Текст книги "Дикий"

Автор книги: Владимир Угрюмов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Мы выходим в сад и бродим под деревьями. Пахнет свежестью, вкусный запах увядающей листвы ласкает ноздри. Анвер рассказывает, как закончилась вчера встреча с красноканальскими. Оказывается, они решили почти все вопросы, а то, о чем не успели договориться, решат по ходу дела.

– Там уже бесполезно было базарить, – комментирует Анвер. – Соседи так набрались! У них был серьезный праздник, и я их понимаю. Ты ведь им жизнь подарил.

– Ничего я им не дарил, – отмахиваюсь. – Мы же не в тире. Если можно не стрелять, лучше не стрелять. Так ведь лучше получилось.

– Да, веселые времена начались, – кивает Анвер и задумывается.

Я ему объясняю про Женьку. Тому нельзя домой возвращаться. Ночную бойню с ним не должны связать, до вчерашнего дня парень был просто размазня. А когда он уехал – вчера, позавчера… Могут и не узнать. Но лучше ему не возвращаться.

– Найдешь ему работу в своей фирме? На какое-то время.

– Работы навалом, – кивает Анвер.

Леха кричит из дома, приглашает завтракать. Но мне не хочется есть. Смотрю на часы – вот-вот кафе откроется.

– Правильно, – понимает меня Анвер. – Вижу, ты не голоден. Съезди попей кофейку. Сестра вчера волновалась, спрашивала – куда ты поехал? опасно или нет? Я и сам не знал. Сказал ей, что ты просто долг поехал получить. Должник, мол, за бугор собрался.

– Спасибо, – говорю и отправляюсь в кафе пешком.

Приятно пройтись по утренним улицам. Людей не видно почти. В садах собирают яблоки и груши. Жгут кое-где мусор. Сладкая осень. Я иду по сухим дорожкам, асфальту и стараюсь радоваться жизни, представляя, как с Финского залива сейчас пронизывающий ветер гонит на Питер рваные облака и свинцовые волны. Лишь в разрывах между туч трассирующие чайки напоминают о жизни…

Мы сидим с Ликой за столиком, она говорит мне что-то ласковое и касается пальцами моей ладони. В нервных окончаниях загораются искорки. Никак не отделаться от картинок вчерашней бойни. Мертвые окровавленные женщины лежат вповалку – мясо, а не люди. Сегодня я с Ликой говорить не могу, но мне становится легче от ее живого лица… Не знаю, сколько проходит времени. Утром в кафе пусто. На стенах горят желтые лампы. Всегда здесь ощущение теплого вечера.

Появляется Леха, и мы уходим. Едем по улице, и неожиданно из-за поворота нам навстречу выруливает черный БМВ с симферопольскими номерами.

– Стоп! – приказываю бодигарду. – Разворачивайся и езжай за ними. Только чуть подожди. Пусть отъедут.

Леха понимает с полуслова. Джанкой – это город с пятачок. Тут не потеряешь и не потеряешься. Едем за БМВ, но по параллельной улице. Когда становится ясно, что БМВ едет к дому Анвера, я велю Лехе остановиться и выхожу.

– Следи дальше, а я пойду домой с ребятами побазарю.

Леха уезжает. Я ухожу.

У меня во дворе парни без дела маются. Объясняю им про симферопольскую тачку.

– Крутая машина, – говорю. – Кажется к Анверу поехала. А он сам-то где?

Анвер, оказывается, еще к себе не уезжал. Нахожу его в доме и повторяю информацию. Анвер мнет пальцы, проводит ладонью по щеке, думает.

– Не волнуйся, – говорит и смотрит мне в лицо с новым интересом. – Ты мне ничего не рассказывал про Симферополь. Значит, так надо. Все, что я узнаю, – узнаешь ты. Если на симферопольских менты не работают, то они про тебя не узнают.

Подлетает к дому Леха и выскакивает из «Жигулей». БМВ, по его словам, стоит возле дома Анвера, ждет.

Анвер и несколько парней уезжают на встречу. Мне становится неуютно. Одно дело бежать с пистолетом в руке и мочить гадов, другое дело сидеть и ждать, когда тебя самого пристрелят. О чем они там добазарятся? Может, симферопольские меня уже вычислили, и Анверу теперь не отмазаться, придется сдать меня, чужака, чтобы спасти себя и Лику… Разговариваю с Женькой, чтобы отвлечься. Тот не в норме еще и, возможно, никогда в норму не вернется. Но человек, который может дюжину зараз завалить, представляет ценность. Приказываю Лехе, чтобы приставил Женьку к делу, познакомил с местными, подобрал для Женьки звено. Леха начинает Женьку знакомить. Я же нервно брожу по двору, саду. Прикидываю – чем стрелять? сколько обойм при мне? куда валить, если что? Но вывод один – отсюда не свалишь… Теплится надежда на то, что симферопольские появились в Джанкое просто по своим рэкетирским делам и наркомафия здесь не завязана…

Анвер появляется только часа через два. И вот каким образом: во двор въезжает та самая БМВ, из нее и вылезает Анвер. Я уже изготовился к стрельбе, спрятавшись за фруктовым деревом… С радостью убираю ствол, засовываю за брючный ремень. Выхожу из сада. Анвер видит меня и приветственно машет рукой.

– С обновкой тебя, – улыбаюсь навстречу.

– Ребята в центре узнали о наших неприятностях, о том, что мою тачку расстреляли и сожгли… Вот привезли подарок! – Анвер счастлив, будто ребенок, которому машинку подарили с дистанционным управлением. Да, дистанционное управление.

Я сажусь за руль и разглядываю то, как она изнутри наворочена. Анвер садится рядом.

– Классная игрушка, – говорю ему искренне. – Но меня больше интересует ваш разговор.

Улыбку с лица Анвера словно стерли. На его скуластом смуглом лице сразу же проявляется напряжение, и Анвер предлагает сухо:

– Пойдем, брат, я тебе кое-что расскажу.

Мы уходим в сад и садимся на скамейку. Чтобы как-то занять паузу, я закуриваю, зажмуриваюсь, пускаю дым.

– В Симферополе весь рэкет держат Каблуки – братья Каблуковы, – начинает Анвер.

Голос у него глухой, кажется, цедит он слова – слог за слогом.

– Парни приезжали от Каблуков и машину в подарок привезли, – продолжает брат Лики, мой брат теперь тоже. – Выразили соболезнования по поводу погибших ребят. В принципе это все… Но! Говорили о новостях в центре. Местных наркодельцов кто-то круто наказал. А им даже Каблуки не перечат. Сейчас идет выяснение, пытаются нащупать следы. У одного из «почтовых ящиков» взяли крупную партию наркоты. Разговор идет чуть ли не о полутора миллионах долларов! Представляешь? – Да, я представлял, но о моих представлениях еще рано говорить. Только киваю Анверу в ответ. – «Почтовика» кто-то грохнул, но нарковоротилы скрыли следы от ментов и сами ведут расследование. Говорят, будто нащупали что-то вроде следа в Евпатории. Только собирались туда приехать крутые и сами провести расследование, как кто-то устроил бойню. Но все равно, так сказали, в Евпатории остались люди и они выведут на след… Такая, брат, песня. – Анвер смотрит на меня задумчиво и по-новому. Каждый раз он смотрит на меня по-новому, да я и сам себя каждый день нахожу другим. Даже лицо становится другим день ото дня.

Мы курим и молчим некоторое время. Какой красивый день вокруг! От дома доносится запах дымка – это парни от безделья затеяли шашлыки.

– Дело действительно серьезное, – продолжает Анвер. – Надо парней готовить. Станем тебя отбивать.

За спиной раздается шорох, и мы с Анвером резко оборачиваемся. Это Леха стоит за нашими спинами, переминается с ноги на ногу.

– Ты почему подслушиваешь? – спрашивает Анвер зло.

– Так шашлыки готовы… Хотел позвать, – мямлит бодигард, продолжая вдруг с возмущением, даже с яростью: – Да мы их, блядей! Босс! Они кровью захлебнутся – хер у них что выйдет!

Я только криво усмехаюсь:

– Если б у меня имелось человек двадцать таких, как ты, то мы б половину охотников выбрали… – Леха улыбается, услышав комплимент. – А вторая половина нас убрала б, – заканчиваю фразу. – Ты иди пока. Мы договорим.

Бодигард возвращается и начинает накрывать на стол, а я тем временем рассказываю, как взял наркоту. Говорю все честно, без утайки. Анвер надолго задумывается и предлагает наконец:

– Давай сожжем эту дрянь? Свидетелей нет, не будет и доказательств. А так наркотики все равно засветятся рано или поздно.

– Этим людям не нужны доказательства. Они найдут способ меня отсюда выдернуть. Представим, что я даже не расколюсь после их допросов. Все равно они меня грохнут – тут даже и сомневаться не стоит… А тебе, брат, воевать со всей этой сворой бесполезно. Только людей погубишь. Себя и Лику… Речь идет об очень крупных деньгах. За них есть кому повоевать по-настоящему. Да и после вас останется свободная территория. Тоже дело… – Я стараюсь найти слова поубедительней. Анвер сидит ко мне вполоборота, с виду спокойный. Только нервно глотает слюну – видно, как на шее кадык ходит ходуном. – Вы же, насколько мне известно, наркотой не занимаетесь. Как бы негласный запрет у вас… Ты прекрасно знаешь, как это опасно… – Следующую фразу я готовлю долго. За это время мы вчера ползала замочили. – Я поэтому должен уехать. Ничего тут не поделаешь. Ты мне поможешь, если тебе удастся быть в курсе дела. И сообщать. А меня это спасет. – Я шлепаю по ремню, за которым находится ствол. – Меня спасет, если я выйду на верхушку, на дельцов, принимающих решения… Если смогу их убрать, тогда появится реальный шанс выпутаться. Я тебе точно говорю – иначе погибнете все вы, я, может и Лика пострадать. – Все, я замолкаю, более убедительных аргументов у меня нет.

– А как же Лика? – помолчав, спрашивает Анвер. – Я уже привык видеть вас вместе.

Я не знаю, как ответить. Так и отвечаю:

– Не знаю. Но что-нибудь придумаю. Ты ей пока ничего не говори.

Анвер наклоняется ко мне и обнимает за плечи.

– Ты настоящий брат. – Я чувствую в его голосе правду. – Но… Не знаю… Может, врежем им вместе, брат, а?

– Нет! К этому больше не возвращаемся, – стараюсь отвечать жестко. – У тебя есть Лика. Хоть кто-то должен быть счастлив в этой жизни!

Мы закуриваем и сидим молча. Доносится запах кофе – горьковато-сладкий, турецкий. Он смешивается с запахом чуть подгоревшего шашлыка.

– Пару дней мне собраться хватит. Надо подумать и подобрать город. Жечь наркоту пока не стану. Не знаю как, но она еще пригодится.

– Ладно, брат. Когда решишь, я помогу перевезти.

От шашлыка отказываюсь. Аппетит пропал.

– Прогуляюсь, – говорю. – Выпью апельсинового сока.

– Апельсиновый сок – дело очень важное, – улыбается Анвер в ответ, и это получается у него несколько вымученно.

На экране красивая женщина шуршит платьями и мучается в Крыму. Злой белогвардейский контрразведчик в портупее и с наганом достает всех, а красный чекист в пыльном белом костюме любит женщину тайной любовью интеллигента или великого князя. Под пронзительную музыку трамвай увозит женщину, а за ней несутся насильники. Осенний Крым на экране и такой же Крым наяву…

Мы сидим с Ликой в кинотеатре, и, кроме нас, в зале еще человек пять. Когда-то я видел это кино, как и миллионы советских граждан. Всей стране было дело до минувших времен и выродившейся красоты. Теперь красивая артистка толстая, живет, видел по телевизору, в Нью-Йорке, мается. Теперь стране нет дела до ее крымских дел. Страна делится, делит. В стране мочат направо и налево. Мокрая демократия от Тикси до Кушки. Беспредел. Эволюция, борьба видов. Схватка позвоночных. Нет Врангеля и генерала Фрунзе. Но остался полуостров Крым, и так же хочется любви, и так же пули не дают любить… «Море, море», – говорю я себе. В случайной книжке прочитал – если не хочешь ни о чем думать, то постарайся себе представить море. Я представляю море и все равно думаю…

Что я знаю об этой женщине? Мало. Почти ничего. Закончила школу, пыталась учиться в техникуме, бросила. Какая-то любовь, наверное, была. Что она знает обо мне? Ничего. Даже имени моего не знает. Я и сам постарался забыть и – забыл. Что мы делаем вместе, если не спим еще, – тоже не знаю…

После кинотеатра мы бродим бесцельно, Лика держит меня за локоть. Фонари горят кое-где, но идем мы в этой ночи, как ходили по ночам в Ленинграде, когда и пьяный-то хулиган был редкостью.

На чуть освещенном перекрестке натыкаемся на Лехину машину. Я прошу Лику посидеть на скамейке, подождать, а сам подхожу к машине. Леха открывает дверцу и поднимается мне навстречу.

– Что такой грустный, Леха?

Леха морщится.

– Босс, я знаю наверняка, что вы уедете! – прорывает вдруг его. – И с собой вы меня не возьмете. Это неправильно. Я тогда сам что-нибудь сделаю! Не знаю что. Что-нибудь! Грохну какого-нибудь гада, и меня застрелят… Это неправильно, это…

Я кладу ладонь на его плечо и сильно сжимаю пальцы. Леха замолкает.

– Что ты, Леха, как ребенок. Ты же бодигард! Кто тебе сказал, что ты со мной не поедешь?

Леха смотрит на меня, и глаза его вспыхивают:

– Правда, босс?

– Ты что думал, засранец, меня папа Карло возить будет?

Парень бросается мне на грудь, обнимает, кажется – задушит вот-вот.

– Ладно, ладно! Я сегодня отдыхаю. Ты давай дуй к своей девчонке. Я знаю – у тебя есть! Чтоб твоя кислая рожа к завтрашнему утру была измазана губной помадой!

– Есть, босс!

– Как там Женька? Чем занимается?

– Босс, я ребят попросил. Они на ночь на Азов едут с девицами. Женьку возьмут. Может, развеется.

– Ладно, езжай!

Леха запрыгивает в машину и трогается, растворяется в ночи.

Лика ждет меня терпеливо на скамейке. Вечер теплый, и на ней платье с коротким рукавом. Опять мы бродим по улицам и разговариваем ни о чем. Заходим ко мне. Лика готовит легкий ужин. Нарезает сыр и огурцы, хлеб, зелень, еще что-то. Я пытаюсь помочь, но она меня отгоняет шутливо. Садимся за стол, жуем и улыбаемся друг другу. После в саду сидим на скамейке. Груши над головой можно срывать не поднимаясь. Лика кладет голову мне на плечо, и мы молчим опять, но уже без улыбок…

Как бы мне хотелось сейчас найти этих крутых наркобоссов и распахать их автоматными очередями вдоль и поперек. Возможно, навсегда. Что-то об исчезновении у меня в голове вертится, какой-то смутный план уже есть, но он еще не сформировался на уровне точных слов. Нужен импульс, толчок, чтобы обозначиться ему конкретно и ясно…

Инстинктивно я кладу руку Лике на плечо и прижимаю к себе. Она поддается, отвечает на мои движения. Неожиданно для себя подхватываю девушку на руки и усаживаю к себе на колени, глажу ее мягкие волосы. Такие теплые, нежные и податливые. Она поднимает лицо. В темноте нахожу ее губы и целую осторожно. Она отвечает. Она обхватывает мою шею ласковыми руками, взъерошивает волосы. Нервный холодок пробегает по позвоночнику. Вспоминается юность, первый поцелуй, от него так же кружилась голова. От Лики просто лучится аромат жизни, о которой только мечтает нормальный мужчина… Но я – не нормальный… Наш затянувшийся поцелуй уничтожает время. Будто падаешь с последнего этажа неба, сложив крылья, зная – всегда внизу ждет тебя ласковая соловушка… Бывают моменты, когда лучше умереть. Этот момент и наступил для нас. Но некому оказалось организовать смерть… Я беру Ликину голову в ладони и чуть-чуть отстраняю. Смотрю в темноте на девушку – и вижу.

– Откуда, Лика, это ощущение смерти? Такое печальное. И такое сладкое.

– Если еще раз меня так поцелуешь, я точно задохнусь и умру, – с трудом проговаривает Лика.

– Так это просто поцелуй? Твои губы? Нехватка кислорода? – начинаю посмеиваться я. – Я думал, мы улетаем в вечность.

Она произносит еще что-то неясное, нежное. Поднимаю ее и иду по улицам. Так и иду до их с Анвером дома. С Ликой на руках. Она легкая. Мне легко нести ее. И мне очень тяжело. Потому что это в первый раз и, похоже, в последний… Две случайные частицы пересеклись во времени и пространстве, две птицы над бурлящим черным морем…

– Я всегда буду ждать тебя. Любимый, – вдруг доносится до моего сознания. – Что бы ни случилось. Хочешь, я буду ждать и любить тебя всю жизнь? Ты только скажи.

Да, я хочу ее любви на всю жизнь, но я молчу.

– Не надо обязательств, Лика, – говорю я.

Она еще стоит рядом. Сейчас, секунда-другая, она уйдет в дом. Еще можно что-то исправить, но нет, уже нельзя. Лика касается пальцами моей ладони. У нее на глазах слезы, и она улыбается. Слов не находится, и это правильно. Она еще ждет немного, затем резко поворачивается и убегает в дом.

Я стою не двигаясь очень долго. Охранник спускается с крыльца и участливо спрашивает:

– Что-нибудь случилось? Вам плохо?

Поднимаю голову и отвечаю честно:

– Да, мне плохо. Но теперь нормально. Я просто думаю так.

Поворачиваюсь и иду прочь.

– Спокойной ночи, – проговаривает охранник, и в его голосе слышится некоторая растерянность.

– Спокойной ночи, – бросаю через спину в ответ.

13

Утро приходит бодрое. Леха рассказывает, что ночью неизвестные подожгли ларьки возле рынка, но скорее всего, это просто пьяные выходки. Все под контролем, мол, даже погода. Смотрю в небо и соглашаюсь – в небе ни облачка.

Появляется Анвер, и мы уходим в сад, где, сидя на нашей любимой скамейке, обсуждаем план моего исчезновения. Для реализации плана потребуется совсем немного времени. Леха также исчезнет вместе со мной, но ему отводится особая роль.

– Брат, – говорит Анвер, – я предлагаю через родственников открыть филиал фирмы в Харькове. Леху сделаем представителем и директором филиала. Как считаешь – справится парень?

– Можно попробовать, – соглашаюсь. – Парень неглупый.

– Есть бизнес. Фрукты и спиртное. Я прямо сейчас отправлю человека в Харьков. Чтобы снял квартиру в частном секторе.

– Это правильно, – киваю я и начинаю излагать план моего исчезновения в подробностях. Ночью я говорил себе «море, море», но увидел не море, а картинку – медленно, постепенно, молекула за молекулой я исчезаю, все меньше меня и, наконец, нет совсем.

Анвер выслушивает, сумрачно кивает головой, а после говорит:

– Лика с ума сойдет. Как она это переживет? Зря она в тебя так влюбилась, брат, зря. Я ей вначале говорил.

– Зря, – соглашаюсь. – Но лучше так, чем на самом деле. Да еще полгорода с собой забрать… Лика может нормального человека встретить.

– Я его, нормального, грохну. Ведь ты брат мне!

– Не говори глупостей! Она ведь взрослая женщина. Ей детей пора завести.

– Вообще, ты прав, – быстро соглашается Анвер. – Только я себе этого представить не могу.

– Ничего, представишь, еще племянников качать станешь… Давай эту тему больше обсуждать не будем.

– Хорошо. Не будем… Не будем больше, хотя это и горько слышать. Ты у меня первый друг. Остальные боятся. Даже родственники.

– Ну-ну, Анвер, брат, эта лирика нам не к лицу!

– Хорошо, Аллах, Бог с ней!

Не птица же я в конце-то концов, человеческое опять шевелится во мне, и я предлагаю Анверу: может, ну ее, наркоту, не стоит и тебе туда лезть. Попробую исчезнуть в России, а там меня вряд ли быстро найдут, там ведь такой бардак, урановую руду теряют и не находят, целые республики теряют…

– А вот это – нет! – отказывается Анвер, поднимается со скамейки, срывает желтую грушу, вытирает о рукав куртки и откусывает сочную мякоть. – Мы попытаемся этих тварей зацепить. Честно говоря, мне этого уже просто хочется! Да и странно от тебя слышать, брат, такие слова. Ты! И чтобы отказался от хорошей драки!

– Нашел, змий, чем зацепить, – смеюсь в ответ.

Бьем по рукам и выходим из сада. Опять парни собираются. Леха с кухни кричит, что жратва готова. Такая вот размеренная жизнь. Почти как в пионерском лагере. Подъем, зарядка, жратва, мочилово, жратва, любовь по ночам или по ночам мочилово снова. Только без барабанной дроби, и флаг над домом по утрам не поднимаем. А какой бы флаг подошел? Серп и молот – это флаг Советского Союза; крестьяне, мол, и рабочие. Серпом колосья режут и молотом по наковальне молотят. Красный цвет бы нам подошел. А на красном… Скрещенные автомат и пистолет. Вместо звезды – граната Ф-1…

Веселый ланч на свежем воздухе. Парни у Анвера головастые и мышцастые, жуют крепкими челюстями, едят без остановки и много. Им нужно много белков и углеводов – такая работа.

– Как Женька вчера? – спрашиваю, а мне отвечают сразу несколько голосов: – Нормально! На девку так вроде и не залез. А под конец напился.

– То-то его и не видно.

– У себя в комнате отсыпается. Я проверил, чтобы не курил, – объясняет Леха.

– Ты его, Анвер, работой загрузи по уши. Лучше физической работой. Может, парень и отойдет, – прошу я.

– Я его приставлю к Коле на рынок. Пусть грузит. Станет уставать, некогда будет думать, – соглашается Анвер, а после просит минуту тишины.

Все затихают почтительно. Анвер встает, обращается ко мне и протягивает коробочку. Беру и открываю – там печатка с пятью бриллиантами. Улыбаюсь и показываю печатку присутствующим.

– Это тебе от Джанкоя за помощь, – говорит Анвер.

– Большое спасибо, – отвечаю.

Когда народ насыщается и челюсти у сидящих за столом начинают двигаться не так жадно, Анвер предлагает накрыть «караванщиков» с сигаретами. Транспорт пойдет из Феодосии. Перевозят сразу по нескольку КамАЗов с дешевыми сигаретами в крупные города Украины. Дешевый табак в дефиците, и на нем делают хорошие бабки.

Парни, конечно, согласны. Да и я считаю – Анвер прав. Если дружина его не будет постоянно работать, то она потеряет боеспособность и развалится. На войне как на войне.

Целый день парни проверяют машины и оружие, готовятся. Я лежу в своей комнате и смотрю в потолок. Потолок – это не небо, в нем ничего не увидишь, кроме пыльной плоскости. Одинокая мошка трепыхнулась. Был бы я стрижом – ей не летать…

Я выхожу на кухню и бреюсь над раковиной, чтобы занять время. Кисточки нет. Натираю мылом подбородок и щеки, брызгаю водой. «Жиллетт» – лучшего для мужчины нет. Скребу по щеке к подбородку, смываю с лезвия пену с волосиками. Вытираю лицо полотенцем и брызгаю на скулы одеколоном. Щиплет. Коже становится жарко. Зачесываю волосы назад. Раньше это у меня никогда не получалось. Они ложатся ровно, лишь топорщится на макушке непокорный хохолок. Из зеркала на меня остро смотрит почти незнакомое лицо – откуда этот хищный изгиб носа, похожий на клюв раротонгской мухоловки-помарея? Еще не орел, не сокол, далеко покуда до орлана или коршуна. Но ухватить оно, он, я живое – может, могу. Да еще как!

Хоть и свой городок Джанкой, но Анвер приказывает выбираться на трассу незаметно. К вечеру машины собираются в таком глухом районе, что вообще черт разберет – кто контролирует район? чья группировка? Анвер велит нескольким тачкам проехать в сторону Феодосии и встать с разрывом в полтора километра. В каждой машине есть рация, и по рациям станут передавать о приближении КамАЗов с товаром.

После разведчики уйдут объездной дорогой. Хоть и хреновая дорога, зато гарантируется конспирация. Конечно, говорит мне Анвер, лучше б прихватить курьеров, когда они деньги назад повезут, но этой информации просто нет.

– Придется товар забирать, – повторяет сам себе Анвер. – Ну и ничего. Заберем.

По краям трассы холмы, поросшие кустарником, много свободного пространства с редкими деревьями, за которыми можно укрыться людям и машинам.

Я проверяю револьвер. Леха набивает патроны в автоматный рожок, а анверовские боевики расставляют грузовики так, чтобы перекрыть в нужный момент дорогу в обоих направлениях. Холодный ветер дует между холмов. Подходит Анвер. В темноте я хорошо вижу его лицо – челюсти сжаты, на лбу две глубокие морщины, похожие на математический знак равенства.

– Успеете перегнать КамАЗы в безопасное место? – спрашиваю, а Анвер, брат:

– Это самое простое, – отвечает сухо, – главное товар взять. Охрана у «каравана» сильная.

Тем временем легковушки расставляют вдоль дороги между кустов так, чтобы в нужный момент фары осветили шоссе. В итоге: мы их видим, а они нас – нет. Анвер не расстается с рацией, а я все время возле Анвера. Разведка постоянно на связи. Наконец сообщение – «караван» проехал последний пост, скоро появится из-за поворота. Мы укрываемся возле машин в кустах. Фиг поймешь, есть тут кто или нет. Даже если из КамАЗа и очень всматриваться.

– Первой идет «девятка», за ней четыре КамАЗа, – уточняет рация, – сзади «восьмерка» и еще «девятка».

– Начали, – командует Анвер, и с обочин на шоссе выезжают две грузовые машины, останавливаются, имитируя аварию. Где-то через минуту появляется колонна с «девяткой» во главе. Возле грузовиков им приходится остановиться, прикидывая, как объехать.

– Пошли, – командует в рацию Анвер.

Из кустов, рыча дизелем, вываливает еще один грузовик и перегораживает шоссе за остановившейся колонной. Вместе с ним с зажженными фарами выкатываются к дороге легковушки. Хорошо видна охрана, выпрыгнувшая чуть раньше из КамАЗов, видны дробовики в их руках, видно, как растеряны они от неожиданного нападения.

Я бегу в конец колонны. Слышу, как за спиной Леха командует охране бросать оружие.

– Быстро, быстро! – кричит кто-то.

– Стреляй по фарам! – это уже со стороны конвоя.

Раздается первый выстрел из дробовика.

– Сука! – кто-то вскрикивает из наших.

Целая россыпь выстрелов. Охотники охотятся за фарами, а меня, дичь, пропускают в хвост колонны.

Несколько фар гаснет. В ответ анверовские начинают поливать из автоматов. Автомат дробовику не товарищ. Хотя и от него что-то юркнуло вдоль виска. Падаю на асфальт и перекатываюсь к камазовским колесам. Стекла кругом вдребезги. Несколько охранников падают, но не перекатываются. Теперь они мясо. Пальба в ушах, словно Седьмое ноября в столице. Вскакиваю и добегаю в хвост колонны к «девятке». Леха, как договорились, вырубает фары одной из машин засады, и «девятка» оказывается в темноте. Дверь у машины открыта, и водитель, мясо, наполовину вывалился на дорогу. Тело больше, а вот рост мой. Откидываю в сторону дробовик и осматриваю мертвые ладони. Колец на пальцах нет. Надеваю кольцо с печаткой, вкладываю в ладонь свой пистолет. Тут и Леха возникает за спиной.

– Как дела? – шепчет, хотя можно и кричать – стрельба на шоссе еще продолжается.

– Нас не зацепят? – отвечаю вопросом.

– Там все сейчас. Сейчас кончится.

Леха приволакивает канистру и поливает бензином убитого. Я отвинчиваю крышку бензобака и стараюсь определить уровень топлива в баке. Пальцы все-таки вздрагивают – нервы. Себя я еще на тот свет не отправлял…

Тем временем сопротивление прекращается, и выстрелы стихают. Из-за «девятки» видно, как на фары с поднятыми руками идут те, кто охранял транспорт с сигаретами. Тут и Леха бьет из автомата по бензобаку почти в упор. Хорошо, успеваю отбежать. Тачка вспыхивает весело, словно только этого и ждала. Горит и словно шевелится тело на шоссе. Жаль печатки и бриллиантов. Жаль, да не очень. Мы с Лехой скатываемся в придорожный овраг, я ударяюсь коленкой о булыжник, стараюсь сдержать стон, сдерживаюсь, терплю, спрашиваю после у Лехи:

– Хватит бензина для тела? Хорошо полил?

– Хватит, босс. Будет головешка. Я второму охраннику автомат подкинул. Он возле бампера лежит. Гильзы на дорогу подсыпал.

– Молодец.

Слышно, как Анвер на шоссе дает команды. Я хлопаю Леху по плечу и, сперва прихрамывая, после уже рысью бегу в заросли кустарника. Колено отпустило, не болит. Спасибо. Лечу кустарником в сторону лесополосы. Мне бежать и бежать, так никогда не бегал. Через пять километров начнется поле. Огромное поле, объяснял Анвер. Посреди поля фундамент разрушенного здания. Возле фундамента растет огромный вяз. В крапиве под вязом – мотоцикл, оружие и деньги. Бежать до этой крапивы – еще не добежать. Вдох-выдох… Лететь… Вдох-выдох… Лететь, лететь, лететь…