Текст книги "Топорок и его друзья"

Автор книги: Владимир Кобликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– А потом увезу домой.

– Подари его лучше нам.

Топорок хотел театрально расхохотаться, но, встретив Ларисин серьезный взгляд, только смущенно пожал плечами. Федя не был жадным, но расстаться с такой вещью!

Лариса заговорила с жаром:

– Я прошу подарить пистолет нашему музею боевой славы. Ты еще в нем не был. Самая большая комната отведена для материалов о подпольном госпитале. Отдельный стенд посвящен твоему отцу. Там есть его фотографии, копии документов. Даже картина висит. Очень хорошая картина: Храмовы везут раненого лейтенанта Топоркова. Картину подарил нам художник Абрамов. Теперь ты понимаешь, почему я попросила у тебя «ТТ». Это будет ценный экспонат в нашем музее... И здорово, что пистолет лейтенанта Топоркова нашел его сын Федор Топорков. Мы опишем этот необыкновенный случай и даже сфотографируем тебя на месте, где ты нашел его... Ну?

– А ты экскурсоводом, что ли, работаешь в вашем музее: «Отдельный стенд», «ценный экспонат», «опишем этот необыкновенный случай»... Так у нас в краеведческом музее все экскурсоводки говорят. Только с улыбочками. И улыбочки у всех одинаковые.

– Никакой я не экскурсовод, хотя и приходится проводить экскурсии, – Лариса смутилась. – Я командир отряда красных следопытов. А наш отряд, штаб ветеранов войны и внештатные сотрудники музея работают заодно. У нас одна задача, – Лариса еще больше смутилась. – Так что я обращаюсь к тебе совершенно официально.

Федя уже знал, что пистолет он, конечно, подарит, но решил поважничать. Вот почему, наморщив лоб, он солидно произнес:

– Я подумаю.

– Что? – Лариса даже поперхнулась. – Ведь это же нужно для общего дела. Ты понимаешь?

В это время на дороге показалась селивановская «Волга».

Лариса первая сообщила отцу и Храмошым о находке.

– Вы только посмотрите, что нашел Федя! – радостно заговорила Лариса.

– Золотой клад? – шутливо спросил Селиванов.

– Вечно ты, пап, со своими шуточками. Федя, покажи им твой «золотой клад».

– О! Это посерьезнее золота будет, – не унимался Петр Петрович.

– А ты знаешь, что это за пистолет? – спросила с вызовом Лариса.

– Пистолет марки «ТТ». Хорошо сохранился. Пожалуй, из него еще можно стрелять. Правда, идеальной прицельной точности не будет.

– Эх, ты, Шерлок Холмс! Это пистолет лейтенанта Топоркова.

– Неужели? Где ты, Федя, его взял?

– В той чаще нашел, – Топорок указал рукой.

– Да-да, там он и должен был лежать-то, – подтвердила Екатерина Степановна. – Туда я его забросила. Покажи-ка, Петрович, эту штуку.

Екатерина Степановна долго осматривала пистолет, а потом уверенно произнесла:

– Тот самый.

До самого дома в машине только и говорили о Фединой находке. Екатерина Степановна даже всплакнула, вспомнив, как просил Илья Тимофеевич пристрелить его.

Лариса почти всю дорогу молчала и вдруг объявила:

– А знаете, Федя решил подарить пистолет нашему музею боевой славы.

– Молодец, – похвалил Топорка Петр Петрович. – Отличный подарок музею. Надо обо всем этом в газету написать.

Ох, и хитра Лариса! Теперь деваться некуда: хочешь не хочешь – дари. Он оглянулся. Председательская дочка сидела как ни в чем не бывало, только в угольных глазах ее горели жуликоватые искорки. Эти искорки дразнили и спрашивали: «Как я тебя провела-то?»

Испытание на храбрость

Топорок читал в шалаше. Книга была до того интересная, что наш «опальный гость» забыл про город, про «ссылку», даже про пистолет, который он вчера нашел и с которым ему так быстро пришлось расстаться. Топорок буквально глотал страницу за страницей. Только иногда он отрывался от текста и с тоской глядел на непрочитанную часть книги: к его ужасу она становилась все тоньше и тоньше.

Чтение было прервано на самом захватывающем месте. Топорок услышал призывный звук пионерского горна и барабанный бой. Федя высунул голову из шалаша и прислушался: горнили и барабанили возле храмовского палисадника. Очень хотелось Феде узнать, что там такое происходит. Но он подумал, что это какая-нибудь очередная Ларисина проделка, поэтому решил ни за что не покидать своего надежного укрытия. Нет, Рыжая, Топорков не из тех, кого можно поймать даже на такую приманку!

Звуки горна и барабана смолкли, и Топорок услышал голос Семена Васильевича:

– Федя! Иди сюда!

Он вышел из шалаша не сразу, а только после того, как Храмов позвал его еще раз.

– К тебе пришли, – сообщил Семен Васильевич.

– Ко мне? – Федя пожал плечами.

Топорок вышел за калитку неторопливой и небрежной походкой, а лицо он сделал глуповато-безразличным. Такое выражение лица не раз спасало Топорка и ребят из его класса от разных неприятностей. Ну, скажем, когда попадались они в руки дежурному по школе, или когда опаздывали на урок. Феде оно – это самое выражение – однажды помогло даже ввести в заблуждение постового милиционера, который задержал его, когда он перебегал улицу в неположенном месте. Глупеньким простачком прикинуться нетрудно. Для этого нужно как можно больше вытянуть шею, склонить голову набок, как делают маленькие щенки, когда они чем-то весьма заинтересованы, и широко раскрыть глаза. При этом желательно глядеть в одну точку, не мигая. Можно еще приоткрыть рот, но тогда лицо становится чересчур дурашливым.

Выйдя за калитку, Топорок увидел незнакомую троицу: курносую толстушку, плотного хмурого горниста и белобрысого с хитрым лицом барабанщика. Одеты они были в парадную пионерскую форму. Завидя Федю, барабанщик забарабанил, горнист затрубил, а курносая девочка застыла, салютуя.

Топорок растерялся, тоже хотел отдать салют, но вовремя спохватился: он же без галстука. Горнист и барабанщик смолкли, и тогда девочка обратилась к Топорку:

– Ты Федор Топорков?

– Допустим, – осторожничал Федя.

– Совет ветеранов войны и отряд красных следопытов просят тебя сию минуту явиться в музей боевой славы.

– Сейчас? – Топорок поглядел на свои босые ноги. – Ладно, только вот босоножки надену.

– А галстук и белая рубашка у тебя есть? – спросила девочка.

– Белая рубашка найдется, а галстук в городе остался.

– Вот, возьми, – толстушка протянула ему аккуратный сверток. – Только, пожалуйста, поскорее переодевайся, там уже ждут. Трех минут тебе хватит?

– Хватит.

За три минуты Топорок не только переоделся и завязал галстук, но даже успел умыться, намочить волосы и сделать парадную прическу. Заметив, с каким любопытством разглядывают его ребята, он солидно сказал:

– Я готов.

Музей боевой славы размещался в колхозном Дворце культуры, в двух комнатах на втором этаже.

Федина солидность сразу же улетучилась как только он переступил порог двери, на которой висела табличка: «Ореховский подпольный госпиталь». В большой светлой комнате полно народу: пионеры, пожилые мужчины и женщины с орденами и медалями. Были и знакомые. Федя сразу же заметил деда Казака, Петра Петровича, Ларису. И Храмовы здесь! Они же оставались дома, когда он уходил. Нет, это просто невероятно! Скороходы они, что ли? Топорок не знал, что за Екатериной Степановной и Семеном Васильевичем приезжал председательский «газик». И окончательно Федю сразили награды Храмовых: у обоих на груди было по ордену Отечественной войны первой степени и по две медали.

Топорок хотел встать куда-нибудь в сторонку, но не тут-то было. Лариса Селиванова вдруг громко скомандовала:

– Внимание! Становись! – И все сразу стихли, а пионеры быстро построились в две шеренги. – Смирно!

Стоявший рядом с Петром Петровичем седой пожилой мужчина, у которого вся грудь была в орденах и медалях, вдруг поглядел на Топорка и, улыбаясь, твердо сказал:

– Федор Топорков, прошу подойти ко мне.

Топорок оробело шагнул вперед и почувствовал, как предательски вспыхнули его щеки и уши.

...«Страх сцены» пришел к Топорку давно. Все из-за учительницы по пению. Дался ей Федин голос – каждый урок твердила, что у Топорка «замечательный слух и приятный тембр голоса». И как только он ни отнекивался, но Марина Абрамовна уговорила его спеть со сцены. На репетициях все шло неплохо, Феде даже самому нравилось, как поет он под аккомпанемент рояля и виолончели «Там вдали за рекой...» На рояле играла Марина Абрамовна, низенькая, большеглазая, чем-то похожая на мышку, а на виолончели – девятиклассник Сима. Сима был толстый рыхлый верзила с носом-пуговкой и пухлыми пунцовыми губами.

Да, на репетициях все шло гладко. Но вот пришло время петь перед публикой. Еще за кулисами Топорку стало страшно, и он завидовал Симочке, который апатично сидел на подоконнике и поедал неизвестно какую по счету конфету. Только их трио вышло на сцену, как в зале кто-то захихикал. Топорков ничего не видел, но смешок прекрасно слышал и, конечно, принял его на свой счет, хотя зрители смеялись над Симочкой, который забыл дожевать конфету за кулисами.

В наступившей тишине тихо запела виолончель в сопровождении рояля. Когда погасли последние звуки вступления, Федя набрал побольше воздуха и запел первую фразу: «Там вдали за...» – И вдруг с ужасом почувствовал, что поет совсем не так, как надо, что голос его сразу же забрался так высоко, как должен был забраться только в конце последнего куплета – «...рекой...» Голос оборвался. Дрожащее «оой» повисло где-то под потолком и смолкло.

Ошеломленная Марина Абрамовна перестала играть и уставилась на пунцового солиста. И только Симочка, томно прикрыв веки, вдохновенно продолжал свою партию...

Сейчас Федя шел к седому мужчине в таком же состоянии, в каком выходил на сцену перед своим первым и последним вокальным выступлением. Путь в несколько шагов показался ему мучительно долгим. Наконец, Топорок остановился и растерянно посмотрел на Селиванова. Петр Петрович подбадривающе улыбнулся ему: мол, держись, Федя.

– Дорогие друзья, – заговорил седой мужчина громко и патетично, – Мы собрались сегодня сюда, чтобы поблагодарить гостя из города, пионера Федора Топоркова, за дорогой для нашего музея подарок. Вы уже знаете, что Федор Топорков нашел и подарил музею личное оружие лейтенанта Топоркова Ильи Тимофеевича...

Седой дяденька – Иван Иванович Минаков – был председателем совета ветеранов войны. Минаков был одним из тех, кто лечился в Ореховском подпольном госпитале. Его укрыл у себя дед Казак. Войну Иван Иванович закончил полковником, а, уйдя в отставку, поселился в Харькове. Его разыскали красные следопыты, пригласили приехать погостить в Ореховку. Приехал Минаков на несколько деньков, да и остался навсегда жить в доме деда Казака.

Все это Федя потом уже узнал, а сейчас слушал речь Минакова и диву давался, откуда это он так хорошо знает его отца. Закончив речь, Минаков вручил Топорку грамоту совета ветеранов и красных следопытов, в которой ему, Федору Топоркову, объявлялась благодарность «за активное содействие в увековечении героического прошлого нашего народа». А курносая толстушка, которая приходила за Федей, приколола ему значок с надписью «Красный следопыт».

Когда закончилась торжественная часть сбора, Топоркову показали музей. Федя теперь понял, почему так равнодушно отнеслась сначала Лариса к его находке. Какого только оружия не было в Ореховском музее! И вообще, чего тут только не было! Карты, планы, приказы, фотографии, каски, мундиры, котелки, бинокли, макеты самолетов, танков, знамена – всего не перечислишь.

– Понравился тебе наш музей? – спросила Лариса, когда Топорок вместе с другими пионерами вышел на улицу.

– Понравился... А кто вам все это дал?

– Что все это?

– Ну, экспонаты.

– Сами собрали. Колхозники помогали. Областной краеведческий музей кое-что выделил. Участники войны многое подарили. Ты еще не все вйдел. Большую часть экспонатов выставлять негде. Правление обещает целый дом для музея построить. Вот тогда мы развернемся!

– Молодцы! – вырвалось у Топорка.

– Стараемся, – Лариса усмехнулась, а потом, переглянувшись со своими друзьями, невинно так спросила: – Топорков, а ты смелый?

– Не знаю.

Федя насторожился. «Может, драться полезут? – подумал он. – Их много. Изобьют. Вот бы ребят с нашего двора сюда. Хотя бы одного Леньку Рыжего. Мы бы с ним...»

Его мысли прервал барабанщик, которого все звали Огурцом. Огурец многозначительно так спросил:

– Хочешь, проверим, трус ты или смелый?

– Как же это вы проверите? – как можно небрежнее спросил Топорок, а сам тут же подумал: «Сейчас начнется. Вот ему в первую очередь и трахну по носу».

– Так и проверим. – Огурец посмотрел на Ларису и подмигнул ей. – Всех следопытов мы проверяем на храбрость.

– У вас приборчик, что ли, для этого есть?

– Мы и без приборов проверяем. Не забоишься один ночью к тому месту, где пистолет отцовский нашел, сходить?

– Не побоюсь.

– Посмотрим.

– Сегодня же и пойду.

– Значит, по рукам?

– По рукам.

– Ребята, пошли на речку, – попросила толстушка Зина. Пот градом катил по ее лицу.

– Пойдешь с нами? – спросила Лариса.

– Мне домой надо, – соврал Федя и свернул на дорогу, идущую к мостику через Петляйку. Он обиделся и на Ларису, и на всех ореховских следопытов. Сначала с барабанным боем встретили, грамоту вручили, а потом – на тебе! – подозревают в трусости. Да он еще совсем маленьким один дома оставался. Да он... Федя стал вспоминать поступки, подтверждающее его храбрость, но не мог припомнить ни одного. Но сегодня ночью он всем докажет... Только как из дома уйти? Храмовы его не отпустят. А если сказать, что он будет спать в шалаше? Вот это идея!

Страшно ему стало сразу же, как только он вышел за околицу и шагнул в тихую теплую темноту. Сбиться с пути было невозможно, потому что дорога «зажата» берегами из пшеницы. Но и при безветрии пшеница ночью почему-то таинственно вздыхает, шуршит, и Топорку казалось, что злые существа, звери прячутся вдоль дороги в хлебах. Иногда он явно слышал шаги за спиною. Федя тогда резко оборачивался, зажигал фонарь. Яркий луч мгновенно прожигал плотную темноту и начинал метаться по дороге, по «пшеничным берегам». Никого позади не было.

Да, Топорку было страшно (от себя самого ничего не скроешь), но он ни за что на свете не повернул бы назад. И вовсе не из-за упрямства. Федя шел в лес для самоутверждения. Он торопился поскорее «проскочить» поле, наивно полагая, что по лесу идти спокойнее.

В лесу было еще страшнее. Днем, когда они ехали по этой дороге, все вокруг дышало покоем и радостью, удивляло обилием добрых красок, которые ожили под лучами солнца. Ночь все это утопила в темноте. Темнота всегда тревожит, в темноте живут тайны и волнующая тишина.

Топорок шел торопливо, напряженно прислушивался к каждому шороху. Он мог бы освещать путь фонариком, но не хотел обнаружить себя. Хитрил. Ему по-прежнему казалось, что кто– то идет по его пятам, даже почудилось, будто позади чихнули. Топорок остановился, прислушался... Тихо.

Эх! Собаку бы ему сейчас! Большую, умную. И чего это он до сих пор не завел себе собаку?

Топорок споткнулся, уронил фонарик и не сразу нашел его в густой траве. Пришлось ползать на четвереньках, искать ощупью. Все бы ничего, да вот роса обильная. Когда он, наконец, нашел фонарик, то успел так вымокнуть, что из речки суше выходят. Федя нажал на кнопку. Горит! Топорок радостно вздохнул и зашагал дальше. Казалось, что он в пути уже несколько часов. Неужели он прозевал поворот? Нет, этого случиться никак не могло. Тогда бы он наткнулся на деревья. Только Федя подумал об этом, как дорога резко повернула вправо. «Наконец-то, – обрадовался Топорок. – Теперь не больше километра осталось». Но что это?.. Впереди на дороге он увидел пляшущий свет.

Федя замедлил шаг, пригляделся. Сомнений не было: именно там, куда он шел, горел костер... Кто развел его? На всякий случай, Топорок пошел краем леса. Здесь его трудней заметить и в любую секунду можно юркнуть в чащу. Он шел медленно, осторожно и все никак не мог решить, подходить к костру или не подходить. Кого он мог встретить у костра? Разбойников? Они давно перевелись. Шпионов? Шпионы – не дураки и не станут выдавать себя костром. Может, следопыты поджидают его? Скорее всего, так и есть.

Мысль о следопытах придала Топорку храбрости, и он почувствовал себя разведчиком. Да, он в разведке. Надо незаметно приблизиться к костру и узнать, кто там – друзья или недруги. Федя шагнул в лес. «Осторожно, медведь!» – обругал себя мысленно «разведчик» Топорков, когда под ногами затрещали сухие сучья.

Топорок подкрался к опушке и выбрал для наблюдательного пункта сукастую старую сосну. Забрался он на нее легко, как по лестнице, и удобно уселся. Заметить его было невозможно, а он видел все. Костер горел шагах в десяти от сосны, возле костра – никого. Странно... Топорок хорошо видел столбик, ель, молодняк, в котором он нашел пистолет. Но сейчас место это выглядело незнакомым, впервые увиденным.

Но кто же все-таки разжег здесь костер?

Прошло минут десять, но ничего не изменилось на полянке возле памятного столбика. По-прежнему горел, мирно потрескивая, костер, одиноко, как часовой на посту, стоял столбик, покойно дремала непуганая тишина.

Топорку наскучило бессмысленно сидеть на суку. Что это за разведка! Он уже хотел слезть с дерева, но в это время неподалеку закуковала кукушка:

– Ку-ку... Ку-ку... Ку-ку...

Федя чуть не ойкнул от неожиданности. На полянку выбежал барабанщик Огурец. Сложив ладони лодочкой, он приставил их к губам и ответил кукушке троекратным «ку-ку».

Топорку даже жарко стало. Вот-те на! Глядел, глядел и не заметил барабанщика. Чтобы не обнаружить себя, Федя даже дышать перестал.

– Ку-ку... Ку-ку... – опять прокуковала недалеко «кукушка». И на полянку вышли Лариса, Колька-горнист и еще два незнакомых Феде паренька.

– Топорков не приходил? – тревожно спросила Лариса.

– Не приходил, – ответил барабанщик.

– Куда же он делся? – Лариса растерянно пожала плечами.

– Куда делся? – Огурец презрительно усмехнулся. – Куда он может деться? Дрыхнет, небось, без задних ног у дедушки с бабушкой твой маменькин сынок.

«Вот я тебе покажу маменькиного сынка», – мысленно пригрозил Федя Огурцу.

– Ну, во-первых, Топорков никакой не маменькин сынок, – возразила Лариса. – А во-вторых, он шел сюда, и мы все время наступали ему на пятки, а за поворотом он вдруг куда-то исчез.

«Молодец, Рыжая», – похвалил Топорок.

– Вот оно что! – Огурец почесал затылок. – Небось, как заметил огонь, так и драпанул в лес... Где-нибудь в кустах, возле поворота, от страха дрожит.

«Ну, поищи, поищи в кустах возле поворота, малосольный», – торжествовал Федя.

– Зря мы тебя, Владик, послушали и стали проверять храбрость Топорка. Он не из трусливых. Без испытаний видно.

«Так вот кто придумал меня ночью по лесу гонять! Погоди же, Огурец-удалец!»

– И вовсе не зря. Надо спесь сбить с белоручки.

– Он не белоручка. – Лариса разозлилась. – С чего ты взял?

– Городские – все белоручки.

– Оставайся дежурить у костра, – приказала Лариса, – может, Федя выйдет на огонь, а мы пока поищем его в лесу у поворота.

– Маскироваться мне? – спросил обиженно Огурцов.

– Нет-нет! Стой возле костра открыто.

«Стой у костра открыто, – повторил мысленно Топорок и погрозил барабанщику пальцем. – И моргать не смей!» Топорок попробовал сочинять какие-нибудь обидные стишки про Владика, но почему-то придумались всего две строчки:

Барабанщик Огурец

Забежал случайно в лес...

Вдруг его осенило: «Надо попугать Огуречика!» Но каким образом? Спуститься с дерева, выбежать на полянку и заорать. Глупо... Кидаться шишками? Огурец сразу догадается, что кто-то сидит на сосне... Стоп! Ведь Топорок умеет бесподобно воспроизводить шакалий вой. Ух, как противно он воет! Его научил Дима Плотвичка, когда они вместе были в пионерлагере. Погоди же, Огуречик!

Топорков вздохнул, задрал голову и тихо, жалобно, протяжно завыл:

– Ayyyyy...

Владик беспокойно вскинулся и стал тревожно шарить глазами вокруг. Никогда в жизни он не слышал такого холодящего душу воя. Топорок сделал паузу и подождал, когда Огурцов немного успокоится. Владик подсел к самому огню и вооружился палкой, обгоревшей с одного конца. «Ага! Трусишь!» – ликующе подумал Федя и снова завыл, но уже громче. Барабанщик вскочил на ноги, взгляд его панически заметался. А вой нарастал, нарастал. Возле огня было жарко, но Владика лихорадило, зубы отстукивали нервную дробь.

Наконец Огурцов не выдержал и закричал истошным голосом:

– Караул!!! Ребяяя!.. Опа... спа... ситеее!.. – И он забегал вокруг костра, размахивая палкой. – Караул!

К костру прибежали Лариса и Колька-горнист. Огурцов кинулся им навстречу.

– Чего дурака валяешь? – накинулась на него Лариса.

– Вы... вы... выли.

– Выли? Кто? – Селиванова недоверчиво посмотрела на Владика.

– Волки... выли.

– А мы думали, что ты озоруешь, – недоверчиво произнес Колька.

– Не я! Честное слово, не я.

– Хватит нас морочить! – строго сказала Лариса.

– Ууаааааа...

Теперь уже и Лариса с Колькой вздрогнули, а Огурец застыл на месте. Топорок решил, что наступил самый подходящий момент спуститься на землю. Он осторожно слез с сосны и вышел на полянку, беспечно напевая: «Жил-был у бабушки серенький козлик...» Появись на поляне слон – и тот, наверное, не вызвал бы такого удивления.

Первой опомнилась Лариса.

– Топорок, это ты? – спросила она.

Федя демонстративно пощупал свое лицо, словно убеждаясь, он ли это.

– Я.

– А где ты был?

– В кустах возле поворота от страха дрожал. – Топорок уничтожающе посмотрел на Владика: – А потом шакалов ловил.

Лариса все поняла, но решила подыграть Топорку:

– Каких шакалов?

– Которые выли...