Текст книги "Топорок и его друзья"

Автор книги: Владимир Кобликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Кобликов Владимир Васильевич
ТОПОРОК И ЕГО ДРУЗЬЯ

Роковой гол

Засыпал уставший за день город. Улицы обезлюдели. Только иногда тишину летней ночи резал ноющий гул автомобиля. И тогда казалось, что колеса бегут не по асфальту, а по тишине, и что тишине от этого больно. Дома чутко вздрагивали и сердито дребезжали оконными стеклами.

Уже давно заснули беспокойные городские птицы, заснули деревья, задремали стоя манекены в витринах магазинов, погасли рекламы, придремнули улицы, переулки, а Федя Топорков, которого все ребята в школе и во дворе звали просто Топорком, никак не мог уснуть. Бессонница Федю посетила впервые, хотя ему уже было тринадцать лет. Топорок слышал, что бессонница – вещь неприятная, даже где-то читал, что бессонница может служить пыткой, а теперь вот и сам столкнулся с непрошеной гостьей, которая обычно любит людей старых и больных.

Да, обычно сон у людей воруют болезни, какие-то неприятности, любовь, старость. Но к старикам Федю еще никак нельзя было причислить. И был он вполне здоров и принадлежал к тем счастливчикам, которые даже не знают, что такое зубная боль. Любовь? Нет, любовь никак не могла стать причиной Фединой первой бессонницы, потому что Топорков презирал девчонок, считал их скучными, глупыми и слабыми. Остается одно – неприятности. Именно неприятности и не давали в эту летнюю ночь Топорку покоя и сна... Федин отец решил отправить сына на все летние каникулы в деревню к старикам Храмовым. Такое решение Илья Тимофеевич Топорков принял после того, как Федя забил гол в окно квартиры Трофимовой – одинокой скандальной женщины. Трофимова разводила на окнах какие-то особенные, как она утверждала, цветы, и весь двор звал ее за это Лютиком хотя похожа она была скорее на кактус.

Итак, Топорок забил мяч в окно Лютика.

Удар был сильным. Стекло разлетелось вдребезги, горшочки с «особыми» цветами – вдребезги, какой-то уникальный бюст, якобы привезенный прабабушкой Лютика из Парижа, – вдребезги. Короче говоря, осколков от рокового гола было так много, что Лютик принесла родителям Топорка счет на сорок рублей новыми деньгами. И это, как утверждала пострадавшая, всего лишь треть цены, которая могла бы возместить истинный убыток.

А ведь гол тот был совершенной случайностью. Обе команды, болельщики самых разных возрастов подтверждали неопровержимость этого, но Лютик твердо стояла на своем. Она громко рыдала во дворе, а потом привела управдома Горохова, чтобы составить «Акт о хулиганском поступке гражданина Федора Топоркова...»

Лютик, конечно, не надеялась получить с Топорковых полной суммы. Она, пожалуй, сошлась бы и на пяти рублях, которых вполне хватило бы на покупку разбитых горшочков и одного листа оконного стекла. Но Топорков-старший не стал торговаться. Он молча прочел «Акт о хулиганском поступке гражданина Федора Топоркова» и, не говоря ни слова, вручил деньги Лютику. Это так ошеломило ее, что она смутилась:

– Могу и подождать: сразу такие деньги.

– Раньше или позже – какая в том разница? Все равно отдавать, – ответил Илья Тимофеевич. – Наследства не жду.

Управдом Горохов все время делал какие-то знаки Топоркову, но тот не замечал.

Когда же Лютик положила деньги в сумочку, управдом уже не смог скрыть своего отношения к данной истории. Горохов изменился в лице и сказал возмущенно:

– Это же грабеж!

При Лютике и управдоме Федя, как ни странно, чувствовал себя спокойнее. А вот когда они ушли, Федя вдруг понял, какой удар материальный он нанес родителям своим ударом по Лютикову окну. Топорок стоял, опустив руки по швам, и безнадежно глядел в пол.

Отец держался молодцом. Он только стал каким-то спокойным и до строгости сосредоточенным. Мама же переживала потерю таких денег открыто. Она вздыхала, охала и почти со слезами сказала отцу:

– Теперь, Илюша, мы не сможем купить тебе костюма.

– Не сможем, – согласился отец.

– Боже мой! Боже мой! – Мать от отчаяния даже закрыла глаза ладонью.

Топорок вдруг почувствовал, что сейчас заплачет. И как он ни крепился, все же слезы предательски потекли, потекли.

– Я же не нарочно... Не хотел же я.

– Еще не хватало, чтобы ты нарочно бил мячом по окнам! – возмутилась мама. – А сколько раз я тебе твердила, чтобы ты не играл во дворе в футбол?

– Нет, пора с этим покончить, – вмешался в разговор папа. – Еще несколько таких ударов по окнам, и мы станем нищими. Вот что я решил, Лена. Федора надо отправить в деревню к старикам Храмовым. Хватит этих матчей. К добру они не приводят. И отправим мы его не на недельку, а на все лето... Слышишь, Федор?

– Слышу, – еле вымолвил Федя.

– Вот и прекрасно. В субботу я отвезу тебя в Ореховку.

Топорок не спал почти всю ночь, но все равно проснулся необыкновенно рано. Он открыл глаза и сразу же стал думать о том, о чем думал, засыпая. И от этого ему показалось, что он вовсе и не спал. Топорок прислушался.

Утро только что родилось. В такое время Федя иногда отправлялся с отцом на рыбалку на Оку. Именно в такое: вот и дворники подметают тротуары, и небо над домами порозовело, и слышно, как поют птицы свои утренние песни, автобусы и троллейбусы еще не ходят по улицам.

Феде надоело лежать. Он встал, оделся, заправил кровать и на цыпочках вышел из квартиры. Зачем-то крадучись, спустился по лестнице и выглянул во двор. Там было тихо и прохладно. Федя испытал секундную радость, что раньше всех вышел на улицу, но вот он отыскал глазами окно Лютика и сразу помрачнел.

Топорков бесцельно побродил по двору, потом сел на лавочку возле песочницы и стал ждать солнышка... Ворковали голуби на подоконниках. Кошки возвращались после ночной охоты и драк по домам. Из пятого, углового, подъезда вышел чудаковатый старичок. Старичок вывел на поводке своего дурашливого боксера Арлика. У Арлика была свирепая морда, но на самом деле он был просто глуп и добр. Чтобы удержать откормленного и бестолкового Арлика, старичок вынужден был откинуться назад и идти, упираясь. Фактически не старичок гулял с Арликом, а Арлик водил на поводке старика.

Вдруг боксер заметил кошку, замер, обалдело открыл слюнявую пасть, повел курносым носом, восторженно чихнул и бросился за ней.

– Арлик, перестань, Арлик, перестань, – умолял старичок, но Арлик не обращал на хозяина никакого внимания.

Старичок споткнулся и выпустил из рук поводок. Но, даже получив нежданную свободу, боксер не смог догнать кошку.

Лучшее убежище от собак – деревья. Арлик чуть не стукнулся носом о ствол липы, по которому кошка метнулась вверх, словно белка. Боксер запрыгал от досады, залаял, а кошка с равнодушным любопытством глядела на глупого пса с недосягаемой высоты.

Трусцой подбежал к дереву старичок, но Арлик отбежал в сторонку, и стал дразнить хозяина, по-щенячьи тявкая и припадая на передние лапы.

– Арлик, безобразник, так поступать не честно... Иди, я тебе дам сладенького... Иди ко мне, мой мальчик, – уговаривал старичок.

Пес делал вид, что покорно ждет, но стоило хозяину подойти, как Арлик вскакивал и начинал бешено носиться по двору. Феде стало жаль старичка. «Надо же, такого дурака обмануть не может... Сейчас, Арлик, ты отбегаешься», – решил Топорок и поднялся со скамейки.

Арлик тут же заинтересовался новым человеком, даже перестал носиться, приостановился и стал глядеть на Федю, склонив голову. Но Федя делал вид, что не замечает Арлика. Засунув руки в карманы брюк и беспечно насвистывая, Топорок отправился со двора. Что может быть обиднее равнодушия? Арлик тут же забыл про хозяина и затрусил за Федей. Но Федя по-прежнему притворялся, что не замечает боксера. Арлик пробежал мимо Феди раз, другой, а Федя все шел и беспечно насвистывал. Арлик совсем был сбит с толку таким невниманием. Наконец, он не выдержал, преградил Феде дорогу и несколько раз обиженно тявкнул.

– Чего тебе? – с недовольным притворством спросил Топорок и сделал вид, что хочет обойти собаку.

Арлик опешил. Куда девались игривость, спесь. Заискивающе виляя куцым задом, он подошел к Топорку. Федя спокойно взял поводок и повел Арлика к хозяину.

– Возьмите, пожалуйста, вашу собаку.

– Спасибо, мальчик, спасибо. Ты ведь из нашего дома? – Старичок пригляделся к Феде. – Ну да, из нашего. Тебя, кажется, ребята Сверлышком зовут?

– Топорком, – поправил Федя. – Фамилия моя Топорков.

– Да-да, Топорком, Топорком... Это ведь ты? старичок кивнул в сторону окна Лютика.

– Я не нарочно.

– Конечно, конечно. Я гражданке Лютиковой то же самое доказывал.

– Так и назвали «гражданка Лютикова»?

– Да. А что?

– Фамилия ее Трофимова, а Лютиком ее дразнят.

– Вот оно что... Теперь понимаю, почему она так на меня рассердилась. Ну, еще раз спасибо тебе, Сверлышко.

– Топорок, – снова поправил беспамятливого старичка Федя и, погладив Арлика по голове, снова пошел к лавочке возле песочницы, где обычно играли малыши: сюда раньше всего заглядывало утреннее солнце.

Из своего подъезда вышел Ленька Рыжий. Ленька был капитаном футбольной команды, которая всегда играла против команды Топорка. Ленька – полная противоположность Топорка. Федя – сухопарый, смуглый, русоволосый, а Ленька – коренастый, короткорукий, огненно-рыжий. Рыжий не отличался красотой, но зато был самым смелым и сильным. Отец часто порол его за драки, но это никак не умеряло Ленькиного боевого духа. Справедливости ради надо сказать, что Рыжий не был задирой. Просто у него было повышенное чувство собственного достоинства. И горе тому, кто забывал об этом.

Ленька ни разу еще не дрался с Федей, потому что Топорок никогда не напоминал Леньке, что его отец – сапожник, и даже в спорах не давал обидных прозвищ на редкость некрасивому капитану-сопернику. И Рыжий ценил Топорка за такие качества. Помимо того, Федя не уступал Рыжему ни в силе, ни в ловкости. Капитаны стоили друг друга.

Ленька первый подошел к Феде и протянул руку. Раньше такого не случалось, чтобы Рыжий первым к кому-нибудь подходил и первым здоровался – ведь у Леньки было повышенное чувство собственного достоинства.

– Здорово, Топорок.

– Здорово.

– Отец лупил?

– Нет.

– Значит, наврали?

– Чего?

– Что твой отец заплатил Лютику сорок рублей.

– Заплатил.

– Ну?!. Чудно...

– Что чудно-то?

– Чудно, что не отлупил. Мой бы с меня за такие денежки три шкуры содрал.

– Лучше бы отлупили.

– Это ты верно говоришь. Когда отлупят, легче становится. Бабка моя всегда говорила: «Сеченый – значит прощеный».

– Мне отец наказание похуже порки придумал. На все каникулы в деревню отправляет.

– Иди ты! Да, вот это наказаньице! Значит, тебя, вроде Пушкина, в ссылку. В деревню. Говорят, ты тоже стишки сочиняешь?

– Кто говорит? – Топорок нахмурился и покраснел.

Ленька заметил смущение приятеля и поспешно спросил:

– А как же твоя команда без капитана играть будет?

– Другого выберут, – тихо ответил Топорок и стал зачем-то глядеть на небо.

Рыжий сплюнул сквозь зубы, сжал кулак и погрозил разбитому окошку.

– Погоди, мы тебе это припомним!.. Хочешь, пойдем мои подпуска проверять?

– Со двора уходить нельзя.

– Жалко... Если улов будет хороший, рыбы тебе притащу.

– Спасибо.

Ленька торопливо зашагал к воротам... Во двор заглянул первый и яркий луч утреннего солнца.

Предлагают выкуп

Топорковы ужинали, когда в дверь к ним позвонили. Федя пошел открывать.

– Кто?

– Открой, – раздался за дверью знакомый голос.

«Ленька, – узнал Федя. – Наверное, рыбу принес».

Топорок открыл дверь и отступил, изумленный. Вся лестничная площадка была забита ребятами с их двора.

– Вы чего? – удивился Топорок.

– Отец дома? – спросил Рыжий.

– Дома. А что?

– Зови на переговоры.

– На какие переговоры?

– Много будешь знать, скоро состаришься, – каким-то официальным голосом сказал Ленька, —Зови отца.

– Федор, кто там? – спросил из столовой Топорков-старший.

– К тебе, – Федя растерялся, – пришли к тебе.

– Ко мне? Сейчас, – отозвался отец и вышел в переднюю.

Увидев инженера Топоркова, ребята, как по команде, сняли кепки, береты, панамы и дружно поздоровались:

– Здравствуйте, Илья Тимофеевич!

– Здравствуйте, – растерянно ответил Топорков. – Вы ко мне?

– К вам, – ответил за всех Ленька.

– Тогда проходите в комнату.

– Здесь лучше, – выпалил Ленька и немигающе уставился на Фединого отца.

– Так зачем же я вам, друзья, понадобился?

– Мы пришли к вам на переговоры, – голос у Леньки даже дрогнул.

– На переговоры? – отец поглядел на Федю.

– Я ничего не знаю. – Федя искренне замотал головой.

– Мы сами, – подтвердил Ленька. – Ребята, скажите.

Ребята одобрительно загалдели.

– О чем же будем вести переговоры?

Ленька достал из-за пазухи свиток и, как заправский парламентер, стал читать:

– «Мы, нижеподписавшиеся футболисты двора, – Ленька зачитал имена и фамилии всех ребят, – клянемся, что Федя Топорков разбил окно гражданки Лютика нечаянно. Гражданка Лютик поступила нечестно, взяв за три паршивых горшочка и лист стекла сорок рублей. Это только суд мог установить, сколько надо было платить. Гражданка Лютик еще пожалеет, что так поступила, но совесть каждому хорошую не вставишь. В наших командах живет девиз: «Один за всех, все – за одного», поэтому деньги гражданке Лютику должны платить все мы. И мы обязуемся, что за лето соберем сорок рублей и вернем их Топоркову Илье Тимофеевичу. Товарищ Топорков И. Т., в свою очередь, должен пообещать нам, что не станет наказывать своего сына Федора Топоркова и не сошлет его на каникулы в деревню».

Ленька прервал чтение и сообщил:

– Мы все расписались. И принесли вам десять рублей. Сразу все сорок собрать трудно.

Илья Тимофеевич задумался. На лестничной площадке стало очень тихо. Парламентеры, затаив дыхание, смотрели на Топоркова-отца и ждали, что же он им скажет.

– Я очень рад, что у Феди такие друзья, – наконец заговорил Илья Тимофеевич, – но ваш ультиматум, дорогие, принять не могу.

– Почему? – изумился Ленька.

Его вопрос подействовал на приятелей, как сигнал к атаке. Мальчишки заговорили все разом. Илья Тимофеевич закрыл глаза и поднял руку, прося тишины.

– Тихо, братцы! Дипломатические переговоры так не ведутся.

Слова «дипломатические переговоры» отрезвляюще подействовали на Фединых защитников: они опять притихли.

– Федя, – неожиданно обратился Илья Тимофеевич к сыну, – ты обещал не играть в футбол во дворе?

– Обещал.

– А свое слово сдержал?

– Нет, – мрачно ответил Топорок.

– Теперь понимаете, почему я не могу выполнить вашей просьбы?

Парламентеры молчали.

– Простите его. Он больше не будет, – сказал робко вратарь из Ленькиной команды. – Нечаянно в окошко попал. Колька Щавелев неточный пасс ему дал, а то бы нам верный гол был: у Топоркова удар мертвый.

– Мертвый? Мы в этом убедились. Мертвый и дорогой. Но дело не только в деньгах. Кстати, не собирайте их больше, а те, что собрали, раздайте... Каждый человек – мал он или велик по возрасту – всегда должен быть верен своему слову, должен нести ответственность за свои поступки... Вопросы ко мне есть?

– Взрослые всегда правы, – недовольно буркнул Ленька. – До свидания, – Ребята попрощались и ушли.

– Хорошие у тебя друзья, – сказал Феде отец, когда они возвращались в столовую.

– Хорошие, – согласился Федя и вдруг убежал в ванную.

– Кто приходил? – спросила Елена Фоминична.

– Делегация ребят. Приносили выкуп за Федю.

– Что ты говоришь?! Какие славные ребятишки!

– Славные, но я отказался взять выкуп.

– Разумеется.

– Мальчишки просили, чтобы я оставил Федю в городе.

– А ты?

– Сказал, что вопрос этот уже решенный.

Елена Фоминична поспешно сказала:

– Между прочим, мы сможем купить тебе костюм. Я взяла шестьдесят рублей в кассе взаимопомощи.

– Я тоже взял деньги в кассе взаимопомощи.

– Так, следовательно, все хорошо и...

– Нет, Лена, никаких уступок.

Елена Фоминична хотела еще что-то сказать мужу, но в столовую вошел Федя. По мокрым волосам видно было, что он долго умывался.

Плакат

На рассвете на дверь подъезда, в котором жила Лютик, Ленька Рыжий прибил большой яркий плакат. На нем была нарисована уродливая женщина-цветок. Она лихо отплясывала, размахивая бумажкой. На бумажке значилось: «Сорок рубл.». Крупными, ядовито-фиолетовыми буквами внизу плаката было написано «Стыд и позор СПИКУЛЯНТКЕ!!!»

Накануне вечером Ленька предупредил ребят из обеих команд, чтобы они собрались во дворе рано утром. Когда его стали спрашивать, зачем так рано, Ленька коротко ответил: «Узнаете».

Прибив плакат, Ленька спрятался за забором, разделявшим их двор с соседним, и стал поджидать приятелей.

Первым на улицу вышел Колька Щавелев, которого ребята звали Щавель-Щавелек. Он постоял возле своего подъезда, несколько раз зевнул и побрел к скамейке.

Следом за Колькой во двор «выкатился» шустрый Витя Жихарев. Его цепкие глаза сразу же заметили Щавелька. Витя хотел незаметно подкрасться к Коле и испугать его, но вдруг увидал плакат. Жихарев подбежал к нему, прочитал, всплеснул короткими ручками и засмеялся своим остреньким смехом.

Щавелек вяло спросил:

– Чего ты там?

– Видал?

– Что?

– Сбегай за очками, – посоветовал Щавельку Витя.

– Я те сейчас сбегаю, – лениво пригрозил Колька и поплелся к плакату. Разглядев его, Колька сначала открыл рот, а потом тоже засмеялся:

– Хы-хы-хы... Ты намалевал? – спросил он.

– Нет, – ответил Витя.

– А кто же?

– Не знаю. Кто у нас рисует-то хорошо?

– Плотвичка.

– Точно. Это Плотвичка нарисовал.

Полузащитник из команды Топорка Дима Плотвичка оказался легок на помине. Заметив Диму, Витя Жихарев помахал рукой.

– Привет, Плотвичка!

– Привет.

– Здорово ты ее, – сказал Щавелек подошедшему Диме.

Плотвичка замотал головой.

– Это не я.

– Не ты? – Щавелек недоверчиво уставился на Диму.

– Честно.

...Наконец собрались все, кроме капитанов. Почему не пришел Топорок, все знали: Федя находился «под домашним арестом». А вот почему до сих пор нет Леньки, было непонятно.

– Разыграл нас Рыжий, – флегматично заявил Щавель-Щавелек. – Нас взбаламутил, а сам-то, небось, дрыхнет.

– Не выдумывай, – возразил Дима. – Ленька не станет разыгрывать. Наверное, подпуска проверяет.

Раздался свист.

– Ленька! – обрадовался Плотвичка.

Все побежали к забору.

– Давайте сюда, – приказал Рыжий и отодвинул доску от потайного лаза.

– Видал? – спросил Леньку Щавель-Щавелек и кивнул в сторону плаката.

– Сам повесил.

– Может, скажешь, и рисовал сам?

– Сам, – буркнул Ленька. – Не Кукрыниксы же.

– Здорово, – похвалил Плотвичка.

Рыжий, думая, что Плотвичка смеется над ним, хотел уже огрызнуться, но все искренне стали расхваливать плакат, и Ленька смутился:

– Ничего там хорошего нет. Получше б нарисовал, да краски плохие и времени маловато было.

– Весь дом теперь от смеха прокиснет, – ядовито заметил полноликий и круглоглазый хитрец Тоник Воробьев.

– Смолкни, Воробей! – разозлился Ленька...

Ленька и его товарищи были уверены, что сразу же, как только взрослые увидят плакат, поднимется шум и сбегутся жильцы всего дома. Но «просмотр», к великому их огорчению, проходил гладко, мирно.

Ленька был зол, молчалив. Он считал, что затея с плакатом провалилась. Ребятам надоело наблюдать за тем, что происходит на их дворе, они лениво переговаривались. Некоторые уже собирались уйти домой.

– Гляньте-ка, – тревожно зашептал Витя Жихарев.

Все моментально «прилипли» к забору.

К плакату шел управдом.

– Торопится-то как, родимый.

– Тише ты...

– Остановился... Читает...

Управдом Антон Антонович Горохов внимательно изучил плакат. Оглядевшись, он засмеялся и, довольно потирая ладони, заторопился к своему подъезду.

– Теперь не снимут, – облегченно вздохнул Ленька.

– Думаешь, не снимут? – усомнился Тоник.

– Кто снимет-то? А? Ну, говори, пучеглазый Воробей! – Рыжий не любил Тоника и рад был любому случаю придраться к этому маменькиному сыночку.

– Кто! Кто! А совет пенсионеров? Вот постановят снять – и снимут.

– Пока они соберутся, пока позаседают, весь дом успеет поглядеть, – возразил Тонику Витя Жихарев.

– Совет пенсионеров – чепуха, – вступил в спор Щавелек (он всегда становился на сторону пессимистов). – Обождите, Лютик на улицу выйдет.

– Пусть выходит. А сорвать плакат не дадим, – твердо заявил Ленька.

– Не дадим? Как же не дадим-то? Не станешь же с нею драться: она ведь тетка.

– И без драки обойдемся.

– Арлик дедушку гулять вывел, – объявил Плотвичка, и все опять бросились к своим «наблюдательным пунктам».

Плакат увидал Арлик. Видимо, его привлекли незнакомые яркие краски. Арлик ринулся к Лютикову подъезду.

– Арлик, мальчик мой, куда ты? – плаксиво спросил старичок. – Не так быстро, Арлик!

И только когда Арлик остановился возле плаката, старичок понял, что привлекло внимание его любимца.

– Надо же, – удивленно произнес он и затрясся от беззвучного смеха.

Арлик же не собирался скрывать своих чувств. Боксер стал весело прыгать и истерично лаять.

Лучшего глупый Арлик не мог ничего придумать. На лай боксера выглянула в окно Лютик. Она, естественно, не видела плаката и поэтому подумала, что старичок из пятого подъезда просто дразнит ее своею собакой.

– Безобразие! – крикнула Лютик.

Старичок от неожиданности вздрогнул и как-то весь сжался.

Арлик залаял еще громче, задорнее.

– Перестаньте хулиганить! – забушевала Лютик. – Уберите вашу паршивую собаку! Уберите сейчас же!

Арлик разошелся и не хотел никуда уходить. Старичок изо всех сил тянул его за поводок и умолял:

– Арлик, перестань... Пошли, пошли, мой мальчик. Видишь, гражданка Лютикова сердится.

– Что?! – Лютик задохнулась от обиды и злости, – Обзывается?! Я покажу вам, какая я Лютик!

Старичок решил поправить положение. Галантно приподняв свою старенькую соломенную шляпу, он с поклоном сказал:

– Прошу прощения, прошу прощения, гражданка... гражданка Мячикова.

– Что? Что???

– Извините...

Хозяин Арлика понял, что одряхлевшая память окончательно подвела его. Закрыв глаза, он впервые в жизни прикрикнул на своего любимца:

– Домой, негодник!

Боксер опешил и покорно затрусил к пятому подъезду.

Старичок с собакой скрылись вовремя, потому что очень скоро во дворе появилась разгневанная Лютик. Не застав «обидчиков», она стала размышлять вслух:

– А, спрятался со своей бесхвостой образиной! Вздумал беззащитную женщину собакой травить... Я найду на вас управу...

Лютик решила возвратиться домой, сделала шаг к дверям и застыла на месте.

– Внимание! – прошептал Ленька.

Несколько секунд Лютик окаменело стояла на месте, а потом бросилась к плакату. Раздался оглушительный свист. Лютик даже подпрыгнула от неожиданности, а голуби и воробьи, находившиеся поблизости, взмыли вверх. Свист прекратился, но его тут же сменил ликующий крик:

– Стыд и позор! Стыд и позор! Стыд и позор!

Лютик юркнула в подъезд.

Во дворе опять появился управдом Горохов. Он нес в руках баночку и кисть.

Остановившись возле плаката, Антон Антонович макнул кисточку в баночку и стал что-то исправлять в тексте.

– Чевой-то он? – заикаясь от любопытства, спросил Витя Жихарев.

– Сейчас проверим, – озадаченно произнес Ленька. – Сейчас проверим. Плотвичка, дуй, посмотри.

Плотвичка бежал по двору, согнувшись, перебежками, будто под огнем противника. Обследовав плакат, он возвратился к товарищам.

– Что? – властно спросил рыжий капитан. И все уставились на Диму.

– Ошибку исправил, – ответил Плотвичка.

– Какую еще там ошибку? – поморщился Ленька.

– Надо писать «спЕкулянтка», а не «спИкулянтка».

– Подумаешь!

– А кто писал это слово? – прикинулся незнайкой Тоник.

– Ну, я! – сознался Ленька Рыжий и с прищурочкой поглядел на Тоника. – Ну, я написал, – повторил Ленька, у которого было повышенное чувство собственного достоинства. – Чего ты, Воробей, хочешь этим сказать?

– Ничего. – Тоник заерзал под немигающим Ленькиным взглядом. – Просто надо знать, как пишется это слово.

– А зачем мне его знать? А? Я не хочу знать этого слова. Оно отмирающее. Ясно?!