Текст книги "Дикий остров"

Автор книги: Владимир Цыбульский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

3

Перед выходом на маршрут Крис перед Катей опустился на колени, озабоченно потрогал ремешки сандалий:

– Не трут?

– Нарушаете, капитан, – засмеялась Катя.

– Перестань, – сказал Крис. – При чем тут это?

Но Катя сделала вид, что не понимает:

– На ночное дежурство нарываетесь? Мне вот оно ни к чему!

Крис встал, пожал плечами, предупредил команду – через пять минут выходим. Гена Жариков в этот момент куда-то исчез. А ребята сделали вид, что ничего не заметили.

Тёма предупредил, что запасы сушеной рыбы кончились. Тартарен напомнил, что с тропическими плодами тоже кризис. Есть им нечего. Крис отмахнулся – питанием займемся по ходу.

– По ходу чего? – попытался уточнить Тартарен.

Но ответа не получил.

Через час дорогу отряду преградили джунгли, вплотную подошедшие к каменистому склону холма.

Крис, оторвавшийся от команды, присел на камень, поджидая. Один за другим подтянулись, попадали в сожженную солнцем траву на маленький привал.

Здесь пахло полынью и цикорием, цикады звенели, кузнечики трещали, порывами дул горячий ветер – и можно было бы вспомнить про степь над морем где-нибудь в Крыму. Но никто не вспомнил.

– Проблема, капитан? – кусая соломину, сощурился Гена.

– Какая проблема? – отдуваясь, отирал ладонью пот с шеи и груди Тартарен.

– Да вот капитан наш задумался – идтить или не идтить, – язвил Гена. – Продолжать путь лесом или сваливать в горы уже пора.

– А чего тут думать? – удивился Тартарен. – Время к обеду, а у нас припасов ноль. Если еду подбирать по ходу, надо лесом идти. В горах же ничего толком не растет.

Крис сидел на камне и в споры вступать не собирался. В общем, Тартарен был прав – идти надо было лесом и, набрав чего-нибудь съестного, попытаться взобраться на горы, чтобы время не терять, прорубаясь сквозь чащу. Но Крису почему-то не нравился этот лес.

Хотя с другой стороны – лес как лес. Деревья молодые, лианы и прочая висячая растительность, что ловит в джунглях в сети и шагу спокойно ступить не дает, – негустые. Чуть дальше поросль мелкого кустарника.

Как нарочно, из листвы ближайшего дерева с хлопаньем сорвалась пара сизых с белым птиц, похожих на голубей.

– О! – ткнул в них пальцем Тартарен, подскочил, замахал Тёме – лук готовь к стрельбе.

– Разбежался, – сплюнул Гена. – Ни в какой лес ты не пойдешь. Капитан уводит в горы. А знаешь почему? Здесь не так круто. Даже Катька может подняться без веревок, понял?

– Ты чего, в самом деле, Крис? Да пусть она здесь с тобой посидит. А мы с Тёмой мигом сбегаем, затоваримся и…

– Тихо! – сказал вдруг Юнг и прислушался.

– Что?

– Вы ничего не слышали?

– А ты? – спросил с усмешкой Гена.

Юнг не ответил. Сидел, прислушиваясь.

Крис соскочил с камня, объявил:

– Слушай мое решение: идем лесом до ближайшего удобного подъема в горы. Тёма и Тартарен заготавливают по ходу припасы. Жариков и Юнг им в помощь. Света с Катей идут за мной и не отстают. Пошли!

Тартарен вскочил первым, отыскивая впереди по одному ему известным приметам деревья с замечательными разноцветными плодами. Тёма подергал тетиву, проверяя, не ослабла ли. Катя посмотрела на Криса так, точно ничего другого от него и не ожидала.

Юнг все время раздумий и споров сидел, настороженно прислушиваясь к чему-то такому там, в этих зарослях впереди.

«Хры-ы-ы-а-а-у», – слышал Юнг влажное, раскатистое из леса.

И снова ближе, как будто зверь крадучись подползает, ставит торчком острые уши и, не в силах сдержать жажду крови, выдвигает вперед клыки и давится придушенным рыком. И никто ничего не замечает.

Вот уже поднимаются и идут прямо на эти плотные заросли, в которых разом все стихло, и огромная невидимая черная кошка с зелеными глазами подобралась для прыжка, выбрала жертву, сидит тихо-тихо и ждет подходящей секунды, когда вылетит она черным комом из кустов, опрокидывая и терзая.

– А-а-а-а! – закричал отчаянно Юнг, обгоняя Криса и размахивая на бегу руками.

С разбегу хотел остановить готовую к выстрелу пружину, но только ногой зацепил за невидимый внизу корень, пролетел вперед, врылся лицом в землю.

Гена с удовольствием захохотал.

Катя прыснула.

Тартарен развел руками:

– Да ты чего, Юнг?

Дима лежал на земле, понимая, что все зря, никто там не прятался и никуда прыгать не собирался, – его подставил пробудившийся кошмар. Вставать не хотелось. Так бы и лежал носом в земле, вдыхая теплый, влажный запах своего позора. Вздохнул, приподнял лицо, глаза открыл.

Прямо перед глазами стоят рядком толстые шестигранные стебли, все в тонком седом волосе и листья свисают в такой же седой опушке.

Может, жар на щеках подсказал – вспомнил вдруг такой вот крапивный волос под микроскопом. Острый кончик отламывается, жгучий сок каплей вливается в ранку, человек вскрикивает, хватается за ожог как ошпаренный.

Юнг протянул руку, с досады схватил стебель и рванул на себя. Точно прут железный, раскаленный схватил – вскочил тут же, стиснув зубы, зашипел, ладонь прижал к животу, согнулся пополам, крутясь и подвывая от боли.

Гена смеялся сквозь зубы, повизгивая.

– Ну хватит ржать-то, – оттолкнула его Света, подбежала к Юнгу, попыталась взять за руку: – Покажи!

Замычал, замахал здоровой рукой:

– Не ходите туда. Нельзя!

– Тихо, тихо, – шептала Света, – успокойся. Дай посмотрю.

Перехватила обожженную руку, потянула настойчиво, осторожно раскрыла:

– Ох, ни х… себе!

Кожа на ладони вздулась пузырем. Рука краснела и распухала на глазах.

– Ну что там? – Крис подошел, глянул. – Ух ты! Чем это тебя?

– А черт его… – Дима показал на плотные стебли. – Вот эта штука. Кажется – ядовитый дрок. Он здесь кругом.

– Это опасно?

Юнг сжал зубы, превозмогая боль.

– Как сказать. Пара таких ожогов – и человек три дня в жару мечется.

– А потом?

– Если не аллергик – оправится.

– А если…

– Без лекарств отек гортани – и привет.

– А у тебя как с аллергией?

– У меня ее нет.

Света поднесла его ладонь к губам, подула. Юнг зажмурился.

– Та-ак. У кого аллергия на… – Крис посмотрел на Юнга.

– Травы, крапиву, пчел, ос, муравьев… – перечислил Дима.

– У меня, – призналась Катя. – На все.

– Все назад, – коротко скомандовал Крис. – Идем через горы.

– Ну что я говорил, – тронув за плечо, прошипел Жариков на ухо Тартарену. – Все из-за этой его Катьки.

– А ты бы заткнулся, – хмуро ответил Тартарен. – Я, между прочим, тоже аллергик. И если бы не Юнг, все бы мы сейчас были с пузырями.

Шли весь день, пробираясь по каменистым крутым склонам невысоких поначалу скал, бока которых поднимались вверх мелкими, частыми уступами. Как будто кто резьбу нарезал, и само получалось, что команда, продвигаясь вперед, поднималась выше и выше над рекой и лесом, и скоро все это было далеко внизу.

Юнг отыскал на камнях что-то похожее на подорожник, поплевав, привязал к ладони. Лихорадило слегка, но опухоль начала спадать. Света шла рядом, не отставая, прибавляла ему сил. На коротких привалах делали по глотку теплой воды из Тёминого термоса и шли дальше.

Смешные зверьки, похожие не то на сурков, не то на сусликов, столбиками вставали на задние лапы, передние складывали на груди, поворачивая за людьми хитро сощуренные свои мордочки с толстыми щеками. Тёма подстрелил из лука парочку.

Катя, едва заметив приготовления к охоте, старалась зверей спугнуть, но они ее криков и бросания камней не боялись, стояли, вытянув короткие шеи и показывая два длинных передних зуба.

Тёме пришлось поотстать, чтобы Катя не видела сцен охоты, и вечером у маленького родничка, на который они случайно набрели, он освежевал тушки, шкурки выбросил в кусты, а мясо отварил в складном ведерке.

Катя сначала отказывалась, но в конце концов выпила бульону из половинки кокосового ореха.

Тартарен, обсасывая косточки, сравнивал мясо местных грызунов с кроличьим и находил его удивительно нежным.

– Ну как ты можешь так говорить! – возмущалась Катя. – Они же только сегодня утром были живые. Может быть, у них дети.

– Но если они остались бы к вечеру живыми, мы бы к завтрашнему утру сами были мертвые, – резонно отвечал Тартарен.

– Закон джунглей, – коротко отрыгнув, напомнил Гена. – Или ты ешь. Или тебя едят.

– Не болит? – так, чтоб никто не слышал, спросила Света Юнга.

Дима чуть качнул головой, вслух ничего не сказав. Тоже чтоб никто не заметил. Такой получался у них тихий заговор.

Они сидели перед костром вроде бы со всеми, только чуть поодаль. А на самом деле совершенно одни.

– Подумаешь, кролики безухие, – усмехнулась про себя Света. – Я когда беспризорничала, мы чего только не ели.

– Собак не ели, – понадеялся Юнг.

– Нет, собак мы не ели. Только кошку. Один раз.

– Черную?

– Не знаю. Может быть. Меня сначала накормили. Потом сказали.

– Вкусно?

– Не помню. Меня сразу стошнило.

– Как это ты в беспризорные попала?

– Из-за тетки. Я тогда у тетки жила на Бутырской. Она завучем работала в школе, где я училась. Достала меня – днем в школе, вечерами дома. А Белорусский вокзал рядом. Там беспризорная тусовка. Я из дома сбежала, к ним прибилась.

Юнг представил вокзал, путаницу подъездных путей, ажурную литую крышу на черных столбиках над платформой, запах гари, лязг сцепляемых составов и пирамиды чемоданов в зданиях – белых и зеленых.

Стайка грязных подростков заглядывает нагло-просительно в лица прохожих, требуя денег. Жесткие разборки друг с другом, с конкурентами-бомжами. Плата милиции. Жизнь на пиве и мороженом. Ранние половые связи. Наркота. Сутенер из ребят постарше. Групповухи под товарняками. Минеты в сортире.

В качестве любимого развлечения – избиение бомжей. Навалятся малолетние, пинают ногами, бьют пустыми бутылками, с интересом смотрят, как прикрывает бомж руками голову и кровь течет меж пальцев. Это Юнг сам видел. Бомжа отбил, беспризорных разогнал, ничего не изменил.

– Да ладно, – успокоила Света. – Я с ними протусовалась-то всего неделю. Потом обратно к тетке вернулась.

– Не понравилось?

– Прописываться не хотела.

– Это как?

– Вся кодла тебя трахает в отцепленном вагоне ночь напролет. Если выдержишь – остаешься. Я как представила… Они такие грязные. Да ладно, не бери в голову, – тайком бросила взгляд на Юнга. – Считай, эксперимент на выживание. Вроде этой вашей экспедиции.

– Удачный?

– Что?

– Эксперимент.

– Да как сказать. После него ничего такого нового о людях я не узнала. Хотя и до него была достаточно образованна. По жизни. Можно тебя спросить? – Света локти положила на колени, а лицо опустила между, чтобы не было видно, как шевелятся ее губы, и нельзя было догадаться, что они с Юнгом ведут тайные разговоры. – Ты вот вечерами пишешь в этой книжечке. О чем?

– Так. Сначала что-то вроде путевого журнала. Теперь скорее дневник.

– Дашь почитать?

Юнг вспомнил свои записи.

– Может быть, потом как-нибудь.

– Боишься меня?

– Нет. Просто…

– Ладно, проехали.

Обожженная рука заныла. Юнг, поморщившись, тронул повязку.

Светка сплюнула между колен, носом шмыгнула, точно специально показывая, что не зря тусовалась с бездомными. Протянула ладонь:

– Клади сюда – перебинтую.

Осторожно потянула за хвостики бантика. Стала разматывать бинт.

– И я хотел тебя спросить.

– Валяй.

– Помнишь, ты Кате говорила насчет папиков. Это правда?

– А тебе бы как хотелось? Ладно, не парься. Был у меня один. Но это не бизнес. Если тебя достает, конечно.

– Крис говорил про этого господина. Про Аркадия. Ты не к нему летела на Канары?

– С чего ты взял? – громко спросила Светка, так что Тартарен на них оглянулся. Потом тише: – Не было никакого Аркадия.

– А кто был?

– А вот это тебе знать не обязательно. Может быть, потом как-нибудь.

– Когда?

– После того как дашь почитать дневник, – вернула ему перебинтованную руку Света.

Это им только казалось, что они так удачно скрывают тайные свои беседы. Двое следили за ними ревниво.

Крис, которому так ни разу и не удалось остаться с Катей наедине. Катя его сторонилась, точно не было ничего между ними, и что-то похожее на зависть тихонько кольнуло его, когда он отметил, как отдельно от всех сидят Юнг и Света.

Гена Жариков тоже это отметил. Он внимательно прислушивался к тихому их разговору. Даже короткими своими собачьими ушами шевелил. Но так ничего и не расслышал.

Глава четырнадцатая

1

Утром Юнг обнаружил пропажу дневника. Он его так перекрестил из журнала и решил никому не показывать. Держать за поясом джинсов и делать вид, что потерял. А теперь он и в самом деле пропал.

Вместе с дневником исчезла Света. Сначала думали, что забрела подальше в поисках укромного местечка для утренних дел. Первым занервничал Юнг. Кругом полно здоровенных каменюк. За каждым можно уединиться.

Светка, поначалу естественных потребностей вовсе не стеснявшаяся, в последние дни стала вдруг деликатна, как школьница. В белье с утра не разгуливала. Набрав воды в две половинки кокоса, умывалась скрытно и тщательно, приглаживая короткий свой ежик мокрыми ладошками. Но даже для этих новых ее привычек утренний туалет явно затянулся.

Катя, вызвавшаяся найти и поторопить, вернулась перепуганная и с одной фирменной кроссовкой «Рибок», которыми так гордилась Светка, в руках.

– Где? Где ты ее нашла? – подскочил Юнг.

– Там, – показала Катя за спину, сбивчиво объяснив, что она шла – и вдруг видит…

Юнг вырвал из рук Кати кроссовку, посмотрел, убежал, потом вернулся, размахивая руками, кричал, что он там был, видел, трава примята, была борьба, ее похитили, быть может, те же дикари, совсем недавно, успеем догнать, ну чего встали! – Интересно, откуда они появились? – озирался Крис.

– Да сверху, с горы спустились, – нетерпеливо объяснял Юнг.

– Точно – сверху?

– Там следы – трава примята, а дальше путь только один – через расщелину в горы!

– И много их было? – не поверил Гена Жариков. Раздражала его эта суета.

– Не знаю… Ну чего стоим, спешить надо!

– А по-моему, все это ерунда, – веско сказал Гена. – Бред больного. Пошла девчонка прогуляться, а мы тут все на ушах должны стоять?

– В одной кроссовке прогуляться?

– А ты вторую искал?

– Нет.

– Ну так поищи.

Хотел Дима дать Гене Жарикову в острое его собачье ухо. Давно хотел. И еще – кулаком в эту его улыбку сквозь сжатые губы. Может, хоть раз в жизни улыбнется как человек.

Но это потом.

– Ладно… Вы как хотите…

– Ты что, так его одного и отпустишь? – удивилась Катя.

– Юнг, – окликнул Крис, – постой.

Взглядом окинул команду, выбирая.

– Тартарен и Тёма с нами. Катя с Жариковым остаются.

– Я с вами пойду, – заявила Катя.

– Решение капитана, – сдержанно напомнил Крис.

– Можешь оштрафовать. Светка меня отбивала от дикарей. А теперь, когда она сама…

Крис понял, что настаивать бесполезно. Как решила, так и сделает. В конце концов, еще неизвестно, где ей будет безопаснее.

– Ладно, – пойдешь с нами. Только вперед не лезь. Держись между Тартареном и мной.

– Не волнуйся, капитан, – раскрыл широкие объятия Тартарен. – Я ее прикрою.

Дима давно уже ушел вперед. Надо было его догонять.

Гена Жариков постоял возле затухающего костра, поглядывая в спины уходящим. Может, и понял что-то такое, чего раньше не понимал. А может, сообразил, насколько он сам теперь уязвим один в этих лысых горах, на открытой со всех сторон площадке.

– Эй! – крикнул он. – Подождите! Я с вами.

Но никто не обернулся.

Вторую кроссовку обнаружили в расщелине метрах в ста повыше от того места, где действительно жесткая, выжженная трава была примята, как будто здесь сидел кто, прислонившись спиной к каменной глыбе, и смотрел сквозь опущенные ресницы на восход солнца. Или, скажем, положив на колени книжицу в сером переплете, читал чужие откровения, с трудом разбирая мелкий, убористый почерк.

Скорее, карабкаться вперед по высохшему руслу ручья между двух скал, что все ближе подходят друг к другу, точно хотят сомкнуться, раздавить поднимающихся цепочкой в погоне за теми, кто только что заставлял карабкаться по этим камням девчонку с короткой стрижкой обесцвеченных волос, со столичным пирсингом на плоском голом животе, и босую, без удобных и прочных кроссовок на ранимых маленьких ступнях.

Юнг шел первым очень быстро, почти бегом. Двумя руками опираясь о сблизившиеся стенки, перебирался через камни, глядя под ноги в поисках следов, которые хотел и боялся обнаружить. Потому что босые ноги оставят на острых камнях следы крови, если поранятся.

Юнг смотрел под ноги, а Тартарен, пыхтевший за ним следом, – вперед и вверх со вполне понятным беспокойством. Стенки ущелья сходились все ближе, вот он уже только боком протиснуться может, и то едва-едва. Кто, кого и куда мог вести в таком месте? И… зачем?

Стенки ущелья сходились узко. А Тартарен очень широк в теле. И главное – одинаково широк, в какую сторону ни мерь, – сбоку, спереди или сзади. Так что, когда он понял, что в щель между стенками он уже не проходит, ему бы и не пытаться пролезть боком. А он попробовал.

Повернулся спиной к одной стенке, руками уперся в другую, точно мог ее подвинуть, плечом вперед протолкнул себя насколько смог в расщелину. Дальше скалы расходились, можно было идти свободно. Только вот еще подтянуться чуть-чуть или ужаться.

Тартарен попробовал дать задний ход и облился холодным потом. Скалы сдавили его спереди и сзади, точно двери вагона метро. С той, однако, разницей, что двери раздвинуть можно. А прищемившие вас две скалы – никак. Вот не хватало еще…

Тартарен поднял глаза. Прямо ему в лицо сверху со свистом летел здоровенный камень. Леша глаза зажмурил, голову в плечи вжал, ожидая удара.

Что-то мощно двинуло его в плечо, он из щели выпал, и тут же в то место, где он застрял, с каменным стуком рухнул здоровенный булыжник. Брызнули черные осколки.

Крис, высадивший в прыжке двумя ногами Тартарена, успел прикрыть своим телом Катю.

Пара мелких камней угодила ему в спину.

– Что это? Откуда? – стоя на четвереньках, озирался Тартарен.

И тут же наверху застучали, ударяясь о стенки, камни. Они задевали о скалу, отскакивали рикошетом в другую, раскалывались, как в какой-нибудь камнедробилке.

– Тартарен, Крис, сюда! – звал их Юнг. – Скорее!

Леше второй раз повторять не надо было. Упал на четвереньки, быстро пополз по проходу, ожидая с секунды на секунду камень себе на спину. За ним, пригибаясь, бежали Катя с Крисом.

Последним, матерясь, шарахался из стороны в сторону, пытаясь укрыться под скалами, как под стенами падающих домов в бомбежку, Гена Жариков.

Выскочивший им навстречу Юнг втащил Тартарена за шиворот под какой-то каменный козырек. Туда же юркнули Крис с Катей. Потеснив их от входа, втиснулся Гена.

Сыпавшиеся сверху градом камни как раз достигли дна ущелья и легли неровным, горбатым ковром там, где ребята только что, пригибаясь, бежали.

2

– От, блин, попали, – оценил последствия каменного ливня Тартарен.

То место, где застрял Тартарен, намертво забило камнями. Просто сплошная стенка. Их замуровало.

– Попа-али, – повторил Тартарен.

– Куда? – спросила Катя.

– В… Вот куда, – совершенно естественно выругался Гена.

Впереди было темно и слышалось нетерпеливое топанье Юнга.

Стены ущелья расходились внизу, образуя вполне приличный проход. А вот над их головами смыкались вглухую.

Получалось что-то вроде крыши.

– Ха! – оценил Тартарен. – Это ж крытая пешеходная зона.

– Зона? – услышал Жариков знакомое слово.

– Ну да! Вроде старого Арбата, но под крышей.

– Или ГУМа, – вспомнила Катя.

«Или вокзала», – могла бы сказать Света. Но Светы с ними не было.

– И куда ведет эта зона? – спросил Гена.

– Действительно, выход там есть?

Тартарен широкой своей спиной загородил свет, надеясь разглядеть слабый отблеск в конце этого тоннеля и узнать, есть ли там впереди какой-нибудь выход.

Впереди был темно. И никаких проблесков.

– Идем, идем, – звал их из темноты Юнг. – Она здесь. Я знаю.

Он действительно знал теперь наверняка, что Света здесь проходила, может быть совсем недавно.

Перед входом в крытый этот кусок ущелья он обнаружил на камнях серую свою книжицу.

Светка точно специально обронила ее здесь, чтобы дать им знак, где ее вели. Юнг книжицу подобрал, пролистнул быстро, никаких записок не нашел – глупо было и надеяться, что черкнет она ему слово с указанием, где искать, – и теперь каждую секунду чувствовал, как уходит время зря – ведь еще чуть-чуть, они бы ее догнали.

– Юнг! – окликнул Крис.

– Ну что вы там застряли? – отозвался он.

– Погоди. Тём, у нас есть что-нибудь… посветить?

– Сейчас будет, – наворачивал на дротик кусок бинта Тёма.

Привязал, смочил чем-то из пузырька, поджег.

Факел зачадил, завонял, освещая слабо каменистый пол и стены, неизвестно как попавшие сюда ветки с пожухлой листвой, клочки травы и птичьи перья и еще какой-то природный мусор.

Шли за Тёмой с факелом, поднятым повыше, посматривая на сомкнутый над головами свод и вырванные в дрожащем на легком ветру язычке оранжевого пламени куски стен в извилистых трещинах и каменистых наплывах.

– Ветер, – глядя на подпрыгивающий свет факела, заметил Тартарен.

– Вижу, – поднял Тёма голову.

– А это что значит? – поинтересовалась притихшая Катя.

– Значит, впереди есть выход, – успокоил ее Крис.

– А, черт! – поскользнулся Гена. – Ну ты свети нормально, а то я тут в какое-то говно влез!

Тартарен потянул машинально носом воздух.

Почувствовал запах, знакомый с детства.

– Откуда ж здесь…

– Тихо! – прикрикнул Крис.

Впереди кто-то прерывисто вздохнул – не то чтоб сдерживая рыдание, просто человек наткнулся на то страшное, о котором знают родственники безнадежно больного, оно вот-вот случится, неотвратимо надвигается, произойдет неизбежно, но во что до конца почему-то люди не верят, как будто можно его избежать каким-то чудом, если думать только о ближайших минутах, в которые смерть вполне может не наступить.

Тёма поднял чадящий факел повыше, осветил расступившиеся впереди стены и Юнга, сидящего на корточках, склонившегося над чем-то темным, бесформенным, одетым в какой-то мохнатый белый комбинезон.

«Чего это она в комбинезон вырядилась?» – подумал выглянувший из-за спин Гена Жариков.

Тело было абсолютно неподвижным под прикрывшими его кое-где ветками.

Голову Юнг бережно прижимал к груди, покачиваясь взад-вперед. Тёма поднес ближе гаснущий факел. Крис осторожно взял Юнга за плечо. Юнг крепче прижал голову.

– Ну будет, будет… – успокаивал Крис.

Осторожно потянул руку Димы. Открылось мертвое лицо.

Катя испуганно вскрикнула.

– Чего это? – брякнул высунувшийся Гена. – Обезьяна какая-то белая…

Юнг вздрогнул, открыл глаза, сбросил мертвую голову с колен.

Она повернулась набок на длинной шее, и все увидели – короткий белый волос на макушке, старость детского обезьяньего лица, широконоздрый нос, рот как лопнувший орех, глаза, прикрытые голыми веками…

Это был мертвый детеныш большой обезьяны. А белый – потому что альбинос. Думая, что наткнулся в темноте на мертвую Светку, Дима Юнг на самом деле горевал над погибшим обезьяньим ребенком.

– Черт, а где же Света? – растерянно спросил Юнг.

Впереди совершенно явно кто-то завозился, как будто почесываясь. Издал звук – такой оберегающе-угрожающий. То есть стерегут здесь вот самое дорогое, просят не беспокоить, а если что – пеняйте на себя. Был там еще один звук, что-то вроде придушенного писка. Кому-то там дышать не давали – не то что кричать или жаловаться.

Тёма поднял свой умирающий факел повыше. Слабый свет уперся в стену. Так показалось сначала, потому что тьма отступила метра на два и там сгустилась.

Что-то огромное вроде камня в полтонны весом преграждало им теперь путь. Камень почему-то был мохнатым. Снова раздался тот же звук – угрожающе-оберегающий. Он шел с другой стороны камня.

И придушенный стон доносился оттуда же.

– Она там! – дернулся Юнг вперед и тут же отпрянул.

Камень двинулся. Медленно-медленно стал поворачиваться вокруг своей оси, выдвинулось мощное мохнатое плечо, согнутая в локте лапа, толщиной с тело крепкого мужика, а там, где угадывалась поначалу макушка камня, обнаружилась голова конусом – с низким лбом, сплюснутыми ноздрями и запавшими черными глазами.

Горилла, задрав тонкую верхнюю губу, показала длинные желтые зубы и сдавленно зарычала.

Юнг этого не заметил. Только одно – своей лапищей мохнатое чудовище прижимало к груди совершенно побелевшую от этих объятий Свету. Смотрела она на Диму так, что он, не задумываясь, бросился бы на двухметровую обезьяну. И, наверное, погубил бы их всех. Крис успел перехватить его. Но едва бы удержал. Ему помог факел. Моргнул пару раз и погас.

Сначала все точно ослепли.

Стояли как под черным шерстяным одеялом – душно и не видно ни черта.

Но вот же она, горилла, прямо перед ними, на две головы выше самого Тартарена, да еще над ней сияние какое-то и по плечам и лапам.

– Свет видите? – стараясь не двигаться, едва слышно спросил Крис.

– Там выход, – подхватил Тёма.

Юнг попробовал вырваться из объятий Криса. Обезьяна сдавленно зарычала.

– Стойте, – тихо сказал Тёма. – Не так надо. Слушайте.

Застыли, прислушиваясь, чего там Тёма придумал. Но ничего не услышали. Только в ушах позванивало и мелко и часто вздыхала Светка в объятиях гориллы.

Родился звук, еле слышный, тонкий и жалобный. Часто-часто и тихонько кто-то всхлипывал, поскуливая – как будто жалобно и робко выпрашивая немножечко тепла и ласки.

Горилла подалась вперед, а Тёма в темноте раздвинул ребят руками по стенкам, стал медленно отступать, поскуливая.

Мохнатая разжала лапы, Светка скатилась на пол. Юнг подскочил к ней, протиснувшись между стеной и гориллой. Та, не обращая на Юнга внимания, медленно шла за Тёмой.

Было видно, как перекатываются у нее на спине под шерстью булыжники мышц, как лоснится черная кожаная нашлепка на заду. Потому что мохнатая мамаша, потерявшая своего ребенка и загипнотизированная Тёмиными детскими жалобами, освободила закупоренный ее телом проход – и там открылся выход из этой галереи, слишком низкий, чтобы горилла пролезла в него, но, возможно, способный пропустить сквозь себя такого, как Тартарен.

– Уходите, пока я ее держу, – прервав на секунду скулеж, напряженно сказал Тёма.

– А ты? – спросил Крис.

– Скорее, – торопил Тёма.

Горилла остановилась, прислушиваясь, куда делся звук детских жалоб и просьб, и, словно протрезвев, уставилась на Тёму, как будто что-то припоминая. А вспомнить, что уже нашла замену детенышу в Светкином лице, она могла в любую минуту.

Юнг не стал дожидаться, схватил Светку за руку, потащил за собой, не обращая внимания на кряхтенье и постанывания – у девчонки затекли руки и ноги, ребра болели от бурной материнской ласки, а голова шла кругом, тошнило от одуряющего запаха немытой шерсти и животного молока, источаемого мощной переполненной грудью прямо Светке в лицо. Юнг наклонил ей голову, сзади подхватил, просунул в узенький низкий выход, выдавил:

– Беги!

– А ты?

– Я за Тёмой вернусь. И вот это надень, – выбросил он ей вслед пару любимых кроссовок.

И тут же исчез в темноте, а в узкий лаз Крис уже выталкивал упирающуюся Катю, тоже ни в какую не желавшую оставаться одной.

Гена Жариков грубо прервал споры и уговаривания, выдавив Катю из лаза и тут же выбравшись вслед за ней на воздух подальше от этой чумной громилы и желающих поиграть с ней в дочки-матери.

– Тартарен, сюда! – зашипел, махая рукой, Крис.

Тартарен подошел, оглянулся в недоумении.

– Лезь, – приказал Крис.

– А как же Тёма?

– Мы с Юнгом поможем ему выбраться.

– Не. Я так…

– Лезь, говорю! – не выдержал Крис. – Если ты сейчас застрянешь, мы вообще никогда отсюда не выберемся.

– Только для проверки, – предупредил Тартарен, опускаясь на четвереньки, просовывая руки и голову в лаз.

Потыкался, повернулся на бок – плечи все равно не пролезали.

Катя со Светой ухватились с той стороны каждая за одну руку, дернули разом, Тартарен взвыл от боли.

Гена подскочил, оскалился, ухватил за волосы, дернули втроем, а Крис с Юнгом одновременно пихнули сзади, как застрявший в снегу джип на летней резине.

Тартарен медленно полз из пещерного лаза, как пробка из бутылки «Советского» шампанского под бой курантов, и в конце концов вылетел, повалив Катю со Светой, отвесив по дороге оплеуху Гене.

Поднялся, взял Гену за ворот, с силой встряхнул:

– Не зашиб?

Крис с Юнгом вернулись к мохнатой горилловой спине.

Обезьяна вдруг заворчала нежно.

Тёма нырнул ей под лапу, бросился к выходу.

– Скорей, пока не поняла! – крикнул он, толкая Криса к выходу.

Юнг оглянулся на гориллу, то ли прощаясь, то ли благодаря за то, что Светку не тронула. И горилла повернулась к нему.

Откинула голову, нижнюю губу счастливо отвесила, прижимала одной лапой голову мертвого детеныша к соску, другой мелко и часто перебирала короткие его белые волосы на макушке. Как-то Тёме удалось своим поскуливанием убедить несчастного зверя, что детеныш ее жив и она может согреть его и накормить.

Но тело было холодным, голова болталась, губы не касались соска. И жалобное попискивание, лишившее ее обезьяньего рассудка, стихло.

Увидев по глазам Юнга, что здесь что-то не так, горилла тряхнула труп детеныша. Потом еще раз.

Голова его запрокинулась, длинные тонкие лапы с совершенно человеческими пальцами повисли. Глянула на Юнга сначала удивленно, как ребенок, в первый раз столкнувшийся с обманом. Раскрыла лапы – труп упал. Посмотрела на свои ладони, потом на Юнга. Вдруг в ярости пихнула тело детеныша, бросилась, обиженно рыча и взлаивая, на Диму.

Тот, разомлевший было от идиллической картинки, не сразу сообразил, что ему грозит опасность.

Обезьяна-мать успела ухватить прыгнувшего в лаз Юнга за кроссовку. Потянула изо всех сил. Крис со Светкой тащили за руки с той стороны.

Юнг заскрипел зубами, стопу вытянул носком назад, не привыкшие к захватам обезьяньи лапы скользнули по гладкой спортивной коже, Юнга выдернули из пещеры.

– Бежим отсюда! – подпрыгнула на месте ожившая Света.

– Куда торопиться, – улыбался Тартарен, – ей оттуда сроду не выбраться. У нее голова не пролезет. Потому что голова у нее…

Договорить он не успел. Из черной дыры вдруг вылетела черная лапа, цапнула толстыми пальцами воздух рядом с его ногой. Тартарен отскочил. Катя вскрикнула. Дружно рванули вверх по ущелью не разбирая дороги.