Текст книги "Судьбы, как есть"

Автор книги: Владимир Кочергин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Глава 17

Цветков и Тяжнин.

Похороны. Жанна Гарина.

Цветков работал со своим заместителем полковником Тяжниным Валерием Ивановичем в своем кабинете, и они обсуждали планирование по введению новых сил и средств в группировку войск на Северном Кавказе. Перед уходом Тяжнин сказал:

– Владимир Иванович, я хотел бы вам напомнить, по прошлой операции под Ведено. Завтра вы у начальника управления с докладом. – И Тяжнин, не дожидаясь ответа, стал собирать свои документы в папку.

– Я знаю, Валерий Иванович, но можно я задам вам один вопрос?

– Да, товарищ генерал!

– Скажите, зачем вам надо было вносить свои предложения, не согласовывая их со мной?

– Но, во-первых, я тогда оставался за Вас, а во-вторых, мы делаем одно дело, решаем одни задачи, – сказал Тяжнин и сделал на своем холеном и лоснящемся лице обиженную ухмылку. В этой ухмылке крупными буквами читалось: «Я-то тут причем, сами нагородили, я лишь контролирую и наблюдаю, и моей вины, что надо идти и отчитываться за свои грехи да промахи перед начальством, нет».

– Валерий Иванович, я вас к разработке и контролю операции вообще не привлекал. Почему вы так нелестно отозвались о ее планировании и проведении перед начальником управления?

Тяжнин сделал вид, что его незаслуженно обвиняют, и решил идти в наступление.

– Я не докладывал начальнику управления. Я имел разговор с заместителем начальника ГШ, и поверьте, я своих мнений не высказывал, меня просто спросили, что я думаю по этому поводу, то есть по провалу операции под Ведено.

Тяжнин говорил четко, абсолютно уверенный в своей невиновности, что на какой-то миг Цветков пожалел, что затеял этот разговор.

– И вы, не разрабатывая ничего, не принимая никакого участия, смогли бы дать объективную информацию? – спросил генерал.

– Да, но мои мысли совпали с выводами генерал-полковника! – уже вызывающе сказал Тяжнин.

– Полковник, зачем вы портите работу большого коллектива? Вы хотите занять мою должность? Но вы же даже не были в войсках ни комбатом, ни командиром полка, а это генеральская должность, должность комдива, а вы и должности заместителя не прошли. Надо бы быть поскромней, полковник.

Тяжнин надул от возмущения щеки и, резко вставая, произнес:

– Я не позволю вам, товарищ генерал, разговаривать со мной в таком тоне. Да, не прошел, но сегодня я работаю в центральном аппарате на полковничьей должности.

– Да ладно вам! Вас бы еще к другим отделам и организациям прикомандировать! У вас везде получится собирать «дерьмо». Вы интриган еще и к тому же. Валерий Иванович, что вам не живется нормально? Я столько вам пытался отдать своего опыта, не смотря ни на что, поддерживал вас во всех трудностях и ни разу, нигде не сказал о вас плохо. Вам бы на гражданку, там, говорят, любят начальники такой контингент, живущий, по закону курятника. Вы пытаетесь меня обгадить? – зло уже сказал Цветков.

Лицо полковника стало красным, и он тяжело, артистично задышал грудью.

– Я, не достоин таких сравнений… – Тяжнин, резко замолчал, так как на столе у генерала зазвонил городской телефон.

Цветкову невыгодно было в таком состоянии отпускать своего заместителя, этого замаскированного мерзавца, надо было до конца сбить с него всю шелуху высокомерия и напомнить, чем порой заканчивается прикрытие старшим начальником. Цветков указал жестом руки на стул. Тяжнин покорно сел, положив папку и руки на стол.

– Да! Я вас слушаю. Что..? Как же это? Сергей! Да не может этого быть. Женя, Гарин! Боже… мой! – Холодный пот выступил на лбу и висках у генерала. Цветков заметно побледнел. – Где он сейчас? Так. А ты где? Ну как ты мог бросить? Сергей… ну конечно! Отвезешь на Петровку и сразу ко мне.

Цветков закончил говорить, опустил голову, прижав телефонную трубку ко лбу.

– Вам плохо? Засуетился Тяжнин и побежал к столику, где стоял графин с водой. Налил полстакана и поднес генералу. Цветков за два глотка выпил воду и сказал:

– Майора Гарина Евгения Александровича, моего помощника, убили. Убили суки. Мало им Зеленина… – Генерал встал, достал из сейфа свои резервные сигареты «ЛД» и закурил. Потом он подошел к окну. В его голове проносились и всплывали картины: Вот лежит на носилках бледный и неживой Гарин, вот плачет его красивая жена Жанна, вот бежит его сын Саша, названный в честь отца Евгения Александром, отца полковника ВВС, погибшего в авиакатастрофе, вот укоризненно смотрит на него Марина и что-то говорит возмущенная его дочь Татьяна.

– Зачем он разрешил ехать Гарину? За… чем? – Цветков был сильно подавлен.

Эту напряженную тишину прервал полковник.

– Товарищ генерал! Чем я могу быть полезным в этой ситуации?

– Нет, Валерий Иванович, майор Гарин погиб из-за меня. Это я разрешил ему ехать с Сергеем оказывать помощь оперативникам с Петровки, у них было срочное дело по расследованию, а машины не было. Вот я и дал свою машину. Я отвечу за все сам. Вот только как мне сообщить эту печальную весть его жене Жанне?

– Разрешите, это сделаю я, – сказал быстро полковник.

– Нет! Я должен идти к ней сам. Зачем вас подставлять.

– Владимир Иванович! Вы-то ведь хотели доброе дело сделать. Помочь в расследовании по ранению вашего друга.

– Не только друга. Это боевой офицер. Это была гордость нашей Армии, полковник.

– Так точно, товарищ генерал!

– Вы, Валерий Иванович, пока молчите. Я доложу сам, надо узнать подробности гибели Жени. Сегодня до окончания работы вы, видимо, останетесь за меня. Как только я доложу руководству, то поеду к супруге Евгения. Я вам дополнительно сообщу. Вы пока свободны.

Полковник Тяжнин быстро вышел из кабинета генерала.

Цветков набрал радиотелефон в машине.

– Слушаю, товарищ генерал, – ответил сразу Сергей.

– Кто остался с Евгением Александровичем? Где вы сейчас?

– Марков. Мы выехали на шоссе Энтузиастов.

– Кто убил Гарина, как это произошло?

– Здесь он, в машине, в наручниках. Кличка у него Шульц, он из этой четверки. Говорит, что того, кто порезал полковника Зеленина, убил их шеф, он сам это видел. Итого их осталось двое. Гарин был внизу подъезда. Пока открывали дверь на пятом этаже, Шульц спустился по веревке вниз, тут у него на пути оказался Евгений, и Шульц выстрелил в него и попал, видимо, в сердце. Женя умер на месте, а Шульц вышел на меня, и я его сделал. По ходу на заднем сидении он дает показание оперативникам.

– Сергей, как только довезешь всех, то сразу ко мне. Надо докладывать, – тихо сказал Цветков.

Зазвенел прямой телефон связи с начальником управления.

– Что с майором Гариным? – услышал он голос начальника.

– Плохо, товарищ генерал-лейтенант. Он погиб от пули бандита, одного из тех, кто тяжело ранил полковника Зеленина. Я вам ранее об этом докладывал.

– Но позвольте, генерал, а как там оказался наш офицер?

– Оперативники из МУРа попросили машину довезти их до Реутово, к дому, где мог быть преступник.

– Валерий Иванович, завтра они попросят танк, и вы дадите? Послали машину, но, а помощника своего зачем? – раздраженно говорил Воронов.

– Виноват, товарищ генерал.

– Виноватых бьют! Вы использовали служебное положение.

– Да я хотел, как лучше и…

Воронов резко перебил Цветкова:

– Полчаса на выяснение обстоятельств гибели майора Гарина. Через МУР, «дур», «гур», но объяснительная у меня на столе. Все!

Цветков недоумевал, как Воронов все узнал. Тяжнин, точно он. Вот скотина. Успел все-таки прогнуться. А может прослушка телефона, или связисты доложить успели. Да какая разница! Женю не вернуть.

Но это был все-таки Тяжнин. Выйдя из кабинета Цветкова, он понял, что наступил тот момент, который может принести ему удачу и рост по карьерной лестнице; идти к своему покровителю мимо начальника управления опасно, безусловно, он обидится, а с ним еще придется работать. Умолчать – значит быть с Цветковым заодно. Тяжнин же был умный трус. Он никогда не ввязывался в драку, избегая любых конфликтных ситуаций, находя и для себя, и для других сильные доводы якобы его мужественного характера, предназначенного для более сложных ситуаций. Внешне выдержанный и собранный, Тяжнин производил впечатление честного и преданного офицера, особенно для начальства, любящего подхалимаж.

Полковник решительно вошел в кабинет к генералу Воронову.

– Товарищ генерал-лейтенант, считаю своей честью офицера срочно вас проинформировать, минуя моего прямого начальника, о том, что около часа назад погиб наш офицер, майор Гарин Евгений Александрович. Вынужден сообщить вам потому, что генерал Цветков находится в неадекватном, расстроенном состоянии, готовя для вас докладную. Гарина он лично послал на помощь оперативникам из МУРа для задержания преступника.

Воронов выслушал шокирующий доклад Тяжнина. Молчал минуты две, а потом сказал:

– Спасибо, Валерий Иванович! Я разберусь. Идите, пожалуйста.

– Да, такой и по трупам пройдет, не оглянется. Кому война и смерть в горе, а кому и смерть в кайф, – подумал Воронов. – Цветков не мог поступить не правильно, но он проиграл. Смерть оправдать тяжело. Погиб его подчиненный, по его же приказу не связанному с его служебными обязанностями. Надо звонить Цветкову и разбираться.

После разговора с Вороновым Цветкову позвонил Сергей.

– Владимир Иванович, у нас снова беда!

– Что еще стряслось?

– Шульц совершил побег, выскочил из «Волги» и рванул через шоссе. «КАМАЗ» разорвал его на куски.

– Черт с ним, с этим гадом, туда ему и дорога. Вы-то как там все?

– Живы! Лоханулись мы по полной программе.

– Сергей, ты мне здесь нужен. Решай с операми. Все, хватит! Езжай аккуратно к штабу.

– Товарищ генерал, тут Вам что-то хотят сказать, – сказал водитель.

– Товарищ генерал!.. Оперуполномоченный уголовного розыска старший лейтенант Ворсенко! Вы нас простите за то, что так все вышло, мы старались, но, видно, не судьба. Очень хотелось поймать эту гниду, ну и поторопились, видимо. Виноваты мы перед вами, и вас подставили. Еще раз извините.

– Жаль, что вы это поняли поздно. Мне нечего вам сказать, кроме того, что погиб, так нелепо, боевой офицер. Два года войны прошел этот человек, а дома его наповал. Плохо работаете, старлей. Никакой у вас нет боевой практики. До свидания.

Цветков опустил в гнездо телефонную трубку. Достал из пачки сигарету и стал думать, как составить докладную. В голову ничего не приходило, мысль о том, что Жени больше нет, он никогда не увидит его в своем кабинете и теперь ему не с кем будет здесь в этих стенах просто поговорить на любую тему, приводила его в ступор и какую-то необъяснимую, ледяную пустоту.

– К чему все это? Ковыряемся, как жуки навозные, в дерьме и никак не можем жить по человечески, но мы ведь не жуки, а разумные существа. Кто дал право этим сволочам убивать? От такой жизни можно и с ума сойти.

Через несколько минут в кабинет вошел Сергей Лось.

Генерал внимательно, не перебивая, выслушал водителя, делая несколько пометок в блокноте, сказал:

– Сергей у тебя своя, личная машина на ходу?

– Да, на ходу, в гараже стоит. А что?

– Пока ничего, а ты, наверно, голодный? Сходи, пока я тут пишу, в буфет и перекуси чего-нибудь. И потом будь в готовности ехать со мной к Жанне Александровне.

– Вы… что, товарищ генерал, сами поедете сообщать? – удивленно спросил Сергей.

– Да, Сережа, сам пойду. Надо бы с собой нам взять твою супругу Надежду, она врач и пусть захватит, что там в таких случаях надо, чтобы как-то снять шок и душевную боль. Созвонись и предупреди ее.

– Конечно, Владимир Иванович, она в неотложке больше пяти лет отработала. Знает что надо. Да и с Жанной они в подругах.

– Тогда ступай! Через полчасика жди в машине.

Как только за Лосем закрылась дверь кабинета, позвонил Марков.

– Товарищ генерал! Капитан Марков беспокоит. Эксперты свою работу закончили, погибшего майора Гарина увезли в районный морг. Я не хочу вас напрягать своими извинениями, но хотел бы с вами кое-чем поделиться, так как после случившегося вряд ли мы останемся в органах МВД, а ведь дело не раскрыто до конца. Назначьте мне место и время встречи. Хочется поделиться с Вами соображениями.

– Вы-то хоть знаете, что пойманный вами Шульц при попытке к бегству попал под машину и раздавлен?

– Нет, еще не докладывали.

– С такой связью и оперативностью вам лучше всего заниматься другим делом. Но я готов с вами встретиться. Когда можно на опознание везти супругу Евгения?

– Завтра с утра.

– Вот у морга в десять часов и встретимся.

– Будет поздно. Надо встретиться сегодня, как бы это ни было тяжело.

– Хорошо! Тогда в кафе «Лилия», что на Лесной, знаете, где это? В двадцать один час. Я раньше не смогу.

– Спасибо! Я обязательно буду.

После доклада генералу Воронову о происшествии Цветков попросил освободить его от служебных обязанностей до пятнадцати часов следующего дня.

Воронов сказал пока подождать его, до возвращения от начальства. А минут через двадцать снова вызвал к себе в кабинет Цветкова, где объявил ему следующее:

– Владимир Иванович, вы пока отстраняетесь от работы, сроком на трое суток, с завтрашнего дня. Будет проведено расследование. Будет приказ. Послезавтра похороны майора Гарина. Заниматься, всеми вопросами по похоронам, поручено аппарату по работе с личным составом. Финансисты тоже в курсе дела. Кто будет оповещать супругу погибшего?

– Я поеду сам.

– Тогда передайте ей от меня глубокое соболезнование и всей семье.

Воронов на какое-то мгновение замолчал. Его густые седые брови нахмурились. Потом он как-то произвольно сжал виски указательными пальцами и тихо сказал:

– Такого парня потеряли! Идите, Владимир Иванович, и, если сможете на следующий день, после похорон, подъезжайте ко мне к восьми утра, минут на пятнадцать, а потом по своему плану. Я считаю, что нам надо обсудить кое-что, – и уже более жестко добавил: – прекратите заниматься всякими расследованиями, для этого есть МВД, ФСБ, МУР, СОБР, ОМОН и всякие другие организации, а не Генеральный штаб Вооруженных Сил. Идите, генерал.

Цветков повернулся к выходу, но остановился и, взглянув в сторону Воронова, сказал:

– А если по совести, Сергей Феликсович, то Гарин проявил мужество и героизм, и надо бы его к награде представить.

Воронов жестом руки остановил его.

– У нас уже имеется ходатайство от МВД на представление к ордену Мужества посмертно. Вопрос решен в верхах.

Квартира Майора Гарина была недалеко от метро «Беговая», в девяти – этажном светло-голубом доме на третьем этаже. И чем ближе они приближались к двери, тем сильнее колотилось сердце генерала. Казалось, оно вот-вот остановится, и тогда не будет его дальнейших испытаний, пропадут все прошлые и, наверно, там, где-то там, наверно, на небесах, будет легко, не то, что тут, на земле. Цветков посмотрел на часы – 19.15. Жанна должна быть дома, так как она работает в десяти минутах ходьбы и заканчивает в 18 часов.

Надежда, жена Сергея Лося, по профессии врач-терапевт в местной поликлинике, пришла к дому с небольшим специальным темно-голубым чемоданчиком. На ней была черная норковая шуба и шапка, шея и грудь прикрыты черным шелковым шарфом.

Цветков шел без головного убора, держа папаху в правой руке.

После первого звонка дверь распахнулась сразу. На пороге стояла Жанна в домашнем халате салатного цвета. Это была очень симпатичная женщина, на вид ей было около тридцати, хотя недавно они с Женей отмечали ей 38 лет. Но какие у нее выразительные, большие и голубые глаза! О, это не просто глаза, это море! Волосы, собранные в пучок на голове, тоже были на редкость пшенично-золотистые. И сливаясь с такого же цвета обоями в прихожей, сразу говорили о том, что в этом доме есть уют и гармония. Даже в тапочках Жанна была немалого роста, с ее длинной и величественной шеи свисал на груди маленький золотой кулончик. Ее ровный носик, ее профиль губ напоминали богиню Нифертити. Характер Жанны Цветков знал хорошо. Они не один раз встречались на разных вечерах и вечеринках, а в этом доме последний раз Цветков был дня через два после похорон Марины. Его тогда вместе с Сергеем уговорил зайти к нему домой Гарин. Уехали они тогда часа в 23, просидев на кухне вчетвером часа три, не меньше. Жанна Владимиру Ивановичу всегда нравилась, было в ней какое-то завораживающее притяжение. В тайных своих мыслях он завидовал, наверно, молодому помощнику, но и радовался за них. Среди этой пары явно никогда не проскакивала черная кошка, казалось, они понимали, друг друга, молча. А вот Цветков тоже был женат, многими любим, но чувствовал себя часто очень одиноким и обделенным.

– Здравствуйте, Жанна Александровна! – сказал генерал.

Жанна улыбнулась и, в общем, то, на ее лице можно было прочитать некоторое удивление: – Как это, генерал забрел в их дом, без предупреждения Жени? Когда же она разглядела позади генерала Сергея и рядом с ним грустную, а обычно веселую, Надежду, то, немного растерявшись, сказала:

– Здравствуйте! Проходите, пожалуйста, только Жени нет дома. И, обратив внимание на Надежду, увидев на ней все черное, кроме лица и рук, и почувствовав что-то неладное, попятилась назад.

– Что случилось, Владимир Иванович?

– Да, случилось. Можно мы пройдем? – сказал Цветков.

– Проходите, раздевайтесь по…жа…луйста, – и вдруг ее будто ударило током, и она зашептала, прикрыв губы ладонями: – Женя! Что с ним? Не молчите же вы!

– Евгений Александрович три часа назад погиб. Погиб при задержании преступника, – сказал Цветков и опустил голову, будто приготовил ее для удара саблей.

– Не…т! – вскрикнула Жанна. – Это ошибка! Где Женя? Где ваш помощник? Что вы молчите?

– Он в морге, – ответил Цветков, – пуля попала в сердце.

Слово «морг», видимо, сильно подействовало на Жанну, и она стала бледнеть, широко раскрывая глаза. Потом резко повернулась и побежала в комнату. Она устало опустилась на стул, закрыв лицо ладонями, и зарыдала. Надежда подсела к ней и положила свою руку ей на плечо. Жанна внимательно посмотрела на нее и спросила:

– Надя, это правда?

– Да, Жанночка, правда. Горькая и страшная, правда. Вот, пожалуйста, выпей таблеточку.

Жанна снова заплакала.

Цветков постоял, переминаясь с ноги на ногу и, получив от Надежды знак, уйти, полагаясь на ее опыт в таких случаях, позвал Сергея, и они вышли, молча из квартиры на площадку.

Цветков прибыл в кафе Лилия ровно к 21 часу. Справа у окна он сразу заметил Капитана Маркова. Появление генерала обратило внимание многих присутствующих людей в зале кафе, и Цветков почувствовал нелепость своего появления в форме.

Услужливому официанту генерал шинель не отдал, а сняв ее, бросил на соседний стул с Марковым, сев напротив капитана, сказал официанту:

– Спасибо, я не надолго, и принесите мне двойной, крепкий кофе, на ваш вкус.

Вы будете заказывать, Эдуард?

– Я уже заказал триста грамм водки, и закусить на двоих.

Цветков нервничал. Он, ничего не сказав, достал пачку «ЛД» и закурил.

Молчание нарушил Марков:

– Владимир Иванович, меня отстранили от проведения расследования. Я не пришел просить у вас прощения. Оправдания не помогут, но то, что случилось, то случилось. Мне очень жаль майора Гарина. Мы подставили Вас.

– Хреново, капитан! Я пришел на встречу с тобой потому, что считаю себя тоже причастным к гибели Гарина, – сказал Цветков и снова глубоко затянулся сигаретой.

– Владимир Иванович, но ведь я не просил у Вас людей. Я просил машину с водителем. Я виноват, что не дождался своих ребят, поторопился я, это признаю. Как получилось с Гариным? Откуда он взялся?

– Гарин зашел в кабинет, когда я ставил задачу на выезд водителю. Женя смекнул, в чем дело и уговорил меня поехать с Сергеем. А я, как пацан, поддался на его уговоры.

– Вот и он мне тоже предложил свои услуги помогать в задержании. И я как-то согласился, считая его опытным боевым офицером. Но даже не в этом дело, он так убедительно предлагал свою помощь, что я не посмел перечить ему, дав возможность быть внизу на подстраховке. У него, наверно, был сильный дар убеждать. Я поставил его на первой площадке подъезда. И как он учуял спуск Шульца по веревке, я не знаю, скорей всего увидел через окно, а потом выскочил из подъезда и попытался задержать верхолаза. Вы знаете, что он имел при себе ПМ? Он успел только сделать предупредительный выстрел.

– Наверно, это его наградной. Я не говорил ему брать оружие. Эх, вернуть бы все назад, да поздно. Как все нелепо вышло, – сказал генерал, мотая своей седеющей головой.

Официант принес водку и закуску, разлив водку в рюмки, откланялся и ушел обслуживать дальний столик.

Цветков и Марков, не чокаясь, выпили за погибшего майора.

– А кто возглавляет теперь расследование? – спросил генерал.

– Старший оперуполномоченный. Можно сказать, «Важняк», то есть по особо важным делам, полковник Сайга Юрий Николаевич.

– Ну, и как он?

– О нем я знаю мало, конечно это не Гуров и не Жеглов, но только то, что он важняк, это уже кое-что значит. А вообще-то о его подвигах я не слышал ничего: ни плохого, ни хорошего. Человек он немногословный. Вызвал меня в кабинет нашего полковника и с ходу задал два вопроса. Первый: почему при проведении операции не дождались оперативников, а использовали посторонних лиц при задержании? Второй: кто дал санкцию на арест?

– А ты что?

– А как вы думаете?..

– Думаю, что положительных ответов не было.

– Да, и еще, самое главное, что побудило меня, срочно с вами встретится.

– Почему? – Заинтересованно спросил Цветков.

– Сайга задал еще и третий вопрос.

– Какой?

– Какую роль в расследовании играет генерал-майор Цветков? Я стал думать. Дело в том, что ни наш шеф, ни мои помощники и напарники не знали о нашем с вами разговоре. И спросил он это как-то не просто.

– А в чем все-таки проблема? Я и сейчас готов помогать в расследовании. Во-первых, это дело чести, а во-вторых, так и будем все спихивать на милицию? Страна погрязла в хулиганах и бандитах, которых надо уничтожать всем миром. Конечно, в рамках приличия и закона, – усмехнувшись, сказал Цветков.

– Владимир Иванович! Дело в том, что такая быстрая информация носит характер связи не нас с вами, а человека из генштаба и нашего из управления. Вас под этот случай хотят убрать с дороги с помощью МВД, и мне кажется, в этом есть заинтересованные люди не только в этих структурах, но и в криминале. Похоже, мы потащили с вами, через случай в электричке, большой невод, где плавают такие акулы и крутятся очень большие деньги.

– Может быть, – Задумчиво произнес Цветков. Он вспомнил последний разговор с Тяжниным. А больше ничего сразу такого в голову не пришло. Но он решил пока ничего Маркову о своих подозрениях не говорить. Да и кто он теперь?

Теперь Сайга правит всем, и он добавил: – А что ты мне предлагаешь?

– Я просто хочу вас предостеречь. Если вы дальше сможете углубиться в расследование, а дело в том, что по расколке Шульца мы имеем запись, где всплывают дела и по угону машин, и по недвижимости, и за всем этим стоит управляющая крыша, а во главе ее очень влиятельная фигура и, может быть, не одна. А там где на кон поставлены большие деньги, там смертью пахнет и большой кровью, – закончил некурящий Марков и попросил у генерала сигарету.

– Это так серьезно?

– Серьезней некуда. Всплывает уже и автосервис на Щелковском, и шеф Шульца, некий Давид.

После некоторой паузы генерал тихо выругался и спросил у Маркова:

– Эдуард! А хватит у нас тогда сил и энергии довести дело до конца?

– Полковник Сайга его, мне кажется, доводить, и не собирается. Он не задал мне ни одного серьезного вопроса. Не поинтересовался ни одной версией и планами. А наш шеф толком ничего не знает, так как последние два дня был на каких-то сборах.

– Да… интересно, девки пляшут! А может быть все проще, мне бы только на первых порах достать остальных двух уродов, чтобы другу в глаза не стыдно было посмотреть.

– Владимир Иванович, у нас в кадрах уже, наверно, готов приказ на мое и Ворсина увольнение. Я отработал! Все!

Цветков пристально посмотрел на Маркова. Сам разлил остатки водки по рюмкам и сказал:

– Надо закругляться, капитан, а то я завтра тоже иду на ковер к своему шефу с самого утра. Что будет дальше, я не знаю, но знаю точно, что буду жить! А значит, бой не окончен, и мне терять честь офицера никак не к лицу. Я достану этих двух говнюков любой ценой. Карьера для меня всегда ниже дружбы.

– Да, такой дружбе можно только позавидовать. Но без помощи специалистов, поверьте моему тринадцатилетнему опыту, будет очень трудно. А главное – могут быть большие потери.

– Согласен! Мы вместе прокололись, а одному подавно легко.

– Я прошу вас правильно понять мое предупреждение и быть, как говорится, начеку. Вас могут убрать под предлогом мести за майора.

– Ну, ты, Эдуард, хватанул лишки. Убрать-то, конечно, могут, но я ведь не сыщик, тоже мне угроза для криминала, – улыбаясь, сказал Цветков и стал вставать, забирая свою генеральскую шинель.

– Вы себя недооцениваете, не каждый понимает, что с преступностью в стране должны заниматься не только органы МВД, но все, кому дорога человеческая жизнь.

– Все, капитан, заканчиваем, я поехал, будь на связи и, раз уж так все оборачивается, то не делись с вашими сайгами, шефами и друзьями о нашей беседе, а что дальше делать, решим завтра. До свидания.

Генерал уверенными движениями надел свою шинель и взяв папаху, устремился к выходу, где его в машине ждал очень грустный Сергей Лось.

Похоронили майора Гарина со всеми воинскими почестями. Перед опусканием гроба в могилу слово взял Цветков. Он был в парадной форме, по-зимнему. Февральский день на редкость был теплым и солнечным. Генерал с силой сжал свою папаху рукой и начал говорить:

– Евгений Александрович был прекрасным человеком и замечательным офицером. Вся его жизнь, короткая жизнь, несла всем, кто его окружал, тепло и заботу. Он, потомственный военный, прошел нелегкими дорогами войны. И сегодня мы прощаемся с тобой, дорогой друг, боевой товарищ и преданный нашей Родине человек. Мы сегодня прощаемся с героем, который вступил в схватку с преступником, уголовником, совершившим не одно тяжкое преступление. Он предотвратил ценой своей жизни дальнейшие убийства людей. Мы гордимся тобой, Евгений! Пусть земля тебе будет пухом! Прости, что не смогли прийти на помощь. Прости нас и прощай.

Губы генерала задрожали, и он, поцеловав Гарина, отошел от гроба, встав справа от Жанны Александровны и сидящей слева от нее на табуретке матери покойного, которую потом еле-еле оттащили от гроба сына.

Цветкова качало, как на волнах. Даже тогда, на этом же кладбище, когда он прощался с Мариной, ему не было так плохо, как сегодня. Цветков почувствовал, как слезы непроизвольно текли из его глаз. Цветков все-таки считал себя виновным и перед Жанной, и перед матерью, и перед сыном Евгения Александром, и перед всеми, кто любил этого человека. Он не находил себе оправданий, он их не искал.

Когда прогремел салют и все стали расходиться по машинам, Цветков предложил Жанне, ее свекрови и Саше поехать с ним в его машине. Однако Жанна отказала:

– Не беспокойтесь, Владимир Иванович. Мы поедем в «Рафике», там мои родители.

Садясь в машину, Цветков увидел, как к Жанне подошел Тяжнин. Он не мог слышать, что ей говорил его зам, но оттого, что он был рядом с ней, Цветкову стало не по себе.

Тяжнин, выразив соболезнование Жанне и всем родным, добавил:

– Я не смогу поехать с вами на поминки, срочно на службу вызывают.

– Это ваше право, Валерий Иванович, но это уже ничего не изменит, – грустно сказала Жанна.

– Да, извините меня, но все наши обязательно будут. Генерал Цветков считает себя виноватым в смерти вашего мужа, и это видно по нему. Он это признает, а это похвально. Мужественный человек смог признать свои ошибки.

– К чему вы это?

– Я предлагаю вам любую помощь, звоните, – Тяжнин протянул ей свою визитку и еще раз выразил свое соболезнование.

Жанна взяла визитку и молча, покинула полковника. В душе ее появилась какая-то необъяснимая тревога и еще большее напряжение.

– Почему Цветков виноват? Ведь его там не было. Выходит все не так. Женю послал генерал? Знал, на что посылал Женю. Какой же он подлец. Вот почему он несколько раз просил прощения.

На поминках главную речь от сослуживцев произнес второй заместитель Цветкова полковник Берестов. Генерал не стал говорить. Ему было очень неуютно и так тяжело смотреть в глаза Жанне. И вообще кололо то под лопаткой, то в груди. А Жанна пыталась взглянуть в его глаза и все больше приходила к выводу, что в смерти ее мужа виноват не только убийца, но и генерал Цветков. К чему бы это Тяжнин сделал такой откровенный намек на виновность Цветкова? Видимо, офицеры сами осуждают своего начальника.

Дома на Владимира Цветкова накатила такая тоска, что он не знал, куда от этого деваться. Порой ему казалось, что кто-то постучал в дверь. Наверно, Марина, задержавшись, забыла ключи и сейчас, появившись на пороге, скажет:

– Ну что, Цветков, хорошо тебе без меня?

И тогда бы он рассказал ей, как он помог найти Виктору сына, как ранили Виктора, когда он ехал к нему на встречу, и как сегодня он чувствовал себя, как никогда, плохо на похоронах, и то, что он сегодня не знает, что будет завтра, а завтра нормального уже ничего не будет. Нет его друга и помощника майора Гарина. Он проявил мягкотелость и близорукость. Не смог оценить сложившуюся обстановку. Конечно, в Афгане у него не раз были угрызения совести, но там была война. Когда-то, еще в молодые годы, один фронтовик сказал ему, что самооценка любых своих действий должна быть честной для самого себя, но от этого не стоит мучиться на людях, они все равно не поймут твою зубную боль. Надо мужественно пережить и, если есть возможность исправить ошибку, то ее надо исправить.

Ночь прошла в тревоге и бессоннице. В 6.45 приехал Сергей. Он был хмур и подавлен. Видимо вчера взял на грудь немало спиртного и, пожалуй, тоже не выспавшись, выехал к Цветкову. А может быть, он чувствовал себя не в своей тарелке, которую, не исключено, сегодня разобьет более старший начальник.

В кабинет начальника управления Цветков постучал в 7.30. Воронов предложил ему лечь в госпиталь на предмет увольнения по состоянию здоровья.

– Но я здоров! У кого в наше время не хватает сердечко? В целом у меня нет особых проблем со здоровьем, – пытался возражать Цветков.

– Владимир Иванович, я попытался уговорить начальника на объявление выговора, однако вверху настаивают на твоем увольнении и лучше всего – по состоянию здоровья, так как сохранится еще возможность в последующем вернуться на службу, даже и в штаб.

– Но почему меня не перевести в войска?

– Володя! Ты посмотри, что творится в Чечне, да то ли еще будет. Ты хочешь замкомандующим Армии в СКВО? Так и там все должности заняты. Я пытался убедить руководство подобрать тебе должность, но кадры сказали, что есть распоряжение положить тебя в госпиталь на обследование. Я думаю, нам надо выиграть время, все уляжется, а потом будет видно.