Текст книги "Чекисты рассказывают. Книга 6-я"
Автор книги: Владимир Востоков
Соавторы: Владимир Киселев,Теодор Гладков,Леонид Леров,Алексей Зубов,Алексей Авдеев,Евгений Зотов,Сергей Ананьин,Дмитрий Корбов,Борис Стекляр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Профессор стоял, глубоко засунув руки в карманы халата. Морщинистое лицо его было каким-то расслабленным и в то же время торжественным. Он хотел сказать что-то, но не мог...
Уваров с участием смотрел на профессора. Глаза его щурились хитро и задорно. И вдруг он громко и весело рассмеялся, откидываясь на спинку кресла.
– Уважаемый доктор, Николай Михеевич... Давайте-ка закончим этот разговор. Ведь все уже давно ясно, понятно и расставлено по своим местам. Поговорим лучше о том, как нам жить дальше, а?
В это время в коридоре раздались шаги. Дверь на веранду шумно распахнулась, и на пороге появилась розовощекая палатная сестра Глаша. Она широко и радостно улыбнулась, всплеснула руками:
– Ой! Извините, пожалуйста, Николай Михеевич! – и повернулась к двери: – Анна Сергеевна! Идите сюда! Я же вам говорила, Анна Сергеевна, они действительно тут!
– Добрый день, друзья! Так вот куда вы спрятались?! – громко сказала Аннушка, переступая порог. – А мы с Глашей ищем, ищем вас!
Лицо ее светилось от счастья. К груди она прижимала пышный букет ярких цветов.
Профессор вынул руки из карманов, пятерней убрал упавшие на лоб волосы и шагнул ей навстречу...
ЛЕОНИД ЛЕРОВ, ЕВГЕНИЙ ЗОТОВ, АЛЕКСЕЙ ЗУБОВ
КОНЕЦ «СОКРАТА»
Захар Романович Рубин, ведущий научный сотрудник одного из Московских научно-исследовательских институтов, не лучшим образом прожил свои шестьдесят пять лет. В пору войны гитлеровцы завербовали попавшего в плен молодого военного врача Рубина. Став немецким агентом, он прошел разведывательную подготовку и под кличкой «Сократ» был заброшен в тыл Красной Армии. Рацию и другое шпионское снаряжение он захоронил в лесу, в районе приземления, под Смоленском. Ему удалось влиться в ряды советских бойцов и в качестве военврача пройти всю войну. Трусость, желание сохранить жизнь – так он позже объяснял свое поведение – толкнули его тогда на путь измены. Когда согласился стать агентом абвера, то для себя решил: «Как только окажусь дома, в Москве, явлюсь с повинной». Увы, это был жалкий компромисс с совестью. На явку с повинной и честную исповедь не хватило мужества.
Так десятки лет жил Рубин под страхом: вдруг узнают, и тогда всему конец – доброму имени, служебной карьере.
Тайное помимо воли Рубина стало явным. После мучительных колебаний и раздумий, он все же пришел в приемную Комитета госбезопасности, но пришел лишь тогда, когда новые хозяева, получив от гитлеровцев по наследству их агентуру, дали знать о себе Захару Романовичу.
Его принял полковник Бутов, опытный контрразведчик. Поборов испуг и растерянность, Рубин произнес: «Я... агент иностранной разведки».
Даже видавший виды Бутов был удивлен столь скоропалительным заявлением, но виду не подал. «Продолжайте, я вас слушаю». Тяжкая это была исповедь. Рубин говорил задыхаясь, умолкал, молча сидел, понурив голову, и снова говорил...
С участием Рубина начался поиск спрятанного им шпионского снаряжения. Чекистам важно было знать – сказал ли Рубин правду? И еще: работала ли уже рация? Поиск оказался очень трудным. Но, тем не менее, снаряжение было найдено. Эксперты дали ответ: рацией «Сократ» не пользовался.
Значит, Рубин сказал правду. Но пока это была полуправда. Полную правду о себе он скажет позже, лишь после того, как к нему явится Нандор, связной одного из филиалов ЦРУ. Он привез «Сократу» новое шпионское снаряжение: рацию и средства для нанесения тайнописи в почтовых корреспонденциях и средства ее проявления, подставные адреса для связи с разведцентром...
Ровно через пять дней после отъезда Нандора в почтовый ящик была опущена открытка с венским адресом и с видом Красной площади. Бутов вступил в «игру».
Виктор Павлович Бутов готовился к большому разговору с генералом. Терзали сомнения – как поведет себя Рубин? Можно ли полностью доверять ему? И тут же возникал вопрос: «А разве он не сказал правды? Ведь шпионское снаряжение оказалось в указанном месте. И после звонка Нандора он сразу пришел к чекистам. Может, новую радиоаппаратуру, врученную связным из штаб-квартиры, временно забрать у него? Или изъять какую-нибудь деталь, без которой аппаратура не будет действовать? – И сам же возражал себе: – Как же тогда из штаб-квартиры передадут по радио запросы, указания? – И тут же отвечал: – Нандор не случайно снабдил Рубина средствами тайнописи, подставными адресами, по которым можно установить и письменную связь».
Тревожные мысли не давали покоя.
Однако в кажущейся неразберихе уже начал вырисовываться план операции.
Наконец, у него уже было все готово для подробного доклада генералу Клементьеву. С чего началось, как развивались события, чем кончилось. Точнее, на каком этапе остановились. Конца еще не видно. Зная, что генерал проявит интерес ко всем деталям, полковник старался не упустить «крупных мелочей»
...Бутов сидит за длинным столом генеральского кабинета, неторопливо докладывает. Генерал Клементьев, крепкого сложения мужчина лет шестидесяти, с лобастой головой и большими умными глазами, попыхивая трубкой, шагает из угла в угол, заложив руки за спину.
Полковник озабочен. Генерал улавливает настроение Бутова, но пока своего мнения не высказывает.
– А как быть с Рубиным? – вопрос Бутовым поставлен в лоб.
Генерал, перестав расхаживать по кабинету, искоса взглянул на полковника.
– Разве вам не ясно, Виктор Павлович, что в данной ситуации без него нам не обойтись. Так что же вас смущает? – прищурился Клементьев.
– Все то же. Правду выдавал микродозами. А мы собираемся оказать ему доверие. Есть ли основания для этого?
– Вы что же, до сих пор не убеждены в раскаянии Рубина?
– Теперь вроде бы оснований для сомнений нет, и все же прошлое его поведение...
Генерал недовольно поморщился.
– Мы с вами, Виктор Павлович, должны уметь понять человека, совершившего преступление, даже тогда, когда раскаяние к нему пришло не так скоро, как бы нам хотелось. Одни раскаиваются мгновенно, а другие после долгих нелегких раздумий, как это и произошло с Рубиным. Важно, что он пришел к нам и во всем признался.
Генерал откинулся на спинку стула и, вытянув длинные ноги, неторопливо продолжал:
– Раскаяние... Это очень сложно. Нам нужно безошибочно разобраться, где правда, а где ловко закамуфлированная ложь, по велению пробудившейся совести пришел к нам человек или хитрит, игру затевает... Без этого разумная осторожность может превратиться в болезненную подозрительность. Наш долг помогать людям найти верный путь.
Генерал разжег трубку и снова зашагал по кабинету.
– А как здоровье профессора Рубина после всего случившегося?
– Очень переживает, нервничает. Тяжело перенес известие о гибели Елены Бухарцевой, хоть столько лет прошло. Первая любовь... В свое время он отвернулся от нее. Елена, связная подпольного центра, погибла в тылу врага при загадочных обстоятельствах.
ГОСТЬ ПРИБЫЛ
Утром в квартире Рубина раздался телефонный звонок.
– Слушаю.
– Захар Романович?
– Да, я. Что угодно?
– Вам привет от Нандора.
Рубин в замешательстве промолчал.
– Вы не слышите меня?
– Слышу. Как он себя чувствует?
– Хорошо. Я бы хотел встретиться с вами. Это возможно?
– Думаю, что да. Вы откуда звоните?
– Из центра. Из автомата.
– Я к вашим услугам. Может быть, вы приедете ко мне? Живу я один. Сейчас болен, и, признаться, гулять в таком состоянии мне не очень хочется.
– Ваш вариант меня не устраивает, – сухо отрезал незнакомец. – Надеюсь, вы в состоянии ходить?
– Да.
– Вот и отлично. Мы должны увидеться сегодня же, скажем, часов в двенадцать. Сможете?
– Пожалуй. Где?
– В Третьяковской галерее
– Где конкретно?
– Возле картины Сурикова «Боярыня Морозова». Вы, надеюсь, знаете, где она висит.
– Да, конечно, – ответил Рубин. – Как я вас узнаю?
– Это не трудно. Светло-серый костюм, белая рубашка, темно-синий галстук. В правой руке буду держать газету.
– Простите, как вас величать?
– Мигуэль Кастильо. Значит, договорились? До скорой встречи.
Звонок незнакомца, хотя и не неожиданный, растревожил. Стенокардия – в последнее время она довольно часто напоминала о себе – сейчас же отозвалась резкой болью в сердце. Рубин принял антиспазматическое лекарство и присел в кресло.
Боль в сердце постепенно утихла, а душевная боль не унималась. Жизнь прожита никчемно и, кажется, подходит к концу. А что хорошего сделал он в этой жизни? Какой оставит след? Кое-чего достиг, получил признание, стал доктором наук, профессором. А вот человек не состоялся. Больно защемило сердце. Из дальних уголков памяти выплыли Леночка Бухарцева, первая любовь, которую он предал, и другое, еще более страшное предательство – измена Родине. Родина простила, даже оказала доверие. И Рубин встрепенулся – Бутов... И засуетился: что же я не звоню?
Дрожащей рукой Захар Романович набрал номер телефона полковника и сообщил ему о звонке незнакомца, назначившего свидание в Третьяковской галерее.
– Что мне делать?
– Прежде всего успокоиться. Мне не нравится ваш голос – не волнуйтесь! На свидание идите. Узнайте, что именно он хочет от вас. Скорее всего, речь пойдет о каких-то данных по наиболее важным и закрытым работам института. Скажите, что должны собраться с мыслями, да и место для разговора на такую тему не подходящее. Как мы условились, скажите, что с рацией у вас не ладится, видимо, неисправна. Под этим предлогом вновь пригласите его к себе домой. Если будет настаивать на другом месте встречи – не отказывайтесь. Постарайтесь узнать, как долго он пробудет в Москве, когда и по каким делам намерен вновь прибыть в нашу страну. Как штаб-квартира будет в дальнейшем осуществлять связь с вами? Вам все понятно, Захар Романович?
– Понятно.
– В таком случае, действуйте. Главное, возьмите себя в руки, не волнуйтесь. После свидания с гостем позвоните. Буду ждать.
ВСТРЕЧА
Напутствия Бутова не помогли: Рубин с большим волнением переступил порог Третьяковки.
Рубин любил живопись, неплохо разбирался в ней, не раз бывал в Третьяковке, подолгу простаивал у творений великого Сурикова, но теперь ему не до шедевров. Лихорадочно оглядывал экскурсантов – не этот ли Мигуэль Кастильо? И тут же спохватился – он же предупредил: светло-серый костюм, белая рубашка, в правой руке газета...
В зал вошла новая группа. Экскурсовод начала хорошо отрепетированный рассказ о церковных реформах патриарха Никона, о подвижнической жизни боярыни Морозовой. Рубин оглянулся и увидел Бутова. В толпе экскурсантов полковник шагал от картины к картине, с интересом слушал экскурсовода и даже задал какой-то вопрос. Появление Бутова обрадовало Рубина. А когда Виктор Павлович, поравнявшись с ним и не глядя на него, буркнул: «Главное, не волноваться», профессор и вовсе воспрял духом.
Между тем зал почти опустел, и Рубин остался один на один со знаменитой раскольницей. Где же вы, гость нежеланный? И, словно откликаясь на зов, рядом оказался человек в светло-сером костюме, с газетой в правой руке. Сердце екнуло. Рубину захотелось вдруг послать все к черту и уйти. «Теперь я уже не способен на притворство. Оно требует полного самоотречения и крепких нервов. Извините, Виктор Павлович, не могу, сил нет...» Но он переборол это желание и обратился к человеку с газетой в руке.
– Если не ошибаюсь, господин Мигуэль Кастильо?
– Вы не ошибаетесь, господин Рубин. Это я вам звонил. – Холодные глаза в упор уставились на «Сократа».
Профессор переминался с ноги на ногу и, чтобы как-то начать разговор, спросил:
– Вам нравится «Боярыня Морозова»?
– Прекрасное полотно. У нас, на Западе, знают, что Россия в прошлом дала много мастеров: Иванов, Шишкин, Айвазовский и, конечно, Суриков.
– Разве только в прошлом? В нашей стране и сейчас немало талантливых, известных во всем мире художников.
– Не говорите мне про ваших нынешних! – ответил гость с нескрываемым раздражением. – Художник лишь тогда творец, когда он свободен, независим, когда он творит по велению сердца, а не по указке сверху. Однако, как вы догадываетесь, я пришел не для дискуссии. При удобном случае мы поговорим и об искусстве, а сейчас у меня дела поважнее.
Он направился в дальний угол зала, Рубин поплелся за ним.
– Первое, что тревожит нас, я имею в виду ваших друзей на Западе, включая, разумеется, и меня, это состояние вашего здоровья. Вид у вас, прямо скажем, не очень. Быть может, мы в состоянии помочь вам лекарствами? Кстати, чем вы больны?
– Самая модная болезнь века... Сердце... Стенокардия...
– О, этим страдают буквально все люди пожилого возраста. Посоветуйтесь со своим врачом, и пусть он порекомендует какое-нибудь радикальное западное лекарство. Мы вышлем вам, сколько бы оно ни стоило...
– Вы очень любезны, господин... Простите, опять забыл...
– Мигуэль Кастильо.
– Стоит ли вас беспокоить?
– Поверьте, это сущий пустяк. Мы умеем по достоинству ценить тех, кто помогает нам. Не стесняйтесь, будем рады помочь. Кстати, в Швейцарии на ваш текущий счет уже положено некоторое количество американских долларов. Это, так сказать, аванс за активную работу в будущем. Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным и продолжительным. Что касается размера вознаграждения, то оно будет зависеть от вас. Чем больше поступит информации, тем щедрее будет оплачена работа. Само собой разумеется, что речь идет о достоверной информации. Вы поняли меня?
– Да, вполне, – буркнул Рубин.
– Для начала скажите, пожалуйста, не собираетесь ли вы в ближайшее время выехать на Запад? По любому поводу...
– Сейчас затрудняюсь ответить, со временем, пожалуй, смогу.
– Каково ваше положение в институте, ваше, так сказать, реноме?
– Не жалуюсь. Меня, как и прежде, высоко ценят.
– Прекрасно. Нас всерьез заинтересовал ваш институт, проблемы, которыми вы занимаетесь. – Кастильо перешел почти на шепот. – Мы будем ждать от вас информации о наиболее важных работах, особенно о тех, которые имеют прямое или косвенное отношение к военной тематике. – Кастильо выжидающе посмотрел на Рубина.
– Боюсь, что по этой части я не смогу быть полезным, господин Кастильо, – также шепотом отвечал Рубин.
– Почему же?
– Я заведую лабораторией, которая занимается самыми что ни на есть прозаическими проблемами, весьма далекими от того, что может интересовать военных. Вместе с тем не скрою, они имеют немаловажное значение в плане общечеловеческом.
– О, вы плохо знаете ваших покровителей, уважаемый Захар Романович. – Он огляделся по сторонам и предложил пройти в другой зал: появилась новая группа экскурсантов. – Нет такой области науки, техники, культуры, к которой моя служба, а отныне она и ваша, не проявляла бы интереса, но, разумеется, мы отдаем предпочтение любой информации о военных возможностях Советского государства, о предпринимаемых им усилиях в военном строительстве. – И неожиданный вопрос: – Что у вас с рацией?
– Не пойму. Видимо, неисправна. А может, не по плечу мне. Полагаю, что радиоаппаратура, которую вручил мне господин Нандор, архисовременна. Я просил бы помочь мне научиться пользоваться ею.
– Подумаю, как это сделать. Признаюсь, господин Рубин, я сам не силен в нынешней радиотехнике. К тому же пользоваться рацией – дело отнюдь не безопасное.
– Как же быть?
– Не беспокойтесь. Перейдем на бесконтактную связь, через тайники, о чем вы будете поставлены в известность. Это значительно безопасней. Вы закладываете свою информацию в тайник, она изымается и переправляется нам. Кем, когда и каким образом, это уже не ваша забота. Через тайник же вы будете получать от нас письменные указания. Ведь Нандор снабдил вас всем необходимым? Не так ли?
– Да, снабдил.
– И вы уже научились пользоваться ими. Мы имели возможность убедиться в этом. Мы тут же вам ответили. Вы получили наш ответ? Расшифровали?
– Да.
– Вот и отлично... Будем считать, что со связью у нас все в порядке. А об использовании радиопередатчика мы подумаем.
Кастильо поглядел на часы.
– Мне пора, господин Рубин, будем прощаться. Жду от вас обширной и, конечно, абсолютно точной информации об институте, о наиболее важных его работах и о людях, выполняющих их. Нам нужны их характеристики в чисто человеческом плане: наклонности, увлечения, страстишки, пороки. И еще одно – кто из них и когда собирается побывать в западных странах.
– Я вас понял, господин Кастильо.
– У вас есть вопросы?
– Да. Извините. Может, мои вопросы покажутся нескромными, но я хотел бы знать, увидимся ли мы еще? Будете ли вы мне звонить? И долго ли вы пробудете в Москве?
– Я пробуду здесь несколько дней. Увидимся ли мы в эти дни? Трудно сказать, скорее всего, нет. У меня много дел, но я периодически буду приезжать в Москву, и мы, конечно же, встретимся. И уж, во всяком случае, я вам позвоню Прощайте. – Кастильо раскланялся и поспешно ушел.
ПОСЛЕ СВИДАНИЯ С «БОЯРЫНЕЙ»
Бутов вернулся из Третьяковки в прекрасном расположении духа. И не только потому, что повезло – купил два редкостных каталога, за которыми давно охотился. Жена Виктора Павловича – заслуженный деятель искусств, знаток русской живописи XVIII—XIX веков, и Бутов предвкушал, как обрадуется она подарку.
Но главное – благополучно закончившееся свидание «Сократа» с гостем. Бутов очень волновался за него. Как будет держаться больной, не уверенный в себе, хлебнувший всякого профессор Рубин? Могло случиться непредвиденное Ведь свидание не с девицей – с профессиональным разведчиком. Но все, кажется, обошлось наилучшим образом. Полковник имел возможность наблюдать, как вел себя «Сократ» – молодцом.
В условленный час Рубин позвонил Бутову и, не вдаваясь в подробности, сказал о самом главном из того, что могло интересовать полковника. Даже пошутил:
– Виктор Павлович, смею заверить, что свидание прошло на самом высоком уровне.
– Отлично, Захар Романович... Человек, не потерявший при столь сложных обстоятельствах чувства юмора, вероятно, пребывает в полном здравии и хорошем настроении. Рад за вас.
– Теоретически должно быть так, но практически... Настроение хорошее, самочувствие поганое. Медицина знает такие парадоксы. Признаться, перенервничал основательно... А стенокардия и рада. Опять был приступ.
– Крепитесь, профессор, умирать вам рановато. Да, чтобы не забыть: все то, что вы сейчас сообщили о встрече с гостем, прошу вас изложить на бумаге...
В назначенное время Бутов появился в кабинете Клементьева. Виктор Павлович уже успел встретиться с Рубиным, получить от него письменное сообщение о беседе с Кастильо и уточнить некоторые детали.
Генералу уже многое известно о «Сократе», но слушает он Бутова так, будто обо всем этом узнает впервые. Потому и не прерывает полковника, когда тот восстанавливает в памяти Клементьева страницы биографии Захара Романовича.
– Так вот, прибывший в Москву связник сегодня встречался с «Сократом».
– Надеюсь, встреча контролировалась?
– Конечно! Рубин после звонка связника немедленно поставил меня в известность и получил подробную инструкцию. Встреча по предложению гостя состоялась в Третьяковской галерее.
– Нашел место, поганец... Ну и как Рубин? Выдержал испытание?
– Пожалуй, да. Я тоже был в это время в Третьяковке.
– Вы сказали, что связной назвал себя Мигуэлем Кастильо. Он испанец?
– Да. Человек, известный нам, в Москву прибыл из Венесуэлы в качестве коммерсанта.
– Если мне не изменяет память, он в свое время проходил по нашим материалам.
– Да. У него и кличка есть – «Хромой испанец». В поле нашего зрения он впервые попал по делу отнюдь не оригинальному – в одном из французских портов пытался склонить к невозвращению на Родину матросов с советского торгового судна. И даже вручил им свою визитную карточку – на юге Франции процветает контора «Торреро Кастильо и сын», официально представляющая интересы какой-то фирмы в Венесуэле. Ребята ухитрились сфотографировать его. Фотографию и визитную карточку капитан судна передал в органы государственной безопасности.
– Это, конечно, важная справка. Но хотелось бы иметь более подробные сведения о Кастильо. Вам известно что-нибудь о его делах в Москве, кроме встречи с «Сократом»?
– Кое-что известно. Наши оперативные сотрудники сообщают, что он прибыл в Москву для переговоров с одной из внешнеторговых организаций. Привез каталоги и несколько коробок образцов экспортных изделий венесуэльской фирмы. У нас нет сомнений: фирма, каталоги, образцы изделий, переговоры – это все для прикрытия главного, с чем прибыл испанец, – шпионаж... В ресторане «Метрополь» была зафиксирована небезынтересная сцена с участием испанца. За одним из столиков сидел – это стало известно позже – советский ученый, профессор Поляков. Он принимал здесь туристку из Парижа – Аннет Бриссо. Вдруг она стала нервничать и пристально разглядывать севшего за соседний столик человека. Потом вскочила с места и кинулась к нему, но он мгновенно исчез. Это был Кастильо.
