Текст книги "Серый пилигрим"
Автор книги: Владимир Василенко
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
– Я погляжу – мозгов у тебя, как у трески! Чего я, по–твоему, снаружи‑то торчу?
– А… ну да. А как там… этот? – Мо невольно перешел на шепот.
Трактирщик обернулся к двери, будто к чему‑то прислушиваясь.
– Вчера еще весь день стонал, на помощь звал. Нонче пока ни звука. Молю Араноса, чтобы этот страшила уже сдох.
Мо покивал, не сводя глаз с початой бутылки.
– Так это, Хек… Как насчет выпить‑то?
– Нету! – отрезал трактирщик, снова прикладываясь к горлышку.
На лице пьянчуги отразилось такое страдание, что даже самый лютый головорез облился бы слезами от жалости.
– Ну, может, все‑таки можно…
– Можно! – охотно согласился толстяк. – Давай так – я тебя запущу внутрь, ты проверишь, живой ли там этот магик. Две бутылки чистейшего, ни разу не разбавленного рома тебе отвалю.
На рыбака было больно смотреть – настолько противоречивые чувства его терзали. Он был вчера в «Барракуде» и самолично видел страшного черного мага и его схватку с другим магом – в сером балахоне. Страху натерпелся такого, что портки до сих пор не просохли. Но выпить хотелось так, что он убить готов был за бутылку любой сивухи, хотя вообще‑то всегда слыл парнем безобидным.
– Так это, Хек… – вдруг прозрел он. – А хлебнуть дашь сначала? Ну, для храбрости?
– Ага, нашел дурака! – хохотнул трактирщик. – Проваливай!
– Ну, Хек… – заканючил рыбак, едва не падая на колени. – Ну, два глотка! У меня кишки все в узел сворачивает, помру щас!
– Какой я тебе Хек! – огрызнулся толстяк. – Хек… Сам ты… палтус паршивый. Гектор я! А для тебя – дон Гектор Фарендот! Усек?
– О, Ирана Милостивая! – Мо, выпучив глаза от страха, попятился к стене.
– Вот так‑то! – довольно хмыкнул трактирщик, снова отхлебывая из бутылки. Пот ом заметил, что смотрит рыбак вовсе не него, а куда‑то на улицу.
Обернувшись, он и сам не удержался от испуганного возгласа.
Сквозь завесу дождя прямиком к «Барракуде» шел какой‑то чужак. Чужаков в Вальбо и так‑то не жаловали. А уж на этого достаточно было разок взглянуть, чтобы понять – жди неприятностей.
Явно чужестранец – темнокожий, со спутанной гривой кроваво–красных волос. Из одежды – только бесформенный шерстяной балахон, похожий на жреческий, и короткие, до голенищ угвазданные в грязи сапоги, судя по походке – сильно не по ноге. На запястьях болтаются тяжелые железные браслеты кандалов с короткими обрывками цепи, когда‑то их связывающей.
Незнакомец сильно прихрамывал на левую ногу, но, несмотря на это, шел довольно быстро. Улица позади него была пуста – ни запряженной лошади, ни повозки. Непонятно было, как он вообще появился в поселке. Не пешком же пришел? Тут во все стороны на полдня пути – ни души. Глушь.
Несмотря на то что оружия у чужака не было видно, у трактирщика неприятно похолодела спина и захотелось за кого‑нибудь спрятаться. От красноволосого так и веяло смертью.
– Зд–дравствуй, добрый человек! – пробормотал Мо, когда чужак поравнялся с ними.
Красноволосый на него даже не взглянул. Завернул под навес. Для этого ему пришлось пригнуть голову – росту он был огромного, Мо и трактирщик едва доставали бы ему до подбородка, если бы встали рядом. Остановился рядом с заколоченной дверью. Опустил голову, будто к чему‑то прислушиваясь.
Мо и трактирщик затравленно переглянулись. Мо потихоньку, вдоль стенки, уже крался прочь от двери. Толстяку же деваться было особо некуда.
– Замечательный день, не правда ли, дон? – осклабился трактирщик, заглядывая в лицо незнакомцу. – Вы хотите войти? Если что – я сейчас мигом сбегаю за топором, откроем двери и…
Красноволосый молча ухватился за доски, удерживающие дверь, рванул. Жалобно взвизгнули выдираемые из дерева гвозди, хрустнул кусок выломанного с мясом косяка. Распахнув дверь, чужак шагнул в таверну.
Едва он сделал это, Мо, а за ним и сам трактирщик рванули прочь. Далеко, впрочем, не убежали, но предпочли наблюдать за дверью с противоположной стороны улицы, укрывшись за невысоким плетнем.
В зале таверны было темно, как в пещере. Свет пробивался от раскрытой двери и через щели в ставнях, но его не хватало даже на то, чтобы различить очертания предметов. Красноволосый немного постоял на пороге, потом медленно двинулся в глубь зала, огибая поваленные столы и лавки, переступая через валяющуюся на полу посуду. Несмотря на хромоту и внушительный рост, ступал он едва слышно.
Пахло дымом и жженым рогом, и запах этот заглушал все остальные. Потревоженные сквозняком от двери, тихонько скрипели покачивающиеся на крючьях подвес ные светильники.
Из дальнего конца зала донесся шорох.
– Это ты?
Красноволосый с трудом узнал голос. Затаившийся в темноте явно очень ослаб.
Он остановился.
– Стой, где стоишь, – каркнул голос из темноты. – Сейчас…
Что‑то брякнуло, клацнуло, в углу вспыхнули несколько ярких искр, и на полу расцвело пятно желтоватого света, исходившего из старого масляного светильника. Светильник стоял рядом со столом с подломившимися с одной стороны ножками – так, что столешница упиралась одним краем в пол. Прислонившись к ней спиной, рядом с лампой полулежал рослый человек в черном плаще с откинутым капюшоном. У человека не было лица. Вместо него – жуткая маска из едва подсохших рубцов на многочисленных ранах. Или, скорее, на одной сплошной ране, широкими полосами избороздившей всю голову.
Другой на месте красноволосого содрогнулся бы. Но он знал: то, что под раной, было немногим лучше.
– Где ты шлялся, грязный тайский выродок?! – прошипел этот живой мертвец, скаля зубы в рваном отверстии, которое когда‑то было ртом. – Ты должен был догнать меня еще вчера!
Красноволосый сделал несколько быстрых плавных движений пальцами, будто играл на невидимой флейте. Язык глухонемых.
– Проклятие! Ты провалился? Но ты успел завершить дело? Лерано мертв?
Красноволосый кивнул.
– Ну, хоть это тебе можно доверить, – фыркнул раненый. – А как тебе удалось бежать?
Снова пара знаков пальцами.
Белая. Башня.
– А, помог кто‑то из имперских… Что ж, повезло. А мне вот, как видишь, не очень.
Уродец хрипло расхохотался. Звук был жутковатый – будто в горле его булькала какая‑то густая жидкость.
Красноволосый невозмутимо смотрел на мага, продолжая стоять в отдалении, на самом краю освещенного лампой пятна.
Когда‑то этот человек напоминал ему другого. Того, которого он тоже долгое время ненавидел и боялся. Человека, у которого тоже была страшная рана на месте лица.
Прошло время, и он перестал их сравнивать. Было ошибкой считать их похожими.
На место ненависти и страха к Джайраху Сожженному со временем пришло уважение и почти сыновья любовь. Внешность и дурная слава оказались обманчивы. Человек же, лежавший сейчас перед ним, внутри был еще более мерзким, чем снаружи.
– Что, небось радуешься, что так все обернулось, а? – внезапно оборвав свое натужное хихиканье, маг зло зыркнул на тайца. Ярко сверкнули белки глаз, выделяющиеся в черно–багровом месиве струпьев. – Небось ждешь, что я испущу дух здесь, как последняя собака, и ты наконец от меня освободишься?
Красноволосый не шевелился.
Маг грязно выругался и взметнул в его сторону руку со скрюченными, как птичьи когти, пальцами.
– Не дождешься!
Таец глухо зарычал и упал на колени, вкидывая руки к горлу.
– Я все еще твой хозяин, слышишь? И если уж я буду подыхать, то и тебя прихвачу с собой, понял?!
Черный повел скрюченными пальцами к себе, будто подтягивая поводок, и таец, рыча от боли и злости, пополз к нему на четвереньках, одной рукой держась за горло. Там, в самой ямке между ключицами, мелко тряс мохнатым брюшком крупный черный паук со светящейся багровой каплей на спинке. Лапками паук глубоко врос в плоть тайцу, и когда маг подтягивал красноволосого к себе, можно было разглядеть, как лапки эти вздымаются под кожей, словно толстые раздувшиеся вены. Лапы были непропорционально длинными, в добрые две пяди, и обхватывали всю шею и грудь тайца.
Маг сжимал и разжимал дрожащие от напряжения пальцы, и лапы паука, вторя ему, ходу ном ходили под кожей тайца, расплывающейся изнутри бурыми кровоподтеками. Сам красноволосый опрокинулся на спину и оцепенел, выгнувшись дугой и царапая пальцами грязные доски пола. Вместо крика из его горла вырывались лишь сдавленные хрипы.
– Что, чуешь, падаль? Чуешь?! – хрипел, вторя ему, сам маг.
Наконец, исчерпав силы, он в изнеможении опустил голову и прикрыл глаза. Таец, избавленный от его невидимой хватки, рухнул на пол и тоже затих. Валялись они так довольно долго. Пламя в светильнике стало слабым и неровным – похоже, заканчивалось масло.
– Эй, ты… – поднял голову Черный. – Коготь! Эй, ты живой там?
Красноволосый, упершись заметно дрожащими руками в пол, медленно поднялся.
– Ну да, чего с тобой сделается, – хмыкнул маг. – Вставай, вставай!
Таец выпрямился, глядя перед собой.
– Ненавидишь меня, да? – прохрипел маг. – Знаю, знаю. Если бы ты мог, ты бы зубами мне в глотку вцепился. Но знаешь что?
Он сделал паузу, будто рассчитывая, что немой и впрямь ответит.
– Хочешь, я отпущу тебя?
На мгновение красноволосый потерял самообладание и дернулся, взглянув на мага. В ответ тот затрясся в издевательском смешке, перешедшем в натужный кашель. Красноволосый снова превратился в статую, терпеливо дожидаясь, пока маг закончит корчиться в конвульсиях. Судя по тому, как тот держался за живот, изуродованным лицом его раны не исчерпывались.
– Да нет, нет, – отхаркиваясь красным, помотал головой раненый. – Ты не ослышался. Я избавлю тебя от этой штуки… И избавлю от твоей клятвы. Ты снова станешь свободным, паршивый выродок.
Маг вынул откуда‑то из складок своего балахона короткий меч с широким, в ладонь, вороненым клинком, украшенным ярко–красной, заметной даже при таком освещении гравировкой. По форме клинок напоминал застывший язык пламени, но в то же время в этих плавных изгибах чувствовалась точность расчета и филигранное мастерство исполнения. Гарды у меча не было – сам клинок внизу расширялся и отходил узорным отростком вниз, прикрывая рукоять спереди.
Когтю уже доводилось видеть этот меч раньше, и тот вызывал у него необъяснимый холодок в груди – нечто, что можно было бы принять за страх. Если бы он вообще еще способен был чувствовать страх.
Маг вонзил клинок в пол и оперся на него, держась за рукоять. Красноволосый подумал было, что он пытается встать, но Черный просто подался вперед, садясь прямо.
– Есть один человек… – он не поднимал головы, так что голос звучал глухо, как из бочки. – Его зовут Леонард Кроу. Он уже давно досаждает нам. Вздумал возродить орден Серых пилигримов, болван…
Черный надолго закашлялся. Таец терпеливо ждал.
– Это будет твой последний заказ, – продолжил, наконец, раненый. – Избавишься от Кроу – и мое заклятье спадет. Возьми мой меч. И вот это…
Тяжело брякнул об пол туго набитый кошелек.
Красноволосый неуверенно двинулся вперед. Маг молча наблюдал за ним исподлобья. Оставив свой странный клинок вонзенным в пол, немного отполз в сторону.
Таец принял меч. Клинок оказался гораздо тяжелее, чем можно было подумать, и от него ощутимо веяло холодом.
– Береги этот клинок, – предупредил Черный. – Он – единственный в своем роде. И он уже испробовал крови Кроу. Так что приведет тебя к нему. Ты сам поймешь как. Просто прислушивайся… Ты меня понял? Прислушивайся…
Они встретились взглядами.
– Я не обманываю тебя, Коготь, – тихо проговорил маг. – Я действительно отпускаю тебя. Только убей этого выродка. Он был здесь меньше двух дней назад. Отправился на север. Скорее всего на Валемирский тракт, больше ему некуда деваться… Возьми след, пока он еще горяч. Убьешь Кроу – и станешь свободным.
Красноволосый кивнул.
– И еще… – маг снова закашлялся, под конец харкнув на пол липким черным сгустком. – Притащи сюда местных. Эти твари, похоже, от страха в штаны наложили. Решили меня заморить здесь. Но, возможно, я еще смогу выкарабкаться. Тащи всех, кого сможешь.
Красноволосый молча развернулся и направился к выходу.
– Так ты приведешь кого‑нибудь? – прохрипел ему вслед маг.
Масло в светильнике догорало, крохотный язычок пламени трепетал на фитиле, как последний осенний лист на ветру.
Красноволосый на миг застыл у выхода.
– Ты ведь приведешь кого‑нибудь, правда? – Черный подался вперед, опираясь на локоть. Белки его выпученных влажных глаз мерцали в темноте, подсвечиваемые снизу неверным пламенем.
Таец, не оборачиваясь, шагнул за порог. Тяжело хлопнула дверь, и почти одновременно с ней погас огонек в лампе. Зал таверны снова погрузился во мрак.
Глава третья
1
Еще задолго до того, как они сделали первый привал, Барт понял, что Серый ранен гораздо серьезнее, чем хотел показать. Его странный спаситель все сильнее кренился в седле, и пару раз запросто мог свалиться, если бы Барт не придержал его сзади.
– Может, передохнем немного, господин? – хрипло спросил юноша. Боль в горле притупилась, но говорить по–прежнему было тяжело.
– Рано, – отрезал Серый.
Барт решил, что маг боится преследования и хочет хоть как‑то замести следы. Действительно, сейчас они были как на ладони – дорога, по которой они ехали, была единственной, к тому же проходила она по унылой пустоши, где и укрыться‑то негде. Лишь впереди, где‑то у самого горизонта, темнело нечто, похожее на жиденькую рощу. Впрочем, с запада обзор загораживали усеянные крупными валунами холмы. Возможно, за ними откроется что‑нибудь поинтереснее. Например, развилка или перекресток. Здесь уже преследователям придется поломать голову – куда именно идти.
Ехали они уже довольно долго. Солнце припекало почти по–летнему, и это было очень кстати – Барту, наконец, удалось согреться.
Почти всю дорогу хранили молчание. Это было совсем не в духе юного Твинклдота, однако Барту передалось мрачное, судя по всему, настроение Серого. Даже лошадь, казалось, дала обет молчания – ни разу не фыркнула. Только мерный топот копыт, приглушаемый мягкой землей, да поскрипывание кожаной сбруи.
Дорога постепенно забирала влево, а вскоре поползла вверх по пологому склону холма. Земля здесь была посуше, и утрамбована лучше. Гнедая кобыла мага ускорила шаг, тряхнула головой и тихонько, будто жалобно, заржала.
– Знаю, знаю, Принцесса, – пробормотал Серый. – Потерпи.
– Принцесса? – переспросил Барт.
– Так зовут мою лошадь, – чуть повернувшись в седле, ответил маг. – Там, за холмом – постоялый двор. Остановимся ненадолго.
Барт чуть с лошади не свалился от радости.
– Наконец‑то! Если честно, я весь зад уже отсидел, господин. Да и вам, я вижу, нужно отдохнуть.
– Ты прав, Бартоломью. Ты прав… – после некоторой паузы ответил Серый и несильно хлестнул лошадь по боку уздечкой.
Когда дорога перевалила через холм, они будто попали в совершенно другую страну. Серая каменистая почва сменилась пожухшей от утренних заморозков, но все еще зеленой травой, дорога расширилась чуть ли не вдвое и влилась в перекресток, возле которого возвышался монументальный столб, испещренный всякими непристойными надписями от основания до самого верха. Впрочем, нашлось здесь место и для обшарпанной доски с названием постоялого двора – «Старый якорь».
Дорога, пересекающая ту, по которой они приехали, была куда шире, а на перекрестке даже вымощена крупными булыжниками.
– Это уже Валемирский тракт? – спросил Счастливчик.
Маг отрицательно покачал головой и еще раз хлестнул лошадь, направляя ее к огороженному покосившимся плетнем двору.
Сам постоялый двор представлял собой невразумительное нагромождение всяких построек. С ходу отличить харчевню от конюшни или, к примеру, от курятника было решительно невозможно. Однако Серый, видимо, был здесь не впервые, так что безошибочно проследовал в узкий проход между двумя постройками. Проход вел во внутренний двор, к длинной коновязи.
Тощий мальчишка с копной желтых, как солома, волос, выскочил навстречу и принял поводья. Барт, оттолкнувшись руками от крупа, спрыгнул на землю позади лошади и придержал стремя Серому.
– Напоить. Овса дать. Почистить, – забрав свой заплечный мешок, скомандовал маг мальчишке.
Тот кивнул, протяжно шмыгнул носом и потянул кобылу под навес, к поилке.
– Куда теперь? Может, поедим? – спросил Счастливчик.
– Помолчи‑ка, Бартоломью, – негромко ответил маг. Он будто к чему‑то прислушивался.
Насторожился и Барт. Расслышал пьяные крики и хохот, доносящиеся из‑за стены.
– Эй, малый, – окликнул Серый тощего юнца.
– Ась?
– Похоже, ваше заведение пользуется завидной популярностью…
– Чего?
;– Я говорю – народу у вас нынче много?
– Дык, это… Торговец один остановился, с обозом, с охраной. Богатый. Вон одна из его повозок. Остальные на заднем дворе, но все там не поместились.
Серый, взглянув на повозку, почему‑то помрачнел. Хотя, казалось бы – повозка как повозка – объемистая, крытая, с потрепанным полотняным верхом. На полотне с правой стороны схематично намалевана птица с расправленными крыльями – не то орел, не то ворон.
– Комнат, небось, не осталось?
Юнец пожал плечами и снова шмыгнул носом.
– Мы, похоже, не вовремя? – осторожно поинтересовался Барт.
– Зайдем, спросим. Выбора у нас нет, – поморщился Серый.
Барт увидел, что лицо его, скрывающееся под тенью капюшона, блестит от пота.
– Держись позади и помалкивай, – сказал маг и, развернувшись, пошагал обратно по проходу, через который они приехали. Длинные полы его балахона, качнувшись, взметнули облачка пыли и соломенной трухи.
Дверь в харчевню была приоткрыта, изнутри пахло пивом и чем‑то съедобным. У Барта в животе сразу же заворочался тугой скользкий комок, и он, едва не наступая Серому на пятки, ринулся вперед.
По сравнению со злополучной «Барракудой» это заведение показалось ему верхом уюта и чистоты. Зал с длинными, как корабельные сходни, столами, вдоль дальней стены – лестница на второй этаж. Под лестницей – целый штабель пивных и винных бочонков, стойка, сплошь заставленная разнокалиберными глиняными кружками. В углу – огромный, светящийся изнутри багровым пламенем очаг, над которым млеет целиком насаженный на вертел поросенок. На бревенчатых стенах – старые подковы, овечьи шкуры, не очень удачно сделанное чучело филина и полновесный корабельный якорь, которому постоялый двор, видимо, и был обязан своим названием. Здоровенная разлапистая железяка была закреплена на дальней стене толстыми скобами и смотрелась весьма внушительно.
За столом у самого очага расположилась лихого вида компания – судя по всему, охрана обоза. Не меньше дюжины бородатых красномордых молодцов, все, как один – в стеганых гамбезонах или куртках из жесткой лосиной кожи с нашитыми поверх деревянными или железными пластинками. На одном, разукрашенном жуткого вида шрамом на весь лоб, маслянисто поблескивала свежей работы кольчуга без рукавов. Оружия было много, и все на виду – в основном дубинки и кистени, а возле того, что в кольчуге, на столе лежал наполовину вытащенный из ножен корд с широким, как весло, клинком.
У дальнего конца стола стояла худенькая девчушка лет тринадцати в застиранном платье почти до пола. Две длинные, но жидковатые косички крысиными хвостиками свисали ей на грудь. Перед собой она держала огромную миску с объедками. Головорезы развлекались тем, что бросали в миску обглоданные кости. Судя по пятнам на платье и на волосах девчонки – целились не особенно тщательно.
Трактирщик – небольшого роста мужичок, такой сутулый, что кажется вовсе карликом – подтащил к столу целый противень жареных ребрышек. В ответ получил подзатыльник и горсть медных монет. Монеты были брошены на пол, и сутулый под хохот и подначки гостей бросился собирать их, пока не закатились в какую‑нибудь щель.
Одна из монет подкатилась к самым ногам Серого. Трактирщик проворно подхватил тускло блеснувший кругляк. Выпрямился, смерил неприязненным взглядом вошедшую парочку.
– Чего надо? – Губы его, толстые, будто вывернутые наружу, презрительно скривились.
Выглядели они и правда неважнецки – Серый в своем бесформенном балахоне, и уж тем более Барт – босой, в измятой, будто изжеванной одежде, с корочками засохшей глины на прожженных углями штанах.
– Комната есть? – негромко спросил Серый.
– Какая, к чертям, комната, оборванец? – фыркнул трактирщик. – Идите‑ка вы отседова, пока…
Серый неожиданно стремительным движением привлек коротышку к себе, так что тот привстал на цыпочки.
– Мне. Нужна. Комната, – так же негромко сказал он. Так сказал, что у Барта затряслись поджилки, хотя ему‑то вроде бояться нечего.
Компания у очага взорвалась очередным приступом хохота – один из молодчиков, метнув через весь стол здоровенную кость, попал прямиком в лоб девчонке. Та со всего маху брякнулась на спину, объедки из миски разлетелись по полу. На трактирщика никто не обращал внимания.
– П–простите, – пролепетал тот. – Не узнал вас, господин. Вы… Вы в прошлый раз…
– Комната, – по–прежнему держа коротышку за шиворот, повторил маг.
– Вчера обоз приехал, господин, все занято, даже чердак, – протараторил трактирщик и скривился, будто ожидая удара.
– Найди мне хоть что‑нибудь. Хоть хлев. Надолго я все равно не задержусь.
Коротышка затряс головой, соглашаясь. Серый отпустил его.
– У нас возле конюшни, в сарае отличный сеновал, господин, – склоняясь к самому полу и подобострастно улыбаясь, заверил трактирщик. – А обоз вроде бы завтра уходит, так что комнаты освободятся… Эй, Бланка! Ну что эта дура опять творит! А ну, иди сюда!
Девчонка пыталась собрать с пола рассыпавшиеся объедки, но с радостью бросила это бесперспективное занятие и подбежала к хозяину. По дороге дважды споткнулась, что неудивительно – обувка ее представляла собой плачевное зрелище. Впрочем, Барт и за такую отдал бы что угодно – ног он от холода уже не чуял.
– Иди, проводи господ в сарай, – пробурчал трактирщик. – Туда, где свежее сено сложили.
Девчонка испуганно дернула головой, округлившимися глазами уставилась на Серого. Впрочем, глаза у нее, похоже, всегда такие – слегка навыкат, как у птицы. Ресницы и брови – то ли выгоревшие на солнце, то ли от природы белесые, почти незаметные. Крохотный рот с поджатыми тонкими губами и скошенный, будто топором срубленный, подбородок, остренький нос. Ну курица курицей. Жалко бедняжку. Мало того что уродина, так еще и издеваются над ней почем зря…
– Давай, давай, топай, – трактирщик толкнул дурнушку к выходу.
Та, заплетаясь в собственных ногах, двинулась вперед. Серый и Барт – следом. Барт задержался на пороге, напоследок потянув носом пропитанный запахом съестного воздух.
2
В бревенчатом сарае был возведен для сена дощатый помост – высокий, так что можно было пройти под ним, лишь слегка пригнув голову. Под помостом в живописном беспорядке сгрудились какие‑то мешки, ящики, бочонки.
– А что, не так уж и плохо, – хмыкнул Барт, оглядываясь. – Главное, что сухо. Прорех в крыше почти нету. Ну, и вообще… Сеном вон пахнет.
Серый не ответил. Медленно, будто бредя по пояс в воде, прошагал к лесенке, ведущей на сеновал, и забрался туда. Девчонка–прислуга, не отрываясь, следила за магом, пока он не скрылся из виду. Когда ее окликнул Барт, подскочила так, что разве что макушкой о потолок не ударилась.
– Нам бы постелить чего‑нибудь. Не на сене же спать, – сказал Счастливчик. – И это… Поесть бы. И выпить. Чего покрепче. Поняла?
Девчонка кивнула и выбежала из сарая, закрыв дверь.
– Бартоломью, – послышался сверху голос Серого. – Давай‑ка сюда.
Юноша вскарабкался по шаткой поскрипывающей лестнице. Шагнул вперед, пытаясь хоть что‑нибудь разглядеть в темноте. Сквозь дырки в крыше пробивался дневной свет, но его хватало только на то, чтобы сделать мрак из черного серым.
Раздалось негромкое шипение и в воздухе возник горящий ровным голубоватым пламенем шар размером с кулак. От неожиданности юноша отпрыгнул в сторону.
– Не суетись, – раздраженно сказал маг. – Иди сюда.
– Извините, господин, я… Не ожидал просто. А мы сеновал не спалим с этой штуковиной?
– Это просто свет, – отмахнулся Серый. Он сидел на дощатом полу возле края помоста, придерживаясь одной рукой за перила из толстых ошкуренных жердей. – Помоги‑ка мне…
Маг сбросил балахон. Под ним обнаружилось что‑то вроде конской упряжи – хитрая система ремней, колец, застежек, затягивающая в тугую паутину все туловище и руки. Ремни были разной ширины, некоторые снабжены крошечными кармашками, и почти ко всем были прикреплены какие‑то сверточки, фляжки, кошельки и даже стеклянные сосуды. Правое предплечье было сплошь заковано в нечто вроде решетчатого доспеха, поверх которого серебристой змеей обвилась уже знакомая Барту плеть. Приглядевшись, он вздрогнул. Доспех был надет на голое тело и, кажется, глубоко врос в плоть мага. В нескольких местах в кожу вонзились тонкие прозрачные трубочки, по которым ползла красная жидкость. Эта штука что, кровь из него сосет?
Сбруя мага была надета поверх плотной шерстяной рубахи с завязками на груди. На левом боку она была темной от крови.
Барт помог Серому частично освободиться от ремней и закатать край рубахи.
– Ох… Вот срань демоническая! То есть… я хотел сказать – о, Аранос–Хранитель!
– Ты уж выбери что‑то одно, Бартоломью – либо богохульствуй, либо поминай Хранителя всуе, – проворчал маг, в изнеможении опираясь спиной о перила. – А лучше воздержись и от того, и от другого.
Рана выглядела отвратно – длинный, с рваными краями разрез, идущий наискосок через нижнюю часть груди и захватывая бок. Барт так и представил себе зазубренный клинок, скрежетнувший по ребрам, и по коже пробежал неприятный холодок.
Внизу скрипнула дверь. Барт, перегнувшись через перила, заглянул вниз, но никого не увидел. Зато, спустившись, обнаружил на пороге пару аккуратно сложенных конских попон и плетеную корзину, накрытую куском чистой ткани. Из‑под платка выглядывала бутылка с мутной жидкостью.
– О, как раз вовремя! – воскликнул юноша.
Наугад выудив из корзины какую‑то булку, он впился в нее зубами. Подхватил корзину, перекинул попоны через плечо и снова вскарабкался на сеновал.
– Есть будете, господин? – с набитым ртом спросил он.
Серый, погруженный в угрюмо–сосредоточенное созерцание своей раны, молча помотал головой. После этого Барт на какое‑то время забыл о приличиях и, чавкая, как поросенок, в один присест уплел здоровенный кус пирога с капустой и принялся за второй. Откупорил бутылку, чтобы запить съеденное, но в нос шибанул такой дух, что в глазах потемнело.
– Ф–фу… Ну и сивуха! Надо было пива попросить.
Мага же жуткий запах, наоборот, вывел из задумчивости. Барт и охнуть не успел, как серебристая плеть, ожив, метнулась к бутылке и вырвала ее у него из ладони.
– То, что надо, – одобрительно кивнул Серый, ненадолго поднеся горлышко бутылки к носу, и принялся рыться в своей объемистой торбе.
– Знаете, господин, – негромко сказал Барт, дожевывая кусок пирога. – Давайте договоримся. В следующий раз вы это… Ну, просто попросите. Без этой вашей штуковины.
– Извини. Это… Понимаешь, это как продолжение руки. Использую, не задумываясь.
Смочив в пойле небольшую тряпицу, маг принялся методично вытирать кожу вокруг раны, удаляя запекшуюся кровь. Звуки, которые он при этом издавал, было трудно с чем‑нибудь сравнить.
Барт, хоть и не имел опыта в подобных делах, вызвался помочь, и вместе они худо–бедно обработали рану.
– Ну вот, вроде получше. Только кровит все еще.
Серый кивнул и, порывшись в одном из бесчисленных кошельков на своих ремнях, извлек здоровенную кривую иглу вроде тех, какими пользуются сапожники.
– Вдень, пожалуйста, нитку. Руки дрожат… Так… Нет, не надо такую длинную, делай узел. Давай сюда…
Наблюдая, как маг тщательно смачивает в самогоне иглу и нитку, Барт заподозрил неладное.
– Чтоб вы знали, господин – портной из меня никудышный… В смысле, шить я не умею. Вообще.
– Портной тут и не требуется, – невозмутимо сказал Серый и, шумно выдохнув, сделал пару изрядных глотков из бутылки.
– Может, не надо, господин? Рана вроде неглубокая. Если свести края, да забинтовать потуже – само и срастется…
– Не срастется, – охрипшим голосом отрезал маг. – Даже если зашить. У этой падали арранийский клинок, ты что, не заметил? Я тебе уже говорил – раны от таких не заживают. Садись ближе… Да не трусь ты! Шить буду сам. А ты своди края раны как можно теснее… Давай же, Бартоломью, у нас не так много времени!
Барт, мысленно воззвав ко всем богам, которых знал, придвинулся.
Шил Серый и правда сам. Стиснув в зубах свернутый вдвое обрезок ремня, он дрожащими, скользкими от крови пальцами загонял иглу глубоко под кожу, стягивая края раны размашистыми стежками. Барт, как умел, помогал, борясь с приступами дурноты и молясь, чтобы все побыстрее закончилось.
Впрочем, закончилось все и правда быстро. Как видно, маг знал толк в подобных делах, а возможно, и самого себя штопал не впервые.
С рычанием выплюнув обрезок ремня с четкими отпечатками зубов, маг лег на сено. Лицо и грудь его блестели от пота, все тело била заметная дрожь.
– Плесни, – едва слышно прохрипел он.
– Что?
– Плесни на рану.
Барт занес бутылку над Серым.
– Ну, смелее!
От полившегося на рану пойла маг скорчился и зашипел, будто получил пинок по ребрам.
– Сами просили… – виновато пожал плечами Барт.
– Заткнись! – огрызнулся Серый и вновь зашипел от боли. Щелкнул пальцами правой руки, и на ладони вдруг заплясали язычки пламени. Когда он поднес руку к ране, самогон на коже вспыхнул.
Барт, матерясь, как портовый грузчик, повалился на мага, чтобы тот, катаясь по полу, не сверзился с помоста.
– Да что ж это такое‑то?! Вы себя прикончить решили, что ли? – пыхтел Барт, удерживая бьющегося мага. Задача была не из легких – Серый, несмотря на рану, был чертовски силен.
Затих маг неожиданно. Барт замер, прислушиваясь к его дыханию. Сознание потерял, что ли?
– Эй, господин… – почему‑то шепотом позвал он.
– Можешь, слезешь с меня, Бартоломью? – на удивление спокойно отозвался Серый.
Барт поднялся, помог ему усесться поудобнее и сам приложился к бутылке. Глотку перехватило так, что он едва не задохнулся, и пару минут провел, кашляя, матерясь и отплевываясь – примерно в равных пропорциях.
– Ну, как ты? – участливо осведомился Серый, когда Барт понемногу пришел в себя.
– Вот страху‑то я с вами натерпелся, – признался юноша. Повертел в руках бутылку, нюхнул содержимое, но от повторной дегустации напитка решил воздержаться.
– Ну, не обессудь. Погляди‑ка еще разок на рану? Нигде не кровоточит?
– Ммм… Да нет, не похоже. Но выглядит еще хуже, чем вначале. Может, не стоило все‑таки…
– Если не остановить кровотечение – я сдохну уже к вечеру, – огрызнулся маг. – Ладно. Больше прижигать, думаю, нет необходимости. Помоги‑ка мне перевязаться.
В торбе у Серого нашелся отрез чистой тонкой ткани, как нельзя лучше подходящей для таких дел. Одним лоскутом, сложив его в несколько слоев, прикрыли саму рану, и туго примотали его узкими полосками ткани, оборачивая их вокруг груди. Рассеченные кинжалом ремни Серый либо заменил, либо выбросил вовсе, перевесив причиндалы с них на свободные места.