктора. – Я пришла за вами. Пошли, – тоном, не терпящим возражений, закончила она.

Смущенные и покрасневшие, мы пошли за нею вслед.

Когда мы вошли в дом, гости уже сидели за столом. Все ждали нас. Продолжилось прерванное застолье.

«Смотрины»

Отношения с Роджерсам развивались по плану, разработанному чекистами. Доверие Роджерса ко мне и моим сообщениям вроде бы укреплялось и, судя по всему, сулило ему обнадеживающие перспективы.

Очередное письмо от Роджерса вызвало разные суждения и предположения. Оно было коротким и лаконичным, как призыв к атаке.

«Дорогой друг! 20 августа в 18 часов 10 минут будьте у входа метро «Кировская». Вот и все.

– Что бы это означало? – обращается полковник ко мне и Владимиру Николаевичу.

– Передать что-то хотят, – первым откликаюсь я.

– Мне думается, что это идет проверка... – отвечает Владимир Николаевич.

– Выходит, не доверяют? – удивился я.

– Доверяя, проверяй – – одно из обязательных условий работы разведки... Михаил Петрович, мне кажется, Роджерс переходит к чему-то важному... Извините... – говорит Владимир Николаевич, вставая с дивана и направляясь к окну.

– А если и то, и другое? – говорит полковник, провожая взглядом Насонова.

– Возможно... Но сейчас не тот вроде бы резон, – отвечает Насонов.

– Почему? – словно на экзамене допытывается полковник.

– Слишком большой риск. А во имя чего? Есть более безопасный способ передачи – тайник. Михаил Петрович, а на улице начинается дождь. – В голосе Насонова звучат радостные нотки.

Полковник при этих словах быстро подошел к окну.

– Наконец-то дождались, – говорит он, задерживаясь около Насонова.

Подошел и я. Все мы обрадовались долгожданному дождю. Лето в этом году выпало жаркое, засушливое. В лесах Московской области уже кое-где отмечались пожары.

– Вот вы говорите, что риск в данном случае как бы не соответствует обстоятельствам сложившейся ситуации. А знаем ли мы, что на данном отрезке времени они затевают по ту сторону? – спрашивает полковник, возвращаясь с Насоновым на прежнее место.

Я тоже последовал за ними.

– Понимаю, – отвечает Насонов.

– Надо быть готовым ко всему. Подумайте, как понадежнее обеспечить Алексею Ивановичу встречу, – говорит полковник, усаживаясь на диван.

Мне не терпелось, как и в прошлый раз, задать вопрос: «А почему я должен быть у метро именно в 18 часов 10 минут? Зачем тут еще минуты? Куда проще ровно в 18 часов – и никаких гвоздей».

– Учтите, Владимир Николаевич, время встречи не случайно выбрано в час пик, – словно отвечая на мои мысли, замечает полковник и, обращаясь ко мне, говорит: – Ваша задача – не суетиться, вести себя естественно, непринужденно, а главное... – И полковник начал мне объяснять, что я должен делать в ситуации, в которой, возможно, могу оказаться. – Знайте, мы будем рядом, – заключил полковник и, теперь уже обращаясь к Владимиру Николаевичу, заключил: – Предусмотрите на всякий случай наблюдение за Кротом.

Я слушаю диалог между чекистами и думаю: какими же надо обладать качествами, чтобы, вовремя уловить, разгадать и обезвредить ход противника. И еще большим уважением я проникаюсь к ним.

Мы втроем находимся на квартире Владимира Николаевича и подводим некоторые итоги пройденного пути. Он меня заранее предупредил о встрече с полковником, и я, идя на нее, очень волновался. Я до мелочей помню первое наше знакомство с ним, разговор, который произошел в его кабинете на Лубянке, и его напутственные слова. Тогда я еще обратил внимание на его манеру повеления. Он, как и сейчас, был сдержан, строг и внимателен. В его глазах светились ум, проницательность, энергия и какая-то необъяснимая притягательная сила. Он словно завораживал вас, проникая взглядом в самые потаенные уголки души.

– Как обстановка дома? – спросил меня полковник, когда мы закончили деловую часть разговора.

– Нормально.

– Есть к нам какие-либо просьбы?

«Не хватало еще, чтобы я обращался к чекистам с просьбами, после того что со мной и моим братом произошло», – подумал я и даю отрицательный ответ.

– Ваш сосед, кажется, скоро переезжает на новую квартиру?

– Д-аа... – растерянно подтвердил я. Для меня этот вопрос был приятной неожиданностью.

– Ну, что же, Алексей Иванович, тогда, как. говорится, ни пуха ни пера.

Разве могу я такому человеку сказать то, что полагается в этом случае? У меня язык не поворачивается.

Полковник понял мое смущение и, улыбнувшись, мягко произнес: «К черту», – после чего, попрощавшись, покинул квартиру.

Через некоторое время, обговорив некоторые детали, мы с Насоновым расстались.

И вот за пять минут до назначенного срока я стою рядом с входом в метро «Кировская». Только что закончился рабочий день, и народ сплошным потоком повалил в метро. Впервые за долгие годы жизни в Москве я так внимательно наблюдаю за людьми. Вот он, час пик, о котором говорил полковник. Все суетятся, спешат. Я всматриваюсь в сосредоточенные лица прохожих, ловлю на себе безразличные взгляды. И все мимо, мимо меня плывет людской поток.

Невдалеке от меня прохаживается Насонов. Я его вижу, и у меня спокойно на душе. Смотрю на часы. Осталось две минуты. Скоро должно что-то произойти. Вдруг рядом со мной останавливается молодая женщина. Она нервно оглядывается, кого-то ищет, а затем обращается ко мне:

– Сколько времени?

– У вас же часы на руке.

– Простите... – И она поспешно поднимает руку к глазам. – Десять минут. Все. Больше не могу, – говорит она с огорчением, и поток людей тут же уносит ее в метро.

Я продолжаю стоять, изредка поглядывая на часы.

Время – 18 часов 20 минут. Все. Мое время истекло.

Так ничего и не произошло, если не считать той женщины, которая интересовалась временем. Кроме нее, ко мне никто больше не подходил. Значит, это была жена Крота, решил я, вспомнив разговор полковника с Насоновым. Интересно, что это за фигура – Крот? Впрочем, это уже находится за пределами моих возможностей.

На внеочередной встрече Насонов сообщил:

– «Смотрины» состоялись, Алексей Иванович. Так что будем начеку.

– Догадываюсь. Это была жена Крота. Здорово она разыграла меня с часами, – ответил я с досадой.

– Между прочим, она наблюдала за вами из машины «такси».

– Как?! А кто же подходил ко мне?

– Господин случай.

– Выходит, промазал... Владимир Николаевич, я что-то не понимаю цели «смотрин».

– Время покажет. Я только одного опасаюсь, как бы та случайная женщина не подпортила нам обедни.

Я не удержался и спросил:

– Почему?

– Могут подумать, что вы находились под нашим наблюдением.

Неожиданное задание

«Смотрины» у метро, судя по всему, прошли нормально. Опасения капитана Насонова, кажется, не подтвердились. Спустя три дня после этого от Роджерса поступило письмо, содержание которого вызвало у чекистов недоумение и тревогу.

«Дорогой друг! – говорилось в нем. – У нас к Вам есть одно поручение. Мы были бы Вам очень признательны, если бы Вы его сумели выполнить. Оно, на наш взгляд, несложное и не должно вызвать для Вас никаких осложнений. В Московской области (указывается район), примерно в ста метрах северо-западнее деревни (следует название), находится поле с зеленым массивом. Вам следует 25 августа, сохраняя осторожность, в этом районе набрать немного земли и сорвать одну небольшую ветку с дерева и все это поместить в целлофановый пакет. В сей же день в 21 час вечера ровно опустить пакет в правый угол первого мусорного контейнера, который находится под аркой дома 16 улицы Станкевича (вход со стороны церкви). По выполнении поставьте отметку в виде креста на уровне груди, чтобы можно было из машины увидеть, проезжая по улице (и далее следовало описание места, где нужно было сделать отметку). Мы видели вас. Кажется, похудели вы. Не нужна ли наша помощь?» Письмо заканчивалось пожеланием успехов.

– Ясен вопрос, – замечаю я, возвращая капитану Насонову текст письма.

– Подумать и поломать голову есть над чем, – говорит Насонов.

– В таком случае начнем. Прошу, – обращается полковник к нему.

Насонов на минуту-другую задумался, по-видимому собираясь с мыслями.

– Михаил Петрович, прежде позвольте поставить два вопроса и попытаться на них ответить, – начал Насонов. – Во-первых, в чем причина столь резкого перехода от основного задания, которое имеет Алексей Иванович, к частному, хотя и важному? Во-вторых, почему ничего ими не упоминается о прошлой встрече у метро? Вот я и думаю... – Насонов снова сделал паузу.

«А как бы я ответил?» – подумал я, но ничего вразумительного в голову не пришло.

– Вот я и думаю, случайно это или не случайно? – продолжал Насонов. – Попытаюсь в этом деле разобраться.

Итак, агент получил необычное задание. На первый взгляд несложное. Но оно не имеет никакого отношения к основной задаче, какую он должен решать и для чего, собственно говоря, он и подбирался. Давая такое задание, можно исходить из ряда предположений: либо агент исчерпал свои возможности по главной стоящей перед ним проблеме и теперь решено его использовать на решении другой, либо агента отводят от изучения Фокина, либо решили сделать агенту более надежную проверку.

Возможно, ни то ни другое, а просто возникла сиюминутная необходимость достать образцы земли и зеленой ветки, а под рукой иной возможности не оказалось.

Давайте рассмотрим все эти позиции с точки зрения логической обоснованности.

Исчерпал ли агент свои возможности по главной проблеме? На мой взгляд, и да, и нет. Скорее всего, нет, несмотря на то что Роджерс и отдавал себе отчет в весьма ограниченном подходе агента к ученому Фокину. Наша информация о Фокине носила мизерный характер. Главное, что хотела знать о нем разведка, остается все еще за кадром.

Теперь о подозрении. Были ли основания у разведки усомниться в надежности агента? И да, и нет. И все же больше – да. Какие основания? Начнем с того, как шла обработка агента. Пущены были в ход все атрибуты – шантаж, угрозы. Порвались родственные связи с братом. Не исключено, что его письмо, где он предлагал агенту раскаяться, стало достоянием разведки.

Далее. «Уничтожение» агентом средств связи могло вызвать у них сомнения, хотя наша легенда должна была восприниматься как реальность. И наконец, случай с появлением женщины у метро, совпавший с точно обозначенным ими временем встречи, тоже мог навести на размышления.

И два слова о новом задании разведки. Что можно добавить к тому, что уже было мною сказано? Единственное. За последнее время иностранная разведка развернула против нас глобальный шпионаж. Нет такой области – будь то оборонная или народнохозяйственная, – которая бы не интересовала их. Она сует свой нос во все сферы жизни нашего общества, лишь бы напакостить нам. – Здесь Насонов передохнул, попросив разрешения у полковника, достал сигарету, закурил. Полковник сидел за столом, склонившись над чистым листом бумаги, и рисовал какую-то замысловатую фигурку в виде Останкинской башни.

Я слушал Насонова затаив дыхание, едва успевая следить за ходом его мыслей, изредка бросая взгляды на притихшего полковника, по-прежнему невозмутимо водившего шариковой ручкой по листу бумаги.

– И последнее. Я не исключаю, что данное задание может служить также средством держать агента в напряжении, – закончил Насонов и выжидательно посмотрел на полковника.

Наступило минутное молчание. Насонов и я уставились на полковника. Мы ждали, что он скажет, а он не спешил, делал свое дело.

– Алексей Иванович, а что вы окажете по этому поводу? – наконец подняв голову и обведя нас взглядом, обращается ко мне полковник.

– Я не думаю, чтобы они так быстро от меня отказались... Ведь еще Марина не вышла за Виктора замуж. Роджерс особо напирал на это... – Я смущенно опустил глаза, чувствуя, что, наверное, не то говорю..

– Немаловажный аргумент, – вдруг, к моему удивлению, произносит полковник, отрываясь от листа бумаги.

– Вот только непонятно мне, зачем им понадобились земля и зеленая ветка с дерева, – осмелев, задал я вопрос.

– Зачем? – переспросил полковник. – Для проверки на радиоактивность, и именно в том месте, где находится объект. Они к нему давно проявляют интерес, – закончил полковник.

Я слушал полковника и не верил своим ушам. Казалось бы, безобидное задание разведки, а какую оно может дать врагу ценную информацию.

– Понятно, – ответил я.

Полковник встал, прошелся по комнате, затем остановился против нас, сказал:

– Что бы там ни было, а просьбу разведки придется удовлетворить. – И он при этом хитро улыбнулся.