Текст книги "Дикий остров"

Автор книги: Владимир Цыбульский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Глава пятая

1

– Че-го-ооо? – округлила глаза Светка.

– Все! Звездец. На солнце парень перегрелся, – авторитетно заявил Тартарен. – Срочно в тень его.

– Да погодите вы, – прикрикнул на них Юнг. – Что ты имеешь в виду, Крис? Объясни.

– Объясняю, – объявил Крис. – И очень хочу, чтобы вы поняли.

– Постойте, я, кажется, уже поня-я-ла, – растягивая слова, пропела Катя и пристально посмотрела на Криса: – Мы будем выбирать вождя?

– В принципе да. Но я бы назвал это выборами капитана.

– Угу. Ну конечно. Вождь – это как-то… А капитан – это да. Как там у Гумилева:

 
…Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так, что сыплется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.
 

Так?

– Угадала, – вздернул губу Крис. – Только вся эта гумилевщина тут ни при чем.

– Нет, она права, – вступился за Катю Тартарен. – Очнись, Крис. Игры кончились.

– Вот именно. – Крис задержал взгляд на Катином лице чуть дольше, чем следовало бы человеку, убежденному, что все бабы дуры. А может быть, это Юнгу только показалось? Потому что Крис тут же тряхнул головой и начал объяснять, как всегда, холодно и логично: – Игры кончились, это, Леша, ты верно заметил. Мы имеем дело с организацией, цели которой нам неизвестны, а масштаб действий и цинизм абсолютно очевидны.

– Ну это мы и без тебя… – начал Тартарен.

– Я еще не закончил, – остановил его Крис. – Вилла, самолет-амфибия, ребята с автоматами, судя по всему профессионалы, – на все это нужны деньги. Собрать информацию о нашей команде и… о вас, – кивнул он Кате со Светой, – оформить паспорта и визы, как-то подгадать, чтобы мы все оказались в одно время в одном месте, тоже надо суметь.

– Да, но зачем кому-то нас собирать и выбрасывать не на остров даже, а прямо в море? – спросил Тёма. – Ведь мы запросто могли потонуть там, прямо под крылом самолета.

– Или разбиться о скалы, – напомнил Дима.

– Или свалиться со стены, – сообразила Катя.

– Именно, – кивнул Крис. – С одной поправкой – не могли, а должны.

– То есть? – хором спросили Катя с Тартареном.

– Вы что, не понимаете? Никто, кроме нас самих, не заинтересован, чтобы мы выжили. Скорее наоборот.

– Как это?

– Помните, о чем говорили два урода, пока мы бултыхались в океане? «А вот посмотришь, что сейчас будет!» – говорили они.

– Хочешь сказать, кто-то так… развлекается? – уточнил Тартарен.

– Похоже на то. Заключили пари. Делают ставки. Например, кто из нас продержится неделю. И сколько останется в живых через месяц. Ведь у нас, кажется, контракт на месяц с этим «Артуром», а, Леша?

Леша вяло отмахнулся. Нашел о чем вспоминать.

– И не факт, что они ограничатся такими вот естественными испытаниями.

– Думаешь, заготовили нам какие-нибудь специальные гадости? – спросил Юнг.

– Не знаю. Но вряд ли все это устроили, чтобы приехать через месяц и, обнаружив, что мы не умерли с голоду, нас не сожрала мошка и мы не перегрызлись, сказать: молодцы, ребята, вот вам по десять штук, давайте ваши записи, мы посмеемся, а вы свободны.

– Какие записи? – не поняла Катя.

– О штуках поподробнее, – попросила Света.

– Мы должны были вести путевой журнал и все, что с нами происходит, в него записывать, – хмуро объяснил Тёма, вспомнив, что как раз этого-то он и не делал с самого момента их приводнения. Не было ни времени, ни сил, ни самого журнала, который он в этой суматохе где-то посеял.

– Нам обещали заплатить после возвращения, – объяснил про десять штук Тартарен. – Только цена этим обещаниям… Если вернемся и найдем эту фирму «Артур», поделюсь с вами первым.

– А почему ты так уверен, что не найдем? – посмотрел Крис на Тартарена. – Все-таки у нас договор. И мы знаем, где их офис.

– А потому… Потому, что никакой фирмы там уже не было, когда я эти гребаные договора забирал, – пробурчал Тартарен.

– Что ж ты молчал-то? – удивился Юнг.

– А это бы нас остановило? – вскинулся Леша. – Посмеялись бы и забыли. Только кайфа бы прибавилось: вот оно, настоящее приключение. Таинственная фирма отправила нас в никуда и тут же исчезла. Скажешь, не так?

– Так, – ответил за Юнга Крис. – Ну теперь-то вы понимаете?

– Что?

– Организации, поставившей перед собой цель не дать нам выжить, может противостоять только организация.

– Какая?

– Наша. С противоположной целью.

– А что это значит? – спросил Юнг. Но он догадывался.

– Дисциплина и единоначалие, – подтвердил его догадки Крис.

– Как в военных лагерях?

– Жестче, – холодно заметил Крис. – Там нашей жизни ничего не угрожало. А здесь промах, ошибка, самодеятельность одного может погубить всех. У нас пока каждый делал, что в голову взбредет.

– Например?

– Например, Юнг бросил плот и уплыл, хотя мы договорились держаться вместе. Потом полез к змеям – проверить, не рыбы ли это. А если бы ошибся? Тартарен вообще ушел гулять вверх по реке, никому ничего не сказав.

– Ну и что? – расправил плечи Леша.

– А если бы на нас напали и нужна была твоя помощь?

– Тогда в океане и потом с миногами Юнг выручил нас всех, – вступилась вдруг за Юнга Светка. Дима посмотрел на нее удивленно. Думал, она только подкалывать умеет.

– Нам просто везло, – настаивал на своем Крис.

– И что ты предлагаешь? Строем ходить, что ли?

– Выбрать капитана, – не реагируя на подначки Тартарена, начал перечислять Крис. – Любые действия с ним согласовывать. Решения можно обсуждать до принятия их капитаном. После – только выполнять.

– А если кто в сторону отойдет – расстрел?

– За нарушение дисциплины, неисполнение приказа капитана – предупреждение. При повторе – исключение из команды.

– А это что значит? – поинтересовалась Катя.

– Иди гуляй сама по себе, – объяснила Света. – И пусть тебя крокодилы сожрут.

– Капитан конечно же ты, – усмехнулась Катя.

– Выберете – не откажусь.

– Понятно, – кивнул Татарен. – А если ты нас тут всех своими решениями достанешь?

– Команда решит – капитан уйдет в отставку.

– Я – за, – просто сказал Тёма.

– За что? – уточнил Тартарен.

– За то, чтобы Крис был капитаном.

– Понятно. Юнг, Катя?

– Мы не против.

– Света?

– Боссов не выбирают. И разрешения они не спрашивают.

– А как же ими становятся? – спросил Крис.

– Так и становятся. Кто против сявку разинул – в рыльник. И всем понятно, кто босс.

– Ясно, – ухмыльнулся в усы Тартарен.

– Что тебе ясно?

– Где тебя воспитывали.

– Ну и заткнись. Я голосовать не буду.

– Итак, – подвел итоги Тартарен, – Тёма, Юнг, Катя и я – за. Света не голосует. Крис ты – за? Нет, можешь воздержаться. Ах голосуешь? Отлично. Объявляю: Крис единогласно, кроме одного отказавшегося голосовать, избран капитаном. Командуйте, капитан Крис.

Тартарен, может, и хотел отвесить капитану поклон, но, взглянув на него, вовремя остановился и только отступил на край поляны.

Прежде чем сделать первые распоряжения, Крис все же поинтересовался, намерена ли Света оставаться в команде. Светка молчала, опустив голову. Крис настаивал на ответе. Она ковыряла пальцем в траве. Что-то она говорила, но тихо… Катя наклонилась к ней, положила руку на плечо. Светка руку сбросила.

– Не слышу, – строго повторил вопрос Крис. – Ты в команде?

– А куда ж мне деться? – помолчав, ответила Светка, вскочила, подошла к обрыву и стала смотреть вниз, в илистую лужу.

– Кремень-девка, – почти с уважением заметил Тартарен.

Указания капитана Криса были коротки и точны. После краткой ревизии припасов в сумке Тёмы (неполный пакет сухарей, упаковка бульонных кубиков, сахар, соль, двадцать пакетиков чая и коробка сублимированного мяса) Крис отрядил две экспедиции за съестным.

Первая – из Криса и Тёмы – отправилась на то место, где утром они обнаружили миног.

Вторая (Юнг и Света) идет вверх по склону на разведку местности и поиски съедобных плодов.

Тартарен и Катя остаются, стерегут сумку Тёмы и расчищают пространство вокруг поляны от всякой тропической зелени.

– Можно спросить – зачем? – обратилась к Крису Катя.

– Чтобы подобраться к нам нельзя было незамеченными.

– Мы что же, здесь остаемся? – не понял Тартарен.

Крис не ответил. Он спускался по камням вслед за Тёмой.

2

«18.05.200…

23.30 по Москве.

Неизвестная часть суши (остров или полуостров) предположительно в Атлантическом океане.

Берег реки.

Запись ведет Дмитрий Юнкович.

Когда я вытащил из-за ремня джинсов дважды за последние сутки промокший путевой журнал, Тёма обрадовался и спросил, откуда он у меня. А я и сам не знал. Наверное, прихватил его еще тогда, в суматохе в ангаре. Первую запись сделал Тёма. Крис прочел ее и попросил меня вести записи каждый вечер. Если Тёма не возражает.

Тёма не возражал. Он сказал, что писать у него вообще-то не очень получается. Я не был уверен, что у меня самого-то получится. Спросил у Криса, что писать. Он ответил – что запомнилось за день. Что ж, попробую.

Начну с того места, на котором остановился Тёма…»

Далее в сереньком еженедельничке бегло описывались события последних двух суток.

Про ангар, из которого их вывел толстый охранник. Про перелет над Атлантикой и про то, как их сбросили в океан. Коротко рассказав про добычу сумки с подводного утеса, восхождение на стенку, барахтанье в селевом потоке, ночевку на дереве, переход по грязи и выборы Криса капитаном, Юнг завершил отчет о первых днях пребывания на неизвестной земле решением Криса, объявленным за ужином, ночевать здесь, на поляне, а завтра идти вверх по ручью.

Но если перевернуть ежедневник в пепельной обложке и открыть его с конца, можно обнаружить, что в тот же вечер были начаты совсем другие заметки.

Почерк очень мелкий, убористый и лишь отдаленно напоминает почерк Димы Юнга. Человек писал для себя, думая, что он всегда может вырвать эти странички, чтобы их никто не прочел. Хотя утверждать, что подобные дневниковые записи никому, кроме пишущего, не адресуются, было бы слишком опрометчиво.

«Двое суток в походе. Всего-то. А уже кое-чего не хватает.

Есть вещи, которых мы не замечаем, пока они под рукой.

Часы, например. Они вообще кажутся лишними. Мы на них совсем не смотрим. Не обращаем внимания. Спросите себя, давно вы смотрели на часы. И не вспомните. А если, приняв душ, вы забыли их в ванной, все встает на свои места. Часы, оказывается, очень нужны. Вы постоянно на них смотрите. Просто этого не замечаете.

Так и ваше лицо. Если вы не женщина, подвинутая на собственной внешности, вы не замечаете своего лица. Оно как часы. Вы видите его утром в зеркале, когда умываетесь. Отраженным в черном окне вагона метро. В витрине магазина, в зеркале в приемной шефа. Вы его не замечаете. Ну разве что растрепанные волосы. Поправили и забыли.

И вот эти привычные отражения исчезли. Их не стало. Нет зеркала для бритья, нет вагона метро. Всего двое суток – а мне трудно вспомнить, как оно выглядит, мое лицо. И меня это совершенно не тяготит.

Человек без лица – кто сказал, что это плохо?

Это было бы замечательно. Если бы было возможно. Потому что так не бывает. Потому что на место твоего лица тут же встает чужое.

Всматриваться в собственное лицо у нас нет времени. А в чужие? Тоже что-то мешает.

Так, схватили нечто на бегу мельком. Самые общие черты. Посмотришь подольше и повнимательнее – человек задергается, как будто у него что-то не так.

Вот Света, например. Вся в углах, волосы светлые, стрижка – и этого довольно. Ну голос еще хриплый, грубоватый. Больше она разглядеть не дала. А я не настаивал. Потому что этого вполне достаточно для обычной жизни – общее впечатление, приблизительный образ, место на полке, ярлычок. Появляется человек или ты случайно вспомнил о нем – он обозначен, ты знаешь, как он выглядит, этого довольно. Для работы, для общения, для секса.

Есть очень маленький период, пока ярлычок не прилип намертво, не застыл. Есть шанс обрести себя без отражений и зеркал.

Я подумал, что такое возможно, когда Крис отправил нас со Светой поискать, не растет ли чего-нибудь съедобное в этом тропическом лесу.

И вот когда мы остались вдвоем в джунглях, мне показалось…»

Что-то помешало пишущему эти заметки для себя.

Или он сам вовремя остановился.

3

А миног что-то не видно.

Или Крис с Тёмой так и не нашли то место под развесистым, в пять обхватов, деревом, на котором провели прошлую ночь.

Полдня бродили по топям болотным, перемазались и вымокли, похожие деревья с мохнатыми стволами видели, похожих на черных скользких змей миног – нет.

На обратном пути им немножко повезло. Набрели на поваленное дерево, все усыпанное огромными виноградными улитками. А еще Тёма под старым пнем нашел что-то вроде неглубокой пещеры – и там штук двадцать мелких речных крабов.

Все было запечено на углях и съедено в основном Тартареном. Катя к улиткам и маленьким, в угольных панцирях, крабам не притронулась. Может быть потому, что печеные улитки похожи были на кусочки резины. А крабы вообще-то мало чем отличались от больших пауков.

В общем, если бы не Тёма…

В сумке его обнаружилась еще одна совершенно необходимая вещь – складной котелок литра на полтора. Тёма вскипятил в нем воду из ручья, и каждый по очереди получил возможность выпить крышечку бульона из кубиков и съесть пару сухарей.

Поход Юнга со Светой принес незрелые плоды бананов. Две связки маленьких, крепких, кривых зеленых «пальчиков». А также пару ананасов и несколько горстей незрелых абрикосов.

Абрикосы были кислыми, их выбросили в реку. Деревянные ананасы прожевать было невозможно. Зеленые бананы, запеченные на углях, по вкусу походили на мороженую картошку и были, в общем, съедобны.

Их даже Катя попробовала.

– Ну вот, – уплетая печеные бананы один за другим, сказал Тартарен Юнгу, – странное место. Нет плодоносящих бананов. А это что? Может, если еще поискать, найдется что-нибудь повкусней и пожелтее?

– Я теперь знаю, почему вокруг этой поляны примерно на полкилометра только банановый подрост, кусты, а деревьев нет совсем, – не отвечая Тартарену, заметил Юнг.

– А я не знаю, в чем причина, и знать не хочу, – отозвался Тартарен. – Только я задолбался вычищать этот твой банановый подрост. Это как салат на грядке разравнивать. Только каждый лист по два метра – и этим вашим ножиком его пилить надо минут по десять каждый.

– А еще этот кустарник с острыми листьями, – пожаловалась Катя. – Он такой пахучий. Меня бабушка заставляла полоскать горло такой вот гадостью, когда я болела ангиной в детстве. У меня на нее аллергия.

– Так что же ты такое открыл? – спросил Юнга Крис.

– Года три назад на этом берегу был сильный лесной пожар. Бушевал он часов десять. Все деревья начисто выгорели. Остались только пни. Вон вроде этого, – Юнг показал на обугленный обрубок, торчащий кариозным черным зубом. – Прекратился пожар так же внезапно, как и начался. Вниз огонь не пошел – берег слишком высок. А вот почему он не пошел выше – не знаю. Может быть, ливень его остановил.

Тартарен звонко хлопнул себя по щеке, посмотрел на останки мошки.

– А что же еще могло огонь остановить? Ясное дело – ливень. Мы теперь знаем, какие тут ливни бывают.

– Да. Если он вспыхнул и погас по естественным причинам.

– А по каким же еще?

– Не знаю.

– А с чего ты решил, что пожар был три года назад? – спросил Крис.

– Примерно таков возраст этой растительности, – показал Юнг на окружающие их заросли, коротко посмотрев при этом в сторону Светы.

Посмотрел и удивился.

Может, ему показалось. Но Свете, похоже, все эти его открытия изрядно надоели за время совместных поисков тропических фруктов. Хотя, пока были вместе, она слушала его с интересом. Вопросы задавала. Кивала в ответ. И смотрела как-то… Не один там был интерес к его знаниям и теориям – это точно. А теперь…

Ну да! На его объяснения морщится, скучая. И явно благосклонно смотрит на подкалывающего его Тартарена.

– Ну и к чему ты нам все это рассказываешь? – спросил Тартарен. – Думаешь, бананы от твоих рассказов быстрее созреют?

Светка, поглядывающая на Тартарена кокетливо, после этих его слов громко засмеялась.

Польщенный Тартарен повел плечами.

– Бананы не созреют, – помрачнел Юнг. – А вот эвкалипты, – сделал он ударение на слове, – может, и подрастут.

Сказал и замолчал со значением. Никто не понял.

– А при чем здесь эвкалипты? – спросила наконец Катя.

– Ой, да он мне всю дорогу про эти эвкалипты… – нервно посмеиваясь, заговорила быстро Света. – Что эвкалипты растут только в Австралии. Что в Австралию мы никак попасть не могли. И такой сорт абрикосов встречается в Средней Азии. А в Атлантике нет. И ананасам тут взяться неоткуда. И что все это кто-то здесь специально посадил и посеял! А значит, где-то здесь должны быть люди.

– Ты это серьезно? – спросил Крис.

– Вполне, – втянув голову в плечи, внимательно глядя на угли костра, отозвался Юнг. – Это от эвкалипта у Кати аллергия. А он нигде, кроме как в Австралии, не растет. И естественным путем попасть сюда не мог.

– Куда ж они де-е-елись, эти люди? – оглянулась Катя, точно ожидая, что из зарослей немедленно высунется голова фермера, возделывающего необитаемую землю под эвкалиптовую рощу.

Юнг ничего не ответил.

– Ладно, – сказал Крис. – Проверим завтра твою теорию. А сейчас… Давайте-ка спать ложиться.

Спорить с Крисом никто не стал.

А когда он объявил, что нужны двое добровольцев на посменное ночное дежурство – поддерживать огонь и посматривать по сторонам, – вызвались Юнг и Тёма. И все устроились на банановых листьях на ночлег. Легли вповалку, не особо разбирая, кто, где и с кем.

Только Катя, подхватив охапку листьев, перетащила их на другую сторону костра и расположилась там одна.

Света при этом хмыкнула и снова, как тогда на пляже, придвинулась под теплый бок Тартарена. А когда он забросил свою лапищу ей на плечи и притянул к себе, только заворочалась, устраиваясь поудобнее.

Тартарен довольно заворчал, почувствовав теплый ее задик у себя на животе. А Светка приоткрыла глаз и совсем не сонно и насмешливо глянула на смотревшего на эту сцену во все глаза Юнга.

Дима вздохнул, снял с сумки Тёмы просохший ежедневник путевого журнала и стал писать в нем свои заметки при свете костра, стараясь больше не смотреть в сторону Светы.

В темноте на банановой подстилке вздыхали, ойкали, шлепали сквозь сон себя по щекам и чесались. Мошкара жрала спящих.

Юнг отложил еженедельник, бросил в костер пару банановых листьев.

Дымом заволокло поляну. Мошка убралась к реке. Возня спящих стихла.

Катя, крутившаяся уже часа полтора без сна, встала, подошла к костру, села, обхватив руками колени.

– О чем думаешь? – не глядя спросил Дима.

– Так…

Сидели смотрели, как огонь, высушив листья, начинает по краям их тихонько разжигать.

– В Москве, наверное, волнуются, – неизвестно о ком сказал Юнг.

– Пока нет, – отозвалась Катя. Быстро и твердо. Видно, она себя об этом уже спрашивала. И решила, что пока – нет.

– Это правда? – спросил осторожно Дима.

– Что?

– Ну то, что Света угадала про твою маму.

– Правда.

– Давно? – Юнг, может быть, и не стал бы спрашивать. Как-то неловко такие вопросы задавать, в сущности, малознакомой девчонке. Но это где-то там, среди людей. Здесь ночью, неизвестно где у костра, – можно.

– В прошлом году, – вздохнула Катя. – Са-амое главное, что это была моя лучшая подруга. Готовились к экзаменам, сидели зубрили у меня в комнате, по вечерам мама поила нас чаем. Отец смеялся, шутил, ухаживал за нами. А потом ушел жить к этой… моей лучшей подруге.

– А мама?

– Она сильная. Ее так просто не сломаешь. У нее свой бизнес рекламный и вообще… Хотя я знаю, ей тяжело. А она не показывает. Не то что я. Вот и из-за того, что я не звоню два дня. Переживает, а виду не покажет.

– То есть разыскивать тебя…

– He-а… Вот не вернусь через две недели, как обещала, тогда, может быть.

– Понятно.

Сидели, смотрели на разгоревшийся огонь.

Кто-то зашуршал и вздохнул сзади.

Обернулись разом, стали вглядываться в темноту.

– Ой! – тихо вскрикнула Катя. – Глаза!

Там сидело нечто маленькое, темное. Наклонив побег эвкалипта, обрывало листики, жевало. Повернулось в их сторону, посмотрело большим печальным глазом с отблеском костра.

Картофельный нос, большие мохнатые уши и грустный взгляд. Медвежонок коала, смешно подергивая носом, обрывал листочки эвкалипта и отправлял их в рот.

– Ой! – умилилась Катя. – Это же коала!

Юнг засмеялся.

Медвежонок посмотрел на него обиженно, отпустил прутик, поднялся, пошел вразвалочку, раздвинул кусты носом. Кусты сошлись, зверек исчез.

Юнг перестал смеяться.

– Ты чего? – спросила Катя.

– Полный бред, – вздохнул Юнг.

– Почему?

– Австралийский сумчатый медведь в Атлантике. Знаешь, кого следующего мы здесь встретим?

– Кого?

– Кого угодно. Может, даже кенгуру. Или индийского слона.

Тёму будить они не стали.

Дима старался не смотреть на Свету, пригревшуюся в объятиях Тартарена. Подошел и лег рядом с Тёмой. Катя сказала, что она все равно не уснет. Подежурит до рассвета.

Пятеро спали вповалку. Катя бросала банановые листья в костер. Дым плыл над поляной, и что-то такое вспоминалось Кате из прошлой ее жизни и растворялось в этом дыму.

Подперев рукой щеку, она смотрела на эту странную картину – скорчившись, подтянув ноги, пятеро ребят, еще два дня назад совершенно ей незнакомых, спали на листьях в банановой роще.

Они ей нравились все. Непохожи на ее знакомых филологов и рекламщиков – приятелей матери. На девиц с филфака – заносчивых бизнес-любовниц, надменных папиных дочек, тарахтящих о ночных клубах, сексе, субботних шопингах в Европу, презирающих их толстушек-аспиранток, манерных мальчиков.

Ей нравился Тёма, спокойный, надежный, немногословный, делающий нужные вещи и ничего за это для себя не ждущий, и Тартарен – такой сильный и беззлобный, и нежный Юнг, и даже колючая Светка, которой, наверное, не очень-то везло в жизни, но она привыкла, научилась справляться с невезением и не жаловаться.

А Крис…

Про Криса она еще не знала, что думать. Там в самолете, когда он выглянул из-за кресла, сказал что-то насмешливое, она вдруг почувствовала, как это будет, когда она опустит лицо в его ладони, закроет глаза, а он пальцами нежно погладит ей веки, лоб и тронет губы.

Катя вспомнила, какой горячей была его ладонь сквозь мокрую блузку, когда они цеплялись за плот в океане. Почувствовала, как вспыхнула щека и пересохло в горле, и поняла, что давно уже смотрит, не отрываясь, в лицо спящему Крису.

Она подвинула банановые листья поближе к обугленному пню, прислонилась к нему, стараясь голову держать прямо и не спать, и незаметно уснула…

Катя не могла видеть мелькание в зарослях теней и как выглядывают, блестя белками глаз, темные лица из листьев, как неслышно ступают по земле чьи-то черные босые ноги.

Крис погладил нежно Катин лоб, провел кончиком языка по ее веку, она во сне вздрогнула, ощутив сквозь ресницы тепло и свет, глаза открыла, увидела – все спят рядком перед поседевшим от пепла костром, а солнце встает над рекой и гладит своими теплыми лучами ее лицо, и нехотя просыпаются птицы.

Поняла – Крис ей снился и отыскивать его среди спящих вповалку не стала.

Прямо перед ней на краешке напитанного солнцем бананового листа встал на задние лапы изящный, стройный богомол и, взмахивая гребенчатыми лапками, попытался разбудить уснувший птичий хор, собрать его и грянуть воедино. Какой-нибудь гимн солнцу. Какую-нибудь тропическую оду радости. Ну, в общем, что-нибудь солнечное.

Катя лицо к свету подняла, руки в стороны потянула, почувствовала что-то на шее. Пальцами тронула, их тут же обвили десятки маленьких цепких лапок.

Руку от шеи отняла и увидела – поблескивая черным хитином, ее пальцы обвила гигантская многоножка. Волны бегут по десяткам желтых лапок, ее плоская голова поднялась, усики распрямились, и прямо в лицо заглянули круглые черные тараканьи глаза.

– А-а-а-а… – длинным визгом разрушила крепнущий птичий хор Катя, богомол плюнул на свое дирижерство, свалился с листа банана, палочкой прикинулся.

Крис, Тёма и Юнг разом вскочили, Тартарен проснулся – Света спросонья ткнула его локтем в живот.

Юнг увидел обвившую Катину руку гигантскую сколопендру, резко тряхнул собственной рукой, показывая Кате, она, не переставая визжать, повторила движение, сколопендра отлетела к обрыву, пустила волну по желтым ножкам, извиваясь, исчезла в камнях.

Катя откачнулась назад, обгорелый пень треснул под ней, и оттуда хлынули волной, поблескивая черным хитином, шевеля тысячами лапок, извиваясь кольчатыми телами, сотни противных насекомых…

Тут уж даже Светка не выдержала, завизжала. Катя, если бы обернулась и увидела этот шевелящийся под ней поток, тут же бы, наверное, тронулась умом. Крис мгновенно сообразил, что сейчас будет, прыгнул через костер, схватил Катю за руки, оттащил от этого обгорелого пня, кишащего членистоногими тварями.

Тут и Тёма подоспел – сгреб подсохшие у костра банановые листья, сунул в угли, они вспыхнули, и Тёма ткнул пылающую охапку прямо в черную, шевелящуюся массу.

Лопались в огне хитиновые панцири, разлетались лапки, усики, шипы и клешни. Катины глаза расширились от брезгливого ужаса, и она ткнулась лицом Крису в грудь. А он обнял ее и гладил по волосам, успокаивая.

– Ха! – оценила саркастическим смешком картинку Света.

Катя вяло как-то и нехотя отстранила руки Криса, отошла, стояла дрожа, обхватив себя за плечи руками.

Юнг присел рядом с Тёмой на корточки, сдул пепел, палочкой разгребал спаленные огнем, скрюченные, обгоревшие тела.

– Вот это да! – напяливая на себя рыбачью жилетку, заглянул сзади Тартарен. – Это кто ж такие?

– Вот это, – взял за кольчатый хвостик длинную тварь с клешнями Юнг, – скорпион. Это сольпуга, называемая также фалангой. А это, – подцепил веточкой длинную змейку со множеством обгоревших лапок, – гигантская сколопендра.

– Эх! – хлопнул себя по животу Тартарен. – Поспешил Тёма. Такое жаркое спалил.

– Издеваешься, да? – обиженно дрогнули полные Катины губы.

– Отнюдь, – дунул Тартарен в усы. – Скорпионы, между прочим, в Китае деликатес. Их жарят на палочках, как шашлык, и продают прямо на улицах всем желающим.

Катя, прикрыв рот рукой, отбежала к краю поляны.

– Кончай, Тартарен, – строго сказал Крис.

– Что значит – кончай? – возмутился Тартарен. – У нас, может быть, продовольственный кризис. Может, вы тут мой завтрак только что спалили!

Юнг, выложив рядышком обгоревшие трупики насекомых, смотрел на них, недоуменно шевеля губами.

– Ну что, натуралист? Опять ничего понять не можешь? Скажешь, и этих тварей тут никак быть не могло?

– Нет, – возразил Юнг Тартарену. – Как раз все эти три вида встречаются именно в этих широтах. Вот только…

– Что?

– Нет, ничего.

Юнг не стал уточнять, что ни при каких обстоятельствах скорпионы, фаланги и сколопендры не устроили бы себе гнездо под одной крышей. Даже такой уютной, как дупло в старом, обгоревшем пне.

Потому что в природе эти трое – самые злейшие враги, встретившись, тут же расчищают себя площадку для драки и дерутся, пока один из них не погибнет. Победитель съедает побежденного. Неизвестно, на какие бы мысли навел такой печальный рассказ Катю, а Тартарен и без того озабочен был только одним вопросом. Он спросил у Тёмы, как там его запасы.

Тёма как раз рылся в сумке и рассматривал на свет остатки сухарей во вскрытой пластиковой упаковке.

– Странно, – пробормотал Тёма.

Крис его услышал.

– Что – странно?

– Кажется, вчера оставалось вдвое больше сухарей.

– Вот те на! – живо отреагировал Леша. – Куда ж они делись?

– Не знаю. Может, я ошибся? – засомневался Тёма.

– Погоди, – не унимался Крис. – Ночью к сумке кто-нибудь подходил?

– Я не видел.

– Не подходил или ты не видел?

– Не знаю. Я…

– Он спал, – ответил за Тёму Юнг, отбросил прутик, прикрыл обгорелую кучу хитина листьями банана.

– А почему это он… – нахмурился Крис. Но Катя не дала ему закончить:

– Мы с Димой решили его не будить. Я дежурила вместо Тёмы, не спала до рассвета и никого здесь не ви-и-дела.

– Не видела, – пристально посмотрел на нее Крис. – И как эта тварь на тебя заползла, не заметила…

– Может быть, я задремала, – смутилась Катя. – Но только чуточку. Под самое утро.

– Больше ничего не пропало? – спросил Крис Тёму.

Тот покопался в сумке.

– Все на месте.

– Да… к нам тут ночью приходили! – Катя переглянулась с Юнгом.

– Кто?

– Медвежонок коала! Такой симпатичный!

– Я бы поел медвежатинки, – вздохнул Тартарен.