Текст книги "Срочно требуется лох"
Автор книги: Владимир Рыжков
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)
Глава 2
В общем, Разумовский Илье ничем не помог. Хотя и посочувствовал. И предложил не отчаиваться, а обратиться в органы правопорядка. Ну, хотя бы в ближайшее отделение милиции, на территории которого расположен склад. Во всяком случае, они должны зафиксировать факт мошенничества и составить протокол. Илья воспользовался советом банкира и поперся искать отделение милиции.
Расспросив нескольких прохожих, попавшихся ему по пути, Илья разыскал ближайшее к складу отделение милиции, ввалился в приемную и упал на стойку дежурного. Молодой, но уже лысеющий капитан писал что-то в журнале и даже не отреагировал на тяжелое дыхание посетителя, раздавшееся у него над лысиной.
– Меня обворовали, – выдохнул Илья.
Ноль эмоций. То ли за стойку специально посадили глухого мента, чтобы он не реагировал на жалобы граждан, то ли капитан думал о своем, и чужие проблемы его абсолютно не волновали. Илье пришлось повторить свое заявление ещё раз, по уже погромче.
– Вы слышите, меня обворовали!
– Слышу, не кричите, – буркнул мент, продолжая писать. Когда дописал до конца то, что непременно хотел зафиксировать – наверное, именно в этот момент к нему пришло вдохновение – он отложил ручку и поднял равнодушные глаза на Илью.
– Кто и когда?
– Несколько часов назад меня обворовала шайка мошенников. Они продали мне партию компьютерной техники на гигантскую сумму, а подсунули строительный мусор. Можете посмотреть.
– Что посмотреть? – не понял мент.
– Мусор. Все находится в складском помещении в цокольном этаже дома номер двенадцать в Кривобоком переулке, – сбиваясь и запинаясь, доложил Илья. Лучше бы он сначала записал свою речь на бумажке. Это капитану понравилось бы больше.
Поэтому мент раздраженно поморщился и сказал:
– Что-то я ничего не понял. Вы говорите, что вам продали мусор?
– Да нет! – Илья уже выходил из себя. – Продавали-то партию техники: мониторы, принтеры, ноутбуки… Но в коробках оказался строительный мусор.
– А вы куда смотрели?
– Я проверил несколько коробок, они были нормальны. То есть в них действительно находились мониторы.
– Понятно, – кивнул капитан, и по его лицу пробежала тень сомнения. Было похоже, что он ничего не понял. Взял ручку на изготовку. Старательно записал адрес в журнал. Поднял глаза на Илью. – Надо было смотреть всё, что вам подсовывают.
– Там больше сотни коробок. Что, все вскрывать?
– А что, нельзя? – задал мент довольно разумный вопрос.
Илья тяжко вздохнул и пожал плечами. Да, наверное, надо было вскрывать все. Но, во-первых, это заняло бы очень много времени, а во-вторых, он ещё страдает доверием к людям, и от этой болезни может излечить только коробка со строительным мусором.
– Так что вам должны были продать? – устало выговорил мент.
– Оргтехнику. В большом количестве. – Илья запустил руку за пазуху и извлек из внутреннего кармана куртки прайс-листы. – Вот, здесь перечислено все, что там было.
Он протянул капитану десяток листов, скрепленных степлером. Мент бегло просмотрел их и отложил в сторону.
– Пишите заявление.
– Может быть, вы туда направите группу, – запыхтел Илья, стараясь производить побольше шума и напрасно нервничая. Конечно, это любому менту не понравится. – Чтобы не терять времени. Там наверняка остались отпечатки пальцев этого бизнесмена Романа Колобродова. А по отпечаткам вполне можно его разыскать.
– Кино насмотрелись, – скептически хмыкнул капитан. – Вы пишите заявление, а мы разберемся, сейчас нам ехать или через неделю. У вас есть ручка?
Он положил на стойку листок мятой бумаги и изжеванную ручку. Илья достал свою, написал на листке слово «заявление» и сказал:
– Ведь это же серьезное преступление. Это мошенничество в особо крупных размерах.
Мент отвел глаза в сторону, направив их куда-то в угол, и подумал о чем-то своем. Наверное, о том, что неплохо бы сейчас попить пивка и посмотреть футбол. Но об этом он, конечно, не сказал. Вовремя вспомнил, что он на работе. Активно пролистал журнал, нашел нужную страницу.
– Смотреть надо было лучше, тогда бы не кинули, – проворчал он.
А что? В этом есть определенная логика, и в чем-то мент, действительно, прав. Ведь пострадавший всегда виноват сам. Тебя кинули? Не надо доверять людям. Ограбили? Не ходи по темным переулкам. Угнали машину? Не оставляй под окном. Изнасиловали? Не надевай мини-юбку. Пырнули ножом? Не стой там, где ножом махают. Все логично. И нечего тут жаловаться органам, у них и без тебя забот хватает.
Илья трясущейся рукой взял ручку и принялся писать заявление, путая слова и меняя их местами. Кое-как закончил свое послание безликому начальнику отделения, поставил дату и расписался. Протянул капитану. Мент просмотрел его писанину, подколол с прайс-листам и положил все это дело в папку. Потом все же сжалился и нажал переговорник.
– Эй, кто есть, съездите в Кривобокий переулок к дому двенадцать. Посмотрите там склад. Человека тут кинули в особо крупных размерах. Может, чего найдете. – Он посмотрел на Илью и усмехнулся. Забавный все-таки этот народ – бизнесмены. Вечно с ними что-нибудь случается. То их кинут, то наедут, то убьют. Со смеху помрешь.
Осмотр места преступления мало что дал. Три мента, явно подогретые градусами, обнюхали все пространство склада, протискиваясь между плотными рядами коробок, попинали ногами валяющийся на полу мусор, вскрыли ещё несколько коробок с таким же мусором, подобрали пару окурков и ржавый ключ.
– Ну что, дело ясное, что дело темное! – сказал старлей, командующий двумя сержантами. – Сафонов, ты у нас самый грамотный, составляй протокол.
Грамотный сержант вынул из папки листок бумаги, быстренько переписал все, что находилось в помещении, уточнил, что обнаружено в коробках, указал про окурки и ключ, после чего дал Илье расписаться в том, что ничего не забыл. Илье доверился ему и подмахнул, слегка проглядев бумаженцию.
Сказав, что у них дел невпроворот, они опечатали двери склада и уехали, отпустив Илью восвояси. И он остался один как перст в пустом безлюдном переулке, на который уже опускались вечерние сумерки. Ему страшно захотелось напиться с горя, но он вовремя вспомнил свое обещание заехать под вечер к матери с отцом, и решил, что родители наверняка согреют его израненную душу и приголубят блудного сына.
Ему открыла мать. Увидев его бледное лицо, блуждающий взгляд и растрепанный вид, она сразу поняла, что сына гложет душевная мука, от которой он так просто не избавится. Она прекрасно знала, что Илья будет все терпеть в себе и ни за что не поделиться наболевшим, чтобы не травмировать её. Бывали жизненные ситуации, когда Илья находился не в лучшем положении, и почему-то всегда старался это скрыть от матери. Но рано или поздно она узнавала о постигшем его несчастье, а молчание сына расстраивало её ещё больше.
– Что с тобой, Илья?
– Ничего. Все нормально, мам, – хрипло сказал он. – Обычные неприятности отечественного бизнеса. Как вы с отцом?
Мать внимательно смотрела на него, пытаясь понять по его поведению, насколько крупная неприятность произошла. Если смотрит прямо и даже улыбается, то случился какой-то пустяк, который можно легко пережить, а если отводит взгляд, значит, случилось что-то серьезное, и последствия могут быть катастрофическими. Илья взгляд отводил, и значит, ему крупно досталось. Только ведь ни за что не скажет, хоть убей.
– С отцом все хорошо… – пробормотала мать. – Посидели, чаю попили. Он сказал, что давно хотел меня навестить. Часто обо мне вспоминал. Сказал, что если бы не дела, давно бы уже был тут.
– Как ещё у него дела! – бросил Илья и прошел в комнату.
Там было тихо, уютно и тепло, совсем не так отвратно, как в холодном промозглом переулке. Да ещё работал телевизор, и красивая дикторша рассказывала про встречу президента с творческой интеллигенцией, которой он обещал разобраться с культурой. Так и говорил, что, мол, обязательно разберется с этой культурой. Будь она неладна.
Но отца и след простыл.
– А где он?
– Ушел, – пожала плечами мать и приглушила звук, чтобы не слушать про президентские разборки.
– Как это ушел? – изумился Илья. Вот этого он никак не ожидал. Так надеялся, что отец поживет у матери несколько дней, и он сможет спокойно обделать свои дела. Но дела он не обделал, а скорее обделался, так ещё и отец выкидывает номера.
– Вот так, ушел. – Мать пожала плечами. – Засиделся я у тебя, сказал, и ушел.
– Я думал, он у тебя поживет немного… – пробормотал Илья и опустился на стул у стены.
– Да мы тут с ним немного поссорились, – вздохнула мать. – Ты ведь его знаешь…
Илья откинул назад голову и закрыл глаза.
Тонкий красный луч проходил через призмы, трубки и отражатели, преломлялся и делился на несколько лучей, которые падали на экран причудливым рисунком, играющим всеми цветами радуги. Включился электронный проектор, и на экране возник кадр с движущимися фигурками людей. Голографическое изображение стало более четким, а лица людей более объемными и хорошо различимыми. Они были почти как живые. Они перемещались в кадре, бежали друг за другом, махали руками и куда-то исчезали. Человек в белом халате подкрутил фокус, и очертания лиц стали более четкими и похожими на кого-то. Он с ужасом смотрел на экран. Лица были до боли знакомы. Он даже вздрогнул от неожиданности.
– Что с тобой, сынок? – Мать стояла рядом и трясла его за плечо. – Какой-то ты бледный. Что у тебя случилось?
Илья открыл глаза.
– Ничего. – Он вздохнул и сразу вспомнил, зачем он здесь. – Значит, ушел. Ну и ладно…
Художник, как всегда был при деле, в своем живописном фартуке и с кистью в руке. Глядя на него, Илья подумал, что дорого бы сейчас заплатил за возможность вот так беспечно расхаживать по квартире в перепачканном фартуке и мазать краской холст, как твоей душе угодно. Поистине, вот оно простое человеческое счастье – спокойно делать то, что можешь, и не рыпаться дальше своих возможностей. Не зря говорят, что счастье – это отсутствие несчастья.
– Можно к тебе? – спросил Илья обреченно, словно боялся, что Серега его прогонит. Может, у него сейчас очередное свидание с музой, и он не захочет никого лицезреть, особенно постную рожу Ильи. Но на удивление, художник с готовностью посторонился, пропуская его в квартиру.
– Спрашиваешь. – Он заметил подавленное состояние друга. – Заболел, что ли?
Илья тяжко вздохнул.
– У меня неприятность. Даже две.
– Давай по порядку, – сочувственно предложил Серега, закрывая дверь.
Илья прислонился к косяку и отвел взгляд. Нелегко признаваться в собственной слабости и позорном поступке. Может, просто затаить свою боль, перетерпеть и как-нибудь выкрутиться так, чтобы никто об этом не узнал. Да, можно сделать и так. Но ему почему-то хотелось кому-нибудь сказать обо всем, скинуть с плеч тяжесть позора. И лучшего собеседника, чем Серега, ему не найти. Если тот ему не поможет, то хотя бы выслушает.
– Во-первых, отец пропал, – начал Илья. – У матери его нет, дома тоже.
– А он у меня, – невозмутимо пожал плечами Серега.
– Как это у тебя? – искренне удивился Илья. – Вы же с ним чуть не подрались. Ты сам сказал, чтобы его тут и близко не было.
– Ну и что? А теперь помирились.
– Никуда я не пропал, – послышался из комнаты недовольный голос Терентича. – Сразу пропал!
Илья протопал в комнату.
Серега пошел следом. Вообще-то ему уже изрядно надоели все эти родственные выяснения, постоянные приходы и уходы, просто хотелось покоя и уединения. Но не прогонишь же друга, который не знает, куда девать своего собственного отца.
На стуле, стоящем посреди комнаты и изрядно протертом серегиным задом в моменты творческих мук, в несколько странной позе сидел отец. Повернув набок торс, он задрал голову вверх и глядел куда-то под потолок. Терентич вполне сошел бы за философически настроенного отставного адмирала, вспоминающего на досуге о своих морских походах. Но Илье сейчас было не до сравнений.
– Мы, как видишь, сработались, – сказал Серега, уже радуясь, что заполучил бесплатного натурщика. – Оказывается, и твой отец может высидеть час на стуле, не портя при этом людям настроения.
– Ты чего ушел от матери? – строго сказал Илья, хмуро глядя на отца. – Тридцать лет не видел и смылся через два часа.
– Не тридцать, а двадцать пять, – уточнил отец, не поворачивая головы и боясь нарушить позу. – А чего мне у неё сидеть? Ну встретились, ну поговорили, ну повспоминали… А дальше что?
– Как это что? – Илья поморщился, словно от головной боли. – Надо было у неё остаться. Пожил бы пару дней…
– Да не хочу я у неё жить. – Махнул рукой отец и нарушил позу.
– Не вертись, Терентич, – недовольно высказался художник. – Сейчас без глаза оставлю.
Он только-только принялся прорисовывать левый глаз, вместо которого сияло белое пятно с карандашным наброском. Правый глаз был уже тщательно выписан, и без второго глаза Терентич сильно смахивал не на адмирала, а на старого пирата из стивенсоновских сказок.
– Все, Серега, я устал! – выдохнул отец и поднялся со стула, разминая затекшие ноги. – Потом дорисуешь…
Художник в сердцах отбросил кисть и швырнул палитру на мольберт.
– Да совсем чуть-чуть осталось! Посиди ещё полчасика. Слышь, Терентич, будь человеком!
Отец подошел к мольберту, немного полюбовался на свой портрет, недовольно хмыкнул, а это говорило о том, что портрет ему категорически не понравился, и махнул рукой.
– Дорисуй черную повязку и сойдет!
– Ага, и что получится! – обиделся Серега. – Портрет одноглазого бомжа? Да мне за него и рубля не дадут!
Но Терентич его уже не слушал, он подошел к Илье и смотрел прямо ему в глаза. Вид у сына был жуткий, и сердце отца сразу подсказало, что стряслось что-то серьезное и даже может быть трагическое.
– А вторая какая?
– Что? – Илья поднял голову и посмотрел на отца.
– Какая вторая неприятность? – напомнил Терентич. – С первой мы уже разобрались.
Илья тяжко вздохнул и сел на стул. Вот кому меньше всего хотелось рассказывать о своем позоре, так это отцу, тому, кто его предупреждал о возможных последствиях, и кто отговаривал связываться с мошенниками. Но как ему не сказать? Старик уже сам обо всем догадался, раз смотрит так пристально. Ладно, пускай осуждает, пускай наговорит гадостей, пускай даже побьет! Зато Илья снимет тяжесть с души. Он тяжко вздохнул и слабо отмахнулся.
– Лучше не спрашивай…
– А ты лучше не заикайся, – строго проговорил отец. – Раз начал, так продолжай!
Илья помолчал ещё немного, но понял, что затягивать развитие событий не имеет смысла, только время терять.
– Меня кинули, – выдохнул он.
– Куда кинули? – не понял отец.
– Ограбили, обманули. Понимаешь?
Отец с Серегой переглянулись. Серега подошел поближе и настороженно слушал Илью, боясь пропустить основное – кто и куда его кинул.
– Кто, этот толстопузый в машине? – уточнил Терентич.
Илья молча кивнул.
– Да я ему башку отверну! – рявкнул отец. – Пошли!
Терентич рванул в прихожую. Он готов был сей же час собственными руками исполнить свою угрозу. Ему помешало одно маленькое «но».
– Куда? – Илья слабо махнул рукой. – Я понятия не имею, где он может быть.
– Ах ты, зараза! – ругнулся отец и вернулся обратно в комнату. – Спрятался, значит! Ничего, отыщем!
– И на сколько кинули? – осторожно поинтересовался Серега.
– На пятьдесят пять тысяч баксов, – проговорил Илья, ещё сам не осознавая, насколько велика для него эта сумма. Сумма, в которую он оценил свою недвижимость. И которую теперь могут у него легко отобрать.
– Каких ещё баксов? – уточнил отец.
– Долларов, – изумленно прошептал Серега.
Терентич прошелся по комнате, ещё раз бросил взгляд на свой портрет, словно уже приценялся, за сколько его можно продать, чтобы вернуть хоть малую толику, но понял, что за портрет одноглазого бомжа не получишь ни шиша.
– Говорил тебе, не связывайся! – высказался он. – Я его сразу раскусил! Такая наглая рожа! И что, ты не знаешь, где он обитает?
– Нет, – покачал головой Илья и вдруг вспомнил о Наташе. Вот она, пожалуй, должна знать, в каких краях обитает её институтский друг. Даже если он и поменял место жительства с тех времен, она может знать его прежний адрес, где возможно, ещё живут его родители. – Хотя попробую узнать.
У него ещё оставался последний кусочек нити, за который можно было ухватиться, чтобы изловить этого неуловимого Федю Петелина. Слабый, ненадежный, но, тем не менее, единственный. Уж кто-кто, а Наташка должна ему помочь.
– Ты в милицию обратился? – спросил Серега осторожно, словно для проверки.
– Ага, – безнадежно махнул рукой Илья. – Там мне ничего хорошего не сказали. И не скажут. Это им все до фени.
– Чего? – рявкнул Терентич. – Да я их там всех на уши поставлю! Не отчаивайся, сынок! У меня прокурор знакомый. Он такого шухеру наведет, вся городская мусорня будет этих бандюков ловить.
И он хлопнул Илью по плечу своей широченной ладонью.
Олег Панкратов, убив на это полдня, сопоставил списки клиентов «Сигма-банка», любезно предоставленные банкиром Разумовским, и обнаружил один интересный факт – почти все убиенные бизнесмены, а их было двенадцать человек за восемь лет существования банка, брали кредит. Правда, с различным временным промежутком между взятием кредита и похоронами. Одни отправлялись на кладбище через несколько месяцев после получения кредита, другие через год, а некоторые умудрялись протянуть несколько лет. Факты были налицо, но сделать на их основе далеко идущие выводы не представлялось возможным. Никакой системы здесь явно не выстраивалось, и связать каким-либо образом получение кредита с гибелью бизнесмена, который его брал, было довольно трудно. За время, прошедшее после взятия кредита до гибели, бизнесмен мог десять раз прокрутить полученные деньги или растранжирить их в пух и прах.
В списке же взявших кредит оказалось сотни четыре физических лиц, а значит, практически все клиенты банка рано или поздно брали кредиты. Многие из них прекрасно здравствовали и поныне, раскрутившись с помощью этого самого кредита, а были и такие, которые умудрялись брать кредит чуть ли не каждый год, несмотря ни на какой смертельный риск. Следовательно, предоставление кредита – ещё не повод для прощания с жизнью.
Разумовский был в какой-то степени прав – отследить судьбу кредитных денег практически невозможно, скорее всего, их сразу пускали в оборот или переводили на личные счета в другие банки, и очень сомнительно, чтобы какого-нибудь бизнесмена отстреливали из-за кредита, который он получил полгода назад. Итак, рвалась последняя нить, тянущаяся к мошенникам – в банке терялись все их следы. О чем Панкратов и доложил Самохину на коротком совещании в его кабинете.
– Ну, так что, дело об убийстве Кизлякова окончательно повисло? – грустно уточнил полковник. – Ни одного подозреваемого, ни одного следа.
– К сожалению, ни одного, – кивнул Панкратов.
– И по банку все чисто?
– Чисто. Зацепиться не за что. Мои ребята ничего не нашли. Все деньги переведены на счет «Лика-строй» в «Дельта-банке». Ни такой фирмы больше в природе не существует, ни самого банка. Куда переведены деньги, непонятно.
– Вот как! Печально… – вздохнул Самохин, поднялся из-за стола, походил по кабинету, выглянул в окно.
Погода явно испортилась. Небо заволокло противными серыми тучами, готовясь к дождю. Ни просвета, ни проблеска. Словом, оно было такое же грязное и темное, как и это дело. Но что-то должно промелькнуть в нем. Хоть один единственный лучик, который что-то высветит. И во время жуткой грозы сверкает молния, освещая на секунду грешную землю. Не может такого быть, чтобы все было чисто. Всегда есть какая-то закорючка, которая торчит на абсолютно ровной и гладкой поверхности. Ну, хотя бы вот эта…
– Тебе сколько лет, Олег?
– Тридцать четыре, – ответил капитан, не понимая еще, куда клонит полковник.
– А мне пятьдесят восемь, – вздохнул полковник. – И я повидал всякого народа раза в два побольше тебя. Можешь мне поверить.
– Ну, верю. И что из этого?
– А то, что я человека сразу вижу, чувствую и понимаю. И я тебе скажу как на духу. Этот банкир Разумовский – темная лошадка. Что-то в нем есть непонятное. Как-то он ведет себя не так. Неестественно как-то. Не искренне. Интуичу я, что он тот ещё жук. А интуиции своей я ещё доверяю. Редко когда она меня подводила. Я ведь сразу просек, что Ларионов темнит. Так и оказалось.
Панкратов внимательно слушал его, пытаясь уловить мысль шефа. Он тоже почувствовал что-то подозрительное в поведении банкира, но ещё не осознавал, что именно. Уточнил:
– А что конкретно вам не понравилось, Аркадий Михалыч? Фраза, жест, интонация голоса? Что?
– Конкретно? – Самохин немного задумался, но ненадолго. Отошел от окна, сел на свое место за столом, поправил стопку бумаг. – Могу сказать и конкретно. Помнишь, Олег, он сказал такую фразу: «У нас в банке нет штатного киллера». Вроде бы шутка, но какая-то черная шутка, тяжеловатая. Можно её пропустить мимо ушей. Но, поверь мне, человек, как правило, шутит о том, о чем он думает, что крутиться в его голове, что находится в потоке его сознания. Голодный чаще говорит о еде, любитель выпить о выпивке, озабоченный о сексе. Это происходит подсознательно, даже помимо желания шутить на эти темы. Если бы он никогда не думал про киллера, он бы так не сказал. Не исключено, что банкир когда-то имел дело с посредником киллера или даже с ним самим, что-то у него не удалось, и он пожалел об отсутствии такой своеобразной штатной единицы. Когда человек замышляет преступление, он прокручивает в голове разные варианты и волей-неволей высказывается о том, что так или иначе связано с этим преступлением. В общем, мне не только это не понравилось, ещё кое-что, но эта его шуточка особенно зацепила.
– Честно говоря, мне она тоже не очень-то приглянулась, – вздохнул Панкратов. – Довольно мрачная какая-то. Но за шутку ведь не привлечешь к ответу.
– Не привлечешь, – согласился полковник. – Но проверить этого человека можно. Хочется до конца понять, какого он полета птица? Какими посторонними делами занимается в рабочее время? Чем живет, что думает, о чем говорит с приближенными?
Костя Корнюшин с готовностью кивнул.
– Короче говоря, вы предлагаете установить за ним слежку? Поставить в кабинете прослушку и сесть на хвост? И он сам нас в нору приведет.
– Возможно. – Самохин пожал плечами. Он ещё был не уверен в том, что это принесет какие-то плоды. Посадить двоих ребят на несколько дней поблизости от банкира и выяснить его связи и контакты – не сложно, но если это ничего не даст, начальство его не похвалит. Людям придется платить, кормить обедом, выделять деньги на бензин для машины. Все это неоправданные расходы.
– Можно, конечно, и слежку, – полковник покачал головой. – Только, я думаю, он не такой дурак, чтобы себя засвечивать в разных беседах и встречах с посторонними людьми. Если он действительно замешан в афере, то сейчас затаится и рот закроет. Долго придется за ним по пятам ходить. А времени у нас нет. Да и лишних людей тоже.
– Так что вы предлагаете? – немного раздраженно спросил Корнюшин. Он любил конкретные задания, а не непонятные «можно-возможно». Если шеф даст приказание, он его будет выполнять в меру своих сил. В этом есть преимущество подчиненного – не надо думать о том, что нужно делать.
Но Самохин уже все решил.
– Да, ничего другого не остается. Надо поставить ему прослушку в кабинет и сесть на хвост. Давай, Костик, у тебя это лучше всего получается.
– Есть, – вздохнул капитан.