Текст книги "Серый пилигрим"

Автор книги: Владимир Василенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

– Обыскали весь замок, говоришь? – пробормотал он. – Ох, Алонсо, неудивительно, что отец не доверял такому тупице важных поручений…

Впрочем, не исключено, что и этот коридор обследовали. Просто, например, тот же Бенедикт приказал никому о нем не рассказывать…

Леонард, сгорбившись, осторожно пробирался по коридору, а рука то и дело непроизвольно тянулась к поясу, к несуществующему мечу. Становилось жутковато, и в какой‑то момент он даже подумал, что стоит вернуться, но любопытство перевесило.

Коридор вывел его в огромный зал – свет фонаря едва доходил до дальней его стены. Слева потолок и часть стены были обрушены. Видимо, этот завал и разбирали рабочие, нанятые отцом. Им удалось расчистить проход в дальний конец зала, где зиял чернотой вход в еще один туннель.

Леонард, оглядевшись, прошел туда. Коридор оказался довольно коротким и заканчивался тупиком. Кладка здесь была явно свежая. Массивна я деревянная дверь – тоже. Похоже, проход просто перегородили.

Леонард присел, оглядывая замочную скважину. Вздрогнул, увидев бурые засохшие пятна на дверной ручке. Кровь?

Он потянул за ручку и, к его удивлению, дверь поддалась. Не заперто.

Отгороженным оказался небольшой отрезок коридора, заканчивающийся тупиком. Всю дальнюю стену занимал искусно выполненный барельеф, изображающий мчащуюся боевую колесницу.

Здесь было оборудовано что‑то вроде кабинета. Стоял большой заваленный бумагами письменный стол, стул, тяжелый сундук с откинутой крышкой. Над столом на крюке висел фонарь со стеклянным колпаком. Масла в нем почти не осталось, а судя по тому, как в комнате было тяжело дышать, горел он долго, пока хватало воздуха. Похоже, отец не потушил его, уходя отсюда в последний раз.

Леонард, открыв дверь настежь, снял фонарь с крюка и, поставив на стол, снова зажег его.

Когда света стало больше, в глаза сразу бросились красные пятна, раскинувшиеся размашистыми кляксами на бумагах. Кровь, теперь‑то уж Леонард в этом не сомневался. Юноша, холодея внутри от волнения, оглядел комнату, находя все новые следы крови.

Отца ранили прямо здесь! Он, превозмогая боль, выбрался наверх, дотянув со стрелой в боку до самого донжона. А кабинет при обыске, похоже, так и не обнаружили. Разрази Хорм этого тупоголового Алонсо и прочих слуг!

Леонард, водя лампой из стороны в сторону, внимательно оглядел каждый закоулок комнаты. Впрочем, разглядывать было нечего. Барельеф на стене, стол, стул, сундук. В сундуке – веревки, факелы, котомка с зачерствевшим хлебом, бутыль с водой, кирка.

Барельеф великолепен. На цельной плите из черного гладкого камня с тонкими зеленоватыми прожилками. Вырезан так искусно, что кажется, будто наездники колесницы сейчас сойдут со стены и встанут бок о бок со зрителем. Лицо одного из них, вцепившегося в поводья, искажено гримасой ярости, рот раскрыт в беззвучном крике. Филигранно вырезан каждый зуб, каждая морщинка, каждая прядь волос. Леонард и не подозревал, что вообще возможна такая работа по камню.

За спиной погонщика, развернувшись вправо, застыл, натягивая тетиву, лучник в шлеме, украшенном высоким гребнем, похожим на рыбий. Стрела на луке, кажется, даже не вырезана, а просто вдавлена в камень, и Леонард невольно ощупал ее пальцами, проверяя – не отковырнется ли. Оперения еще трех торчат из колчана лучника – две стрелы рядом, одна чуть в стороне.

Третья стрела!

Леонард ощупал стрелы в колчане, и та, что располагалась отдельно, подалась под нажатием пальцев, оказавшись искусно спрятанным рычажком. Стоило слегка толкнуть плиту, как она на удивление плавно и бесшумно начала проворачиваться по вертикальной оси. В образовавшейся щели зияла тьма.

– Та–ак… – пробормотал Леонард.

Сердце трепетало от почти детского восторга. Здесь, буквально у них под ногами, все эти годы скрывалось нечто древнее и таинственное. Отец нашел сюда ход, и скорее всего, именно изучением того, что прячется за барельефом, был так поглощен в последнее время.

Леонард оглядел бумаги на столе. На глаза попалась недорисованная схема какого‑то лабиринта, с кучей пометок, сделанных отцовской рукой. Увесистый пыльный фолиант в жестком кожаном переплете. Внутри – неровные ряды странных угловатых символов, начертанных явно от руки. Чьи‑то записи. Язык совершенно незнакомый. Изредка попадаются довольно умелые рисунки, изображающие в основном какие‑то причудливые приспособления из треугольников и сфер. Судя по состоянию пергамента, книге могло быть несколько веков. Переплет изрядно потрепан, несколько страниц в начале оборваны. Зато на первой Леонард увидел нечто, едва не заставившее его вскрикнуть.

По коричневой, потрескавшейся от времени странице, на самом краешке, поверх черных угловатых символов, летела легкая вязь знакомых букв. Почерк матери!

«Эта книга очень важна, Корнелий. Надежно спрячь ее. Она не должна попасть в руки Валору! Если не сможешь найти Арайю или она откажется помогать – лучше уничтожь ее».

Леонард несколько раз пробежался взглядом по этим коротким строкам, ловя не столько смысл, сколько само ощущение того, что читает что‑то, написанное Ею. Казалось, мать позвала его – через неведомые дали, через годы, а может, и через грань, отделяющую мир живых от мира мертвых. В отличие от отца, он довольно быстро перестал верить в то, что Риана жива. Потерю переживал очень остро, и, возможно, поэтому отец так баловал его в последние годы, к неудовольствию Бенедикта.

Со стороны зала послышались чьи‑то неторопливые, осторожные шаги. На его стенах заблестели отсветы факела. Леонард вздрогнул, будто очнувшись ото сна.

    Сунув книгу под мышку, зашелестел разрозненными бумагами, лежащими на столе. Собрал недорисованные схемы катакомб, несколько мятых листков с наспех набросанными заметками. Замер на миг, вновь наткнувшись на почерк матери. Несколько страниц, исписанных ровным, неторопливым почерком. Пробежался глазами по верхнему листку:

«Любимый, я надеюсь, что тебе не придется читать все это. Но если мы больше не увидимся, пусть у тебя будет возможность узнать, что же произошло…»

– Кто здесь?

Оклик в гулком пространстве зала прозвучал раскатисто и тревожно. Шаги приблизились к комнате.

– Леонард?!

Юноша, торопливо собирая бумаги со стола, оглянулся. В двери, сжимая в руке сухо потрескивающий факел, появился старший брат.

– Какого демона ты здесь роешься?! – зашипел он на Леонарда. – Что это за бумаги?

– Не твое дело! – огрызнулся юноша, быстро засовывая собранные письма между страницами фолианта.

– Имперцы с минуты на минуту будут здесь! – едва не взвыл Бенедикт. В глазах его блестели маленькие отражения пламени факела, казавшиеся воплощенными огоньками зарождающейся паники. – Что ты нашел? Что за записи?

– Говорю – не твое дело! – повторил Леонард. – Это переписка отца…

– С кем? С Балтазаром? Это все нужно сжечь, пока не поздно!

Бенедикт, отпихнув Леонарда от стола, сгреб оставшиеся бумаги в кучу и ткнул в нее факелом.

– Не трогай!! – заорал Леонард, увидев на некоторых загоревшихся листах знакомый почерк. Вцепившись Бенедикту в рукав, что есть силы рванул в сторону, пытаясь свалить брата с ног. Ткань под его пальцами затрещала и подалась – кроваво–красный дублет Бенедикта разошелся по шву, обнажив серую войлочную подкладку.

Отшвырнув старшего назад, к порогу комнаты, Леонард сбросил горящие ли стки на пол и принялся топтать их ногами, сбивая пламя.

– Что это за бумаги?! – зарычал Бенедикт, поднимаясь и снова бросаясь к младшему.

– Не трогай! Это… это моей мамы! – задыхаясь, выкрикнул Леонард, борясь с подступившим к горлу комом. Глаза слезились от заполнившего комнату дыма, а может, не столько от дыма. Он упал на колени, бережно собирая обгоревшие листки.

– Я так и знал, что здесь замешана эта ведьма! – прорычал Бенедикт. – Дай сюда бумаги!

– Пошел вон!

– Отдай бумаги, я сказал! – Бенедикт схватил юношу за шиворот, но тот извернулся и, перехватив покрепче тяжелый фолиант, наотмашь врезал им брату по лицу.

Старший, опешив, отступил, роняя со стола горящую лампу. Стеклянный колпак лампы разлетелся вдребезги, выплеснувшееся масло вспыхнуло. Ленивое пламя заплясало по разливающейся лужице, заставляя тени на стенах подрагивать.

– Ах ты, ведьмин выродок! – зарычал Бенедикт, замахиваясь потухшим факелом, как дубиной.

– Оставь мою мать в покое! – угрожающе сжал кулаки Леонард, сгорбившись и напружинившись, будто готовящаяся к прыжку пума. Глаза его горели такой яростью, что, будь братья вооружены – разразилась бы схватка не на жизнь, а на смерть.

– Да я ненавижу эту шлюху! – процедил Бенедикт. – И тебя, ублюдок, ненавижу, ты слышишь?

– А я знаю, братец, – оскалился Леонард. – Пока отец был жив, ты не осмеливался об этом говорить. Но я вобью эти поганые слова тебе обратно в глотку!

– Не громко ли сказано, молокосос? – расхохотался тот. Размахивая факелом, оттеснил юношу в угол, к самому барельефу. В неровном свете последней уцелевшей лампы и разлитого на полу масла его перекошенное злобой лицо стало похожим на морду упыря – бледную, с глубокими тенями под глазами и черным провалом вместо рта.

Он несколько раз наотмашь ударил факелом. Леонард, забившись в угол, кое‑как закрывался скрещенными руками. Попытался перехватить руку с факелом, но Бенедикт отшвырнул его, так что юноше оставалось только рычать от боли и бессильной злобы. В честной схватке на мечах у него еще был бы шанс, но не сейчас. Бенедикт старше, выше, сильнее…

– Дай сюда бумаги!

Леонард вцепился в книгу обеими руками, и прежде чем Бенедикту удалось вырвать ее, ему пришлось еще изрядно поработать дубинкой. Повалив младшего на пол, он вцепился ему в ворот. Нашарил толстую серебряную цепь с медальоном – ее Леонарду подарил отец незадолго перед поездкой в Дрезенборг.

Бенедикт рванул за медальон, приподнимая Леонарда над полом. Тот, захрипев, ухватился свободной рукой за натянувшуюся цепь. Звенья до боли впились в кожу. Бенедикт, перекрутив цепь, захлестнул ею горло младшего, похоже, всерьез намереваясь придушить сводного брата.

Может, это е му и удалось бы, но цепь не выдержала и лопнула, брызнув на пол щепоткой разорванных звеньев. Вырвав книгу из рук Леонарда, Бенедикт пнул его напоследок и, шатаясь, подошел к столу.

Уложив фолиант на столешницу рядом с лампой, раскрыл его на середине, пробежался взглядом по строкам.

– Какое‑то мракобесие…

Издалека донеслись звуки неторопливых шагов. Судя по тяжелой поступи, шли несколько взрослых мужчин, закованных в доспехи.

– Жечь, жечь все! – затравленно оглядываясь на дверь, пробормотал Бенедикт, вырывая несколько страниц из книги и бросая их в горящую на полу масляную лужу. Смахнул туда же со стола уцелевшие бумаги, начал сгребать сапогом те листки, что Леонарду удалось вырвать из огня.

– Не надо! – вскричал Леонард, с трудом поднимаясь на ноги. Отчаянным усилием отпихнув Бенедикта, схватил со стола книгу, снова прижал к груди.

– Ах, ты… – рявкнул на него старший, но вдруг осекся, выпучив глаза. Резко откинулся назад, прогибаясь в пояснице, и на несколько мгновений замер так, раскорячившись на широко расставленных ногах. Из горла его вырвался сдавленный хрип.

Леонард, опешив, опустил руки.

– Что… – начал было он, но вдруг с ужасом увидел, как ткань дублета на животе брата, под самой грудиной, приподнимается, набухая темным пятном. Еще миг – и наружу показалось острие изогнутого клинка. Оно выползало будто нарочито медленно, распарывая ткань и выталкивая изнутри ленивую струйку крови. Бенедикт же так и хрипел, застыв в неестественной позе, будто скованный невидимой силой и насаженный на страшный клинок, как на вертел.

Леонард, вытянув шею, пытался разглядеть скрывавшегося за спиной Бенедикта убийцу, но там, позади, лишь клубилась тьма.

Клинок, замерев, резко дернулся назад, с влажным хрустом проехавшись по ребрам, и Бенедикт рухнул на пол.

  За ним никого не было. Даже мелькнувшего в сторону, скрывающегося с глаз силуэта. Леонард, едва удерживаясь на ослабших от ужаса ногах, облизнул занемевшие губы. Крик застыл в горле, не успев родиться.

В комнате наметилось какое‑то движение. Даже не тень – слабый отголосок тени. Как рябь по воде, как дрожание нагретого воздуха над костром.

– Книгу! – рявкнул чей‑то голос.

Леонард едва не вскрикнул, отступая к самой стене. Увидев рукоятку кирки, торчащую из раскрытого сундука, схватился за нее. Кирка была тяжелой, и держать ее одной рукой было неудобно, так что он, рванув завязки на куртке, запихнул фолиант за пазуху.

Мрак в комнате, казалось, сгустился, и из его волокон соткался человеческий силуэт. Убийца выскользнул из невидимости, как из кокона – чуть повел плечами, стряхивая с них загустевшую тьму, стекающуюся вниз, как струйки дыма. Леонард не сразу узнал молодого имперца, Сандро Фелендора, встретившегося им во дворе – роскошные волнистые волосы у того сейчас были не распущены, а зачесаны назад, в тугой хвост. Так же как и у Бенедикта, корчащегося на полу в луже собственной крови.

– Книгу! – повторил имперец. В руке его блеснул длинный, изогнутый птичьим когтем кинжал, влажный от крови.

Шаги раздавались все ближе, и на миг Леонарду показалось, что они сулят спасение. Но, встретившись взглядом с убийцей, он понял, что все решится куда раньше, чем те, кто идет сюда, ступят даже на порог комнаты.

Размахнувшись, он швырнул кирку в имперца, а сам откинулся назад, толкая спиной тяжелую плиту барельефа. Судя по тому, как расширились глаза черноволосого, о тайном ходе он не знал, и трюк Леонарда стал для него неожиданностью.

Леонард налег на плиту что есть силы и быстро провернул ее полностью, скрываясь во мраке. Барельеф, развернувшись в комнату обратной стороной, негромко щелкнул, снова намертво сливаясь со стеной. На обратной стороне плиты красовалась точно такая же композиция с боевой колесницей, только камень был светлее – серый, с зеленоватым отливом. Но этого юноша уже не увидел.

Держась за стену, он медленно сполз на холодный и гладкий, как лед, каменный пол. Сжался, пряча лицо между коленями и дрожа, словно побитый щенок. Прислушался.

Тишина. Тяжелая плита надежно отделила его от комнаты. Можно попытаться на ощупь найти стрелу в колчане лучника, и снова отпереть эту хитроумную дверь, но пока Леонарду этого совсем не хотелось, и вряд ли захочется в ближайшее время. Он сидел в темноте, тяжело дыша и стараясь успокоить бешено колотящееся сердце.

В свои двадцать лет он уже повидал всякого, дрался на доброй дюжине дуэлей и любил похваляться девицам, что не раз заглядывал в глаза самой смерти. Но сейчас вся эта глупая бравада улетучилась, будто смытая морским шквалом.

Мам а… Если бы ты была здесь…

Сандро провел рукой по выпуклым фигурам барельефа, налег на плиту всем весом, но та даже не шелохнулась. Шаги приближались. Имперец недовольно поморщился. Когда в зале вспыхнули огни факелов, он выскользнул из кабинета, прижимаясь к стене. Тьма, сгустившись, окутала его тонкими щупальцами, и он постепенно растворился в ней, исчез, слившись с густыми тенями.

Торн в сопровождении обоих латников–телохранителей, Карла и семенящего чуть позади Алонсо вошел под своды зала и остановился, оглядывая замшелые стены.

– И вы утверждаете, что ничего не знали об этом подземелье? – обернулся он.

– Я вас уверяю, господин! – пролепетал камердинер, утирая пот со лба огромным платком. – Дон Корнелий держал его в тайне. Он даже для ремонта погреба использовал не местных рабочих, а привез какую‑то бригаду из Редорана…

Карл молча зыркнул на него, и Алонсо, скиснув, вжал голову в плечи.

– Из Редорана? – многозначительно переспросил Торн.

– Свет, господин! – подал голос один из латников. – Там, впереди!

Маленький отряд, грохоча сапогами и лязгая доспехами, пересек зал и, пройдя по короткому коридору, подошел к комнате.

– Дон Бенедикт! – первым вскричал Алонсо. – О, боги, он мертв!

– Поразительная наблюдательность, – язвительно сказал имперец.

Оттеснив солдат, он прошелся по комнате, брезгливо перешагнув через лужу крови. Внимательно осмотрел обгоревшие остатки бумаг на полу.

– Прятаться здесь негде, – проговорил Торн. – Убийца, похоже, уже выскользнул наружу… А это у нас что?

Он поднял с пола разорванную серебряную цепь с круглым медальоном.

– Герб Кроу, если не ошибаюсь…

Карл, заглядывая поверх плеча стоящего в двери солдата, тоже увидел медальон.

– Лео… – прошептал он одними губами.

5

Леонард поднял голову и увидел впереди, на расстоянии десятка шагов, ровный голубоватый отсвет на стене. Похоже, он сидел в коридоре, тот резко поворачивал налево, и источник света был там, за углом.

Он встал и медленно, будто превозмогая толщу воды, направился туда. Пригнувшись, осторожно заглянул за угол, готовый тут же отпрянуть и броситься назад. Но увиденное настолько поразило его, что он, сам того не замечая, выпрямился и, раскрыв рот, сделал несколько шагов навстречу открывшейся картине.

У самых ног Леонарда разверзлась бездонная пропасть, над которой нависла ажурная паутина узких мостиков из плит белого камня, испещренных пятнами бурого и зеленоватого мха. Мосты были переброшены между крошечными островками, представляющими собой вершины исполинских каменных столбов, чьи основания терялись во мраке. Куполообразный потолок пещеры ощерился гроздьями сталактитов. Во многие из них были вмурованы массивные железные кольца, с которых свисали на цепях продолговатые ажурные клетки. В клетках были заточены огромные полупрозрачные кристаллы неправильной формы, испускающие голубоватый свет. Каждая такая клетка была в добрых два человеческих роста высотой, а цепи, их удерживающие, толщиной могли сравниться с запястьем Леонарда.

Такие же кристаллы, но поменьше, размером с человеческую голову, располагались через равные промежутки на перилах мостов, четко обозначая их светящимся пунктиром.

Кристаллов было много – пожалуй, сотни. Но, несмотря на обилие источников света, их хватало только на то, чтобы хорошо были видны сами мосты и небольшие ротонды на каждом из островков. Основная же часть каверны тонула во мраке. Она была слишком огромна. Леонард прикинул, что при таком раскладе весь утес, на котором выстроен Кастл–Кроу, похож на скорлупу выеденного яйца – внутри он пуст, и если бы не твердость верхней части скалы, замок попросту провалился бы.

Он осторожно ступил на мост. На нем едва бы разминулись двое, а перила доходили только до середины бедра. Пропасть внизу раскинулась во всей красе, и хотя высоты Леонард никогда не боялся, в груди неприятно похолодело. Назло своему страху он перегнулся через перила и заглянул вниз. Хотел было крикнуть что‑нибудь, чтобы послушать эхо, но нарушать первозданную тишину пещеры казалось кощунством. Да и попросту было страшновато. Жаль, факела нет – бросить бы вниз, посмотреть, насколько глубока пропасть.

Он коснулся светящегося кристалла, вмонтированного в вершину одного из столбиков перил. На ощупь тот оказался очень холодным и будто бы колючим – пальцы неприятно занемели от прикосновения. Леонард, придерживаясь за перила, попробовал пихнуть его ногой. После пары ударов кристалл накренился, шатаясь в своем гнезде. Юноша поддал сильнее, и по гладкой, как зеркало, поверхности пошла сеть мелких трещин, отчего кристалл засветился заметно ярче. Еще удар – и он, вырвавшись из крепления, кувыркнулся вниз.

Леонард проводил его взглядом. Светящееся пятно, стремительно уменьшаясь, исчезло, а потом снизу донесся хлопок, и ослепительная вспышка на миг высветила дно пропасти, ощерившееся длинными копьями сталагмитов. От неожиданности Леонард отпрянул, прикрывая глаза ладонью, ударился о перила на противоположной стороне моста. Опасно накренился назад, едва не переваливаясь через них, но сумел сохранить равновесие.

Тело обдала горячая волна ужаса. Он, с трудом разжав пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в перила, отошел от края. Сердце колотилось так, будто он пробежал по крайней мере лигу. Впрочем, испуг прошел быстро, и его сменила жгучая злость на собственную глупость.

Он вернулся на естественный карниз на стене пещеры. Заметил сложенную неподалеку от входа связку факелов, табурет, флягу для вина, какие‑то тряпки, веревки, видимо, тоже оставленные отцом. Граф, похоже, основательно принялся за исследование этой пещеры. Непонятно только, почему он делал это в одиночку, и держал само существование пещеры в тайне.

Возможно, ответ скрывается в тех записях, что Леонарду удалось спасти. Юноша бережно достал из‑за пазухи тяжелый фолиант. Расположившись у входа на мост, рядом с одним из столбиков, увенчанных светящимся кристаллом, он раскрыл книгу, один за другим извлекая помятые и обгоревшие листки.

Свет, исходящий от кристалла, был блеклым и окрашивал кожу на руках в мертвецки–белый цвет, а бумажные страницы в нем казались серыми, будто присыпанными пеплом. Впрочем, главное, что его хватало на то, чтобы можно было бегло читать.

Он сразу узнал в набросках отца схему этой огромной пещеры. Вот вход, вот мосты с одного островка на другой… В центре пещеры – островок побольше, и похоже, ради него и выстраивалось все это хитроумное сооружение в пещере. Все дорожки вели в центр, и для части из них отец на схеме оставил заметки.

«Перевертыш… Булава… Шипы…» – читал Леонард.

Со схемой все было понятно. Отец, обследуя подступы к строению в центре пещеры, отмечал на карте обнаруженные ловушки. Одна из них и оказалась роковой. Не было никакого таинственного убийцы. Стрела, убившая графа Кроу, была заложена неведомыми инженерами пещеры, наверное, сотни лет назад. Но даже века спустя она исправно выполнила свое предназначение. Не пропустила незваного гостя туда, к центру лабиринта.

Леонард, привстав, отыскал тот самый островок. Он находился чуть ниже остальных, мосты от него отходили в четыре стороны, как на стороны света. На нем была выстроена ступенчатая пирамида с узким высоким входом. По бокам от входа возвышались статуи многоруких чудищ с бычьими головами и огромными копьями с причудливыми наконечниками, похожими на застывшие языки пламени.

Сверившись с отмеченным на схеме маршрутом, Леонард понял, что отец почти достиг цели. Он обошел по спирали всю пещеру, постепенно приближаясь к центру, и потерял бдительность перед самой пирамидой. А может, даже в ней.

Леонард принялся за изучение записей, сделанных почерком матери. Все они выглядели как часть одного большого письма. В каком порядке их читать, было непонятно, тем более что значительная часть записей была утеряна или серьезно пострадала от огня. Бросив тщетные попытки восстановить порядок, Леонард начал читать все подряд.

«…обычно в крупных городах. Возможно, в Дрезенборге, или в одном из полисов Дартарии. Последний раз мы виделись много лет назад, еще до нашего знакомства с тобой. Тогда она собиралась на юг, на побережье. Возможно, стоит поискать ее в Валемире. Она ценит роскошь и удобства, и хоть предпочитает оставаться в тени, как и все мы, но для нее всегда было важно иметь определенный вес в обществе. В общем, ищи среди незамужних, но влиятельных дам. Таких не слишком много. У нее может быть любое имя, но обычно она подбирает что‑то, созвучное ее собственному – Арайя Шу. Когда найдешь ее, не торопись, постарайся познакомиться поближе и осторожно начинай расспросы. Если спугнешь – новые поиски могут затянуться на годы, особенно сейчас, когда все в панике от того, что веками складывавшийся баланс рушится. Я думаю, мой кулон, который я оставляю вместе с этим письмом и книгой, поможет завоевать ее доверие…»

Леонард прикрыл глаза, откинувшись спиной на гладкий столбик балюстрады моста. Помотал головой, будто отгоняя дурной сон, но сквозь сжатые веки все равно просочилась соленая влага. Он досадливо смахнул слезы – надо же, расклеился, как девчонка.

Сколько он себя помнил, на маминой шее был этот кулон – крохотная, свернувшаяся кольцами двуглавая серебристая змейка. Одна голова – с изумрудными глазками, вторая – с рубиновыми. Ребенком он любил разглядывать его, изумляясь тонкой работе – если приглядеться, можно было различить каждую чешуйку на боках змейки, а из ее приоткрытых пастей торчали едва различимые клычки и узкие, с волосок толщиной, раздвоенные языки. Это было настоящее чудо. Маленький Лео никогда не сомневался, что мама была волшебницей. И только гордился этим.

Он бы очень хотел увидеть этот кулон снова, но теперь‑то змейка точно потеряна.

Он вернулся к записям.

«…позаботиться о Лео. В свое время за ним придут. И если раньше я воспринимала это вполне спокойно и сама собиралась подсказать ему правильный путь, то теперь я с содроганием думаю о том, что его ждет. По большому счету, он обычный мальчик, но для них сейчас важна каждая капля Серебряной крови, даже если она течет в жилах смертного. Все мои надежды – на Арайю, но если она…»

Листок обрывался черным обугленным краем. На следующем уже было совсем о другом, вовсе уж непонятном.

   ; «…В первое время он почти ничего не сможет есть, кроме жидких бульонов и овощных соков. Будьте терпеливы и настойчивы. С ним постоянно должен кто‑то находиться рядом. Старайтесь не раздражать его и не злить, показывайте, что хотите ему только добра. Когда его рассудок прояснится, постарайтесь объяснить, кто вы, повторяйте мое имя – я думаю, он должен его помнить. Возможно, он пока плохо…»

Следующий листок. Тот самый, что первым попался ему еще там, в тайном кабинете.

«Любимый, надеюсь, что тебе не придется читать все это. Но если мы больше не увидимся, пусть у тебя будет возможность узнать, что же произошло. Оставляю это письмо и некоторые из моих вещей надежному человеку. Единственному, кому я еще могу доверять. Я не могу требовать от него слишком многого, и скорее всего, он побоится разыскивать тебя. Но надеюсь, что он хотя бы сохранит то, что я ему доверила. И когда‑нибудь, когда все немного утихнет, вы сможете встретиться, и ты пол учишь это мое послание. Молю Араноса, чтобы это произошло достаточно скоро.

Начну с самого главного. Думаю, ты давно догадывался, что я…»

Запись обрывалась, на следующем листке – снова о другом. Леонард с досадой хлопнул себя по коленке. Чтение маминых записей рождало больше вопросов, чем ответов. Но больше всего он злился на себя за то, что не сумел уберечь хотя бы эти крохи от Бенедикта.

Воспоминание о том, что старший брат мертв, пронзило его ледяной стрелой, и он вздрогнул, передернув плечами. Он еще толком не свыкся с мыслью о гибели отца и вот – новая потеря. Пусть они с Бенедиктом никогда не ладили, но он был частью семьи. В привычный уклад жизни Кроу вторглась страшная, безжалостная сила, готовая все смести на своем пути. Но ради чего?

Леонард опустил взгляд на следующий листок.

«…придется тебе самому. Они на каждом шагу, и не стоит тешить себя надеждой, что механизмы с лишком стары, чтобы действовать. Это убежище создано для того, чтобы простоять века. Но, если будешь действовать осмотрительно, все получится. Умоляю, будь осторожен! Обратный путь будет куда легче. Когда доберешься до…»

Леонард вдруг подумал о том, что пока он читает, зловещий имперец Сандро Фелендор старается открыть проход. И если у него получится…

Отложив схему лабиринта, он спрятал остальные бумаги между страницами фолианта и засунул его под куртку. Попрыгал на месте, проверяя, чтобы книга не выскользнула ненароком из‑под пояса.

Пирамида в глубине пещеры казалась выстроенной из кусков темного льда. Над ней нависало три крупных кристалла, их свет отражался на ступенях расплывчатыми полосами. Зияющий тьмой вход одновременно манил и страшил. Но Леонард уже понял, чего хочет. Пройти до конца тот путь, которым шел отец.

В отцовской фляге осталось немного вина, и он осушил ее в несколько глотков. Оглянулся на туннель, ведущий назад, к барельефу. И, сверившись со схемой, отправился в глубь каверны, продвигаясь с предельной осторожностью.

Первый капкан отец отметил на середине второго моста, ведущего направо.

– Перевертыш… – пробормотал Леонард, сверяясь с записями.

Посмотрел под ноги и увидел на одной из плит сделанную сажей пометку, хорошо заметную на белом камне. Осторожно попробовал плиту ногой. Вроде все в порядке. Однако стоило чуть поднажать, перенеся на ногу более существенную часть веса, как плита заметно подалась, проворачиваясь по поперечной оси. Убрал ногу – плита вернулась на место, встав с соседними так плотно, что трудно было бы, пожалуй, и лезвие ножа просунуть.

Леонард покачал головой и осторожно миновал опасный участок сбоку, держась за перила.

В целом все оказалось даже проще, чем он предполагал. Отец отметил все ловушки издалека бросающимися в глаза знака ми. Кое–где они были и не нужны, потому что ловушки были одноразовыми – как, например, упавшие откуда‑то сверху железные шары размером с голову, утыканные тонкими длинными шипами. Леонард осторожно потрогал один из них сапогом, внутренне содрогнувшись от мысли о том, каково же получить такими шипами по неприкрытой броней спине.

Он относительно быстро преодолел извилистый маршрут, ведущий к пирамиде. Серьезно задержался лишь на последнем мосту. Здесь было отмечено сразу две ловушки. Одна из плит, если приглядеться, была испещрена узкими отверстиями, из которых, стоило ступить на нее, вырывались острые, как бритвы, клинки. Чтобы преодолеть этот участок, пришлось перелезать через перила и пробираться по наружной кромке моста.

Продвигаться таким манером пришлось довольно долго, потому что вскоре за шипами в мосту зияла широченная проплешина – одна из плит, похоже, попросту обвалилась.

Уже на островке, там, где мост нырял под широкую арку, Леонард увидел и следы третьей ловушки – той самой, что оказалась для отца роковой.

На полу валялось с полдюжины тяжелых ржавых стрел, больше похожих на гарпуны. Он поднял одну из них, ухватив за хвостовик, и, внутренне сжимаясь, оглядел плоский наконечник, ощерившийся крючковатыми шипами. Несмотря на то что древко стрелы сплошь покрылось шершавой коркой ржавчины, наконечник был настолько острым, что им можно было резать бумагу.

Удивительно, как отец вообще сумел выбраться с такой штукой в боку.

Леонард с омерзением отбросил страшное орудие и осторожно прошел под аркой. Пирамида была прямо перед ним, к ней вела широкая, выложенная зеркально ровными плитами дорожка, по бокам которой тускло мерцали магические кристаллы, установленные на невысоких, по пояс, квадратных тумбах. До входа было не больше двадцати шагов. Можно было разглядеть в подробностях огромные, в два человеческих роста, статуи каменных стражей с бычьими головами. Как и барельеф, выполнены они были с поразительным мастерством и тщательностью, впечатление портил только скопившийся на них слой грязи да какие‑то засохшие белесые потеки.