Текст книги "Сыщик"

Автор книги: Владимир Сисикин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Верьте!

Речь Добермана. – Кто всхлипывал в строю? – Народная медицина. – Ветер от норд-веста. – Маша и Руслан отправляются на поиски.

В это время на плацу школы Рекс Буранович Доберман-Пинчер держал речь перед строем курсантов. Голова начальника была перевязана (болела рана, нанесенная кирпичом злодея). Говорил Доберман трудно, и слушали его, затаив дыхание.

– Не остается никаких сомнений, что Шарик погиб. Он до конца выполнял свой долг, преследуя преступников с такой настойчивостью и бесстрашием, какие сделали бы честь любому воспитаннику нашей Школы. Как я теперь понимаю, он мог бы находиться в наших рядах, несмотря на… хм… не совсем подходящие внешние данные. – Начальник сделал длинную паузу, вздохнул и, повысив голос, продолжал: – Но, как это ни тяжело, мы должны признать, что погиб он из-за собственной недисциплинированности. Нарушив мой приказ, он самовольно участвовал в облаве. Это печальный жестокий урок, который мы все должны усвоить. Дисциплина, дисциплина и еще раз что?!

– Дисциплина! – железно громыхнул строй.

– Вот так, – одобрил начальник. – Вопросы есть? Нет. Держите хвост пистолетом.

И вдруг кто-то всхлипнул.

Доберман-Пинчер растерялся. Даже испугался.

– Что это? – сказал он нестроевым голосом. – Кто это, а? – и гаркнул: – Два шага вперед шагом арш!

Вышла Маша.

– Разрешите обратиться, – сказала она, глотая слезы.

– Обращайтесь.

– Почему вы говорите, что Шарик погиб? Нужно искать, нужно верить… и… и какая же у него внешность неподходящая, если он очень… очень симпатичный… Я таких еще не встречала.

И Маша заплакала навзрыд, прижав к глазам свое мягкое шелковое ухо…

Доберман-Пинчер не знал, как ему поступить. В первый раз за всю историю Школы в строю плакали. Это было, на взгляд начальника, вопиющее нарушение дисциплины. Но, с другой стороны, плакал не могучий Овчаренко, не громадный Данила, а маленькая медицинская сестричка Маша. И Доберман-Пинчер решил, что ей полагается быть милосердной и жалостливой. Поэтому он неслужебно сказал:

– Встань-ка, Маша, в строй. Конечно, мы пошлем группу на розыски Шарика. Но не это наша главная задача. И даже поиск преступников – дело не первоочередное.

– Та як же ж так? – ахнул Овчаренко.

– Разговорчики в строю! – оборвал его начальник. – На данный момент главная задача нашей Школы – спасение города. Пусть банда уничтожила запасы лекарств! Крот забыл, что на свете существует такая вещь, как народная медицина. Мы немедленно отправляемся в поля и леса на сбор лекарственных растений. Кто, кроме нас, с нашим тонким чутьем, может справиться с этим делом! По машинам! – приказал Доберман-Пинчер и тотчас крикнул: – Отставить!

Он увидел, что через забор, окружавший Школу, лезут котята-близнецы, крича:

– Подождите! Подождите!

Подбежав, Катя крикнула:

– Шаржа!

– Который сыщик, – вставил Кутя.

– В плен взяли, – сообщил Кетя.

– На воздушный шар, – закончил Котя.

– Знаете конкретно, куда они полетели?

– Знаем. Конкретно их ветром унесло. Начальник поднял породистый нос, понюхал.

– Ясно. Ветер от норд-веста. К реке. Овчаренко, на мотоцикл! С собой возьмешь…

Доберман-Пинчер скользнул глазами по строю курсантов.

– Можно я? – шагнула вперед Маша и, увидев, что начальник колеблется, торопливо добавила: – Шарик изранен. Вдруг ему моя помощь потребуется?

– Хорошо, – согласился начальник. – Овчаренко, выполняйте.

– Есть! – откликнулся Руслан, завел мотоцикл и, откинув полог коляски, сказал Маше: – Сидай. Держись крепче.

Мотоцикл взревел, и они помчались.

– По маши-инам! – донеслось до них со двора Школы.

Страшное слово: предатель

Авария. – Разговор сумным Бегемотом Дусей. – Транспорт покидает своих хозяев. – Явление корзины над обрывом. – Преследование вплавь. – Метания Крыса. – Страхи бесстрашного.

Никогда в жизни Маша не ездила так быстро! Встречный ветер выжимал из глаз слезы, а шелковистые ушки Маши тянулись за ней горизонтально, как флажки, и, казалось, испуганно лопотали: «Ой, оторвемся, ой!». На поворотах шины визжали, пассажирку прижимало то к одному, то к другому борту коляски, и Маше всё время хотелось зажмуриться. Но она заставляла себя глядеть в небо, потому что там вот-вот мог появиться аэростат с пленником. Ион появился!

Мутно-серая точка в голубом прорыве между облаками!

– Вот он! – воскликнула Маша.

– Где? – задрал голову Овчаренко. Не нужно было этого делать!

Мотоцикл врезался в ограду сквера. Водитель и пассажирка перелетели через нее – хорошо, что ограда оказалась невысокой, – и шлепнулись на мягкий газон.

– О-ох! – крякнул Овчаренко.

– Ай! – пискнула Маша.

Бегемот Дуся поливал из шланга цветы. Он повернул свою большую умную голову и долго смотрел на каких-то двоих, которые появились неизвестно откуда да еще разлеглись на траве.

– Это порядок? – спросил Дуся сам себя, подумал и ответил: – Это непорядок. Эй, не фулюганни-чайте! Не видите, что ли?

В землю была воткнута палка, а к палке прибита фанерка с надписью:

ПО ГАЗОНУ НЕ ХОДИТЬ! ШТРАФ! 3 Р.

– А мы ходим? – спросил Руслан.

Дуся смотрел-смотрел, думал-думал и признал:

– Нет. А что вы делаете?

– Мы лежим.

– Ага. – Бегемот удовлетворенно кивнул, повернул фанерку. На той стороне было обозначено:

НА ГАЗОНЕ НЕ ЛЕЖАТЬ! ШТРАФ 5 Р.

– В следующий раз будете знать, как фулюга… А Руслан с Машей уже стояли на четвереньках!

– Мы не ходим и не лежим, – заявили они. Бегемот Дуся смотрел-смотрел, думал-думал и вытащил из необъятного кармана еще одно объявление:

ВЫГУЛ СОБАК ЗАПРЕЩЕН! ШТРАФ 5 Р.

– Теперь попались, фулюганы, – сказал Дуся, направляясь к нарушителям.

– Ты по чему идешь? – быстро спросил Руслан.

– По газону, а что?

– Штраф, вот что!

Дуся долго и трудно размышлял и наконец жалобно протянул:

– У меня с собой столько нету. Только три копейки на газировку.

– Вот придешь до дому, – строго сказал Овчаренко, заводя мотоцикл, – и заплатишь себе штраф. Я проверю.

Маша хихикнула:

– И квитанцию не забудь выписать.

Руслан и Маша помчались дальше на мотоцикле, хотя то, на чем они теперь сидели, мотоциклом можно было назвать с большой натяжкой. Фара разбита, руль скособочен, коляска погнута так, что похожа на консервную банку, которой целый день играли в футбол, переднее колесо «восьмерило» и лихорадочно колотилось, просясь на волю. Вся эта груда металлолома гремела, звенела, плевалась дымом, чихала, стреляла и тряслась беспрерывной дрожью, отчего у седоков колотились зубы, а в глазах двоилось, троилось и четверилось.

Город кончился, выскочили на шоссе, и вдали показалась серо-синяя полоска реки.

– О-о-о… ста… станови… о-о-о-гля-глядимся!

– Не-не-не-нельзя, – крикнул Руслан, тоже заикаясь от тряски, – бо-боюсь, не заведемся!

– Во-во-вон они ле-ле-летят! Сворачивай! Овчаренко круто свернул на кочковатый пустырь, заросший бурьяном. Тряска усилилась.

Таща по земле бледную тень, медленно снижаясь, летательный аппарат тянул к реке.

Овчаренко прибавил газу. Что-то, сверкнув, оторвалось от мотоцикла и пропало в траве. Мотор взревел с утроенной силой.

– Ой! Вы-выхлопная тубра… турба оторвалась! – крикнула Маша.

Буду я за ка-каждой же-же-железкой оста-ста… – ответил Руслан.

– Ко-ко-ко-ко-ко! – вдруг панически завизжала Маша. – Ко-ко-ко-ко-о! О! О! О!

Овчаренко скосил глаза и понял: «Коляска отрывается!».

– Пы-пы-пы-пы, Машка! – заорал он. – Пыргай на за… ой… е-енье!

Маша сообразила, что Овчаренко приказал: «Прыгай на заднее сиденье!». Она так и сделала.

Коляска с хрустом оторвалась, помчалась прочь и спряталась за кустом. Тотчас, оттолкнувшись от кочки, словно от трамплина, переднее колесо вырвалось на свободу и в два прыжка исчезло впереди.

Несколько секунд пассажиры мчались на последнем колесе, потом оно стряхнуло их и убежало вперед – купаться. Колесо и мотор кинулись с откоса и плюхнулись в воду. Взвился столб пара. Это освежался раскаленный двигатель.

Наступила оглушительная тишина.

Покинутые транспортом, пассажиры сидели над высоким обрывом.

– Ты жива, Машка, или? – сказал Руслан. После железного грома и грохота его голос показался ей комариным писком.

– Жива, – ответила Маша, и собственные слова дошли до нее издалека. – Где моя сумка?

Овчаренко засмеялся:

– Ну ты, Маш, и перегружала! Закудахтала, як кура: ко-ко-ко-ко! Турба отвалилась! Ой, не можу!

– А сам-то, сам! – заливалась Маша. – Ку-ку! Пыргай! Ха-ха-ха!

Они вдруг прекратили смеяться и оцепенели, выкатив глаза. Между ними, едва не касаясь земли, слегка покачиваясь, плыла корзина аэростата!

Они увидели содержимое корзины: жаровню, в которой дотлевали угли, Крота в очках, Крыса, связанного Шарика, на ухе которого, словно в кресле, развалилась Муха. Видна была каждая буковка Нюркиной татуировки: «Они устали, но их не догонишь».

Никто не шевельнулся, все смотрели друг на друга, а корзина медленно-медленно двигалась к краю обрыва. Вот она зацепила одиноко растущую ромашку, пригнула ее и полетела уже там, над пропастью… А ромашка разогнулась и закачалась…

Шарик опомнился и закричал:

– Ребята, что же вы?

Он попытался вскочить. На него навалились Крот и Крыс.

– Они теряют высоту, – донесся сдавленный голос сыщика, – у них кончилось топливо-о…

Овчаренко сделал гигантский прыжок вслед летательному аппарату. Если бы Руслан опомнился на секунду раньше! А теперь он только лязгнул зубами в каком-то сантиметре от края корзины, рухнул и покатился под обрыв в облаке пыли. Когда Маша спустилась, Овчаренко в бессильной ярости бегал по берегу и метал огромные камни вслед удаляющемуся аэростату.

– Хватит тебе! – прикрикнула Маша. – Смотри, они снижаются. Если упадут в воду, Шарик утонет, ведь он связан!

– Надо плыть, Машка, – решительно сказал Овчаренко, входя в воду, – другого пути нет.

– Да, – упавшим голосом подтвердила она, – надо плыть… Это… где моя сумка?

– Вон она, у тебя на боку.

– Ах, да! – Маша стала старательно копаться в сумке.

– Ну, рванули? – торопил Овчаренко.

– Рванули… – пролепетала Маша, пятясь от воды. Руслан подозрительно спросил:

– Ты плавать-то умеешь?

– Умею, умею! Только… не как чемпион. Кролем не умею, брассом не умею…

– А как умеешь, топориком, что ли?

– По-собачьи, – прошептала Маша, – по-собачьи немножко умею…

– Держись за мой хвост, выгребем!

И они поплыли: впереди Руслан, на буксире Маша, а за Машей ее ушки и сумка.

Бандитский аэростат, сморщенный от недостатка теплого воздуха, тихо опускался к поверхности воды. Пловцы быстро настигали его. Когда преследователи оказались под корзиной, раздался пронзительный крик Шарика:

– Атас! Бомба! Ныряйте!

Овчаренко, не раздумывая, хватил воздуху и нырнул. За ним Маша. Раздался глухой удар. Овчаренко под водой открыл глаза. Темный предмет стремительно уходил вниз, оставляя за собой бормочущий ртутный шлейф из пузырей. Это Крот сбросил жаровню.

Облегченный воздушный шар набрал высоту, но вскоре опять начал снижаться. Падение было неминуемо.

Крыс это понял и в панике заметался. Выбрасывать больше было нечего.

– Нюрка! – замахнулся он. – Вон отсюда! Не утяжеляй!

Нюрка нехотя снялась. Но аэростат от этого и на сантиметр не поднялся. Что весит муха, даже такая упитанная?

– Ззззкоро ляпнешься, – сообщила она, летя рядом, – немного осталозззз. У пса клыки – жжжжуть!

Овчаренко фыркнул, и до Крыса долетели холодные капли воды, отчего он весь затрясся.

И почему-то промелькнула перед ним картинка детства золотого, когда был он симпатичным непоседливым существом, у которого резались зубки. Мама внушала ему: «Не воруй, мой мышоночек, не делай гадостей, мой ненаглядный, – проживешь спокойненько». И пела над кроваткой, роняя слезы:

 
Мой малыш удаленький,
Бодренькие ножки,
Не ходи, мой маленький,
По кривой дорожке.
 

Но он не мог удержаться: воровать было так интересно, а делать гадости так приятно! А что теперь? Куда завели его «бодренькие ножки»? Некрасивый, с выбитым клыком, тварь какая-то дрожащая, и дорога ему одна – в воду. И поклялся себе Крыс, что, если только уцелеет, бросит мерзавца Крота, начнет новую жизнь, пойдет по прямой светлой дороге к достижению всего-всего хорошего… Только бы уцелеть, только бы выжить, выжить, выжить!

– Кро-от, – взмолился Крыс, – придумай что-нибудь, ты же умный!

Крот хладнокровно набирал в шприц какую-то жидкость из пузырька.

– Не мешай, – отозвался Крот. – Не качай.

Крыс сделал попытку взобраться по стропам-веревкам, на которых была подвешена корзина, и чуть не сорвался в ослепительные зубы Руслана.

– Волнуешься, – пропыхтел Руслан. – Иди, дам водички…

Крыса осенила спасительная мысль. Он подскочил к Шарику и попытался перевалить его через борт.

– Помоги, – крикнул Крыс Кроту.

– Не трогай его, – отозвался Крот, закрывая пузырек.

– А-а-а, – взвыл Крыс, – такой стал, да? Такой? Я тебя самого сейчас скину! Это ты меня довел, что я такой аморальный! Так получай же за всё!

Он бросился на Крота, но тут же получил сам и заплакал.

– Я больше не бу-уду, я больше не бу-уду, – причитал он, потом выхватил из кармана янтарные бусы и швырнул в воду, – вот, возьмите, не нужны они мне…

Вслед за бусами полетела рогатка.

– Шарик, – раздался рык Руслана, – держишься?

– Держусь-усь! – ликуя, отозвался сыщик.

– Держись! Мы из них блох повыколотим! Крот подошел к Шарику и неожиданно всадил шприц под лопатку.

Через минуту аэростат сделал последний вялый прыжок и приземлился на берегу. Едва корзина коснулась земли, Крыс бросился наутек, но его остановил властный окрик Крота.

Преследователи приближались. Глаза Овчаренко при свете заходящего солнца отливали яростным багровым пламенем. Наконец ноги Руслана коснулись земли, и он рванулся на берег.

– Ни с места, или мы убьем Шарика – сказал Крот. Почуяв под собой твердую почву, Крыс понял, что выжил. И решил подождать с началом «новой жизни». Да и какая «новая жизнь» может быть у него, владеющего лишь двумя смежными профессиями: воровством и разбоем? Кому он нужен, кроме Крота?

И Крыс услужливо подтвердил:

– Убьем, убьем, – заискивающе заглянул в глазки своего господина и робко попросил: – Можно я, а?

Ему было нестерпимо жалко выброшенной драгоценности.

Овчаренко и Маша остановились, тяжело дыша. Вода ручьями стекала с них. Всего несколько метров разделяли противников. Овчаренко подобрался, готовясь к прыжку.

Но Крот насмешливо произнес:

– Не суетитесь, уважаемые. Шарик не хочет покидать наше общество, потому что вы ему больше не нравитесь. Он предпочитает остаться с нами.

С этими словами Крот развязал сыщика, и тот не сделал ни шагу. Он стоял, глядя перед собой стеклянными глазами, весь поникший, жалкий, с опущенным хвостом… Крот придвинулся к сыщику и, приобняв его своей бандитской лапой, что-то долго втолковывал на ухо.

Шарик поднял голову и произнес бесцветным голосом:

– Уходите… Больше никогда не преследуйте Крота и Крыса… Они… – Шарик запнулся, – они…

– …Мои лучшие, – сквозь зубы подсказал Крот.

– Они мои лучшие друзья, – повторил Шарик. – Они самые сильные и умные на свете. Передайте горожанам, чтобы они прекратили сопротивление. Передайте, что сегодня ночью они получат подарок, какой им и во сне не снился…

Крот приказал:

– А теперь попрощайтесь со своими бывшими друзьями.

Шарик молчал.

– Ну? – повысил голос Крот.

У Шарика задрожали лапы, уши, хвост, и сыщик произнес:

– Прощайте, мои бывшие друзья…

Речь Шарика поразила Руслана и Машу. Они молчали. Они были в ужасе. Они ничего не понимали. Наконец Овчаренко протянул:

– Так. Ясненько, жук березовый. Я тебя с самого начала вычислил, только ты мне баки забил, какой ты хороший… Сейчас я вас буду рвать в клочья. Всех троих.

– Подожди, Русланчик, подожди, – шепнула Маша. – Здесь что-то не так.

– Что не так? Предатель!

– Не может Шарик стать предателем, не может! Крот издевательски произнес:

– Невежливо секретничать при посторонних. Тем более, что с вами попрощались, а вы продолжаете обременять нас своим присутствием.

Шо-о? – грохнул Овчаренко. – Сейчас положу, и будешь лежать…

– Не надо, Руслан, пошли, пойдем сейчас же, – вцепилась в него Маша и потащила к реке. Такая неожиданная сила появилась вдруг у маленькой Маши, что Овчаренко послушался.

– Эх ты, – сказал он Шарику, – мараться об тебя неохота.

И с шумом бросился в воду.

– Счастливого плаванья! – крикнул Крот. Крыс засвистел и захохотал.

Антиволин

Возвращение. – Разведчица в стане врага. – Белый порошок и странный обстрел. – Сыщик просит смерти. – Лекарство от страха.

Быстро стемнело.

На середине реки Маша отцепилась от хвоста Овчаренко и повернула назад. Руслан не сразу это заметил, и только через некоторое время донесся его тревожный возглас:

– Машка, ты где?

– Я возвращаюсь. Шарику нужно помочь.

– Утонешь, дурочка. Из-за предателя!

– Он не предатель. Ты, Руслан, беги в город, скажи, что бандиты снова что-то затевают. Помнишь, Шарик говорил про какой-то подарок? Ведь он слова Крота повторял.

– Айда вместе.

– Нет.

– Тьфу! – Из-под носа Овчаренко поднялся целый столб воды и рассыпался голубыми лунными каплями. – Шо я Доберману скажу?

– Скажи, чтобы готовил всех к обороне, – ответила Маша и поплыла одна.

Конечно, плыть одной – не то что плыть с могучим Русланом. И плыть ночью – не то что плыть при свете дня. Кажется, кто-то хватает скользкими щупальцами, хочет утащить в глубину. И хотя понятно, что это водоросли, всё равно мурашки бегут по спине и перехватывает дыхание.

Маша забарахталась, едва вырвалась из клубка подводных растений и почувствовала, что тонет.

– Ой, Руслан, – тихо вскрикнула она и… встала на дно. Она выбралась на берег и упала. Тихо стояла огромная плоская вода с голубой лунной дорожкой. Маша поняла, что Руслана, если бы даже и захотела, не догонит.

А что впереди?

Вдруг Шарик и вправду предатель?

– Нет, – отогнала она от себя эту мысль и приказала: «Вставай, Машка, вставай, Машища ты эдакая… Шарик весь изранен, избит, ему больно, ему страшно, ему хуже, чем тебе!».

И когда она перестала думать о себе, стало легче. Она поднялась, стряхнула мокрый песок, взяла след и побежала, согреваясь на ходу.

«Сумка! Сумка с медикаментами!». Маша вспомнила, что упустила ее, когда запуталась в водорослях. Возвратиться? Бр-р-р! Маша помчалась дальше.

Под ногами захрустело битое стекло, заскрежетали обрывки проволоки, звякнул металл. Маша поняла, что добралась до городской свалки и, чтобы не поранить ноги, пошла медленнее.

Вскоре забрезжил колеблющийся свет, похожий на отблеск костра. Маша подкралась. В железной бочке горел мазут, и хлопья сажи, как черный снег, опускались вокруг.

Разведчица огляделась. На кузове разбитого автомобиля лежали рядышком два рельса, один конец которых был опущен на землю.

Крот и Крыс, черные от сажи, страшные, как черти, выкатили большой снаряд с металлическим оперением, похожий на ракету. Морды преступников были прикрыты марлевыми масками. Крыс отвинтил головку снаряда, Крот насыпал в него какого-то порошка из ящика, и снаряд снова закрыли. Бандиты попытались поднять его на рельсы, но он был слишком тяжел.

– Шарик, ко мне! – крикнул Крот.

Шарик появился из темноты и помог преступникам взгромоздить снаряд на рельсы. Двигался сыщик медленно и неуверенно.

– Пошевеливайся! – пнул его ногой Крыс. И Шарик не ответил на оскорбление!

Крот поколдовал над ракетой и закричал:

– Берегись!

Вспыхнула струя пламени, такая ослепительная, что горящая бочка померкла и показалась не ярче тусклой гнилушки. Ракета с ревом поползла вверх по рельсам, сначала медленно, потом всё быстрее, затем взмыла в воздух и умчалась, оставляя светящийся след.

Крот и Крыс плясали как сумасшедшие, крича:

– Спите спокойно! Ха-ха-ха! Спите спокойно!

И вдруг Маша поняла, что это и есть «подарок», о котором говорил Шарик. Маша взобралась на кучу битого кирпича и стала смотреть в ту сторону, куда ушла ракета. Над городом стояло мирное электрическое зарево. Маша ждала, что вот-вот там взовьется столб пламени и начнут рушиться дома. Но ракета взорвалась над городом. В темном воздухе сверкнуло, и через некоторое время донесся едва слышный хлопок.

Судя по тому, как довольны были бандиты, это было как раз то, чего они добивались. Весело гогоча, они тащили второй снаряд и снова начиняли его порошком. И снова тащили, и опять начиняли.

А город мирно сверкал огнями и не замечал этого странного обстрела.

Шарик безропотно помогал бандитам…

Наконец они повалились спать возле накалившейся и уже потухшей бочки. Прежде чем заснуть, Крот приказал:

– Шарик, сторожить!

И Шарик остался сидеть, словно какой-нибудь цепной пес!

Маша неслышно появилась перед ним. Сыщик вскочил.

– Шарик, – тихо спросила Маша, – ты ведь не предатель?

– Нет.

– Почему же ты так ведешь себя? Тебя бьют, унижают, а ты помогаешь им!

– Я… я не знаю, Маша. Крот сделал мне укол…

– Укол? – насторожилась Маша.

– Да! После этого я почувствовал, что не могу сопротивляться и возражать, повторяю чужие слова и делаю всё, что мне прикажут.

– Это антиволин, – сказала Маша. – Как я не догадалась!

– Анти… что?

– Антиволин – такое снадобье, которое убивает волю и в тысячу раз усиливает страх. Ты хочешь что-нибудь сделать по-своему, но тебе приказывают этого не делать, и ты слушаешься, потому что тебе невыносимо страшно. Так?

– Ой, как страшно, прямо всё трясется! Слушай, Маша, у тебя нет лекарства против этого снадобья?

– Нет, я сумку утопила.

Значит, я так и останусь без воли? Тогда лучше убей меня, Маша!

Крот метнулся во сне и закричал:

– Я! Я – самый! Я! Меня! Обо мне! Сидеть! Шарик против воли сел, дрожа от страха. Крот повернулся на бок и затих. Маша сказала:

– Я, кажется, поняла! Не думай о себе. Думай о других. Думай о том, как всем будет плохо, если бандиты победят. Забудь о себе, и страх пропадет!

Маша задела ногой гнилое яблоко, в котором ночевала Муха. С диким низгом взлетела Нюрка:

– Кто зззздезззз, ззззараззззза?! И кинулась будить Крота и Крыса. Маша исчезла в темноте.