Текст книги "Дикий"

Автор книги: Владимир Угрюмов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Я смотрю ей в глаза. Нет глаз. Только черная пустота страха.

– Я же люблю тебя, – говорит Лика лживые слова. – Ты ведь меня не убьешь?

– Конечно, убью, – говорю я и отворачиваюсь. – Леха, это ты сделаешь, – говорю бодигарду, и тот соглашается:

– Сделаю, босс.

Он делает. «Дук-дук-дук» – глушитель гасит звуки. Теперь вместо ее лжи, ее любви, ее черных боящихся глаз – кровавое месиво.

Лечу в зал – крови там по колено. Сами виноваты – мудаки, а не Буревестники. Вижу кейс. Мертвые пальцы вцепились в ручку. Вырываю и валю прочь. Леха уже внизу. Выбегаем во двор и перелетаем забор. Тачка заводится с пол-оборота. Гоним в город, по дороге выбрасываем оружие, а гранаты оставляем – на память. Гранаты безымянные и еще пригодятся.

Валера ждет нас. Ставлю ему то место на кассете, где бывший «папа»-шеф распинался о торговле оружием.

– Это интересно, – кивает Валера.

Он держится хорошо, но все-таки волнуется. Крутое дело мы провернули – что-то будет дальше?

Отсчитываю деньги.

– Здесь двести пятьдесят тысяч, – сообщаю.

– Что-то много, – шутит Валера нервно.

– В самый раз!

Я забираю все материалы, отснятые разведкой Валеры, и мы отваливаем.

Всю обратную дорогу Вика молчит, только косится на меня тревожно. Я же слежу за дорогой. Мне некогда о ней думать. Леха гонит за мной.

Завожу Вику домой и прошу на возможные вопросы отвечать, как договаривались – я в Одессе по делам, скоро вернусь. Она кивает и уходит. На конспиративной даче мы с Лехой загружаем тайники «мерсов» оружием и выезжаем в Джанкой.

Зима… Плевать на зиму и гололед. Да и нет покуда гололеда. Летим без остановки. Крымские степи, ветер, мертвые поля. Гоним дальше. Перед Джанкоем мы останавливаемся на обочине и достаем оружие из тайников. Проверяем и гоним в городок прямо к дому Анвера. Надо брать его, пока он про бойню в Киеве не узнал. Или узнал уже? Его проблемы!.. Смотрю на Леху. Лицо парня посуровело, заострилось, щеки впали, нос птичий, тонкий, боевой…

Вот и дом, а возле дома БМВ – тачка Анвера. Встречай, братишка! Влетаем во двор и выскакиваем. Охранники – мне их лица знакомы – при виде меня, воскресшего, обалдевают и просто не обращают внимания на автоматы в наших с Лехой руках.

– Парни, все потом! – бросаю охранникам и влетаю в дом.

В этом доме я, кажется, знаю каждый сантиметр. В первой комнате никого. Бегу по коридору. Хрустит в колене мениск, и сердце бьется, словно пойманная птица. Вдох-выдох, вдох-выдох! Влетаем с Лехой в зал. За столом сидит Анвер и несколько парней возле него. Почти все знакомые. Направляю ствол на Анвера, а парням его бросаю:

– Не дергаться.

Они не дергаются, сидят, раскрыв рты. Держим их под прицелами. Я говорю:

– Леха, объясни им.

Леха набирает воздух, чтобы начать изложение, а я, перехватив автомат в левую руку, делаю несколько шагов вперед и надеваю Анверу наручники. Анвер молчит. Не сопротивляется. Есть ум еще, мозги целы пока. Я присаживаюсь на край стола, чтобы всех видеть. Смотрю, что делает Леха. Он классный парень, настоящий бодигард. Перед началом разговора он обыскивает анверовских боевиков и забирает оружие, какое находит. Он пятится к двери и зовет охранников. Просит их позвать всех, кто тут есть. Полная горница собирается. У всех Леха отбирает оружие и рассаживает на диван, на стулья, на пол.

Теперь можно и говорить. Леха и говорит. Гладко и выразительно излагает. Не ожидал от него. Напрактиковался, видно, на рисовом бизнесе. То, что Леха говорит, я не слушаю. Смотрю на Анвера. Вот его лицо. В метре от меня. Крепко сжатые челюсти, желтоватая кожа, короткие волосы с проседью. Я вспоминаю, как он рассказывал о своей семье, называл меня братом, как мы сидели под яблонями в саду и курили… Как это было давно. Как он лгал тогда… Гляжу ему в глаза, надеясь увидеть знакомую и черную бездну страха. Но нет, он не боится, обычные у него глаза. Такими я их и знаю. На что он надеется? Думает, джанкойские парни спасут? Думает откупиться? Ясно, он про Киев не знает ничего. Может, он смерти не боится? Он сжимает зубы все сильнее и сильнее, скулы все более заостряются, лицо становится еще более диким, птичьим…

– Анвер продаст и предаст любого, – доносятся до меня слова Лехи. – Любого подставит ради своих целей! Вы практически ничего не знали о его целях и практически ничего с этого не имели! Из-за Анвера недавно убили Женьку! Он его отдал!

По команде Лехи приносят магнитофон и ставят кассеты. По кругу идут фотографии. Это бывшие друзья Анвера, убитые по его приказанию. Парни, я вижу, не имеют опыта в подобных разборках. Они привыкли считать себя мощной бригадой, спаянной дружбой и преданностью. Тайные операции за спиной – для них откровение. Братва уже все поняла. Сидят поникшие, косятся на Анвера, качают удивленно головами.

Леха говорить закончил, кассета в магнитофоне остановилась. Тишина тяжело повисла в комнате.

– Теперь вы все знаете. Вы сами решите, что делать, – говорю я.

Молчание продолжается. Но и молчание бывает разным. Оно работает, в нем зарождаются последующие действия. Молчание продолжается, но тишина в комнате более не кажется такой гнетущей. Решение принято. С дивана поднимается Коля-«гора» – это с ним я столкнулся в кафе, когда только приехал в Джанкой. Он делает несколько шагов ко мне. Леха беспокоится и чуть приподнимает ствол автомата. Это он зря. Коля-«гора» подходит, замирает, на его лице виноватая улыбка.

– Ты нас прости, – говорит и обнимает за плечи.

У меня даже слеза навернулась. Парни честные. Не придется их крошить из автоматов в кровавое говнище. У них хватает ума не покрывать подонка. Коля-«гора» освобождает меня из своих медвежьих объятий и оборачивается к бригаде.

– Ну что? – спрашивает он.

Никто не произносит и слова, но и без слов понятно. Он подходит к Анверу и поднимает того со стула. Я вглядываюсь ему в лицо, пытаюсь прочесть по глазам хоть что-то, увидеть в них черную пустоту страха хотя бы. Нет, он не боится…

Коля-«гора» делает резкое движение, хрустят шейные позвонки, Анвер падает на пол. Теперь это уже не Анвер, а мертвое мясо. Коля-«гора» поворачивается ко мне всей своей многокилограммовой тушей и спрашивает:

– Что дальше, босс? Какие указания?

Я смотрю на Анвера. Зачем мне на него смотреть?! Не смотрю больше. Да и не Анвер это теперь – покойник.

Ноги подкашиваются, и я опускаюсь на стул. Лютой усталостью вдруг наливается каждая клеточка тела, и нет сил и желаний распоряжаться.

Киваю на Леху и говорю с трудом:

– Вот ваш новый шеф. Леха в курсе всех дел, и вы его знаете лучше меня. Все вопросы решайте с ним. А мне отдохнуть надо.

Выхожу из дома и сажусь в тачку. Глаза закрываются, и не хочется никуда ехать. Несколько парней суетятся вокруг, говорят, куда я могу ехать.

– О’кей, – соглашаюсь и завожу двигатель.

Парни запрыгивают в другую тачку и едут впереди, показывают дорогу. Мы останавливаемся возле знакомого мне дома. Тут, собственно говоря, все и началось. Захожу в дом и стараюсь ничего не вспоминать. Парни обещают охранять, и я не отказываюсь. Соглашаться или отказываться – на это нет сил. Добредаю до кровати и падаю в нее, чтобы спать.

В Киеве мы выбрали не всех. Тот же Анвер! Есть еще клиент и в Симферополе. Выезжаю утром туда один. Леха мне не нужен, да и не хочу я его ввязывать в новую историю. Он, если б узнал, что я еду, ввязался б. Это точно.

Зима в Крыму – это пока что только сильный холодный ветер. Дождя, снега, слякоти – нет. На том и спасибо. В машине тепло, и по радио поют песни. Хорошая это работа – песни петь. У каждого своя песня…

Симферополь я теперь знаю прилично и поэтому нужную улицу нахожу без проблем. Улочка узкая, местами из-под асфальта пробивается еще дореволюционный булыжник. Миную нужный мне дом и паркуюсь. Возвращаюсь обратно пешком, ищу место, где можно будет укрыться. Напротив «моего» дома ничейный гнилой заборчик. Делаю вид, что захожу за него по малой нужде, осматриваюсь. Стою некоторое время с расстегнутой ширинкой, – сгодится, как укрытие. Мне же не жить здесь! Выхожу из-за заборчика на улицу и осматриваю подходы к дому и забор-ограждение. Невысокий, кирпичный, есть куда ногу поставить… Странные люди! Главное ведь не деньги поиметь, а жизнь не отдать за эти деньги! Учить их еще и учить!..

Возвращаюсь к «мерсу», разворачиваюсь и подъезжаю к дому поближе, так, чтобы были видны все возможные подходы и подъезды. Снова выхожу из машины и теперь уже разглядываю тачку – бросается ли она в глаза. Нет, не бросается, но все-таки заметна. Хотя и день, но людей на улочке почти нет. Так, случайный прохожий пробегает, гонимый декабрьским ветром. Я ловлю себя на мысли – нормально, мол, парень, все пройдет, как всегда проходило… Так мудаками, то есть трупами, и становятся. Нет уж, парень, померзнешь, посидишь за заборчиком!..

Теперь только ждать вечера. Катаюсь по городу, и скоро завязываю с катаниями. Не так уж много «мерсов» в Симферополе, чтобы светиться на всех углах. Паркуюсь за чахлым сквериком и выхожу на улицу, ищу место, где бы пообедать. Вижу вывеску. Несколько ступенек вниз. Захожу и сажусь за стол с чистой скатертью. Капитализм! Клиент всегда прав! Только не мои – те всегда виноваты, потому что мудаки, покойники… Оглядываюсь. Ловлю себя на мысли, что кафе, в которое я зашел, очень похоже на то, в котором Лика… Нет, я не должен вспоминать и даже помнить… Не должен.

Подходит официантка и протягивает меню. Советует заказать это или то. Не понимаю ее. Заказываю. Ем. Ухожу. Хожу кругами сквозь ветер и замерзаю. Возвращаюсь к «мерсу». Еду в кинотеатр, который где-то тут должен быть неподалеку. Покупаю билет и смотрю мягкую эротику.

Наконец вечер. Темно и холодно. Еду к объекту и останавливаюсь загодя. Ковыряюсь в тайнике. На улице пусто. Забираю оружие и запрыгиваю в салон погреться. Проверяю автомат и прячу его под куртку. Еще со мной две гранаты и пистолет. Прячу добро под куртку и иду к дому. Там свет горит, но машины хозяина не видно еще. Придется ждать на холоде. Скрываюсь за заборчиком напротив и жду, мерзну, снимаю тонкие перчатки и дышу на пальцы. Пальцы сейчас главное. Как у пианиста! Натягиваю перчатки и сгибаю-разгибаю, сгибаю-разгибаю пальцы. Мало помогает.

В конце улицы загораются фары автомобилей. Целая кавалькада катит по улице и тормозит возле ворот дома напротив моего заборчика. Машина хозяина, охраны, еще пара машин с друзьями небось и подругами. «Пора, парень, пора», говорю себе и выскакиваю из-за заборчика.

Машины уже во дворе, и народ из них выходит. Ворота закрываются медленно, но щелочка еще остается. С автоматом наперевес проскальзываю в щелочку и длинной очередью выкашиваю всех, кто уже вылез из тачек. Меняю обойму. От машины ко мне несется худощавый юноша. У него дурацкая шляпа на голове. Шляпа падает, катится в сторону.

– Что вы делаете?! – доносится до меня его глупый вопрос.

– Вот что я делаю. – Нажимаю на курок и одиночным стреляю юноше в бедро.

Юноша ведь. Сопляк, дурак, но – не мудак, не заслужил смерти…

Кому повезло, тот ползает еще, остальные лежат, как бревна. Несколько человек юркнуло за машины. Сейчас отвечать станут. На диспозицию уходит секунды две. Ищу глазами клиента. В окне мелькнула тень. Стреляю по окну, и стекло лопается с веселым звоном. Клиент! Вот клиент. Стоит посреди двора. Виден отлично. Машет наганом, будто комиссар на фронте. «За Родину, за Сталина!» Но никто из его друзей, партнеров, корешей, охраны, как их там еще называть, в атаку не поднимается. Живые залегли за тачками. Нажимаю на курок и длинной очередью разрываю клиента в клочья. Обслуживаю его качественно. Капитализм, бля! Клиент всегда прав…

Достаю гранату и срываю чеку, бросаю за машины и падаю на землю. Тело мое, кажется, подпрыгивает от взрыва. Достаю вторую, лечу к воротам, которые так и стоят приоткрытые, срываю чеку, с пол-оборота бросаю, стараясь попасть поближе к крыльцу. В доме есть еще живая публика. Прыгаю в щель ворот, падаю на асфальт, краем глаза вижу, как распахивается парадная дверь и на крыльцо вываливает целая кодла со стволами наперевес. Вся эта картина тут же взлетает на воздух к матерям!..

Лечу по улице и выбрасываю оружие. Тачка моя – вот она. Через полчаса я уже на трассе. Джанкой не за горами.

29

Андрей сперва бледнеет, потом зеленеет, затем кровь бросается ему в лицо, и он становится ярко-бордовым. Это он так реагирует на мой рассказ. А рассказал я ему и еще нескольким его парням, наиболее близким, всю историю с начала до конца. Про Киев и Джанкой, про все.

– Да не волнуйся ты так, – успокаиваю я Андрея, и он на удивление быстро успокаивается.

– А и правильно! – соглашается наконец. – Если так дела обстоят… Лучше Леха. И вы, босс, конечно! Лучше, чем Анвер. Он и делать-то ничего не делал, только деньги забирал.

Парни Андрея сперва только переглядывались, но после слов Андрея тоже закивали согласно.

– Вот и отлично, – улыбаюсь я. – Работайте, а мне надо отдохнуть и привести себя в порядок.

Я выхожу из офиса и сажусь в «мерс». Еду на Сумскую, поднимаюсь в квартиру и залегаю в ванну. Шампунь взбивается в белую шапку пены. Вдыхаю его вкусный запах и намыливаю голову.

Пью кофе и жду, когда подсохнут волосы. Еду искать Свету. В общаге ее нет – еду в техникум. Занятия только что кончились, и все разошлись. Возвращаюсь в общагу и останавливаюсь напротив дверей. Из автобуса выходят девушки и, весело переговариваясь, идут к общаге. Вижу Свету среди них. Она поднимает голову и замечает машину. Лицо ее расцветает – и я улыбаюсь. Она кивает девчонкам и бежит ко мне. Девчонки смотрят ей вслед и завидуют.

Она запрыгивает в машину, и я говорю:

– Здравствуй, девушка.

– Здравствуй. Куда ты исчез?

– Так получилось.

Она красивая. Русая прядь выбилась из-под шапочки. Она красивее всех.

– У меня экзамен завтра.

– Плевать на экзамен.

– Плевать.

Мы катаемся по зимнему городу. Я паркуюсь в центре. Болтаемся по магазинам и покупаем все подряд – цветы, одежду, еду. Сидим в ресторане. Едем на Сумскую и делаем то, что нам хочется.

Она бродит по квартире в моем халате и улыбается. Я тоже улыбаюсь.

– Можешь жить у меня, если хочешь, – неожиданно срывается с языка.

Света останавливается посреди комнаты.

– Правда? – спрашивает. – Ты не пошутил?

– Так не шутят! – смеюсь.

– Здорово! – Она счастлива. – А куда мне положить учебники?

– Да вот – письменный стол! – смеюсь я. – Я им не пользуюсь. Учись на здоровье.

Пара учебников у нее с собой имеется. И еще – несколько тетрадей. Она достает их из сумки и кладет стопочкой на угол стола. Из халата выглядывают шея и плечи. Это так трогательно. Я зову ее. Она оборачивается, встает и подходит. Она ложится рядом, и я обнимаю ее.

Утром Света хочет уйти в техникум, но я не пускаю ее. Показываю, где лежат деньги, говорю:

– Хватит себя мучить. Сегодня у тебя выходной. Если тебе так нужен этот чертов диплом, то давай я его тебе куплю, чтобы не мучиться.

– Разве так можно? – удивляется девушка, а я удивляюсь ее наивности:

– Еще и не так можно.

– А ты, вообще, чем занимаешься? Ты объяснял, но я как-то не поняла.

– О-о! Я, Света, в каком-то смысле на дипломатической работе. Занимаюсь русско-украинскими отношениями. Это в определенном смысле новая работа.

– Интересная, наверное, у тебя жизнь! – завидует Света, а я честно отвечаю:

– Работа нервная. Иногда очень устаешь. И ошибок делать нельзя.

– Ух ты! – качает головой Света. – Дипломат! Завидно.

– Завидовать нечему.

– Хорошо, в техникум я не пойду, но мне все равно надо позаниматься.

Она склоняется над учебниками, а я иду на кухню. Завариваю кофе и долго сижу над чашкой. Все закончилось успешно, но внутри напряжение не спадает. Слишком долго я был, как оголенный нерв. Надо отвлечься, отдохнуть, проводить все время со Светой. Хватит этих бесконечных поездок. Выкинуть из головы бомбы и глушаки, обоймы и автоматы. И не вспоминать, просто не помнить этих бесконечных покойников. Покойник – это от слова «покой»…

Набираю номер и зову Андрея. Спрашиваю у него про «Жигули», которые покупали по моей просьбе. Андрей говорит, что пришлет парня с машиной, если надо.

– Надо, – отвечаю.

Скоро машина стоит под окнами, я отбираю у Светы учебники, и мы спускаемся на улицу. Едем за город на объездную дорогу, и я предлагаю Свете попробовать поводить машину. Она тут же загорается, перебирается на водительское сиденье. У нее получается неплохо. Оказывается, у ее отца в Днепропетровске есть старенький «Москвич» и ей уже приходилось сидеть за рулем.

– Папа только возле гаражей разрешал ездить, – сообщает Света.

– Тогда вези меня в город.

– Правда? Можно?

Мы едем обратно. Света ведет машину, со всей силы сцепившись в руль, а когда я начинаю советовать, отвечает:

– Подожди. Не мешай.

Я не мешаю, но все-таки прошу остановиться. Она уступает неохотно. Доезжаем до центра. Вижу вывеску на стене. «Фото». Останавливаюсь. Выходим. Спускаемся в полуподвальчик фотоателье, и старый еврей с умными глазами снимает Светлану. Аппарат у него какой-то старый, лет сто аппарату. Фотографии будут готовы завтра.

На следующий день забираю фотки и звоню Андрею. Он приезжает и забирает фотографии и записывает данные Светы.

– Смотайся к «папе», – прошу, – пусть сделает права по-срочному.

– Ноу проблем, – кивает Андрей.

– Что? – Я не понимаю сразу.

– Так «папа» скажет, – переводит Андрей и уходит. Так я отдыхаю, а на душе неспокойно. Не умею я еще отдыхать.

Вечером звонит Николай из Ростова.

– Привет, Коля! Как дела?

– Да вот выбрался из подполья. Дела налаживаются. Тут твоя помощь понадобилась. Если можно, конечно.

– Ясно. Насколько срочно?

– Как тебе сказать… Желательно сейчас.

– Даже так! Хорошо, выезжаю.

Света приготовила ужин, и мы едим вместе. После я ошарашиваю ее сообщением об отъезде.

– Дипломатическая, так сказать, работа. Ты же сама говорила.

– Прямо так и едешь?

– Прямо, Светик! Вернусь через несколько дней. Я тебе ключи от квартиры оставлю, а ты сделай дубликаты. О’кей?

Я достаю из кухонного шкафчика газовый пистолет и объясняю девушке, как с ним обращаться.

– А это еще зачем? – спрашивает Света.

– На всякий случай, – смеюсь и ухожу.

Сколько километров я уже накрутил по дорогам за последние месяцы! И вот я опять в пути. Казалось, что дело сделано, история симферопольского кейса с наркотой закончилась кровавым, но хеппи-эндом, можно пожить немного на одном месте, понаслаждаться тем, как любимая женщина вьет гнездо, как она трогательно раскладывает свои вещи по полкам, как гладит тебе брюки и моет посуду. Домашняя и ровная житуха-быту ха. Но я все-таки дикая птица с сильными крыльями. Сильными – потому что постоянно летишь куда-то, работаешь. Домашней птице – гусю, индюку, петуху – тоже бывает неплохо, тепло и сытно. Но домашней птице рано или поздно отрубают башку и варят из нее суп…

Вот я и лечу снова по ночной дороге в сторону России. У меня теперь есть авторитет в делах определенного свойства, ко мне так и станут обращаться, поскольку дикая птица – это всегда боевая, а боевая – это та, которая всегда в бою.

Но не один же я такой дикий! Повезет, интересно, мне или нет в настоящем диком бою?

Можно, конечно, гнать «мерс» и не думать. Говорить «море, море» и лететь в Россию. Но я позволяю себе такую роскошь. Не такая уж это и роскошь…

Встречных машин почти нет. Лишь изредка из снежно-черной ночи начинает вырастать темный силуэт грузовой машины и проносится мимо. Рис, шмотки, противопехотные мины… Везут туда-сюда. Какие-то дикие мочат домашних…

Глухая и мертвая ночь вокруг. Въезжаю в Ростов и ищу телефонный автомат. Все автоматы сломаны. Мы договорились, что по приезде я позвоню Николаю с улицы и он будет меня ждать – скажет, куда гнать дальше. Пришлось перепробовать с десяток автоматов, пока нашел неизувеченный. Николай поднимает трубку со второго гудка и бодро приветствует, говорит адрес и объясняет, как доехать.

Кружу по улицам. Снег уже собирается в небольшие сугробики. На улицах ни людей, ни машин, ни ментов. Благодать!

Паркуюсь во дворе и выхожу из машины. Оглядываюсь и замечаю тень возле парадной. Но это оказывается охранник Николая. Он специально спустился и поджидает меня. Мы поднимаемся на седьмой этаж в лифте. На стенке возле кнопок чья-то рука начертала «Цой». Я сперва вспоминаю одного питерского каратэку с такой же фамилией. Его этой весной застрелили. Но догадываюсь, что автор надписи имел в виду певца Цоя. Откуда им в Ростове знать про нашего каратэку?

Николай стоит в дверях. На нем толстый халат в разноцветную полоску. Он такой же большой, спокойный, вызывающий доверие.

– Здравствуй, Коля, – говорю и протягиваю руку.

– Здравствуй, босс.

Чувствую его мощную ладонь. Есть между нами незримая связь, ее и комментировать не надо. Были мы за одной, бля, колючей проволокой. Это – навсегда…

– Пойдем на кухню, – предлагает Николай, и я соглашаюсь:

– Отлично! Кухня. Я бы от чая не отказался.

Мы пьем чай, я закуриваю сигарету и готовлюсь слушать.

– Такая получается канитель, – начинает Николай, хмурится, кусает губы, начинает объяснять: – Такая получается канитель! Пока я покойника изображал, один деятель часть моих районов подобрал. Нормального разговора с ним не получилось. «Ты, – говорит, – умер-воскрес. Это твои проблемы. А мы теперь живем по-новому». Я пока с ментами разобрался, пока по своим делам был занят… Одним словом, не договорились. Этот, хрен упорный, теперь солидно выглядит.

– Я тебя понял. Мне нужна по этому человечку вся информация.

– Информация есть. Все адреса, все офисы. Места, где бывает и когда. Есть фотографии.

– Замечательно. Только я… Безоружный.

– Этого добра хватает!

– «Стечкин» с глушаком. И запас обойм к нему.

– Будет «стечкин».

– И еще – машина.

– Нет проблем.

– Светиться на «мерсе» не стоит.

– «Восьмерка» подойдет?

– Хорошая машина. В глаза не бросается.

Больше вопросов нет. Николай показывает мне комнату, где я могу поспать. Квартира у него большая, и места навалом.

Ростов – город исторический. Но я сюда прилетел не по церквам и музеям ходить. Поэтому я целый день на колесах – изучаю места возможного появления нового клиента. Вчера Света выбрала мне в магазине зимнюю кожаную куртку на меховой подкладке. В ней тепло и удобно. Клиент имеет несколько офисов в центре города, и я, как положено, исследую все возможные подходы, места, где лучше оставлять «восьмерку», которую мне дал Николай.

Снега за ночь намело прилично, но дворники и не чешутся. Пробираюсь дворами, приходится перепрыгивать через сугробы.

Захожу в простую рабочую столовую и беру себе тарелку горячего борща – самое то после зимних прогулок. Сижу за столом в углу и делаю выводы. В центре этого клиента хренова не взять. То есть можно его, конечно, замочить, но уйти просто так не удастся. И охраны у него достаточно, и места неудобные. Николай говорит – если мудака убрать, то остальных он подомнет. Я его уберу… Уберу я его возле загородного дома. По крайней мере, постараюсь. Опять же – зима, снегом заметены обочины и съезды с дороги. В лесочке тачку не оставить. Утром я уже к загородному дому подъезжал и в общих чертах разобрался. Там лучше всего.

Темнеет быстро. Еду в темноте через город, не спешу. Когда еще этот черт появится! Я изучил его фотографию – с нее на меня смотрел молодой человек с копной светлых волос, с тонкой шеей, с веселыми глазами. Он, говорил Николай, побывал в Афгане и теперь парень нервный и без тормозов. Сегодня я видел его несколько раз – вовсе он не похож на фотки. Потяжелел, худобы как не бывало. Что ж, нервные в наше время долго не живут…

Машин на улицах достаточно, и все едут не спеша, стараются привыкнуть к зимней езде. Да и я не спешу. Выезжаю за город и чуть было не пропускаю нужный поворот. Вечером перекресток выглядит совсем по-другому. Еду дальше по шоссе, окруженному елками. Откуда здесь, на юге, елки? А может, и не елки, а какие-нибудь лиственницы?.. Мне не нравятся мои вялые мысли. Начинаю не думать. Сразу привычно дикое начинает копиться внутри. К тому моменту, как я останавливаюсь, не доезжая до нужного мне объекта, во мне – только импульсы. И еще «стечкин» с двадцатью патронами. Пистолет лежит на соседнем сиденье – только руку протянуть.

Сижу и жду клиента. В зеркало заднего вида хорошо видно начало проселка. Иногда на шоссе мелькают фары проносящихся машин. Проселок довольно узкий, и моя машина тоже бросается в глаза. Завожу двигатель и проезжаю чуть дальше, за дом клиента. Но теперь мне не видно шоссе, и я могу пропустить момент, когда афганец появится. Сижу и соображаю. Салон быстро остывает, и становится холодно.

Забираю «стечкина» и выхожу, предварительно прогрев двигатель. Легкой трусцой пробегаю по дороге в сторону шоссе. Делаю несколько шагов с дороги и проваливаюсь в снег. Еще не успела зима намести по пояс – и на том спасибо. Облокачиваюсь на ствол дерева и приготавливаюсь ждать столько, сколько будет нужно. Стою в темноте, сгибаю-разгибаю пальцы. Пальцы мерзнут, но и это привычно. Ничего нового ни в чем. «Море, море» – и вот оно, море, вокруг. Теплая синяя гладь до горизонта, которого уже касается малиновый диск солнца. И лишь тень от птичьих крыльев на серебряной синеве.

На шоссе загораются фары, видно, как машина притормаживает и начинает сворачивать на проселок. От меня до дороги шага три всего, и напротив того места, где я встал, – колдобина. Тачка притормозит. Тачка – БМВ.

Фары поджигают снег, и тени от деревьев начинают двигаться, словно живые. Машина приближается, и я сжимаю пистолет двумя руками, поднимаю к плечу. Остается с десяток метров, когда я узнаю марку – БМВ! БМВ мне и нужен…

Тачка притормаживает на колдобине. Делаю шаг в сторону, вытягиваю руки и нажимаю на курок столько раз, сколько в обойме патронов. В ней на четыре БМВ хватит…

Машина словно поскальзывается, утыкается сперва в сугробчик, а после сползает передними колесами в канаву. Двигатель работает покуда, потому что живой. Меняю обойму и прыгаю к тачке, дергаю на себя заднюю дверцу и смотрю. Я и в темноте вижу отлично. Народ лежит вповалку, а кровянки почти нет. Из черных дырочек на головах черные струйки убегают под зимние воротники. Вот и афганец мой. Отвалился назад, будто пьяный. Это тебе, парень, не Афган. Там и по рожам можно было разобрать – ху из ху! А тут только свои вокруг… Вытягиваю руки и делаю контрольный выстрел в голову афганцу.

Лечу вперед по дороге, выбрасываю в лес «стечкина». Запрыгиваю в «восьмерку» и завожу двигатель. Тот не: успел остыть и заводится сразу. Еду вперед по проселку, сворачиваю, гоню, стараясь не угодить в кювет, делаю круг и выезжаю на шоссе. Город Ростов не за горами.

Николай благодарит, жмет руку. Чувствую, как вспотела от волнения его ладонь.

– Что б такого тебе сделать? Если б ты знал, как этот хрен меня достал. Настырный и злой парень был.

– Пару «стечкиных» я б у тебя позаимствовал. Серьезная машина.

– Что пару! Я тебе целый ящик к Новому году подарю!

– Подари. Не откажусь.

Николай обещает приехать в Харьков через пару дней.

– Я и Валеру из Киева приглашу, – говорит он.

– Отлично, – соглашаюсь я. – С моей стороны будет Леха из Джанкоя. Парень теперь всеми делами заправляет.

– О’кей, босс, – усмехается Николай. – Организуем русско-украинское совместное предприятие.

«Надежный он парень, классный, – думаю на обратном пути в Харьков. – Все у нас получится».

30

Посреди Харькова на площади поставили высоченную елку, и теперь на ней целые сутки горят разноцветные огни. При виде этой елки я вспоминаю давние годы, детство, когда мы с мамой перед Новым годом пошли в зоопарк. Это я уговорил ее. Мама мне долго объясняла, что зимой в зоопарке не так интересно, как летом, поскольку зверям холодно и их не держат на улице. Но я настоял. Мы бродили по заснеженным дорожкам зоопарка, и я все спрашивал: «Мама, а где же тигры, где обезьяны?» – «В Африке, сынок, – отвечала мама. – На зиму их отпускают в Африку». Но многие птицы оставались на прежнем месте. Наши русские скворцы и синички выпрыгивали из небольших клеточек и весело скакали, клевали зерно. Тут же, на воле, возле клеток вертелись воробышки, отнимали крошки у медлительных голубей. Возле Планетария также горела елка, а в предвечерней дымке золотился шпиль Петропавловки. Мама скоро устала, но я не хотел уходить. Я успокоился лишь тогда, когда мы остановились возле огромной клетки, внутри которой скрывалась настоящая скала. На сером камне я сперва не увидел никого. Но вот на вершине, кажется, ожил камень. Медленно и страшно расправились крылья, и показалась голова на жилистой шее. Клюв загибался, словно кинжал из индийских сказок, а желто-огненные глаза внимательно смотрели на меня…

Все приготовления к Новому году Света взяла на себя. Она позвонила в какой-то ресторан, и те взялись сервировать стол в нашем загородном доме. Теперь мы его не использовали больше как конспиративную хату. На Сумской тоже места достаточно, но Новый год надо встречать с видом на снег.

Я вообще ничего не касался, но когда увидел накрытый стол, не мог не удивиться вкусу Светы.

– Из тебя бы дизайнер получился классный! – сказал я. – А ты в техникум пошла.

– Это не я вовсе, – застеснялась девушка. – Я только помогала.

Я еду в город и встречаю Николая. Он приехал вместе с Валерой, который из Киева сперва заехал к нему в Ростов.

Постепенно все собрались. Леха еще накануне прибыл. С ним Инна-русалка. С Андреем тоже милая девушка. Все приоделись, все выглядят «на миллион долларов», как говорят американцы.

Мы садимся за стол и говорим тосты. Поздравляем друг друга с наступающим Новым годом и прощаемся со старым. Я даже сделал себе поблажку – выпил несколько глотков шампанского. В углу комнаты работает телек. Еще не решили, какого президента нам слушать перед курантами – русского? украинского?

В соседней комнате Леха затеял танцы. Танцует со всеми девушками подряд. А я не умею. Когда-то в школе, помню, танцевал, кажется танец конькобежцев. Почему конькобежцев? Что за танец? Не помню, забыл.

Когда девушки решают убрать со столов лишнее, оставить только шампанское, кофе и фрукты, мы мужской компанией удаляемся в танцевальную комнату поговорить по душам.

– Ну что, – говорит Николай, – давайте прикинем, как будем жить в следующем году.

Мы сидим на диване и в креслах, курим.

– Я принципиально против наркоты, – начинаю первым. – Это деньги. Я не спорю! Но у меня к этому бизнесу сердце не лежит. Какие есть мнения?

Народ пока отмалчивается.

– Надо организовать Лехино хозяйство, – продолжаю. – Создать мощную бригаду, натаскать парней для крутых разборок, если понадобится.

– Подброшу пару-тройку инструкторов спецназа, – произносит Валера.