Текст книги "Образование единого Русского государства"
Автор книги: Владимир Мавродин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
Его любознательность неисчерпаема, его записи бесценны. Из его «Хождения за три моря» мы узнаем о климате разных стран (в Хорасане «варко, да ветер бывает», а в Гиляне «душно вельми, да жарище лихо») и о религии туземцев, о растительности и животном мире, об образе жизни и нравах жителей, о храме Будды в Паравате, о товарах, которые могут заинтересовать русских торговых людей, о путях и расстояниях между городами и странами. Его наблюдения точны, суждения верны, его записки беспристрастны, толковы, отличаются точностью и ясностью.
Его не ослепила роскошь двора султана в Бидаре, его сказочно великолепное шествие по улицам города со множеством слуг. Он видел, что «…сельские люди очень бедны, а бояре богаты и роскошны; носят их на серебряных носилках», что кастовое различие повергает сотни тысяч людей в нищету и бесправие, позор и унижение.
Не могла прельстить его и экзотика тропических стран, хоть и богата и красива была природа этих мест. Но, отдавая ей должное, Афанасий Никитин с тоской вспоминал о своей родной Руси: «Да сохранит Бог землю Русскую! Боже, сохрани ее! В сем мире нет подобной ей земли! Некоторые бояре Русской земли несправедливы и недобры, но да устроится Русская земля!»
И вот весной 1472 г. Афанасий Никитин собрался на родину. Он сел на «таву» и отправился в путь, заплатив за проезд два золотых. Бурей судно прибило к берегу Африки. Здесь их пытались задержать пираты, но Никитин и его товарищи по плаванию откупились от них. Через аравийский порт Москат Никитин приехал в Ормуз и оттуда в короткий срок добрался до Трапезунда, проехав весь Иран с юго-востока на северо-запад за одно лето. В Трапезунде он едва оправдался перед турецкими властями, заподозрившими его, прибывшего из владений Узун-Гасана, в каких-то злых намерениях. Наконец, он нашел судно и пересек «третье море» – Черное. Через Гурзуф Никитин прибыл в Кафу. Оттуда с русскими «гостями» он поехал на Русь, но родную Тверь он так и не увидел. По дороге, не доезжая Смоленска, Афанасий Никитин скончался. Его записки «гости» привезли в Москву и вручили дьяку Василию Мамыреву. Затем они были включены в летопись.
Так закончилось «хождение за три моря» Афанасия Никитина – русского путешественника, побывавшего в Индии почти за 30 лет до того, как у берегов Индии бросили якорь португальские корабли Васко да Гама.
Далеко на восток пробирались русские люди. Ездили русские князья, в XIII – начале XIV в. посещавшие по приказу хана далекий Каракорум, где в те времена находилась ставка монгольского императора; путешествовали русские купцы, пробиравшиеся на восток по своей инициативе, таких предприимчивых русских купцов видели в XV в. в Иране, Самарканде, Индии; волею хана переселялись на восток русские воины и искусные ремесленники.
По китайской летописи Юань Пи Ши, в XIV в. русские поселения лежали у самой столицы Китая Камбалу (Ханбалыка), современного Пекина. Искусные русские охотники и рыбаки поставляли дичь и рыбу к богдыханскому двору. Здесь еще в 30-х годах XIV в. находилось большое поселение русских воинов.
Таким образом, русские люди, побывавшие в XIV–XV вв. в Китае и Индии, опередили открытие этих стран Востока португальцами, испанцами, голландцами и англичанами, уступив пальму первенства только знаменитому Марко Поло.
Русские люди издавна, еще во времена Киевской Руси, постоянно ездили по торговым и посольским делам в страны Западной Европы. После татаро-монгольского нашествия эти связи несколько ослабели, но отнюдь не были прерваны. В XV в. они не только возобновились, но и значительно расширились.
В 1439 г. русская делегация через Германию едет в Италию на знаменитый Флорентийский собор. Это путешествие описано суздальским монахом Симеоном. Им описаны Дерпт, Любек, Люнебург, Аугсбург, Нюренберг, Флоренция, Венеция. В 1475 г. ездил в Венецию посол Толбузин, оставивший нам свои путевые заметки и описавший поразивший его город.
В эти же годы Федор Курицын посещает Венгрию.
В 1494 г. русские послы Дмитрий Зайцев и Дмитрий Грек, отправленные Иваном III к датскому королю, не смогли вернуться обратно на Русь через Колывань (Таллинн) и «прошли на Двину около Свейского королевства и около Мурманского носа морем окианом, мимо Соловецкий монастырь».
Это было первое плавание из стран Западной Европы в Белое море, на Русь, вдоль берегов Кольского полуострова. Русские послы Дмитрий Зайцев и Дмитрий Грек своим плаванием предвосхитили «открытия» Ченслера, Виллоуби, Баренца.
В 1496 г. Григорий Истома, посольский толмач, по свидетельству Герберштейна – «человек дельный и знающий латинский язык», по повелению Ивана III едет послом к Иоанну, королю датскому. Ввиду осложнения международной обстановки и враждебности Швеции Григорий Истома выбрал путь не по Балтийскому морю, а по Ледовитому океану. Он вышел на своих судах из устья Северной Двины и, идя берегом вдоль Мурмана, прошел русскую Лапландию, обошел «Каянскую землю», подвластную шведскому королю, Вардегуз, построенный норвежцами северо-западнее Рыбачьего полуострова, «Дикую Лопь» и Тронгейм. Тут лежали «смесные» (совместные) владения Руси и Норвегии, и очень интересно указание Григория Истомы, что государь московский имеет обыкновение взыскивать дань до самого Тронгейма.
Это было первое плавание вдоль Мурманского побережья из Руси в Западную Европу. Через некоторое время таким же путем, вдоль северной оконечности Европы, едет послом к императору в Испанию Василий Власов.
Выдающийся интерес представляют дипломатические поездки Дмитрия Герасимова. Дмитрий Герасимов родился в 1465 г. Получив образование в Ливонии, где он в совершенстве изучил немецкий и латинский языки, Дмитрий Герасимов принимал участие в переводческой и литературной деятельности таких образованных людей, как новгородский архиепископ Геннадий и Максим Грек. Дмитрий Герасимов известен как выдающийся дипломат. В качестве толмача русских посольств он побывал в Италии, Германии, Дании, Норвегии, Швеции. Он трижды огибал северную оконечность Европы, плывя вдоль Мурманского побережья Кольского полуострова в Норвегию и Данию.
Роль русских людей в открытии путей на Север и в освоении Севера чрезвычайно велика. В давние времена вышла к берегам Белого моря новгородская и «низовская» вольница. Уже в XI в. ходили в Югру и к Железным Воротам (Карским Воротам). Новгородские летописи рассказывают о поездках на далекий Север.
В 1320 г. «Лука ходи на Мурманы», в 1349 г. «ходиша Новгородци и двиняне на Мурманы».
В XV–XVI вв. русские освоили побережья дальних северных морей. Здесь лежали Зимний, Летний, Терский (Тре), Поморский, Корельский и другие «берега». Плавания по Белому, Баренцову, Карскому морям стали обычными, привычными. Далеко на север пробирались русские люди. Задолго до Баренца, положившего начало «освоению» Шпицбергена, русские поморы плавали за зверем на далекий, заброшенный в Ледовитом океане Груланд, или Грумант, как называли они Шпицберген, подобно западноевропейским путешественникам и ученым путая Шпицберген с Гренландией, которая, как тогда считали, простиралась чуть ли не до Новой Земли.
Предание старинного рода поморов Старостиных, сотни лет промышлявших на «Груланде», говорит о том, что первые Старостины начали плавать на Шпицберген еще до основания Соловецкого монастыря, т. е. до 1435 г.
Отважные «груманлане», как позднее называли себя поморы, плававшие на Шпицберген, осваивали суровый остров, ставили зимовья, хоронили покойников, воздвигая на могилах кресты. Страшный океан не пугал их и хоть
Когда в конце XIV в. отошел от берегов Гренландии последний корабль, колонии датчан вследствие резкого изменения климата – длившегося сотни лет похолодания в Арктике – были обречены на медленное и мучительное вымирание.
Датский король Фридерик II пытался во что бы то ни стало связаться с отрезанными от всего мира ледяным барьером датскими колониями в Гренландии, о судьбе которых уже чуть ли не два столетия не было никаких известий. Король искал людей, которые могли бы найти путь в Ледовитом океане к трагически гибнувшим людям.
Из письма Фридерика II купцу Людвигу Мунку мы узнаем, что последний разыскал в городе Мальмусе, как в те времена норвежцы называли русский город Колу, основанный на Кольском полуострове, невдалеке от современного Мурманска, русского корщика (кормщика, штурмана) Павла Нищеца (Никитича?), который плавал в Гренландию «ежегодно около Варфоломеева дня» и знал пути, ведущие к далеким островам Ледовитого океана. Фридерик II просил Людвига Мунка связаться с русским корщиком, который и должен был взять на себя организацию этой трудной и опасной экспедиции.
Так плавали на Грумант отважные русские «груманланы», и «открывавшие» далекий Шпицберген голландские и английские моряки и китобои с удивлением находили в этом краю, где, как им казалось, до них не ступала нога человека, развалины русских изб на покинутых становищах и сиротливо стоящие среди угрюмых скал деревянные кресты.
Русским поморам человечество обязано знанию и освоению европейского побережья Ледовитого океана и омывающих его морей. Смелые русские поморы заселяли «край непуганых птиц». «Бежали парусом» на Новую Землю, «ходили» морем на Печору, открывали полуостров Канин и острова Колгуев и Вайгач.
Вслед за промышлёнами» шли на северо-восток, в Сибирь (в «Себур», как назвала Сибирь первая европейская Каталонская карта, упоминающая о Сибири) московские ратные люди и воеводы. В 1483 г. ходили в Сибирскую землю Федор Курбский, Черный и Салтык Травин. Доходили до Тюмени, до Иртыша.
В конце XV (1499 г.) и начале XVI в. (1501 г.) Петр Федорович Ушатый с «детьми боярскими вологжанами» прошел в Западную Сибирь через Камень (Уральский хребет), определив его высочайшую точку и направление («от моря до моря») – с севера на юг, а не с запада на восток, как предполагали древние и средневековые авторы, указывая на направление Гиперборейских гор (Уральского хребта). В этих великих географических открытиях русским помогали коми-зыряне и югра – ханты и манси.
Но особенно быстро русские осваивали европейский Север. К концу XVI в. Мурман у Рыбачьего полуострова был густо заселен и отдельные поселки поморов по размерам напоминали города. К этому времени в море выходило около 7500 русских судов с командами, насчитывающими 30 000 поморов. При этом поморы Русского Севера совсем не были жалкими изгнанниками, терпевшими нужду и лишения. Англичанин Стивен Барро, плававший в Белом море в 1556 г., сообщает, что русские, встретив его корабль, подарили ему пшеничный хлеб, калачи, превосходную пшеничную муку, гусей, сушеную рыбу, бочки водки, меда, пива и т. п. Все русские были прекрасно одеты, выглядели бодро, весело. Они были очень предприимчивы, смелы и отличались большими познаниями в мореходстве.
Стивен Барро отмечает, что «русские (речь идет о поморах. – В.М.) были смелыми и хорошими мореходами, и суда их шли быстрее английских».
С севером Европы, с Северо-Западной Азией, с далекими северными морями, с Сибирью англичан и голландцев, немцев и итальянцев познакомили отважные и предприимчивые, знающие свое опасное дело русские мореходы.
Первым человеком, в категорической форме утвердительно ответившим на вопрос, можно ли из Европы, плывя Ледовитым океаном, вдоль берегов Сибири, достигнуть Китая и Индии, и набросавшим карту великого Северного морского пути, был русский дипломат и путешественник Дмитрий Герасимов.
Это он, по свидетельству венецианца Батиста Рамузио, говорил о пути в Восточную Индию через Ледовитый океан аугсбургским ученым (1525–1526 гг.). Когда летом 1525 г. в Риме принимали посла Василия III Дмитрия Герасимова, папская курия проявила к «московиту» исключительный интерес.
Дмитрий Герасимов рассказывал о востоке Европы, о Севере и Сибири так много нового и интересного, что слушавший его Павел Иовий сразу же на основе своих записей бесед с Герасимовым написал книгу, которую немедленно издал. Книга Павла Иовия была очень популярна, несколько раз переиздавалась и переводилась на разные языки. Павлу Иовию Герасимов рассказал о безбрежном Ледовитом океане, держась правого берега которого можно добраться до Китая.
При этом Дмитрий Герасимов показывал какую-то карту, которую Павел Иовий использовал для своей книги, поручив составить копию с нее Баттисто Аньезе.
Виллоуби, Ченслер, Барро, Пит, Баренц, Герберштейн и другие путешественники XVI в. пользовались географическими сведениями русских людей. Один русский корщик, Гаврила, служил лоцманом Стивену Барро во время плавания его у берегов Кольского полуострова, а другой русский корщик, Лошак, хорошо знавший путь на Новую Землю и Обь, вел его судно по волнам Ледовитого океана. Стивен Барро отмечает их большую роль в своем плавании, их искусство, их доброжелательность и с большой теплотой вспоминает Лошака, Гаврилу, Федора и Кирилла. Герард Меркатор создавал свои карты в середине XVI в., пользуясь для обозначения Севера и Сибири сведениями, почерпнутыми от русских поморов. Сведения эти могли быть почерпнуты и со слов русских путешественников, мореходов и дипломатов, и из карт.
Географические карты русские начали составлять еще в конце XV в., когда впервые встречаются известия о том, как тот или иной дьяк реку или озеро «на луб начертил». При Василии III у нас имелись не только «списки», но и «чертежи» (карты) земель, рек и дорог Руси Литовской.
Этот интерес к окружающим Русь и далеким странам, столь характерный для русских людей конца XV–XVI в., обусловил то обстоятельство, что на Руси сравнительно рано узнали об Америке.
В 1530 г. Максим Грек писал об экспедиции Колумба, о Кубе, Молуккских островах (которые, кстати сказать, были открыты португальцами лишь в 1512 г.), а спустя 20–25 лет русские люди узнают подробности плавания Христофора Колумба и Америго Веспуччи («Веспуцея Шпанца»), причем Максим Грек писал и более научно, и более точно и серьезно, чем Мартин Бельский и переводные «Космографии» конца XVI в. Так русские люди XIV–XVI вв. своими смелыми путешествиями не только делали Русь вновь «слышимой и знаемой всеми концы земли», но и вносили бесценный вклад в географическую науку и знакомили народы Западной Европы и Азии с неизвестными им странами и морями.
В рассматриваемый нами период времени на Руси широко распространяется просвещение. Немало было на Руси «книжных людей». Среди них суздалец Дионисий (XIV в.), которого летопись характеризует как «мужа премудра, разумна, промышлена же и рассудна». Дионисий своей ученостью поверг в изумление константинопольских монахов. По его инициативе монахом Лаврентием была составлена знаменитая Лаврентьевская летопись. Его друг, нижегородец Павел Высоцкий, «книжен бысть вельми и философ велий» и в своем монастыре в Нижнем Новгороде время от времени проводил «зело» полезные «беседы», слушать которые собиралось немало монахов.
«Ученым» человеком был знаменитый московский митрополит Алексей. Большой образованностью отличался Иван Калита, что, правда, нельзя сказать о всех его потомках.
Появляются переводные сочинения по медицине, космографии, астрологии и т. п., в том числе знаменитый «Луцидариус» – своего рода энциклопедия. Русские люди изучали польский, немецкий, латинский, греческий, шведский и другие языки. Афанасий Никитин пишет и по-арабски, и по-персидски, и по-татарски (тюркски).
История сохранила нам имена многих любознательных и образованных людей XV – начала XVI в., таких как Тучков, Токмак, Сабуров, Шуйский, Карпов, Герасимов, Вассиан Рыло и много других. В отрывках, изречениях они знают Гомера и Пифагора, Платона и Аристотеля, Гезиода и Сократа, Эпикура и Плутарха, Фукидида и Исократа, Геродота и Пифагора, Демосфена и Ксенофонта и других ученых и писателей античности.
Это были люди разных политических взглядов. Так, например, боярин Федор Иванович Карпов, единомышленник Максима Грека, видный дипломат, в свое время принимавший послов крымских, ногайских, казанских, польских, посланцев императора и папы, был человеком «премудрейшим», «многим разумом украшенным». Его пытливый ум хотел вникнуть во все, его мучили противоречия и сомнения, он боялся, что отходит от «благочестия». Он увлекался астрологией, считая ее наукой всех наук, «гомеровым словом». «Аз же ныне изнемогаю умом, в глубину впад сомнения», – писал он Максиму Греку. Его произведения полны скорби и пессимизма, он вслед за евангелистом Иоанном утверждает, что «весь мир во зле лежит», его взоры обращены к прошлому.
И полная ему противоположность – послания Филофея, Иосифа Волоцкого, полные энергии, оптимизма, отражающие идеологию складывающегося самодержавия.
Таким же «книжным» человеком нового склада, патриотом, политическим деятелем, стремившимся разобраться в новой государственной системе и теоретически ее обосновать, был Михаил Григорьевич Мисюрь-Мунехин, дьяк Василия III, первый великокняжеский дьяк во Пскове. Его друзьями были Дмитрий Герасимов, Николай Немчин (Николай Булев), Филофей, к которому он обращался, прося разрешить сомнения, и, судя по ответу Филофея, пытливый ум дьяка далек был от того, чтобы объяснить все «Божиим промыслом».
Нельзя думать, что на Руси «книжные» люди насчитывались единицами. Судя по подсчетам подписей на документах, в начале XVI в. на Русском Севере до 80 % населения были обучены грамоте, среди дворян и детей боярских Подмосковья было свыше 65 % грамотных, среди посадских процент грамотных доходил до 25–30. Таким числом грамотных людей не могли похвастаться многие европейские страны. Конечно, эти цифры не характерны для других областей Руси и других слоев населения.
Высокая грамотность была обусловлена наличием на Руси множества «учительных людей».
«Книжные» училища, где обучали детей и юношей «учительные людские повестники», были широко распространены на Руси. Имелись они и в больших городах в центре Руси, и на окраинах, на Севере. Так, у деревенских «учительных людей» в Обонежье обучались Зосима Соловецкий, Александр Свирский. В деревне у Белого моря учился грамоте Антоний Сийский. В миниатюре иллюстрированного («лицевого») жития Сергия Радонежского изображена комната, где на нескольких лавках сидит одиннадцать учеников. Учили «писати и пети, и чести учили» «мирские дьяки» и духовные лица.
Обучали грамоте, читали Часослов, Псалтирь, Апостол. Были даже попытки создания училищ различных ступеней – читал своего рода лекции (проводил «беседы») Павел Высоцкий, учился для лучшего «наказания», будучи уже грамотным, у дьяка «разумна и искусна» Александр Ошевенский (XV в.). Создавались монастырские библиотеки. В конце XV в. монах Досифей положил начало библиотеке Соловецкого монастыря. Большие собрания книг скопились в результате деятельности «книжных» монахов в Новгородском Софийском соборе, в монастырях Троице-Сергиевском, Волоколамском, Чудовском, Кирилло-Белозерском и других. Библиотека Василия III привела в изумление Максима Грека; ни в Греции, ни в Италии он не видел ничего подобного. Здесь хранились подлинные сочинения Тита Ливия, Цицерона, Юлия Цезаря, Соллюстия, Светония, Аристофана, Полибия, своды римских и византийских законов и т. п. «Списывали» книги и заставляли это делать своих учеников-монахов Сергий Радонежский, Кирилл Белозерский, Стефан Пермский, Иосиф Волоцкий, Кирилл Комельский.
Особенно славились «книгописцы» Троице-Сергиевского монастыря. Вот почему Стоглавый Собор 1553 г. отмечал, что «…прежде сего училища бывали в Российском царствии в Москве и в Великом Новгороде, и по иным градам многие грамоте, писати и пети, и чести учили, потому тогда и грамоте гораздых было много, но писцы и певцы славны были по всей земле и до днесь».
Мы не знаем, почему незадолго до Собора оскудела Русь училищами (быть может, это было во время «боярского правления», в малолетство Ивана Грозного), но когда архиепископ новгородский Геннадий (конец XV в.) просил митрополита возбудить ходатайство перед великим князем об учреждении училищ, где бы обучали всему «накрепко», он это делал не в силу того, что новгородцы были неграмотны, а потому, что много новгородских «книжных» и «учительных людей» пошло за «еретиками» – жидовствующими, а ему были нужны не просто грамотные, а прежде всего «верные» люди.
Как и во все времена, создателем и творцом яркой и самобытной русской культуры явился народ. Нещадно эксплуатируемый и угнетаемый князьями, боярами и дворянами простой люд «градов» и «весей» своим титаническим трудом создал родную культуру, а в годины вражеских нашествий грудью вставал на ее защиту. Своими достижениями в области зодчества и ремесла, мореходства и промыслов, искусства и литературы, своими познаниями в географии и лекарственной ботанике, строительной механике и химии Русь обязана многим оставшимся не известными по имени талантливым русским людям, вложившим свои знания, опыт и труд в создание национальной культуры.
Простые русские люди любили и ценили книгу. Достаточно привести в качестве примера ту заботу о книгах, которую проявили москвичи, когда Тохтамыш подошел к городу. Они прежде всего старались спасти книги. Но кроме «книжной» существовала и другая наука – бесписьменная народная наука, опыт поколений. Русские люди знали, где искать руду и грунтовые воды, как «бежать парусом» и ориентироваться по звездам, как лечить себя, скот, когда производить земледельческие работы, какой ожидать погоды, как строить избы и возводить величественные здания.
Опыт и навык дровосеков и каменщиков, зодчих и земледельцев, охотников и воинов, поморов и купцов, накапливаемый десятилетиями, веками, приводил к приобретению новых познаний, к расширению кругозора русских людей, к появлению новых воззрений на окружающую их живую и мертвую природу, к тяге к книге, к знанию, к попыткам осмыслить накопленные знания, объяснить их теоретически. Именно такое отношение к собственному опыту, мыслям, обобщениям обогащало русский народ, порождало ряд практических познаний, способствовало появлению искусных кузнецов и строителей, ювелиров и пушкарей, замечательных пахарей, осваивавших и леса, и степи, смелых мореходов, опытных лекарей.
Химия солеваров и красильщиков, физика и механика строителей и лесорубов, метеорология и астрономия поморов и «промышленных людей», география и языкознание «гостей», послов и все тех же поморов, геология первых «рудознатцев» и баллистика «пушкарей» – все это было неоценимым вкладом простых русских людей в свою национальную и мировую культуру.
Велик был подвиг русского крестьянина, дошедшего со своей «сошкой кленовой» в поисках «мяхкой» и «вольной землицы» до Оби и Белого моря, до Перми и Югры.
В тяжелом труде, в великой борьбе с природой, с «лихими людьми», с «ворогами» вырабатывались трудолюбие, выносливость, стойкость, прославленная русская смекалка.
В духовной культуре Руси того времени нашли отражение социальные чаяния и протест народных масс. В своих сказках русские люди мечтали о ковре-самолете, сапогах-скороходах, скатерти-самобранке, коньке-горбунке. В сказках и песнях проявлялся протест народа против социального зла. Народ тепло относился к беднякам, высмеивая богатых и злых бояр и князей. По селам ходили сказители, гусляры, скоморохи, воспевавшие далекую старину, предания старины глубокой, «края далекие» и славившие землю Русскую. Но «смеха бойся удалого скомороха» – говорили на Руси. Скоморохи высмеивали бояр и духовенство, бичевали отрицательные явления русской общественной жизни, социальное зло и неправду, продажность и взяточничество. В поисках правды простые люди русские уходили в «ереси» – стригольников и жидовствующих.
Но порою мало было на словах бороться с социальной несправедливостью, с классовым гнетом, закабалением. Не помогало это. Переполнялась чаша терпения народа и поднимали «встань» люди «черные», «мизинные», меншие» в городах, поднималось и крестьянство.
В эпоху образования, укрепления и расширения Русского государства русский народ совершил огромную, отражавшую собой народный гений работу по освоению богатств природы, по овладению ею. Это было время, когда накапливались, как в огромном аккумуляторе, творческие силы и научные возможности русского народа, для того чтобы спустя столетия создать русскую культуру Ломоносова и Татищева, Кулибина и Ползунова, Кантемира и Тредиаковского, Левицкого и Боровиковского, Академии наук и университетов.
