Текст книги "Сыщик"

Автор книги: Владимир Сисикин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Поджигатели

Нелегко будить слона. – Чуткая Марья Васильевна. – Болезнь Захарки. – Крылатая сообщница. – Спирт и хлороформ. – Схватка с Чулком заканчивается глубоким сном.

Шарик спускался, вцепившись в ручку зонтика. Стена дома с темными окнами убегала вверх. Вдруг раздался треск, и отважный прыгун повис в воздухе между третьим и вторым этажами.

Зонтик зацепился за растяжку – стальной канат для поддержки троллейбусных проводов.

Шарик посмотрел вниз. До земли было, конечно, ближе, чем несколько секунд назад, но вполне достаточно для того, чтобы разбиться. Подтягиваясь по ручке зонтика, Шарик добрался до каната, затем, держась за него, перевернул свой «парашют» и ручку его, загнутую на конце наподобие буквы «Г», зацепил за растяжку. Зонтик перевернулся, и Шарик сполз в него, как в чашечку огромного черного цветка.

Уф-ф-ф-ф!

Видно было, как Черный чулок шастает за витриной аптеки и что-то прячет в чемоданчик.

Шарик прицелился и несильно послал горошину из бесшумного своего пистолета в окно Ивана Ивановича Слона. Негромко звякнув, она отскочила от стекла.

Форточка в окне Ивана Ивановича сама собой ритмично открывалась и закрывалась. Закрывалась она тогда, когда мощные легкие Слона втягивали воздух. Открывалась на выдохе.

Еще раз выстрелил сыщик…

Бесполезно, Слона и пушкой не разбудишь.

Тогда Шарик нашел окно Марьи Васильевны Мур-киной.

Вот у кого был слух! Она появилась после первого выстрела, блеснув в полумраке раскосыми глазами.

– Ша-арик, – воскликнула Муркина, – как вы сюда попали? В этот зо-онтик? А мы думали, вы в Школе…

– Марья Васильевна, – попросил Шарик, – киньте мне веревку, только поскорее.

– Сейчас с балкона принесу. Муркина исчезла.

Негодяй в аптеке торопливо запихивал что-то в марлевый узел.

Наконец Муркина появилась с веревкой, унизанной прищепками, и принялась их снимать одну за другой.

– Марья Васильевна, – свистящим шепотом взмолился Шарик, – я вам их потом верну! Бросайте так!

– Шарик, Господь с вами, мне для вас ничего не жалко! Я думала, чтобы удобнее…

Она перебросила веревку сыщику, который мгновенно привязал ее к стальному канату и, ломая прищепки, скользнул вниз.

– Может, вам еще чем-нибудь помочь? – вполголоса спросила Муркина.

– Нет, Марья Васильевна, спасибо. Привет Захарке и всем котятам.

– Захарка болеет, – жалобно сказала мама Муркина, – простыл там, в подземелье. Бредит он… А котята недавно в больницу играли, все лекарства по двору рассыпали. Жду не дождусь, когда аптека откроется…

– Ну, лекарство-то я вам скоро принесу, – пообещал Шарик.

В это время послышался плач Захарки, и мама Муркина исчезла.

Возле уха сыщика послышался злобный смешок:

– Принесет он, принесет! Жжжди! Держи карман шире!

Шарик обернулся, схватившись за пистолет. Никого.

– Не увидижжж! Не поймаежжж!

– Кто здесь? – строго сказал Шарик. – Руки вверх!

– А вот я тебя за ноззз!

Кто-то пребольно укусил Шарика в нос.

– Будежж-ж-ж-ж зззнать!

Сыщик скосил глаза и увидел здоровенную Муху На крыльях у нее были какие-то синие надписи, но какие именно, Шарик не разобрал, потому что в этот момент злодейка снова тяпнула сыщика, да так, что у него в глазах потемнело.

– Зазагрыззу в другой раззз! – пообещала она и стремглав полетела к аптеке. Черная точка шмыгнула в дверь, взломанную Чулком.

И через секунду там погас свет.

Шарик остановился перед черным провалом двери. Надо сказать, что в этот момент ему стало не по себе. Глаза преступников привыкли к темноте, а если Шарик ворвется в помещение с освещенной улицы, тут его прямо голыми руками бери.

Вспыхнула спичка, обозначился силуэт Черного чулка. Спичка отделилась от силуэта и самостоятельно поплыла в воздухе к стеллажам, уставленным пузырьками и банками. Шарик понял, что злобная Муха, не боясь спалить крылья, помогала своему напарнику.

Тем временем огонек приблизился к банке с этикеткой «СПИРТ». Черный чулок немедленно схватил ее. Затем спичка осветила зеленый сосуд, на котором было обозначено «ХЛОРОФОРМ».

В этот момент Муху, вероятно, основательно припекло, и спичка, догорая, как маленький метеорит, бесшумно скользнула вниз.

– Хло-ро-форм, – повторил про себя Шарик, – хло-ро-форм… – Что-то очень простое и знакомое чудилось в этом сложном слове…

Когда крохотная осветительная ракета снова повисла в воздухе, Черный чулок торопливо открыл банку со спиртом.

Р-раз! – плеснул на медицинские плакаты, которыми была увешана стена.

Два! – на бесчисленные ящики с лекарствами!

Три! Четыре!! – на прилавок, на пол.

А эта преподлая Муха с новой спичкой наперевес кинулась к плакатам и подожгла их. Первым занялся самый большой:

МУХА – ПЕРЕНОСЧИК ИНФЕКЦИЙ! УНИЧТОЖАЙТЕ МУХ!

Бледное спиртовое пламя с необыкновенной быстротой поползло по бумаге, превращая ее в черные лохмотья с искрящимися краями. Через секунду огонь запылал в аптеке, как в печи. Дымящаяся фигура вылетела из двери и сбила Шарика с ног. Упали узел и чемоданчик, которые нес неизвестный. Сыщик и поджигатель покатились по газону, но Черный чулок изловчился, вскочил и бросился наутек. В великолепном броске Шарик схватил преступника за хвост.

– Пусти-и-и, больно же! – взвыл Черный чулок.

– Как бы не так, грабитель ты поджигательский! – отвечал Шарик.

Что-то упало на нос Шарику. Муха!

Блистая крыльями в пламени пожара, она стояла на задних лапах и острой щепкой, словно копьем, целилась сыщику прямо в зеницу ока! Синие буквы плясали на ее растопыренных крыльях.

– Зейчаззз в глаззз дам! – взвыла она и метнула копье.

Ох, что было бы, если бы не знаменитая реакция Шарика! Он успел зажмуриться, и щепка отскочила, поцарапав веко.

– Зззараззза! – выругалась Муха. Несмотря на неожиданное нападение, Шарик не выпустил хвост поджигателя, который, вереща от боли, тащил сыщика за собой.

Муха вилась вокруг головы Черного чулка и орала:

– Зззабыл, балбеззз! Банка! Банку открой, труззз! Черный чулок выхватил из кармана и на ходу открыл зеленую банку с надписью «Хлороформ». Потом он неожиданно остановился и окатил не успевшего встать на ноги Шарика какой-то бесцветной, противно пахнущей жидкостью.

Шарик вдохнул раз… другой…

Всё закружилось у него перед глазами: пустынная улица… темная улепетывающая фигура… языки пламени в дверях аптеки… трава… прохладная трава…

«Хло… ро… форм… – медленно плыли мысли в его голове, – им же у… сып… ляют…».

Тревога

О пользе длинной шеи. – Чаёк откладывается. – Загадочная система.

Старый пожарный Василий Жираф, покрытый пятнами старых ожогов, дежурил в эту ночь на городской каланче. Он увидел мерцающий огонек пожара в юго-западном районе, и туда немедленно помчались стремительные пожарные машины.

Жирафу с высоты каланчи плюс высоты своего роста было хорошо видно, как летели яркие фары по лабиринту ночного города.

«Ничего, успеют», – подумал он, повернулся и остолбенел.

На северо-востоке начинался пожар!

Еще две машины с воем рванулись в темноту.

«Два пожара за ночь – многовато», – решил Василий. Подумал и пришел к выводу, что в ближайшие часы уже вряд ли что-нибудь приключится, и направился вниз, чтобы хлебнуть чайку.

Хорошо, что шея была такая длинная. Ноги его уже опустились по двум лестничным пролетам, а голова, думающая про чаёк, еще торчала над каланчой. Вдруг глаза Василия вытаращились, а копыта там, далеко внизу, разъехались.

Еще пожар!!!

Жираф прочно обосновался на рабочем месте, ожидая новых происшествий.

Огонь продолжал выстреливать в небо языки пламени в разных концах города, и чрезвычайно удивительным в этих огненных безобразиях было то, что они подчинялись загадочному порядку: горели только аптеки и аптечные склады.

Старый жираф долго думал и наконец пробормотал:

– Что-то тут, гори оно огнем, не так…

Допрос и чрезвычайное сообщение

Ожоги. – Крупный разговор о маленьком предмете. – «Предъяви обвинение!» – Шарик промолчал. – Задача со многими неизвестными. – «Ни с места!»

…Туча огненных мух гонится за Шариком по улицам горящего города. Пылают здания, из окон и подъездов бьет пламя. Шарик мчится, задыхаясь, по улице, не имеющей конца. А огненные мухи не отстают, кусают в спину, за бока, за ноги, и вот одна, громадная, как вертолет, пикирует на Шарика…

Шарик застонал и очнулся. В голове гудело.

Плохо соображая, Шарик огляделся.

Он лежал на красной ковровой дорожке посреди большой комнаты.

Стол. Телефон. В углу телевизор. На стене большая карта города с красными флажками.

Нет, Шарик здесь никогда не был.

Он попытался сесть и ойкнул. На ноге горела рана с опаленной по краям шерстью. Две на животе. На боку. А на спине! А на другом боку!

«Будто на меня ведро углей высыпали», – подумал Шарик. И вспомнил всё: Черный чулок… Муха… пожар… схватка…

«Они ушли!». Сыщик скрипнул зубами и заковылял к двери.

Дверь была заперта.

Неужели преступники взяли его в плен?

Окно!

Шарик подскочил к окну и увидел, что оно расположено на втором этаже, и ветка, мощная ветвь каштана, мокрая от дождя, лепит листья прямо в стекло.

Шарик рванул шпингалет, дернул раму, вскочил на подоконник…

Неведомая сила подняла его за шиворот, пронесла по воздуху и бросила на то самое место, где он только что лежал, на ковровую дорожку с клочком обгоревшей Шариковой шерсти.

– От жук! – прогудел гнусавый бас. – От шустрый!

Над сыщиком возвышался Руслан Овчаренко.

Значит, Шарик не у бандитов! У него немного отлегло от сердца. Немного, потому что Овчаренко – тоже не подарочек… По тону Руслана чувствовалось, что про горошину, забитую в его толстый нос, он не забыл… Тем более, что одна ноздря у него – та самая – была заткнута аккуратной марлевой пробоч-кой.

«Главное, не напоминать ему о горошине, главное, не напоминать!».

Овчаренко нехорошо смотрел на Шарика. Пауза затягивалась.

– Листик залетел в окошко, – хихикнул Шарик, – смотри-ка ты: листик.

– Ага, листик. Я с тебя листик сделаю. «Главное, говорить о другом», – еще раз пронеслось в голове у Шарика, но он почему-то брякнул:

– Горошину доста-л?

– Достали. Вот такими щипцами. Трое в белых халатах.

– Больно было?

– Это же нос! – по-щенячьи визгливо крикнул огромный Овчаренко.

Тихонько двинувшись к окну, Шарик решил:

«Или шерсть моя сейчас полетит клочьями, или я сверну себе шею».

– Сидеть!!! – рявкнул Руслан так свирепо, что знаменитое сыщицкое самообладание на минуту изменило Шарику, и он зажмурился.

Но трёпки почему-то не последовало.

Когда Шарик осмелился приоткрыть один глаз, Руслан Овчаренко с карандашом важно сидел за столом над листом бумаги. Шарик вытянул шею и прочитал: ПРЫТОКОЛ ШАРИКОВОГО ДОПРОСА.

От изумления второй глаз сыщика открылся, и оба полезли на лоб. Шарик вскочил.

– Сидеть, подследственный! Хвамилия?

– Шарик.

– Имя?

– Шарик.

– Отчество?

– Шарик.

– Значит, вас зовут Шарик Шарик Шарик?

– Так всегда и зовут: Шарик Шарик Шарик!

– От жук! – Овчаренко качнул головой и записал: ШАРИКА ЗОВУТ ШАРИК ШАРИК ШАРИК. «Дело движется», – подумал Овчаренко, важно надел очки, лежавшие на столе, и внушительно прошелся по комнате. При этом он с грохотом опрокинул стул.

Шарик по имени Шарик Шарик хихикнул. Глядя поверх очков, Руслан набычился и резко спросил:

– Ну шо, будем сознаваться или…

– Ты мне должен сначала обвинение предъявить. Во всех книжках так написано. Ты должен сказать: «Признаете ли вы, что совершили…» и те де и те пе. Понял?

Руслан некоторое время подозрительно смотрел на сыщика, затем осведомился:

– В каких это книжках написано?

– В умных, Русланчик, в умных. В таких, где настоящий следователь допрашивает подследственного.

– Ну ладно. Если обманываешь, пеняй на себя. Признаете ли вы, шо… шо…

– Совершили… – подсказал Шарик.

Совершили и тэ дэ и тэ пэ?

– Хи-хи. Не признаю. Никаких тэ дэ и тэ пэ я не совершил.

Овчаренко трахнул громадной лапой по «прытоко-лу» и крикнул:

– Не для того я шкурой рисковал, тебя из огня вытаскивал, шоб ты меня за нос водил! Бачишь?

– Ты меня вытащил? Как ты там оказался?

– Нашу Школу на пожары бросили. Я как увидел, что твоя подозрительная личность под самым огнем валяется и уже тлеть начинает, сразу понял: вот кто аптеки запаливает! Я тебя сразу вычислил. Только не повезло тебе – хлороформом надышался…

– Я преступника ловил, я…

– Не надо ля-ля! Лучше сознавайся!

На пороге появился Рекс Буранович Доберман-Пинчер. По его опаленной шерсти было видно, как славно потрудился начальник на пожаре. Красота Рекса Бурановича приобрела грозный дымный оттенок. Доберман-Пинчер положил на стол чемоданчик и узел, брошенные Черным чулком, затем пристально посмотрел на Руслана.

– Овчаренко, ты опять из себя следователя строишь? А ну, дай мои очки! Сколько раз я тебе говорил: не лезь не в свои дела. В чем он тебе сознаваться должен?

Овчаренко струхнул:

– Мы, Рекс Буранович, так… балакали… Играли… Я вроде следователь, а он вроде…

Руслан покосился на Шарика, ожидая, что тот его выдаст.

Шарик промолчал.

Начальник надел очки, сел за стол и прочитал Русланов «прытокол». Потом скомкал бумагу, швырнул на пол и тихо произнес:

– Нашел время для игрушек. Почему не оказана первая помощь пострадавшему? За вр-рачом! Р-рысью! Марш!

Овчаренко пулей выскочил из кабинета.

– Так, Шарик Шарик Шарик, знакомы тебе эти предметы? – Доберман-Пинчер указал на узел и чемоданчик.

Шарик рассказал, как обнаружил преступников и что произошло потом.

– Итак, – подвел итог Рекс Буранович, – получается задача со многими неизвестными. Не установлена личность поджигателей. Неизвестно, какую цель преследуют преступники, истребляя аптеки и аптечные склады. Взломан почему-то магазин «Оптика». Известно лишь, – начальник открыл чемоданчик и высыпал на стол горку облаток и пузырьков, – что бандиты уничтожают то, что не могут унести с собой. Но с какой целью они это делают? На таблетках не разбогатеешь. Непонятен и такой факт: большая часть похищенного – это сильнодействующие снотворные средства.

За дверью послышался торопливый топот, и в комнату ворвался Руслан Овчаренко.

Доберман-Пинчер грозно обернулся к нему:

– Я тебя куда посылал? Где вр-р-рач?

– В теле…

– Где?

– В теле… же… В телевизор же чрезвычайное сообщение показывают!

Овчаренко кинулся к телевизору, включил. Пока аппарат нагревался, Овчаренко, едва переводя дыхание, частил:

– Ну мы их быстренько скрутим… Тиканули, бандюги… Вот работенка нам подвалила, да, Рекс Бура-цыч? Только бы след взять…

На экране появилась очаровательная диктор Лань Лесная. Она, нервно теребя янтарные бусы, что-то читала по бумажке.

– Вот видите, видите, – бубнил Овчаренко, – она говорит, шо…

– По-мол-чи, Овчаренко, – поморщился начальник.

Диктор сказала:

– Повторяю. Из места заключения, совершив подкоп, сбежали особо опасные преступники: Крот, Крыс и воровка Нюрка Муха. Особые приметы беглецов: Крот – сильно близорук, телосложения коренастого, обладает большой физической силой. Крыс – нет верхнего левого клыка. Нюрка Муха – на левом крыле татуировка: «Они устали», на правом: «Но их не догонишь».

Рекс Бураныч, – взвился Шарик, – Муха с татуировкой, она мне глаз чуть не выколола! Значит, Черный чулок – это Крыс или Крот.

– Где-то я их имена встречал, – задумчиво произнес Доберман-Пинчер, – и совсем недавно.

– В письме же! Помните, я вам письмо давал от жильцов? Крот и Крыс хотели дом обрушить, а я их поймал.

На экране появились фотографии бандитов.

– Просьба ко всем гражданам, – говорила диктор, – знающим о местонахождении преступников, сообщить…

Вдруг она осеклась, повернула голову и посмотрела в сторону Ее большие глаза сделались огромными. Она хотела вскочить, но чей-то чрезвычайно знакомый Шарику голос приказал:

– Ни с места!

А другой не менее знакомый голос шумливо добавил:

– А то копыта откинешь…

Пришли из туч с лопатой

Мастер Очкастый и мастер Щербатый. – Репетиция. – Встреча с комендантом. – Мастер копает паркет. – Носорожий сон. – Янтарные бусы. – Он вошел без разрешения.

Погода в этот день была пасмурная.

Тучи шли низко-низко, и башня телевизионного центра этими тучами была как бы обрезана наполовину.

Вверху, в тумане, возникли две смутные фигуры и по лестницам, расположенным внутри ажурной конструкции, стали спускаться вниз. Если бы этот наш любопытный наблюдал за телебашней с самого утра, со вчерашнего дня или даже, предположим, со дня ее постройки, он всё равно не увидел бы, как эти фигуры на нее поднимались.

– Гм-гм, – сказал бы любопытный, если бы он был…

Так вот, эти никогда не поднимавшиеся фигуры по мере спуска становились всё видней. И теперь оказалось, что ничего загадочного в них нет. Это были обыкновенные рабочие. Да, да! Самые обыкновенные! Они были в пластмассовых защитных касках. Они были в новеньких синих комбинезонах.

И один из них нес лопату.

Мог бы возникнуть вопрос: что они там копали, эти трудяги? Дождик они там разгоняли этой своей лопатой?

Но этот вопрос ни у кого не возник, потому что за спуском, как уже сказано, никто не наблюдал.

Тот, который тащил лопату, панически боялся высоты. Еще страшнее ему становилось оттого, что вышка покачивалась. Она покачивалась так, слегка. Известно, что даже небоскребы качаются, однако стоят себе, не падают. Но у страха глаза велики, и тот, который тащил лопату, при каждом порыве ветра приседал, ему казалось, что так к земле ближе. Вниз он старался не смотреть, а если смотрел вверх, то башня, он чувствовал, начинала чертить в облаках гигантские восьмерки, словно мачта штормующего корабля.

– Ну всё, – хныкал он, – сейчас ляпнемся! Спутник этого труса спускался с небес более уверенно.

На носу у него были очки с очень сильными линзами, которые туман покрывал радужной пленкой. Очкарик то и дело протирал их и торопил своего жалкого лопатоносца.

Наконец четырехглазому надоело отлеплять скрюченные пальцы своего спутника от каждой железки. Он отобрал лопату, протер очки, прицелился и треснул товарища лопатой пониже спины.

– Ай-яяяяяй! – взвыл тот, бросив перила и схватившись за ушибленное место.

– Вперед! – скомандовал Очкастый.

– Я пи-пи хочу! – жалобно сказал трус. И тут же получил лопатой по тому же месту, только в два раза больнее. Кубарем скатился на землю, топнул одной ногой, потом другой, задрал голову и посмотрел вверх:

– Ты гля, теперь не качается!

– Ну и трус же ты, ну и трус! – презрительно сказал Очкастый. – Держи свою лопату.

– Лучше пять минут быть трусом, чем всю жизнь покойником, – осклабился его спутник. Улыбка у него была щербатая.

Очкастый и Щербатый тронулись через двор к зданию телецентра.

– Еще раз повторяю, – сказал Очкастый. – Если спросят, мы – мастера. Я ремонтирую телевизоры, ты производишь отделочные работы. Нас вызвал комендант. Повтори.

Щербатый прикрыл глаза и забарабанил:

– Значит, так, м-мм… Еще раз повторяю: если спросят, мы мастера…

– «Еще раз повторяю» не надо.

– Ах, да! Еще раз повторяю: не надо, если спросят мастера…

– Балбес! «Еще раз повторяю» повторять не надо! Понял?

– Понял.

– Повтори. Пауза.

– Так повторять или не повторять?

– Повторяй!!!

– То надо повторять, то не надо… Теперь забыл, что повторять.

– Если спросят, понял, дурак? Если спросят, мы – мастера. Я ремонтирую телевизоры, ты производишь отделочные работы. Нас вызвал комендант. Повтори. Только не торопись. Соберись с мыслями. Собрался? Ну давай.

– Если спросят, понял, дурак, понял… Очкастый затопал ногами и закричал:

– «Если спросят» не надо!!! Это если к нам подойдут и спросят: «Кто вы?», мы ответим: «Я ремонтирую..» – и так далее!!! Понял?

Щербатый протянул:

– А-а… так бы и говорили! «Кто вы» раньше не было…

– Это ишаку понятно! Ну давай отсюда: «Я ремонтирую телевизоры…». Давай.

– Я ремонтирую телевизоры…

– Я.

– Я и говорю я!

– Да не ты, а я!

– Да не ты, а я!

– Я, я, я ремонтирую телевизоры, уголовник! А ты производишь отделочные работы!

– А я что говорю? Ты производишь…

– Ты производишь!

– Ты производишь!

Очкастый вдруг замолчал и долго-долго смотрел на своего ученика.

Щербатый съежился. Наконец Очкастый ласково спросил:

– Ты издеваешься надо мной, да? Щербатый отрицательно помотал головой.

– А что же ты делаешь?

– Не издеваюсь.

– Слушай меня внимательно. Если сейчас не повторишь, считай, что ты умер. Вот этой лопатой закопаю. Ясно?

– Ясно. Большая пауза.

– Ты что молчишь?

– Я слушаю… внимательно…

Очкарик отвернулся и заплакал злыми слезами. Отплакав, он сказал:

– Еще никто на целом свете не видел моих слез. Я плакал первый раз в жизни. И я тебе это припомню. Дальше. План меняется. С того момента, как мы войдем в эту дверь, ты – немой.

– А чей же? Я один бояться буду!

– Немой – это значит, что ты не произносишь ни слова, ни полслова, ни четверти слова. А если пикнешь, пеняй на себя…

Никем не замеченные, они проникли в здание через окно на первом этаже. Телевизионные журналисты сновали по длинным коридорам, не обращая внимания на пришельцев.

Очкастый удовлетворенно шепнул:

– Хорошо мы замаскировались. Однако я что-то не вижу цели нашего путешествия. Нужно спросить у кого-нибудь.

В коридоре появилась огромная внушительная фигура – Носорог, одетый в синие брюки-галифе и китель. Очкарик, поправив свои окуляры, очень вежливо обратился к Носорогу:

– Скажите, пожалуйста, где то место, откуда ведутся передачи? То есть, я спрашиваю, где студия.

Носорог осмотрел незнакомцев с ног до головы и медленно сказал:

– Я-то знаю, что место, откуда ведутся передачи, называется студией. А кто вы? У нас вход по пропускам.

Щербатый мгновенно струсил и забыл последнее наставление Очкарика. Но в голове засел вопрос: «Кто вы?»

– Если спросят, – сказал он, – мы мастера. Я произвожу телевизоры, – при этом Щербатый внушительно помахал лопатой, – а ты ремонтируешь отделочные работы.

– Что я делаю? – удивился Носорог.

– Нет, это я… то есть он! Правильно: он ремонтирую телевизоры, а я производишь отделочные работы. Вот так.

И Щербатый стал копать пол. Отколупнул одну паркетину, другую.

Носорог некоторое время следил за ним в полном оцепенении. Потом выхватил у Щербатого инструмент и, как спичку, сломал деревянную ручку.

– Пропуска! – приказал он.

– Какие пропуска? – возвысил голос Очкарик. – Какие могут быть пропуска, когда нас комендант вызвал!

– Я – комендант! – грохнул Носорог.

В тишине где-то стрекотала, заливалась, хихикала звоночком пишущая машинка.

– Ах, это вы, – улыбнулся Очкастый, – очень приятно было познакомиться…

И повернулся, чтобы уходить.

– Сто-оп, – сказал комендант, – субчики-голубчики…

И начал с яростью втягивать в себя воздух.

В этот момент Очкастый выхватил из кармана спринцовку и пустил длинную струю хлороформа в широкую, словно кружка, ноздрю Носорога.

Глаза коменданта закатились, голова запрокинулась, он вздыбился и, чиркнув рогом по потолку, грохнулся навзничь. На живот ему обрушился кусок штукатурки, и на потолке образовалась серая рана, очертаниями напоминающая Африку.

Комендант сладко посапывал во сне.

– Мамочка, – пробормотал он, – укрой ножки… Щербатый захохотал и тут же получил по морде.

– Остальное потом получишь, – сказал Очкастый, – а теперь ходу. Ноги-ноги давай. У нас осталось несколько минут. Идти по-деловому, но не бежать.

Сообщники миновали несколько коридоров, когда за поворотом застучали торопливые копытца. Показалась прелестная Лань Лесная. Передние копытца у нее были покрыты перламутровым лаком, на шее играли янтарные бусы.

– Простите, – обратился к ней Очкастый, – вы не скажете, как найти студию? Видите ли, мы мастера…

– Идите за мной, – улыбнулась Лань.

У самой двери студии их нагнал Жора Уж, извивающийся молодой человек в обтянутом поблескивающем свитере. Он был редактором «Новостей».

– Ланя-Ланя-Ланечка, – пропел он, – вот тебе текстик, срочное сообщение для населения. Прочтешь перед сводкой погоды.

– Где вы раньше были? – сморщила носик Лань. – Что там случилось?

– Трое каких-то преступников сбежали. Особо опасных.

Очкастый и Щербатый переглянулись.

– Это нам кстати, – хищно шепнул Очкастый.

– Ах, какой ужас! – сказала Лань, с опаской беря текст. Жора склонился к ее ушку:

– Ах, Лань Лесная боязлива! Я провожу вас сегодня домой. Вас не ограбят, ваши красивые бусы останутся при вас…

Щербатый, не сводя глаз с дорогого украшения, шепнул:

– Встретилась бы она нам в темном переулке, да?

– Тсс! Приготовься к операции. Хлороформ… Лесная ушла в студию. Жора посмотрел ей вслед, поиграл раздвоенным язычком и скользнул вверх по лестнице.

Над дверью загорелась красная надпись: НЕ ВХОДИТЬ ИДЕТ ПЕРЕДАЧА.

Очкастый прочитал, ухмыльнулся и вошел. Щербатый двинулся следом.