Текст книги "Чекисты рассказывают. Книга 6-я"
Автор книги: Владимир Востоков
Соавторы: Владимир Киселев,Теодор Гладков,Леонид Леров,Алексей Зубов,Алексей Авдеев,Евгений Зотов,Сергей Ананьин,Дмитрий Корбов,Борис Стекляр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
ЗАХВАТ
На четвертые сутки в руки контрразведчиков попали данные, позволявшие вести целенаправленный поиск.
4 марта в 11.30 Центр впервые после перерыва сообщил, что шпионская рация вновь вышла в эфир и после установления связи с Брянском передала противнику радиограмму, расшифровать которую не удалось.
В 17.00 того же дня состоялся второй сеанс связи между Брянском и шпионской рацией, во время которого противник передал агентам ответную радиограмму, также не поддавшуюся расшифровке. По данным пеленгаторных пунктов, местонахождение шпионской рации оставалось в прежнем треугольнике с незначительным отклонением в западном направлении.
Поздно вечером 5 марта поступило сообщение от Васильева о том, что в районе Рудневского хутора обнаружен труп солдата с простреленным черепом; за голенищем сапога на правой ноге найдено письмо за подписью «Патриот», адресованное в НКВД. В письме говорилось, что в районе под видом связистов действует шпионская группа. Она состоит из 22 человек, передвигается на четырех санных повозках. Возглавляют группу Митин и Николаев. Сомнений не оставалось: это был труп убитого Павлова.
Ночь с 5 на 6 марта прошла в хлопотах. Поставив в известность Центр о вновь полученных данных, связались с работниками на местах, осуществлявшими контроль на маршрутах передвижения, а также с особыми отделами воинских частей. Нужно было срочно ознакомить с новыми данными. Перед особыми отделами ставилась задача перекрыть подходы к линии фронта, чтобы не пропустить шпионов на сторону противника. Но вся работа была впереди.
Взяв за исходное место обнаружения трупа, начали выяснять в близлежащих селах, не останавливалась ли в них на отдых команда военнослужащих – двадцать два связиста во главе со старшим лейтенантом Митиным и лейтенантом Николаевым.
К утру 6 марта удалось выяснить, что в двадцатых числах февраля шпионская группа в течение двух дней находилась в Рудневском хуторе, откуда отбыла на четырех санных повозках в неизвестном направлении. Уехали под утро, затемно.
Для преследования шпионов по наиболее вероятным маршрутам их движения от Рудневского хутора пришлось создавать три оперативных группы. Они отбыли в северном, западном и южном направлениях.
Оперативная группа под командованием Васильева из Рудневского хутора взяла курс на Киреевское, Алимовский, Слаговищи, Дмитровский с дальнейшим продвижением в направлении Хомутова. К исходу 6 марта она достигла перегона Плохово – Сяглово. Здесь должны были действовать два контрольных поста, наблюдавшие за движением по дороге. Подъехав к посту номер один, Васильев осведомился об обстановке. Патрульный ответил, что движение слабое, за время дежурства прошло только три грузовика и один обоз из тринадцати саней.
– Документы проверили? – спросил Васильев.
– Проверили, вроде все в норме.
– У всех?
– Нет, только у старшего обоза на первых санях.
– Фамилию помните?
– Извините, товарищ капитан, не запомнил.
– Сколько всего было людей?
– Человек тридцать.
– Как они размещались?
– На первых семи или восьми повозках по одному человеку, а на последних остальные.
– Груз проверяли?
Патрульный замялся.
– Кто вас инструктировал?
– Лейтенант Лебедев из особого отдела.
– Когда?
– Дня четыре назад.
– Плохо несете службу, старшина. Когда ушел обоз?
– Часа два назад.
Уточнив еще ряд вопросов, Васильев приказал водителю догнать обоз. Настигли его лишь через полтора часа.
Светало. Сквозь утреннюю пелену капитан в бинокль стал рассматривать ехавших. Его внимание привлекли последние сани. В трех из них было по пять человек, в четвертых – шесть. Всего двадцать один.
– Предупреди солдат, – сказал он своему заместителю, – чтобы оружие держали к бою.
Грузовик с чекистами, обогнав обоз, остановился. Васильев подошел к командиру группы, следовавшему на первой повозке.
Сколько у вас должно быть саней?
– Девять...
– А почему же здесь тринадцать?
– Пристали в пути.
– Вы знаете, кто они?
– Понятия не имею, мало ли тут ездят, за всем не уследишь. Да и ко сну ночью тянет, чуть задремлешь, смотришь, а тебя уже кто-то обогнал или вклинился в строй.
– Своих всех знаете?
– Конечно.
– Идите с нами.
Подходя к десятой повозке, чекист спросил:
– Эта ваша?
– Нет.
Васильев насчитал на санях пять человек.
– Кто старший?
– Я, а что?
– Военный патруль, прошу предъявить документы!
– Пожалуйста. – Он нехотя вылез из повозки, засунул руку под полушубок и вытащил удостоверение личности на имя старшего лейтенанта Митина Сергея Ивановича.
«Он!» – пронеслось в голове. Сердце сильно забилось. По телу пробежал озноб. Мысль работала в одном направлении: как взять без перестрелки, живьем? Ориентировка гласила – их двадцать один. Рядом с Васильевым стояло пять советских автоматчиков. В то же время из грузовика стали выпрыгивать и окружать группу другие красноармейцы.
Просмотрев удостоверение и возвращая его обратно Митину, стараясь быть как можно спокойнее, Васильев сказал:
– Товарищ старший лейтенант, можете следовать дальше. И кто с вами?
– Нас двадцать один человек, – ответил Митин, заметно повеселев и указывая рукой на две повозки, где в напряженных позах лежали его соучастники.
«Надо выманить их. В повозках брать опасно», – сверлила мозг мысль.
Митин засунул удостоверение под полушубок и направился к повозке.
Васильев успел шепнуть Викторову: «Они! Будем брать, ждите сигнала!»
Когда Митин снова улегся в повозку, Васильев подошел и сказал:
– Извините, товарищ старший лейтенант, требуется проверить груз.
– Да у нас, собственно, никакого груза, только оружие да личные вещички.
– Все равно требуется для порядка. Распорядитесь, чтобы все вышли.
– Пожалуйста, – пожал плечами Митин, приказывая всем слезть с повозок.
– Товарищ лейтенант, проверьте груз! – приказал Васильев Викторову.
Тот вместе с автоматчиками пошарил для вида в сене; тем временем красноармейцы заняли удобные позиции.
Рядом с Васильевым встал сержант Соколов. Разговаривая с Митиным, Васильев предложил ему закурить и, нарочно обронив пачку папирос, заметил:
– А черт, рука совсем не действует после ранения.
Митин нагнулся, чтобы поднять папиросы. В это время Васильев подал сигнал для захвата. Болевым приемом вывернули Митину руки и надели наручники. Других сбили с ног и, угрожая автоматами, заставили лечь вниз лицом, вытянув вперед руки, после чего им тоже надели наручники.
Все произошло настолько быстро и неожиданно, что шпионы опешили. Присутствовавший при этом лейтенант с первой повозки тоже растерялся и не знал, что делать. Васильев подошел к нему, объяснил ситуацию и попросил быть понятым при составлении акта задержания.
При обыске у шпионов были изъяты боевое оружие, которым их снабдили немцы, а также документы, дневник с записями шпионских сведений, рация, хранившаяся на самом дне повозки, карта местности с отметками пунктов в тылу Красной Армии, в которых они побывали, ампулы с цианистым калием для самоотравления в случае провала.
Оформив акт о задержании, шпионов этапировали в областное управление НКВД.
Домой Таров возвратился 9 марта. Встреча с Барниковым была теплой и сердечной.
– Ну что же, дебют состоялся, как говорят шахматисты, поздравляю с боевым крещением. Устал небось?
– Заслуга моя здесь маленькая. Митина и его группу взял Васильев. Думаю, надо ходатайствовать о представлении его к награде.
– Ну ладно, не прибедняйся. Общая организация розыска – это ведь тоже немаловажная вещь.
– Так-то оно так, но, понимаете, обидно, что Николаев и Митин вначале ускользнули, можно сказать, из самых рук. Сидели-то мы у них на самом хвосте, оставалось только схватить... Ребята даже расстроились.
– Ну и напрасно. В конечном счете важен итог: шпионы обезврежены, а как это произошло – не суть важно.
ВЛАДИМИР КИСЕЛЕВ
ОТРЯД «ХРАБРЕЦЫ»
Гвозди б делать из этих людей:
Крепче б не было в мире гвоздей.
Н. Тихонов
С июля 1942 года по июль 1944 года на территории оккупированной Белоруссии действовал отряд специального назначения «Храбрецы» под командованием Александра Марковича Рабцевича. За время боевых действий отряд совершил сотни диверсий, подорваны были бронепоезд, десятки эшелонов, танков и бронемашин, около сотни автомашин, катера, сожжено несколько шоссейных мостов и т. д. Кроме этого, Центр регулярно получал сведения разведывательного характера, касающиеся замыслов и действий оккупационных властей, передвижения фашистов, их численности и размещения... Неоднократно советская авиация, используя данные отряда, бомбила скопление фашистских сил и техники в городах Осиповичи, Бобруйске, Жлобине, Калинковичи и их окрестностях. Потери отряда за весь период действий составили двадцать один человек.
– Я вас вызвал, Александр Маркович, – сказал Рабцевичу генерал, – чтобы сообщить о решении руководства направить вас в тыл врага со специальной группой... Так что принимайте командование и начинайте подбирать людей. Надеюсь, подготовка займет немного времени... – Он говорил и следил за реакцией капитана.
В ответ прозвучало сдержанное «спасибо».
Это не удивило генерала. С капитаном он встречался дважды: сразу после начала войны, когда получил рапорт Рабцевича с просьбой направить его в тыл врага, и потом, спустя несколько месяцев, когда разгромили немцев под Москвой и Рабцевич, уже будучи командиром роты, вновь обратился к генералу с просьбой направить его в тыл врага.
Капитану исполнилось сорок четыре года, за плечами немалый опыт, опыт войны и работы в тылу врага.
После первой встречи генерал в своем отчете написал:
«Рабцевич производит впечатление исключительно сильного и волевого человека».
Сейчас он еще раз убедился в правильности своего первоначального впечатления.
– Когда подберете людей, доложите, – после небольшой паузы сказал генерал. – А сейчас я попрошу вас познакомиться вот с этим материалом. – Он протянул Рабцевичу тоненькую папку – личное дело Карла Карловича Линке.
Линке родился в 1900 году в бывшей Австро-Венгрии в небольшом городке Герсдорфе. Подростком поступил на фабрику – сначала был чернорабочим, затем стал ткачом. В пятнадцать лет его приняли в австрийский Союз социалистической рабочей молодежи, в семнадцать – в члены Независимой социалистической партии Германии. Где бы Линке не был – в Германии или Чехословакии, он всегда оказывался в первых рядах стачечного движения. Его увольняли с одного места, он устраивался на другое. Но найти работу становилось все тяжелее. Потом его и вовсе перестали принимать... А у него уже была семья – жена, сын. Когда жить стало совсем невмоготу, он с разрешения ЦК КП Чехословакии выехал с семьей в Советский Союз. В Москве Линке стал работать ткачом на трикотажной фабрике, позже его назначили начальником цеха. Спустя некоторое время его перевели в Исполнительный Комитет Коминтерна. Работал он и в Главном управлении текстильной промышленности. Когда грянула война, Линке занимал должность заведующего павильоном Торговой палаты. Вместе с девятнадцатилетним сыном Гейнцом Линке воевал под Москвой и 7 ноября 1941 года участвовал в торжественном параде на Красной площади.
Ознакомившись с личным делом, Рабцевич вернул его генералу.
– Есть предложение, – сказал генерал, – назначить Карла Карловича Линке вашим заместителем по политической части... Линке – антифашист, он имеет огромный опыт партийной работы, что для выполнения задания очень важно. И наконец, он отлично знает психологию фашистов, а вам придется вести работу у них в тылу. – Генерал счел необходимым добавить: – Я думаю, вам будет полезно встретиться с Линке, поговорить с ним. Потом мы окончательно решим, как быть. – Он нажал на кнопку звонка. В дверях появился офицер.
– Карл Карлович пришел?
– Он в приемной.
– Попросите, пожалуйста, его ко мне...
В кабинет вошел стройный мужчина среднего роста, с приветливыми голубыми глазами. Генерал поднялся ему навстречу.
– Извините, товарищ Линке, если заставил ждать. Я хочу познакомить вас с человеком, имеющим большой опыт борьбы в тылу врага. – Он обернулся к Рабцевичу...
1 июля 1942 года с московского аэродрома поднялся транспортный самолет и взял курс на Белоруссию. Группа специального назначения насчитывала четырнадцать человек.
Местом первой стоянки группы выбрали дремучий лес под Кировском, в трех километрах от шоссейной дороги Могилев – Осиповичи...
Командир группы Александр Маркович Рабцевич, или, как его теперь звали, «Игорь», отлично знал эти места. Родился он в деревне Буда Лозовая, что на Могилевщине, детство и юность провел недалеко от Бобруйска, жил и батрачил в Качеричах. В гражданскую войну воевал в этих местах в партизанском отряде, после коллективизации работал председателем колхоза. Отсюда в тридцать седьмом году добровольцем ушел в Испанию, сюда же возвратился в тридцать восьмом, раненый и с наградой. В сентябре тридцать девятого года, после воссоединения Западной Белоруссии с Советской Белоруссией, Рабцевич был направлен в Брест, он работал там заведующим отделом здравоохранения.
При перелете через линию фронта самолет угодил в шквальный огонь зениток противника. Только миновали его, как за самолетом увязался фашистский истребитель. Меняя курс, маневрируя, пилот ушел от преследования... И вот долгожданная команда: «Приготовиться!»
– До скорой встречи, товарищи! – стараясь пересилить шум двигателей, крикнул Рабцевич и первым ступил в ночь...
Удар о землю, мягкую и вроде бы зыбкую, для него не был неожиданностью. Под ногами, как и предполагалось, болото. Освободившись от парашюта, он выждал некоторое время, посигналил фонариком. Вскоре около него собралась группа. Рабцевич хотел было объяснить, что следует делать дальше, но услышал перестук колес – очевидно, недалеко шел железнодорожный состав. Насторожился – в месте приземления так близко железной дороги быть не должно.
Светало, но над болотом лежал густой туман, ничего не было видно. Рабцевич повел группу в сторону от невидимой железной дороги. И в это время где-то совсем рядом послышалось позвякивание металла, бульканье воды – было похоже, что кто-то достает из колодца воду... Жилья тоже не должно быть в месте приземления.
Вскоре выяснилось, что их выбросили не под Кировском на Могилевщине, а в Орловской области. И находились они сейчас у железнодорожной станции Злынка.
Надо было срочно связаться с Центром, объяснить ситуацию, но во время приземления от удара была повреждена рация, и группа оказалась без связи.
Рабцевич принял решение пробираться к месту назначения...
Два месяца продолжалось продвижение группы к намеченной цели. А путь был тяжелый: бесконечные болотные топи, форсирование рек Ипути, Беседи, Сожа, Днепра, Березины... Шли ночами, избегая столкновений с фашистами...
Первая встреча с партизанами произошла в деревне Столпище, недалеко от места обусловленной стоянки. Это оказался отряд имени Сергея Мироновича Кирова, комиссаром которого был земляк и друг Рабцевича – Герасим Леонтьевич Комар. Рабцевич знал его еще с гражданской войны. И только тогда Москва услышала, что группа, которую было зачислили в «без вести пропавшую», нашлась, что все бойцы живы, здоровы и готовы к выполнению заданий.
Как-то сидели за ужином. Вдруг в горницу вошли и остановились у порога человек десять – старики, женщины, дети.
– Мы, Герасим Леонтьевич, – обратился к Комару белобородый старик, – прослышали, что комиссаром у десантников будто бы немец... Так мы до него... глянуть хотим...
Линке растерялся. Не зная, как себя вести, поднялся из-за стола.
Старик подступил к нему и, сузив выцветшие, почти белые глаза, оглядел его всего от красноармейской фуражки до хромовых сапог.
– Гэта как же? – вздрагивающей рукой он потрогал грудь Линке, перекрестился.
– Вот народ, – усмехнулся Комар, – глазам не верят – дай пощупать... Да что ж он, из другого теста, что ли? Такие ж, як у нас, голова, руки, ноги...
– Гэта так, – старик вздохнул, – и все же немец... Чудно – немец идзе против немцев...
Линке повеселел.
– Я, папаша, не против немцев иду, я против фашистов... Вспомните, как у вас в гражданскую было: не русский против русского шел или белорус против белоруса, а рабочие и крестьяне шли против помещиков и буржуазии... И теперь вместе будем бить фашистов.
Герасим Комар, уже имевший опыт партизанской войны, усилил группу Рабцевича бойцами из местных жителей.
– Это шоб цябе легче было воевать, – передавая Рабцевичу своих партизан, сказал он. – Хлопцы добрые, они мигом цябе помогут связь с местным населением наладить, Антеем станешь...
Посоветовавшись с командирами партизанских отрядов, с Комаром, Рабцевич решил остановиться не под Кировском, как было намечено в Москве, а под Жлобином. Места там были глухие, болотистые и в то же время рядом с перекрестком железных дорог. Центр дал согласие.
Недалеко от станции Красный Берег в густом девственном лесу отыскали полянку посуше, на ней вырыли землянку для штаба, соорудили шалаши для бойцов. Сделали, и сразу на душе у всех стало как-то теплей, вроде бы до родного дома добрались. Однако здесь им пришлось пробыть недолго. Спустя два месяца фашисты блокировали этот район. Рабцевич, не вступая в бой с карателями, увел отряд в деревню Рожанов, что приютилась в междуречье Орессы и Птичь. Но это было потом, а сейчас Рабцевич считал нужным организационно оформить отряд, так как помимо людей Комара он принял несколько человек из местных жителей, бывших военнопленных и трех бойцов разбитой карателями роты Калиниченко.
После принятия присяги Рабцевич объявил о том, что в отряде создаются две разведывательно-диверсионные группы и штаб. Первую группу возглавит Михаил Пикунов. Он должен будет уйти под Бобруйск и там начать действовать. Командиром второй группы назначался Григорий Игнатов, которого все знали как Аркадия. Местом базирования его группы были определены окрестности города Жлобина.
При штабе остались Рабцевич, Линке и часть бойцов из местных. Змушко, как начальнику разведки отряда, вменялось в обязанность обследовать окрестности и наладить связь с местным населением.
– На первых порах, – оглядев полянку, продолжал Рабцевич, – группам необходимо освоиться на местах, взять под наблюдение железные и шоссейные дороги, чтобы бесконтрольно по ним не прошел ни один вражеский состав, не проехала ни одна машина, особенно в сторону фронта. В стычки с фашистами пока не вступать...
Среди бойцов послышался недовольный шепоток. Рабцевич замолчал. Его тяжелый взгляд остановился на командире первой группы.
Пикунов поднялся, вытянулся.
– Мы тут, товарищ командир, говорим, что нам сейчас надо бы не только связь с местным населением налаживать, за дорогами наблюдать, но и громить поганых фашистов...
– Садись, – резко сказал Рабцевич. – То, что я сказал, – приказ... – И, выждав паузу, добавил: – Чтобы умело бить врага, надо его хорошо изучить... Вот осмотритесь, тогда и начнем бить, и так, чтобы каждый фашист ни на минуту не забывал, на чьей земле находится...
Спустя некоторое время, когда группы обстоятельно разобрались в обстановке, Рабцевич разрешил им приступить к боевым действиям...
Первым успеха добился Игнатов. Его группа подорвала состав с живой силой – 800 солдат и офицеров противника было уничтожено.
По этому поводу местная фашистская газета обвинила партизан в том, что они, мол, ведут войну не по правилам, что подорвали якобы... санитарный поезд.
– Как это тебе нравится, Карл? – спросил Рабцевич. – Выходит, они в сторону фронта гнали состав с ранеными...
Линке усмехнулся. Вместе они тут же написали ответ от имени отряда «Храбрецы» и через Змушко направили его в редакцию местной газеты с требованием опубликовать... Естественно, ответ в газете не появился. Да, собственно, его никто и не ждал.
Был поздний осенний вечер. На небольшой полянке среди шалашей группами сидели бойцы – сушились, рассказывали байки, смеялись...
В штабной землянке, между тем, при свете коптилки совещались Рабцевич, Линке и Змушко. Змушко, только что возвратившийся на базу, доложил о положении со связниками, сообщил о посещении своих родных мест, о привлечении им земляков к сотрудничеству с отрядом. Родом Змушко был из деревни Рудня Горбовичская, что под Калинковичами.
Говорил Змушко неторопливо, уверенно. За каждым словом чувствовался смелый человек, отлично знающий свое дело. Да и как могло быть иначе, ведь за его плечами был большой опыт чекистской работы. В органы он пришел двадцати четырех лет. А спустя три года, в тридцать третьем году, его послали на один из ответственных участков советско-польской границы... После воссоединения Западной Белоруссии с Советской Белоруссией заведовал районным отделом НКВД. В начале войны возглавил межрайонный отдел, руководил истребительным отрядом по обезвреживанию фашистских лазутчиков. Затем работал в Семипалатинске. На счету Змушко не одно дело по раскрытию вражеской агентуры...
– Спасибо, Альберт, за информацию, – сказал Рабцевич, когда начальник разведки закончил свое сообщение. – Все развивается так, как мы того хотели... – Он достал из планшетки крупномасштабную карту, расстелил на столе. – Теперь давайте прикинем, что нам следует делать дальше... – Его пожелтевший от табака палец заскользил по зелено-коричневому листу карты. – Вот зона действия нашего отряда – Осиповичи, Бобруйск, Жлобин, Калинковичи... В каждом из этих городов – крупный железнодорожный узел. Вот куда теперь должно быть нацелено наше внимание... Для начала давайте остановимся на Осиповичах: парк там большой, и наше присутствие просто необходимо... Ясно? Альберт, еще раз прошу тебя, предупреди командиров групп, всех, кто работает со связными: действовать как можно осторожней. Избави бог, чтобы на кого-либо из патриотов пало хоть какое-нибудь подозрение фашистов...
Конспирация в работе со связными была больным местом: еще с гражданской войны Рабцевич помнил, что бывает, когда оккупантам становится известно о связи местных жителей с партизанами.
Зимой восемнадцатого года белопольский генерал Довбер Мусницкий поднял мятеж и его корпус легионеров, созданный еще Временным правительством, занял Могилевскую губернию. Последовали грабежи мирного населения... Рабцевич вместе с Кириллом Орловским и Константином Русановым создали партизанский отряд для борьбы с белополяками. Бойцом отряда был принят и брат Александра Марковича – Михаил.
Оккупантам стало известно о том, что в партизанском отряде воюют два брата Рабцевичей. Белополяки схватили отца и бросили в бобруйскую тюрьму. Они требовали выдачи сыновей. Марк Евстафьевич мужественно перенес жестокие пытки. Но после тюремных застенков так и не поднялся...
С полянки послышалась песня. Рабцевич вышел из-за стола, открыл тяжелую бревенчатую дверь. В землянку потянуло дымком.
– Картошку пекут! – радостно потирая руки, воскликнул Линке. – Сейчас ужинать будем...
Бойцы у костров зашевелились.
– Товарищи, к нам идите...
Командиров заботливо усадили на постеленный возле костра лапник. Появилась дымящаяся картошка, ломти хлеба...
– А почему петь перестали? – спросил Рабцевич. – Он поискал глазами Храпова. – Запевай, Сергей, мы поможем... Только вот с угощением разделаемся.
Храпов тихо запел. Голос у него был сочный, чистый. Пел он без напряжения, как может петь одаренный человек. Вся полянка разом притихла, и только слышно было, как изредка потрескивали костры...
– Как поет!..
– Партизанский соловей!..
Рано утром Змушко в сопровождении двух бойцов ушел в группу Пикунова. Проникнуть в Осиповичи оказалось делом нелегким. Город был сильно укреплен фашистами. Все подступы к нему закрыты. Змушко, Пикунов и его заместитель Шевчук решили хитростью преодолеть фашистский заслон. Сначала установили связь с Константином Яковлевичем Берсеневым – учителем деревни Корытное, что находилась в двадцати четырех километрах от города, он – со своими знакомыми, проживающими ближе к Осиповичам, и потом уже в самом городе... Несколько дней искали, как бы подойти к электромонтеру железнодорожной станции Федору Андреевичу Крыловичу.
Первый разговор с Крыловичем, как, впрочем, и вся последующая работа с ним, человеком энергичным и горячим, был не из легких. Узнав, кто с ним говорит, Крылович тут же попросился в отряд. Да, вообще-то, все, с кем говорили, сразу же просились в отряд.
Крыловичу было двадцать шесть лет. Еще в начале войны он попытался уйти на фронт, но на железнодорожников распространялась бронь и его не взяли... Потом пришли фашисты. Они принудили его вернуться на электростанцию. Тогда Крылович сколотил подпольную группу. Комсомольцы раздобыли радиоприемник, стали слушать Москву, писали и распространяли листовки, выводили из строя оборудование. Однако Крылович мечтал громить фашистов с оружием в руках.
Змушко пришлось проявить все свое красноречие, чтобы доказать Крыловичу, что гораздо больше пользы он принесет отряду, оставаясь работать на электростанции...
С тех пор Центр стал получать регулярно сообщения о движении фашистских составов через Осиповичи.
Впоследствии связь с Крыловичем предложили осуществлять Шевчуку. Непростым делом оказалось работать с ним. Горячий по натуре, Крылович при каждой встрече требовал одно – взрывчатку. Пойти на это ни Шевчук, ни Рабцевич не могли. В отряде не было магнитных мин со взрывателями замедленного действия, а дать связному обычное минное устройство, которое использовалось бойцами отряда при подрыве железнодорожных составов, было опасно, так как трудно было незаметно и быстро произвести закладку да и взорвать его...
На последнюю встречу Крылович пришел особенно возбужденный.
– Ну как со взрывчаткой? – едва увидел Шевчука, спросил он, в голосе его звучало нескрываемое раздражение.
Вместо ответа Шевчук протянул кисет.
– Вы не уклоняйтесь, а скажите прямо... – отстранив руку, сказал Крылович. – Зачем меня тогда на каждой встрече убеждаете, что я чекист. А я хочу фашистов уничтожать, война ведь идет...
Шевчук задумался.
– Да ты, горячая голова, не кипятись. – И, пообещав принести мины в следующий раз, вынул газету «Правда».
То, что случилось в следующий момент, превзошло все ожидания. Крылович не взял – схватил газету. На лице появилась радость, почти восторг. Он торопливо развернул ее, пробежал глазами по первой полосе, перелистал. Не выпуская газеты, нашарил в кармане сигареты, жадно закурил, улыбнулся.
– «Правда»! – Он засмеялся, глянул на число, почесал затылок. – Да она совсем свежая! Вот это здорово! – И с упреком уставился на Шевчука: – Да что ж вы сразу-то мне ее не показали, разве так можно?..
Шевчук хотел ответить, но Крылович уже на него не смотрел, он разглядывал первую полосу.
– Портрет Сталина, – он вновь засмеялся, – как живой!.. А вот Указ о присвоении звания Героя Советского Союза... – стал читать. – А вы мне дадите эту газету? – тихо, будто боясь, что ему откажут, спросил Крылович. – Я ее покажу товарищам.
– Ну почему же не дам, – засмеялся Шевчук. – Я для вас принес... – Он достал еще несколько газет. – Здесь за целую неделю...
Вскоре Москва прислала магнитные мины. Несколько штук тут же передали Крыловичу. И наступило для него время полное тревог и ожиданий. Без мин Крыловичу было тяжело – составы шли и шли на фронт, он их видел и ничего не мог сделать. Но с минами стало еще тяжелее.
Станция почти всегда была забита составами. Но Крылович помнил приказ Рабцевича: мины ставить только на транзитные поезда. Летели дни, а с транзитными получалась прямо игра – стоило Крыловичу уйти с путей, как там появлялся очередной состав... Сразу же вернуться он не мог это вызвало бы подозрение. Дожидаться на путях нового состава было еще опаснее. И тогда Крылович решил приучить фашистов к своему частому присутствию на путях. Он умышленно стал портить электропроводку, оборудование – там провод поставит другого сечения, там заменит исправный прибор на неисправный, «посадит» мотор... А фашистскому начальству постоянно говорил, что электрооборудование в парке поставлено еще в незапамятные времена и, чтобы его постоянно не латать, пора было заменить на новое...
И вот наступило 29 июля 1943 года. День был на редкость беспокойный. Составов через Осиповичи прошло много. Крылович издергался, а поставить мину все не представлялся случай. Тогда перед уходом домой он оголил провод выходного светофора. Давно собирался дождь, и Крылович подумал, что, если он вдруг разразится, светофор непременно закоротит...
Пришел домой, наработался по хозяйству и не заметил, как сморил сон. Проснулся от настойчивого стука в дверь. Домашние всполошились. Это был охранник... Станционное начальство требовало Крыловича к себе: вышел из строя светофор, а дежурный электрик внезапно заболел.
Крылович побежал за инструментом, а вернувшись в диспетчерскую, охранника уже не застал – его угнали с новым поручением. Дежурный по станции старый немец что-то проговорил на своем языке и затем, выругавшись по-русски, послал Крыловича на пути одного.
– Полицай будет прийти, – сказал он вдогонку.
Крылович заглянул в тайник, прихватил мины.
Над станцией стояла темень, крепко пахло мокрым шлаком, кругом ни души. Где-то впереди послышалось тяжелое посапывание паровоза. Из глубины выбился слабый луч прожектора. Блеснули рельсы. Состав крался в темноту.
Крылович шагнул с путей. Уже замелькали черные силуэты цистерн. «Вот оно – то, что нужно!» – Он достал из-за пазухи мину, выдернул чеку. «Все! Механизм должен сработать через три часа, поезд к тому времени уйдет далеко...»
Крылович протянул руку в сторону поезда и разжал пальцы. Мина скользнула с руки... «Вот и все!» Он смотрел, как темнота поглощала состав. И вдруг тот, звякнув буферами, остановился. Было похоже, что состав останется в депо на ночь. Крылович уже хотел бежать к вагонам, чтобы отыскать злосчастную мину, как услышал властное: «Хальт!» Перед ним выросли два солдата, в руках автоматы.
«Неужели видели?» – застучало в висках.
Солдаты встали с разных сторон. Крыловичу сделалось жарко. «Будут обыскивать?..»
– Документы!
Крылович улыбнулся, показал пропуск, объяснил, куда и зачем идет.
Луч карманного фонаря ослепил его, потом задержался на пропуске.
– Хорошо, – наконец сказал солдат, – можете следовать дальше, но не по путям...
Со светофором, чтобы не навлечь подозрение, решил повозиться. Не торопясь, заизолировал провод, переменил лампу и только тогда пошел обратно.
Где-то впереди, словно светлячок, шарил в темноте тусклый зайчик переносного фонаря, слышались постукивания молоточков обходчиков вагонов, позвякивание металла.
«Готовят к отправлению...» Крылович пошел на свет. Перед ним оказался прежний состав с горючим. Он достал вторую мину, для верности поставил на последнюю платформу...
