Текст книги "Топорок и его друзья"

Автор книги: Владимир Кобликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Держи!

Ударив по мячу, Лопушок, как и Лариса, запрыгал от боли в пальцах. Озираясь на Ларису и морщась уже от мнимой боли, Лопушок спросил Федю:

– Что он у тебя, заговоренный?

– Мячик этот волшебный, – ответил Федя, подскочив к мячу.

Мяч послушно побежал рядом с Фединой ногою.

– Нападайте, – предложил Топорок.

Лопушок и Лариса бросились к нему, желая отнять мяч, но тот, будто и впрямь волшебный, от неуловимого движения отпрянул в сторону.

Топорок очень скоро вконец измотал своих друзей. Лопушок не выдержал и попросил пощады:

– Давай передышку сделаем: в боку колет.

– Давай, – согласился Топорок. – Без тренировки вредно играть по стольку. После перерыва по воротам постукаем.

– Что значит «по воротам постукаем?» – полюбопытствовала Лариса.

– Сделаем ворота и по очереди будем вратарями.

– Ааа...

– Пошли, окупнемся, – позвал Лопушок, утираясь от пота.

– Сразу нельзя. Остыть немного надо.

...Первым на воротах стоял Лопушок. Федя бил по воротам несильно, и Ваня легко брал мячи.

После десяти ударов место вратаря заняла Лариса.

Федя ударил совсем тихо. Лариса рассердилась и потребовала, чтобы били по-настоящему. Федя ударил сильнее. Лариса взяла мяч. Топорок ударил в мнимую «девятку» и остановился изумленный. Лариса прыгнула к мячу, пружинисто и красиво, как пантера. Мяч не пошел в ворота.

Лопушок захлопал в ладоши.

И тогда Топорок ударил по воротам как следует, забыв про то, кто стоит вратарем. Мяч ударился, к счастью, в ладони и, погасив скорость, покатился вдоль ворот, а Лариса упала на спину. Не обращая внимания на боль в больших пальцах, она вскочила на ноги и потребовала:

– Бей! Бей еще!

А рядом бегал Лопушок и неистово кричал:

– Ура! Взяла смертельный! Ура! Ореховка побеждает!

– Бей! Бей еще! – требовала Лариса.

– Хватит, – сказал мрачно Топорок. – На первый раз хватит.

Лариса вдруг расплакалась. Мальчишки удивленно уставились на нее. А она улыбалась и плакала.

– Может, пальцы вывихнула? Покажи, – попросил Федя.

– Не покажу, – сказала Лариса, а сама послушно протянула ему ноющие пальцы.

– Конечно, вывихнула... Потерпи чуточку, – попросил Топорок...

Тютя

Предвечерье в деревнях – время хлопотливое. До ужина все торопятся завершить домашние дела, а главное – полить огороды. Дни стояли жаркие, дождей все не было. Несколько раз собиралась гроза, даже погромыхивало, но проходила стороною, что очень печалило жителей Ореховки.

Воду для поливки огородов брали в Петляйке. Носили ее ведрами, возили на тележках в бочках и флягах. Словно муравьи по своим тропам, мужчины, парни, девчата, женщины, ребятишки шли к Петляйке и обратно. И все были деловые, важные.

У Семена Васильевича была удобная и легкая тележка, на которой он возил воду. Чтобы полить огород, хватало пять ездок. Своей тележкой Семен Васильевич очень дорожил. Много-много лет служила она Храмовым. Именно на этой тележке они привезли из лесу раненого лейтенанта Топоркова. Правда, тележка несколько раз после этого чинилась и переделывалась, но все равно это была та самая тележка.

Храмовы – люди добрые, отзывчивые. Чем угодно готовы поделиться с соседями, но тележку никогда никому не доверяли.

Федя, когда увидал, что Лопушок таскает воду с Петляйки ведрами, решил помогать ему. Сначала тоже носил воду ведрами. Тяжело, долго. Тогда Топорок попросил у Семена Васильевича его тележку. Покряхтел, покряхтел старик Храмов, но тележку Феде разрешил взять: не мог ни в чем отказать своему названному внуку.

С тех пор Топорок стал настоящим водовозом.

Ваня очень был доволен, что друг освободил его от тяжелой работы. А вот Лариса наотрез отказалась от помощи Топорка. Она по-прежнему носила воду ведрами. Отказ Лариса объяснила пользой физической работы. После той игры в футбол Лариса вдруг перестала ходить на реку и вообще стала какой-то странной. Топорка она опять словно бы и не замечала. Федя несколько раз звал ее на рыбалку, но Лариса отказывалась...

Та часть деревни, где жили Храмовы, Селивановы и Зеленовы, называлась Заречной Ореховкой или коротко Заречьем.

Зареченские полюбили Федю Топоркова. Полюбили потому что он был сыном Ильи Тимофеевича Топоркова, и за то, что он «паренек культурный, обходительный, поклонный». Особенно авторитет Топорка вырос, когда он стал общественным водовозом. Федя не только помогал Лопушку, он снабжал водой зареченские семьи, где жили одни старики.

Подшефные Топорка-водовоза на всех перекрестках добро славили городского мальчика. Но неожиданно у Топорка в борьбе с «засухой» появился соперник.

На другом конце Заречья жил Витька Тютя. Так странно его прозвали в детстве. Витек Кирюшин лет до трех не мог ходить и говорить. Его родители боялись, что он так и останется немым. Но Витек все же заговорил. Как-то к Кирюшиным заглянула соседка. «Немой» Витек, увидав женщину, закивал в ее сторону, помычал, помычал и вдруг произнес первое слово в своей жизни: «Тю-тя». Мать ахнула и заплакала от счастья. «Скажи, скажи еще, родненький, хоть одно словечко», – стала она умолять сына. Он застеснялся, а потом, смеясь, еще несколько раз повторил: «Тютя, тютя, тютя!» – что, вероятно, означало «тетя».

С тех пор Витю Кирюшина стали звать Тютей.

К приезду Топорка в Ореховку Тюте исполнилось пятнадцать лет и он уже стал восьмиклассником. Таких длинных и худых ребят, каким был Тютя, трудно сыскать не только в Ореховке, а и в большом городе. В любую жару Тютя не снимал с головы козырькастую кепку. Очень смешно он ходил. Вытянув вперед длинную шею, Тютя будто бы что-то отыскивал на дороге. И ноги у него словно и не сгибались в коленях. Про Тютю говорили, что он «иноходец», потому что руки и ноги у него двигались во время ходьбы. А если ко всему прочему добавить очки (Тютя был близоруким) и большой нос «уточкой», то можно себе представить, сколько было уязвимого во внешности Тюти для насмешников.

Но, как ни странно, над Тютей никто никогда не смеялся.

Больше того, Тютя пользовался уважением не только у сверстников, но и у взрослых: у Тюти – золотые руки. Он обладал природным талантом механика-изобретателя, хотя в роду у Кирюшиных таковых никогда не бывало. Еще совсем маленьким он разбирал и снова собирал часы, моторчики, возился с какими-то железками, которые всюду находил и тащил в свой сарай.

В деревне сначала считали сына Дениса Кирюшина чудачком, считали до тех пор, пока он «не утер нос» шоферу Тихону Еремину. Заглох у Еремина «газик» посреди Заречья. И никак он его завести не мог. И тут-то подошел к машине Тютя и начал как бы обнюхивать ее.

– Дядя Тиша, можно починю?

Шофер рассмеялся даже.

– Чини, Тютя, – отмахнулся он от мальчика.

Тютя чуть ли не весь залез под капот, обследовал мотор.

Возле «газика» стали собираться зеваки. Стоят они и потешаются вместе с Ереминым над Тютей-чудачком. А он вдруг просит:

– Дядя Тиша, покрути заводилкой.

Еремин подмигнул собравшимся и покрутил заводную ручку.

– Будя, – остановил шофера Тютя и опять затих в моторе.

– Ну, как успехи, механик? – спрашивает Еремин.

– Скоро починю.

– Жду. – Еремин опять подмигнул зевакам.

Наконец Тютя закрыл капот и сказал тихонько:

– Заводи, дядя Тиша.

Еремин не сдается в игре-потехе. Забирается в кабину, включает зажигание, нажимает на стартер. И... мотор взревел. Тиша несколько минут от удивления сидел с открытым ртом и все давил на педаль акселератора. Потом спохватился и перестал «газовать вхолостую».

Зеваки сначала не меньше Тиши были ошеломлены, а потом опомнились и дружно захохотали над шофером.

– Чего ржете-то? – выкрикнул им Еремин и укатил куда надо было. Тютя уже давно незаметно ушел.

...Поливка огородов отнимала у колхозников много времени. Вот почему заботливый Петр Петрович Селиванов решил выделить грузовик с цистерной для подвозки воды к домам колхозников. Старшим по подвозке воды был назначен, по просьбе зареченских и на зависть всем мальчишкам, Федор Топорков. Теперь он стал самым популярным человеком в Заречье. Топорок возил воду с Ереминым.

Тихон Еремин сначала очень страдал, что ему дали такую работенку. Но вскоре он смирился с положением водовоза. И смирился, пожалуй, не потому, что каждый вечер выслушивал сотни похвал и благодарностей, и не потому, что за подвоз воды ему и Топорку «писали трудодни».

Все дело в том, что Тиша Еремин и Топорок после развоза воды укатывали на Сожу. Там они купались и играли в футбол.

Тиша полюбил Федю и ласково называл его капитаном. Каждый раз он уважительно подкатывал к дому Храмовых, солидно сигналил и предупредительно приоткрывал дверцу, завидев Топорка.

– Здорово, капитан, – говорил Тиша, пожимая Феде руку и обязательно спрашивал: – Как настроеньице? Как здоровьице?

– Все нормально, – солидно отвечал Топорок и смущался.

Они возили воду, а потом уезжали на часок на берег Сожи.

Тиша, когда служил в армии, играл в футбол и считался одним из лучших игроков. Но когда он увидел, что умеет делать с мячом Топорок, то не смог скрыть восторга и спросил:

– А меня так научишь, капитан?

– Пожалуйста, – согласился Топорок.

– Вот спасибо, – обрадовался Тиша, – а я тебя за это машину водить научу. Хочешь?

– Хочу.

– Значит, по рукам, капитан?

– По рукам... Только какой же я капитан?

– Самый настоящий. – И Тиша заразительно засмеялся.

– Вы не родственник Лопушку? – спросил Топорок.

Тиша будто проглотил свой смех.

– Родственник. А что?

– Смеетесь похоже.

– До Зеленовых мне далеко. Только знаешь, Топорик, не зови меня на «вы». Не люблю я этого слюнтяйства. Договорились?

Быстро сработались Тиша Еремин и Федя Топорков, быстро, но водовозами им пришлось быть недолго.

Тайный сговор

Томный полдень пришел в Ореховку. Так душно бывает только перед грозой. И, действительно, погромыхивало, но только в стороне, над сельцом Ветловкой. И зловещие сизые тучи там все густели и густели. А ореховская земля словно заколдованная. Над Ореховкой как будто навсегда нависло палящее солнце. В деревне царили зной, сонливая вялость... Ореховка будто вымерла.

Лариса вышла на улицу, поглядела с завистью в сторону Ветловки и пошла мимо притихших домов. Шла Лариса торопливо, часто оглядываясь. Остановилась она возле дома Кирюшиных, еще раз огляделась и вошла во двор.

Изнывающий от жары пес, лежавший возле конуры, брехнул тоскливо и сипато и отвернулся.

– Тузик, – позвала Лариса собаку.

Но Тузик остался равнодушным. Ему лень было даже узнавать вошедшую. Пришла и пришла себе, а ему, Тузику, сейчас не до собачьей службы. Ему бы прохлады.

Лариса постояла посреди двора, прислушалась, В сарае что-то гудело, напоминало шмелиный гул. Она пошла к сараю. Открыла дверь. И тут же ее обдала струя прохладного воздуха от мощного вентилятора.

Тютя не заметил вошедшую. Он склонился над какой-то сложной схемой и окружающий мир для него сейчас не существовал.

– Здравствуй, – сказала Лариса громко, но Тютя не услышал. Тогда Лариса подошла к нему вплотную и громко повторила: – Здравствуй!

Тютя вздрогнул и недоумевающе уставился на гостью.

– Не узнаешь, что ли?

– Чего? – переспросил Тютя и поправил очки.

– Спрашиваю, не узнаешь, что ли?

– Чего тебе?

– В гости пришла. Гляди, как у тебя тут прохладно.

– Нравится?

– Еще бы! Вышел бы на улицу. Мозги от жары плавятся.

– Знаю.

– Вить, я к тебе по делу.

– Опять машину чинить?

– Нет... Дело важное и секретное. Надо сделать машину, которая смогла бы качать воду из Петляйки на огороды. Сможешь?

Тютя задумался, притих. Он что-то подсчитывал, взвешивал, вычислял. Наконец заговорил:

– В мастерских валяется списанный движок. Если бы его нам отдали, тогда бы мы сделали целую насосную станцию.

– А что еще нужно?

– Что еще нужно? Трубы и шланги.

– Скажи, а что дешевле: возить воду или качать твоей насосной станцией?

Тютя закрыл глаза и, шевеля губами, стал в уме делать расчеты.

– Качать дешевле.

– Тогда все в порядке.

– Что в порядке?

– Уговорю отца.

– Ааа...

– Только, Вить, учти, что все это надо держать в тайне. Ясно?

– Не совсем...

– Ладно, потом объясню. Составь список, что тебе нужно для насосной станции, и принеси его сегодня вечером к нам...

Тиша и Топорок, ничего не подозревая, геройски боролись с засухой. А в это время в своем сарае Тютя уже заканчивал сборку насосной станции собственного изобретения. Когда сборка была закончена, станцию испытали в ремонтных мастерских. Насосная станция работала отлично.

На испытаниях присутствовали местные механики, члены правления колхоза. Все они дивились изобретательскому таланту Виктора Кирюшина, поздравляли его, говорили, что такой удобной, мощной и в то же время экономичной насосной станции они и не видели.

– Молодец, – похвалил Тютю, Петр Петрович. —Назовем твой насосный агрегат «ТЮК-1». Еще парочку таких сделать сможешь?

– Смогу, если надо.

– Надо, очень надо. И теперь ты получишь новые движки. Спасать овощи надо. Три-четыре таких станции и мы победим небо. Молодец, Тютя.

– Витя, – поправила отца Лариса, которая до сих пор стояла в сторонке и помалкивала.

Слава – гостья непостоянная

Топорок дописал письмо родителям и ожидал приезда Тиши Еремина. На улицу Федя не выходил: ему нравилось, как Тиша вызывает его нетерпеливыми гудками.

Уже давно бы надо приехать Еремину. Топорок весь превратился в слух, но за окном было тихо. Только несушка, привязанная за лапу, квохала во дворе.

Федя не выдержал и вышел на крыльцо. И тут же под горкой, на берегу Петляйки, раздался треск мотора. Сначала показалось Топорку, что Тиша едет... Нет. Совсем незнакомый звук мотора. Услыхав справа от себя голоса, Топорок оглянулся и удивился многолюдью на улице: «Праздник у них опять какой-нибудь, что ли?»

Топорок неторопливо пошел к толпе. Первой, кого он узнал, была Лариса. Она давала какие-то распоряжения взрослым.

Словно специально, мощная струя воды из шланга ударила именно в тот момент, когда он подошел к собравшимся на улице колхозникам. Шланг держала Лариса. В толпе одобрительно загудели, когда увидали искусственный дождь. Ребятишки с визгом и смехом бросались в поток водяных брызг.

Все понял Топорок, когда заметил выходящих из-под горы Тютю и Петра Петровича...

Мотор под горкой неожиданно смолк. Селиванов поднял руку и попросил тишины... До Феди слова председателя доходили не сразу, а словно бы через переводчика, который плохо знал язык, с которого переводил.

Петр Петрович кончил свою речь и пожал крепко руку изобретателю Тюте. Все дружно зааплодировали. Тютю кто-то из ребят выпихнул из толпы. Он растерялся, а ему подавали советы:

– Скажи что-нибудь, Тютя!

– Давай речь, изобретатель!

– Говори!

И Тютя сказал. И эти слова Федя понял сразу, без «переводчика».

– А чего говорить-то? – смущенно произнес Тютя, и превратился в вопросительный знак. Но вдруг его осенило. Он открыто улыбнулся и громко сказал: – Спасибо надо говорить не мне одному. Спасибо надо сказать Ларисе Селивановой. Это она надоумила меня сделать насосную станцию... Я в книжке одной прочел, как знаменитый изобретатель говорил, что самое главное в изобретении – это идея.

Опять все захлопали в ладоши и одобрительно загудели. Кто-то крикнул:

– Качать изобретателей!

Ларису и Виктора подхватили на руки и стали подбрасывать.

Этого уже Топорок не мог перенести. Он резко повернулся и зашагал к своему дому. Только несколько человек обратили внимание на Топорка. В их числе была и Лариса, которую все еще подбрасывали «к небу».

Федя уже был далеко от толпы, когда его догнал Лопушок и окликнул:

– Топорок! Ты куда?

Федя не оглянулся.

– Топорок! Постой!

Феде пришлось замедлить шаг.

– Чего уходишь-то? – удивился Лопушок.

– Голова болит. – Топорок наморщил лоб. —Напекло на солнце.

– Голова болит? Жалко, – искренне посетовал Ваня, но тут же забылся и стал горячо хвалить изобретение Тюти: – Знаешь, какой мировой насосик сделал Витек Кирюшин? Во!.. Теперь ты отдыхать можешь. Не надо теперь возить воду-то. Верно?

– Ага, – согласился Топорок. – Я пойду, Лопушок: голова раскалывается от боли.

Топорок снова зашагал к дому.

– Федь! – крикнул вдогонку Лопушок, но Топорков не откликнулся.

...Он забрался на чердак. Там было душно, пахло ветхими тряпками, старой бумагой, пылью, черепицей и сеном.

Федя лег на подстилку, которой было покрыто сено, и стал думать о том, какой он, Федя Топорков, несчастный человек. Ему так захотелось вдруг домой, в город. Привиделись родители. Маму Федя представил в легком нарядном сарафане, который ему всегда очень нравился, а папу – почему-то в парадном костюме. И папа, и мама улыбались. От этого на душе у Феди стало еще тяжелее. Мысли перенесли Топорка во двор, где собрались все ребята во главе с Ленькой Рыжим. Федя даже услышал голоса приятелей, топот ног, гулкие удары по мячу... А на берегу Петляйки снова затрещал движок. Его тарахтящий звук раздражал Федю.

К дому приближались голоса. Выглянув в слуховое окошко, Топорок увидел, что все, кто присутствовал при торжественном пуске насосной станции, идут к дому Храмовых. Федя решил, что его непременно увидят, и притаился подле окна, даже дыхание стал сдерживать. Он увидел стариков Храмовых, Лопушка, Петра Петровича, Тишу Еремина, который только что присоединился к ликующим, и Ларису...

Палисадник, усадьбу Храмовых тоже щедро полили водой из Петляйки. Было полное впечатление, что прошел дождь: пахло свежестью, мокрыми листьями, огуречной травою...

Сон в руку

Стали таять голоса на улице. Перестал трещать движок на берегу Петляйки... С тишиною Топорок почувствовал себя еще более одиноким, никому не нужным, забытым... Федя лег ничком на подстилку, которой было прикрыто пахучее слежавшееся сено. К нему впервые в жизни пришло какое-то равнодушное оцепенение. И ни о ком не думал, и ничего ему не хотелось. Даже жалость к себе была какая-то тупая и словно бы чужая, посторонняя. Время взяло и остановилось. Сколько так лежал Топорок, он не знал да и знать не хотел...

Вдруг чердак исчез, и Топорок оказался на войне. Он одни шел в атаку. Вместо боевого оружия в руках у него была удочка. Противник встретил атакующего пулеметным огнем. Тысячи пулеметов задохнулись очередями. Но вместо пуль из стволов вылетали фонтаны воды. И звучали пулеметы точно так же, как движки от насосных станций.

Топорок бесстрашно бросился в атаку. Он бежал и размахивал удочкой, как размахивают богатыри волшебными мечами. Когда он добежал до огневых точек противника, пулеметы смолкли, а пулеметчики (они почему-то оказались лягушками) панически попрыгали в Петляйку и издевательски заквакали.

Только Федя закончил сражение с лягушками, как тут же увидел себя на космодроме. Тиша Еремин вез его (почему-то в цистерне) к стартовой площадке. Топорок был в скафандре. Рядом с Топорком сидели Ленька Рыжий, Плотвичка и Лопушок.

Когда Тиша подрулил к ракете, Федя увидел, что это вовсе не ракета, а огромный футбольный мяч. Федя заволновался, но очень важный незнакомый генерал сказал, чтобы он не беспокоился, что это новая секретная ракета, которая может приземляться, прилуняться, припланетиваться в любой части Вселенной и возвращаться снова на Землю.

– А где у ракеты двигатели?

Генерал рассмеялся:

– Что с вами, звездонавт? – удивился он. – Разве вы не знаете, что двигатели – это игрушка древности? Вы, видимо, сильно волнуетесь?

– Нет, – спохватился Топорок. – Просто мне хотелось узнать...

– Вы готовы?

– Да, готов.

– Прекрасно... Как долго собираетесь погостить на Марсе?

– До конца летних каникул. Так захотел папа. Я забил гол в окно Лютика.

– Припоминаю, припоминаю эту историю. Об этом писали в газетах. У вас ко мне никаких просьб нет?

– Можно со мною полетят мои друзья?

– Пожалуйста, – охотно согласился генерал. —Можете лететь, если желаете, – обратился генерал к Леньке, Плотвичке и Лопушку.

Тиша подвез друзей к самой лестнице, ведущей к межпланетному кораблю в форме футбольного мяча.

Кабина корабля была просторной, светлой. Федя поразился обилию рычагов и кнопок. Он растерянно посмотрел на ребят, а они – на него.

– Что же нам делать? – спросил Топорок.

– Что-нибудь придумаем, – ответил Ленька и сосредоточенно насупился.

В это время раздался спокойный и требовательный голос генерала. И всем показалось, что генерал находится здесь же в кабине.

– В чем, дело, друзья? Что вас волнует?

Члены экипажа переглянулись.

– Я, я... еще никогда не управлял таким кораблем, – виновато сознался Федя.

– Пустяки, – мягко заметил генерал. – Вам ничего не надо делать. Корабль управляется мыслями. Достаточно сосредоточиться и подумать: «Взлетаем», – как корабль тут же покинет Землю. Вы находитесь сейчас в кабине управления кораблем. И запомните, что в ней надо думать только об управлении, никаких посторонних мыслей. Дайте мысленно задание кораблю взлететь и совершить посадку на Марсе.

Остальное время вы будете проводить в каюте иллюзий. Для этого вам надо спуститься вниз по белой лестнице. Лететь вам долго, но вы не будете чувствовать полета. В каюте иллюзий рам все время будет казаться, что вы находитесь и живете на родной земле. И все, о чем вы будете мысленно мечтать, исполнится. Ну, к примеру, вам захочется искупаться. Достаточно вспомнить какое-нибудь знакомое земное место, где вы когда-то купались, и вы окажетесь на том самом месте. Или захотелось вам повидаться с каким-то человеком. Мысленно представьте его, и он станет вашим собеседником.

– Здорово! – восторженно произнес Лопушок. – Это значит, я всегда могу с мамкой, братом и сестренкой покалякать.

– Разумеется! – подтвердил генерал. – Вы всегда можете побеседовать, – генерал подчеркнуто произнес это слово, – побеседовать с вашими близкими.

– И в футбол в этой каюте играют? – недоверчиво спросил Ленька Рыжий.

– Ну, конечно. Все, все, что вам угодно: можете ездить на атомобилях, охотиться, играть, смотреть, строить, – словом, все, что вы могли бы делать и видеть на Земле, вы сможете делать, видеть, ощущать и в каюте иллюзий... Но никаких мрачных мыслей!.. Счастливого вам полета, как говорили в старину, во времена реактивных двигателей.

Топорок, действительно, совсем не ощущал полета. Он мог бы, конечно, устроить себе любую жизнь в каюте иллюзий, но почему-то желания его были скромны и будничны. И вместо необыкновенных приключений и путешествий он все время полета пребывал в Ореховке и ее окрестностях. Топорок рыбачил с Лопушком, возил воду с Тишей, полол с Екатериной Степановной огород, строгал доски. Несколько раз, правда, он совершил небольшие путешествия и то не на атомобиле, а на обыкновенном колхозном грузовике.

Федя общался с людьми, которых оставил на Земле. Встречался с родителями, приятелями, со стариками Храмовыми и многими другими близкими и знакомыми. Видел он и Ларису. Но она все убегала от него и не хотела с ним разговаривать.

Так он и не заметил, как оказался на Марсе. Планета эта очень разочаровала Топоркова. Он ожидал увидать на ней что-нибудь необыкновенное, а главное, ему хотелось поглядеть на живых марсиан, о которых ему столько приходилось читать последнее время в книжках. Оказывается, марсиане совсем не такие, какими их представляют писатели-фантасты. Все марсиане, как две капли воды, похожи на ореховского изобретателя-самоучку Тютю: длинноногие, сутулые, очкастые и в козырькастых кепках. И все они ходят «иноходцами» и будто бы чего-то ищут на дорогах.

Нет, Марс принес Топорку полное разочарование. Постоял Федя возле своего футбола-корабля и пошел бродить по неинтересной планете. Никаких тебе достопримечательностей. Кругом голые поля, пыльные дороги, жарко, душно. Попался на пути домик с вывеской. Подошел Топорок прочитать вывеску, а там совсем не по-марсиански написано: «Сельмаг»...

А потом на пути появились горы. И все шел Федя по горным тропкам, шел, а вместе с ним Лопушок, Ленька, Плотвичка и целый полк тютей-марсиан. Идут эти марсиане и подбрасывают Ларису. Обиделся на них Торорок и спрятался за скалою. И тут жарко, душно. Хочется пить, а воды нигде нет. Снял Федя скафандр. Все равно душно и жарко: «Сейчас бы молока из погреба!» – подумал Федя и вдруг услышал голоса:

– Федя-я-я!

– Топорок!

– Федя!

«Кто же это зовет меня?» – Федя прислушался и узнал голос Лопушка и... Ларисы.

«Ни за что не отзовусь! – упрямо решил Топорок. – Пусть бродят по Марсу, ищут меня...»

Но голоса приближались, и Федя стал искать, куда бы ему спрятаться. Он заметил пещеру и вошел в нее. В пещере, как ни странно, тоже стояла духота, пахло сухой глиной, черепицей и сеном.

Топорок притаился... Шаги! Слышны шаги! Неужели, его найдут? Нет, его не должны найти.

И вдруг он услышал совсем рядом голос Ларисы:

– Вот он! – сообщила она кому-то радостно.

«Сейчас сюда прибегут тюти-марсиане и начнут надо мной расправу!»

Федя собрался встать.

«Надо вернуться на корабль и улететь с Марса, —подумал лихорадочно Федя. – Но теперь мне не удрать от очкастых марсиан... Что же делать?!»

– Вот он! – снова радостно повторила Лариса и над самым его ухом уже произнесла: – Топорок, вставай!

Топорок хотел бежать в глубь пещеры.

– Федя, вставай, – ласково попросила Лариса.

Топорок открыл глаза. Над ним склонилась Лариса. Она трясла его за плечо... Никакой пещеры. Вместо нее – душный чердак, подстилка на сене. Возле Ларисы стоят Семен Васильевич, Екатерина Степановна, Тиша и Лопушок. Екатерина Степановна почему-то вытирает глаза кончиком платка, а сама улыбается.

Лопушок неожиданно зашелся смехом.

– Ты чего, Ваня? – укоризненно спросила его Лариса.

– Ох! Не могу... Надо же!..

– Ну чего тебя разбирает нелегкая? – рассердилась и Екатерина Степановна.

Лопушок сразу осекся.

– Ты, теть Кать, не серчай. Я без злобы... Вспомнил, как Федяй во сне кричал: «Марсиане! Марсиане! Тюти-марсиане!»...

И Лопушок опять зашелся смехом.

– Будет тебе, хохоталь неуемный, – опять сердито заругалась Храмова. И, глядя на Федю влюбленными глазами, ласково, сквозь слезы, заговорила: – Ну, внучек, и напугал же ты нас. С ног сбились – тебя все искали. И где мы только не были! Спасибо ты во сне голос подал. Ах ты, родной мой... – Ах ты, мой ненаглядный.

– Хватит тебе сырость разводить, – посоветовал жене Сергей Васильевич.

Топорку стало неловко, он смутился и зачем-то спросил:

– Уже позавтракали?

– Позавтракали? – Лопушок удивленно хихикнул. – Ну и шутник ты, Федь! Скоро обедать пора.

И тут только Топорок обратил внимание на яркий клубящийся сноп солнечных лучей, которые словно прожгли чердачное слуховое оконце.