Текст книги "Товарищ гвардии король (СИ)"

Автор книги: Владимир Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава одинадцатая

        Ну, что свистишь? На гульках твоя Люба.        Убогий жребий брошеных мужчин...        Что он Гекубе? Что ему Гекуба?        Пошёл бы, лучше, выдавил прыщи.        Тимур Шаов.

        Осень 36-го. Где-то в Италии.

        Великий дуче итальянского народа тоже умел страдать, как бы ни странно это звучало. Наибольшие неприятности доставляли страдания физические – бег по горным дорогам не шёл ни в какое сравнение с лёгкой трусцой берсальеров на парадах. Страшно болели ноги, и мучила одышка, в правом боку немилосердно кололо, от недостатка кислорода в крови мерзко ныли нижние зубы, и чуть живого Муссолини несколько раз рвало жёлтой тягучей слизью на высокие английские ботинки с каучуковой подошвой. Но он упрямо вставал, вытирал рот рукавом и бежал дальше – азиатские орды, неумело маскирующиеся под добродушных баварцев, преследовали по пятам.        И снова приходилось километр за километром мерить каменистые серпантины, проклиная всё на свете. Особенно спортивный красный автомобиль, заглохший почти на самом выезде из Рима. Ладно, ещё сохранивший кое-какое подобие дисциплины один из отступавших берсальерских полков пришёл на выручку к своему вождю. Они любили Первого Маршала Империи, человека, понюхавшего пороху в горниле Великой Войны, и готовы были нести его на руках. Но от такой привилегии Бенито Муссолини отказался. Будучи поклонником спорта, он ежедневно делал зарядку и совершал конные прогулки, и поэтому ощущал достаточно сил для пешего марша. Но уже ближе к ночи горько сожалел о решении, изменить которое не позволяла гордость.        Армия, вернее, её разрозненные части, отступали к югу, где была надежда сдаться в плен за небольшие деньги более сговорчивым корсиканцам, которые перед открытием огня сначала интересовались материальным положением противника. Командир полка, подобравшего дуче, располагал немалыми средствами, позаимствованными из секретных фондов тайной полиции, начальник которой приходился ему зятем, и всерьёз рассчитывал на неплохую каюту в рейсе куда-нибудь до Танжера или Касабланки. На первое время хватит, а за проезд, в крайнем случае, можно будет расплатиться головой любимого вождя.        Но это потом, а пока пыль, пыль, пыль... Забивающая глотки и оседающая на черных мундирах, разъедающая глаза и предательски выдающая расположение проклятым самолётам-разведчикам... Пару раз колонна подверглась обстрелу с воздуха, потеряв от пулемётного огня два танка из трёх, до этого чудом вырвавшихся из кольца окружения под Римом. Других не было.        На вопрос о боевой технике командир полка просто пожимал плечами и уводил разговор в сторону, не желая огорчать Муссолини. Зачем расстраивать человека? Зачем ему знать, что на танках в итальянской армии не ставили номеров, чтобы гонять по площади парадным строем одни и те же машины, оттаскивая тракторами не выдержавших многочасовых доказательств несокрушимой мощи? Их и было всего штук пятьдесят, из которых большая часть сгорела в кровавой Миланской мясорубке. Нет, такого удара сердце пламенного фашиста и борца за величие Италии может не выдержать.        Полковник Андреа Глорхотти почти угадал... Здоровье Первого Маршала, особенно душевное, держалось на тонкой грани между жизнью и смертью. Несколько раз дуче пытался покончить с собой, но причиной тому стали не военные поражения, как предполагал командир берсальеров, а неурядицы любовные. На половине дороги к Бари не выдержала тягот пути сопровождающая Муссолини Кларета Петаччи, о чём и заявила со всей откровенностью. Полусемейная идиллия, которой втайне завидовала вся Италия, рухнула под ударами судьбы, и боготворившая доселе своего могущественного любовника красотка сделала прощальный жест ручкой, укатив на единственном велосипеде.        Дуче и раньше догадывался о женском коварстве и жестокости. Более того, сам пострадал от них, так до сих пор полностью не излечившись от подаренной ему в ранней молодости дурной болезни. Но сейчас... Как она смогла? Чего ей не хватало? Неужели езда на велосипеде способна заменить настоящего мужчину? Тем более вечно молодого, так как возраст вождя засекречен и является государственной тайной.        Эх, женщины, хуже вас только ветреная Фортуна. Да и та... Нет, пожалуй, изменчивее всех – призрачное военное счастье. Казалось бы, всё готово для победы над любым мыслимым и немыслимым противником, и вот на тебе. В первые же часы после нападения на Баварию серьёзно пострадал любовно лелеемый итальянский флот – коварные корсиканцы, не озаботившись объявлением войны, провели торпедные атаки на все более-менее доступные для удара цели. Их «львиные прайды» обнаглели до того, что даже на внутренних рейдах портов топили всё, превышавшее водоизмещением простой рыбацкий баркас. Ходили упорные слухи, что ради славной охоты корсиканский король временно отозвал своих головорезов от берегов Англии, ослабив кольцо блокады.        Да, действительно, так и было. Бесчисленные тьмы и тьмы подводных лодок наводнили Средиземное море. Правда, во всём королевском флоте их и было двадцать четыре штуки – на покупку большего не хватило средств. Но постоянные перекрашивания, путаница с нумерацией, случайно проданные англичанам списки командиров, которых числилось более полутора тысяч, создавали соответствующее впечатление. В начале войны вездесущие субмарины заходили даже в Тибр для поддержки захватывающих мосты десантников, а ещё одна села на мель в Венецианской бухте. Попытки полиции арестовать экипаж привели к штурму города, и только присутствующий на лодке советский генерал помешал страшной мести возмущённых матросов. Ему удалось отстоять дворец Дожей, в котором впоследствии комендант с распространённой среди корсиканцев фамилией Нечипоренко устроил свою резиденцию.        Случались и более курьёзные случаи, но дуче об этом уже не узнал. В Сан-Джироламо, куда берсальерский полк вышел к исходу недели, давно не доставляли свежих газет, а последние частные радиоприёмники конфисковали ещё в конце двадцатых годов. Местные жители что-либо сообщить тоже не могли – городок был безлюден. Странное запустение и горящие дома наводили на грустные мысли. О чём? Наверное, о бренности земного бытия, так как иных причин для задумчивости пока не наблюдалось. Найденный на одной из площадей католический священник тоже не смог ничего объяснить. Он всё твердил о чертях из преисподней, утащивших какую-то ведьму живьём прямо в ад, и норовил посильнее удариться головой о торчащий подобно персту судьбы полуобгорелый столб с обрывками цепей.        Милосердно пристрелив помутившегося разумом падре, итальянцы двинулись дальше, к вожделенным причалам Бари, кажущимся уже местом сказочным, где волшебные корабли качаются на лазурных волнах, а добрые волшебники готовы увезти невинных агнцев в неведомые страны, подальше от злых азиатских сераскиров. В том, что их преследуют по пятам, Муссолини не сомневался. Не может такая важная персона, как он, не заинтересовать командование противника. В воображении дуче уже рисовалась красочная картинка, в которой верные берсальеры расстреливают из единственного оставшегося в полку пулемёта нестройные колонны большевистских генералов, одетых в медвежьи шкуры и вооружённых серпом и молотом. Одним серпом и одним молотом на всех. А потом Первый Маршал Империи берёт в руки винтовку и командует наступлением. Вот падают к ногам поверженные в прах вражеские столицы... Столицы союзников, впрочем, тоже. Трепещущий мир рукоплещет избавителю от красных орд, и восторженные женщины выстраиваются в очередь, стремясь отблагодарить вождя и скрасить его суровые будни.        – Простите, дуче, – голос командира полка вырвал из радужных грёз и частично вернул к банальной реальности. – Впереди очереди!        – Да, конечно, – важно кивнул Муссолини, ещё не полностью отошедший от мечтаний. – Они обязательно должны быть. Как же иначе? Если и вы желаете, так сказать, выразить, записывайтесь у секретаря. Великое дело фашизма не видит разницы между мужчиной и женщиной.        «О, порко Мадонна!» – мысленно вздохнул полковник Глорхотти. Но взял себя в руки, заставил улыбнуться и вслух произнёс:        – Со стороны головного дозора автоматная стрельба, сеньор!

        – Шалва, остаёшься за старшего! – Адам Мосьцицкий спрыгнул с брони и целенаправленно зашагал в сторону чахлых миртовых кустиков, чудом выросших на каменистом берегу.        – Ты надолго, командир? – крикнул в спину Церетели и, не получив ответа, понимающе усмехнулся. – Надолго.        Сам он тоже страдал от итальянской кухни, грубой и непривычной для изнеженного качеством и свежестью русского человека. Все эти тортеллони с листьями шалфея, спагетти с соусом болоньезе, похожие на испорченный чебурек апулийские кальцоне, пицца с килькой, отчего-то называемой анчоусами... На какие только ухищрения не идут люди, пытаясь сделать съедобными вещи, изначально к этому не предназначенные. Одна только граппа скрашивала жизнь, да и ту грешно было сравнивать с настоящей чачей, не говоря уж о водке. А командир, кстати, в последнее время и её почти не пьёт, ссылаясь на всё ещё не выполненное ответственное задание генерал-майора Раевского. Нехорошо получается... Употреблять без начальства – хуже, чем Устав нарушить. И что теперь, ходить омерзительно трезвым, ожидая, когда у погрязших в заблуждениях еретиков проснётся совесть?        Ага, дождешься. Фанатики спрятали мощи Святого Николая и не отдают, несмотря на увещевания особистов и угрозы отдать город на разграбление диким азиатским ордам. Орды приходилось изображать самому Церетели и зампотеху полка Амангельды Мужикетовичу Иванову, человеку опытному, герою-орденоносцу, участнику легендарной экспедиции «Челюскина». Три дня ходили по улицам, пугая мирных обывателей зверскими лицами, разгромили две траттории и одну пиццерию... Всё бесполезно. Местный православный батюшка из ведомства генерала Воротникова также не смог ничем помочь. По его агентурным данным искомый объект, о котором говорили исключительно намёками, пределов Италии не покидал. Во всяком случае, маячок, поставленный отцом Сергием на прошлой неделе, исправно давал сигнал вплоть до вчерашнего вечера, замолчав почти сразу после появления радиолокационных машин.        Предложенную было мадам Блаувотер помощь с негодованием отвергли, но она не оставила попыток хоть как-то отблагодарить своих спасителей. Преимущественно из-за её назойливости Мосьцицкий и ушёл так далеко, проклиная вполголоса хитрых особистов, которые с удовольствием изъяли подозрительную литературу, но от самой мадам Хелен отказались категорически и без всякого объяснения.        – Свиньи, ягоды мать! – высказался Адам, оглядываясь по сторонам.        Нет, конечно же, это относилось не к особому отделу – они как раз люди нормальные, хотя не без своих тараканов в голове. Дело в другом – потомки древних римлян практически не оставили места, где можно было бы спокойно присесть и поразмыслить о высоком без опасений вступить ногой в результат чьих-нибудь раздумий. Ага, вроде в кустах у обочины чуть почище. Сержант положил на камни автомат и похлопал по карманам комбинезона, отыскивая утаённую тонкую книжицу. Может, хоть в ней таятся сокровенные знания о буддизме? А если и нет, то можно использовать в других целях. Брошюра тихо зашелестела страницами, как вдруг на неё упала неизвестно откуда взявшаяся тень.        – Какого хрена? – возмутился Адам, не поднимая головы. – Занято!        Тень не пропала, наоборот, появилась ещё одна, отчего читать стало совсем невозможно.        – Кто-то сейчас в глаз прикладом получит! – угрожающе прорычал Мосьцицкий и потянулся за оружием. – Здесь что, проходной двор?        – Си, сеньор! – раздалось в ответ.        Сержант недоумённо фыркнул и посмотрел вверх. Перед ним, наставив винтовки чуть ли не в лицо, стояли два солдата в смешных касках, украшенных петушиными перьями. Адам замер, не решаясь даже прогнать воспользовавшегося удобным случаем овода. Один из берсальеров хищно оскалился и сделал шаг вперёд, одновременно наклоняясь за лежащим автоматом.        «В плен не сдамся», – подумал Мосьцицкий и схватился за нагрудный карман, где хранилась расписанная гжельскими мастерами граната, приготовленная как раз для такого случая. Заметивший быстрое движение итальянец развернулся на ходу и попытался ударить ногой в голову. Адам пригнулся, но тяжёлый ботинок так и не долетел до его лица – берсальер неожиданно поскользнулся на оставленных соотечественниками следах и с громким хрустом сел на шпагат. Второй, видя беспомощное состояние товарища, вскинул винтовку к плечу. Но выстрелить не успел – рубчатое чугунное яйцо, только по виду напоминающее новогоднюю игрушку, с силой впечаталось в переносицу. Противник ещё не упал, а Адам уже перекатился, заранее страдая из-за испорченного комбинезона, подхватил автомат и перечеркнул обоих двумя экономными очередями.        Наспех поправив одежду, Мосьцицкий собрал вражеское оружие и быстро побежал в сторону родного танка. Осмотр тел, документы, трофеи – всё потом. Без брони он чувствовал себя почти что голым. Жалко было гранату, улетевшую куда-то в кусты, но за спиной уже слышался далёкий лязг чужих гусениц.        Бабах! В полусотне метров левее вырос небольшой букетик от разрыва мелкокалиберного снаряда. «Двадцатимиллиметровка», – привычно определил сержант, прибавляя ходу. Бабах! Адам обернулся – маленький, не больше легкового автомобиля, танк шёл в сопровождении густых цепей бегущей трусцой пехоты. Первые пули уже засвистели над головой, чуть позже донёсся звук выстрелов.        – Ой, бли-а-а-а! – Мосьцицкий упал за ближайший камень и поменял магазин. В рай, конечно, хотелось, но лучше живым, как в прошлый раз, и не так быстро.        Он выглянул из-за укрытия . Километр, не меньше, из автомата не достать. Так, а что там с трофейными винтовками? А чёрт знает, что с ними. Иностранное оружие в целом виде доставалось танкистам редко, да и то почти сразу же обменивалось у тыловиков на спирт для протирания прицела. Да, именно прицела! Это чего за хрень сбоку торчит, предохранитель, что ли? Или его тут вообще не положено? О, а эта фиговина ещё и поворачивается! Блямс! Вылетевший патрон убедил Адама в верном направлении исследований. А сколько их всего в обойме? Да без разницы, лишь бы стреляла.        Первый выстрел ушёл мимо цели. Нет, он попал, но на три человека левее командовавшего берсальерами тощего офицера в щегольских сапогах и со стеком в руках. Зачем ему тросточка в бою? Хромой? После поправки следующая пуля выбила солдата уже справа от командира.        – Практически вилка! – обрадовался сержант своим снайперским способностям и опять прищурился, пытаясь подвести мушку точно под голову долговязой фигуры.        Но попасть в вертлявого итальянца удалось только пятым и, как оказалось, последним патроном. Адам с сожалением отбросил винтовку и взялся за следующую. Та показала более точный бой, но дала осечку на четвёртом выстреле. Бабах! Снаряд упал неподалёку, и веер мелкой каменной крошки ударил в лицо и плечи.        – Ягоды мать, больно-то как! – Мосьцицкий мотнул головой и утёрся рукавом, размазывая кровь. Ладно, глаза целы, а остальное заживёт до свадьбы. Интересно, буддистам сколько жён полагается?        Дрожь земли от родного танка он опознал сразу, но из-за звона в ушах вопль Клауса Зигби был еле-еле слышен:        – Хорош воевать в одиночку, командир!        Адам обернулся, и башнёр ахнул:        – Ранен?        – Ерунда, – отмахнулся сержант, запрыгивая в люк. – Рядом снаряд разорвался.        Клаус подозрительно оглядел испачканный комбинезон и повёл носом:        – И чем они их начиняют, сволочи? Амангельды Мужикетович, дави гадов!        Зампотеха полка, временно исполняющего обязанности механика-водителя, отчего-то никто не называл по званию, исключительно только уважительно, по имени-отчеству. Он пробурчал снизу нечто нечленораздельное, и машина резко рванула с места, унося экипаж навстречу подвигам и славе. Хотя... какие там подвиги, если вражеский танк попросту переехали, смяв, как пустую папиросную коробку? Славу отмороженных на всю башню пулемётчиков, расплавивших четыре ствола – это да, заработали.

        Когда подоспевшая из Сан-Джироламо подмога уже сгоняла пленных в кучу, на выручку к любимым танкистам примчалась Хелен Блаувотер, вооружённая украденным где-то по дороге пожарным ведром и большой медицинской сумкой с изображёнными на ней тантрическими рисунками.        – Ты ранен, о могучий воин, подвизающийся на пути к абсолютному самадхи, – сразу запричитала она. – Но я тебя вылечу! Мои курительные палочки, составленные из трав, появившихся от слёз третьего глаза Шивы, вернут к жизни любого!        – Идите к чёрту, мадам, – устало сплюнул ей под ноги Адам и зашагал в сторону места, на котором столкнулся с передовым дозором итальянцев.        Но Хелен не оставила попыток применить ведические знания на практике и засеменила следом, придерживая бьющую по коленям сумку.        – Подожди, кшатрий, – попросила она, пытаясь на ходу заглянуть в лицо командиру. – Не гони, может быть, я на что-нибудь сгожусь.        – Ага, сгодишься, – согласился Мосьцицкий и ткнул пальцем вперёд. – Трупы обыщите.        – Кого? – мадам побледнела и судорожно сглотнула. – Я не могу... Их карма... Ой, яйцо...        – Не говорите глупостей, откуда оно у вас?        – Там, – Хелен Блаувотер дёрнула головой, указывая на выкатившуюся из кустов гранату.        – Ложись, бли-а-а-а!        Услышав грохот близкого взрыва, Шалва Церетели выронил блокнот, в который записывал повреждения, полученные машиной в бою, и сломя голову бросился в ту сторону. Командира он нашёл лежащим без сознания, но живым. Основную массу осколков принял на себя громадный валун, оставив Мосьцицкому только два. Первый засел в мякоти плеча, второй же ударил в грудь, что было гораздо опаснее. Сержанта спасла фляга, лежавшая в кармане комбинезона, да тонкая книжечка, пробить которую у куска металла уже не хватило сил.        – Как он? – запыхавшийся Клаус Зигби присел на корточки рядом.        – Ранения лёгкие, но башкой здорово приложило.        – А эта? – башнёр кивнул на стоящую на четвереньках мадам Хелен.        – Чёрт с ней, тащим командира. Где остальные?        – Кусты прочёсывают. Слышишь?        Где-то неподалёку хрустели ветки и раздавались прерываемые криками удары по чему-то мягкому.        – Кямиль, ты где? – позвал Церетели.        – Тута, – откликнулся наводчик и вытолкнул впереди себя упитанного итальянца. Судя по обилию нашивок и всевозможных украшений на мундире – высшего офицера. – Вот, бомбиста поймали. Троцкист или из левых эсеров.        – А-а-а, сука! – Шалва подскочил к пленному и с размаха ударил в ухо. Второй раз не успел – на нём повис подоспевший Амангельды Мужикетович. – Пусти, я за командира...        – Погоди, допросить нужно.        – Чего там допрашивать? Ставь гниду к стенке!        – Тихо! – одёрнул Клаус. – Вроде командир очнулся.        Церетели повернулся к Адаму, которого уже перевязывал наводчик. Мосьцицкий застонал, схватился за голову и что-то прошептал. Кямиль наклонился ниже и напряжённо вслушивался в слова.        – Просит книжку найти.        – Эту? – Шалва показал тонкую брошюрку, пробитую осколком и залитую спиртом из фляжки. – Так она испорчена.        – Дай сюда, – Амангельды Мужикетович осторожно перевернул несколько страниц и всмотрелся в расплывшиеся картинки. – Ничего не понимаю.        – Секретная, наверное, – предположил Церетели, заглядывая через плечо лейтенанта.        – Откуда?        – Представления не имею. Стой, а может, это генерал Раевский дал?        – Раевский? – переспросил зампотех. – Помню такого ещё по «Челюскину» – совершенно засекреченный товарищ.        – Вот! Ты помнишь, а Адам с ним целый час наедине беседовал.        – Точно?        – Вот те крест! Точнее не бывает.        – Дайте и я гляну, – попросил наводчик. – Кажется, видел что-то подобное.        – Где? Ты что, тоже засекреченный?        – Нет, – Кямиль увлечённо листал книжку. – У меня в университете была курсовая про испанскую инквизицию.        – И чо?        – А ничо! Это методичка по экспресс-допросу пленных в полевых условиях. «Шанк Пракшалана». Видишь название?        – Ого! – Шалва почесал кончик носа. – Вот зачем командир про неё напоминал. Слушай, почему шанкр?        – Так страшнее, – пояснил Джафаров. – Нет врагам пощады!        Церетели встрепенулся и показал на пленного:        – А вот он, враг! И приказ получен. Амангельды, спасибо, что остановил.        – Да ладно, – смутился зампотех. – Я-то думал, что это ефрейтор Жиримховский из третьей роты, он мне должен.        – Похож, – согласился радист. – Только тот покудрявее будет. Так, орлы, хорош клювами щёлкать, несём Адама в медсанбат.        – А мадам?        – Мадам? – Шалва чуть задумался. – Её пусть пленный несёт. Только китель с него снимите, а не то особисты заберут.        – Зачем особистам китель?        – Пленного... Посмотри на рожу – не меньше полковника, а то и целый генерал. Нам такие самим нужны.

        Поздним вечером, когда город утих и даже патрули на улицах шествовали неторопливо и величаво, в расположении Второго Краснознамённого имени Георгия Победоносца бронетанкового полка царило оживление. Точнее сказать – локальное оживление. Полк спал, выставив караулы, и только около машины с номером семьдесят на башне горел костёр с висящим над ним закопченным чайником.        – Шалва, ну что, пора?        – Ага, тащи его сюда, – радист подбросил в огонь пару веток и заглянул в лежащую на коленях книжку. – Да не бойся ты, Клаус, всё по науке сделаем.        – Мне-то чего бояться? – Зигби откинул брезент, под которым весь день прятали от особистов важного пленника. – Развязывать?        – Представления не имею, – пожал плечами Церетели. – Нужно у специалиста спрашивать. Кямиль, клиента фиксировать, али как?        – Аллах его знает, – Джафаров допивал чай из помятой жестяной кружки и был собран и сосредоточен. – Практики не было, я только курсовую...        – Может, в грызло для начала? – предложил Зигби.        – Кому?        – Ему, – башнёр показал на итальянца.        Шалва поморщился:        – Клаус, ты по национальности кто?        – Баварец, а чо?        – А ничо! Не учи русского человека допрос проводить. Начинай, Кямиль.        Наводчик воздел глаза к звёздному небу, провёл ладонями по лицу, резко выдохнул и решительно взялся за книжку:        – Итак, пункт первый. Возьмите подогретую воду... Стоп, Шалва, чайник не надо. До температуры тела подогретую.        – Зачем? – удивился радист. – Кипяточком надёжнее.        – Здесь так написано. Ага, что там дальше... Дальше дырка от осколка. Вот... Подсоленную из расчёта пять-шесть грамм на литр.        – Чё-о-о-рт, – с некоторым испугом протянул Церетели. – У нас его и так неполная бутылка. Слушай, вином заменить нельзя?        – Ты про что?        – Ну как же... Сам сказал – литр.        – Я про воду.        – А! Погоди, морская подойдёт?        – Наверное.        Шалва схватил пожарное ведро, то самое, похищенное мадам Хелен, и убежал к морю. В темноте слышались его торопливые шаги и перебранка с бдительными часовыми. Через пару минут он вернулся.        – Во, как парное молоко, даже подогревать не нужно. Куда заливать?        – Сейчас погляжу. Так... В зависимости от... Тьфу, шайтан, опять дырка... десять-четырнадцать стаканов воды... Клаус, держи клиента! Лей в пасть.        Итальянец мотал головой и не желал подвергаться допросу, так что поначалу усилия Церетели были напрасны. Пленник упорно стискивал зубы, только фыркал по-тюленьи, когда вода попадала в нос. Крепкий орешек, однако. Мало того, умудрился даже лягнуть прижимающего его к земле Клауса каблуком в ухо.        – Шайзе, бля! Кямиль, а обязательно через рот заливать?        – Да не знаю, тут половина текста в дырках, а остальное расплылось. Хотя... – Джафаров почесал в затылке. – Наверное, можно и с другой стороны. Главное, чтобы она внутрь попала.        – Понял, – быстро сориентировался башнёр и вытащенной из-за голенища финкой разрезал штаны подопечного от пояса до колен, пользуясь широким лампасом как разметкой. – Переворачиваем. Воронка где?        Неизвестно, что подумал итальянец, но тут его проняло по-настоящему. Он судорожно сжал... хм, спасаемую часть тела, отчего выгнулся дугой, и открыл рот, собираясь испустить вопль ужаса. Ситуацией тут же воспользовался Шалва, влив зараз не менее четверти ведра. Так и не начавшийся крик перешёл в бульканье.        – Что дальше?        Кямиль ткнул пальцем в смазанный рисунок:        – Поднимайте на ноги, тут нарисовано.        С точностью следуя инструкции, танкисты принялись раскачивать пленника из стороны в сторону, потом скручивали, заставляли приседать самым причудливым образом. Итальянец пыхтел, сдавленно мычал, но упорно не желал говорить. Первым не выдержал Клаус Зигби:        – Ну нафиг, а? Это не допрос, а спортивный праздник какой-то!        – Воды мало, – решил Шалва. – Клади его обратно.        Башнёр зло сплюнул, но просьбу выполнил. Только он уселся верхом на допрашиваемого, намереваясь разжать стиснутые челюсти, как послышалось жалобное:        – О мамма миа!        – Видишь? Заработало! – Церетели с энтузиазмом плеснул из ведра. – Всё дело в правильной дозировке!        Восторженные вопли стрелка-радиста разбудили Амангельды Мужикетовича, мирно дремавшего, завернувшись в одеяло, у правой гусеницы. Зампотех зевнул, потянулся и спросил недовольным голосом:        – И что разорались, ироды?        – Так вот, допрашиваем, – пояснил Шалва.        – Угу, а на каком языке?        Вопрос вызвал у танкистов лёгкое недоумение. Нет, можно было бы и на татарском или грузинском... Но зачем, если весь цивилизованный мир говорит по-русски?        – Амангельды Мужикетович, ты что-то от нас скрываешь, – Шалва с осуждением покачал головой. – Нельзя так с боевыми товарищами.        – Дурак ты, а не боевой товарищ, – лейтенант Иванов подошёл и потрогал пленного ногой. – Он же итальянец.        – И что?        – А то! Переводчик нужен.        – Да?        – Точно говорю.        Церетели задумался. Его с самого начала допроса что-то беспокоило, какая-то упущенная мелочь. А теперь всё встало на свои места.

        – Переводчика... Где ж его взять-то?        – В город сходи.        – Да ну-у-у... Ночью разве найдёшь?        – Отца Сергия позови.        – Так он наш.        – И чего? За столько лет по-ихнему выучился.        – Может, ты дойдёшь? – Шалва просительно поглядел на Амангельды Мужикетовича. – Стесняюсь я. Он ведь майор.        Зампотех вспомнил кагор, которым его угощал соскучившийся по Родине батюшка, и согласился:        – Ладно, уговорил. Канистру чистую найдите, заодно прихвачу кое-чего.

        Разбуженный среди ночи майор Сергеев, более известный в миру под именем настоятеля православного храма в Бари отца Сергия, был очень недоволен и грозил Амангельды Мужикетовичу страшными карами. В том числе и анафемой по партийной линии. Но вбитая ещё в Нижегородской духовной семинарии воинская дисциплина, помноженная на чувство долга, взяла верх над обычной человеческой ленью.        – Жди в саду, лейтенант. Сейчас мотоцикл из сарая выгоню.        – А...        – Чего? Сам налей.        Пока батюшка возился со своим стальным конём, Амангельды Мужикетович быстро спустился в подвал, благо дорога была знакома ещё по прошлым визитам, когда вдвоём с Шалвой изображали азиатские орды на улицах города. Вот у этой бочки принимали малую толику благодати перед серьёзным делом. И сам Бог велел, воспользовавшись случаем, поделиться ей с товарищами.        – Готов? – майор покосился на канистру, но промолчал.        Мотоцикл с рёвом и треском вылетел на древнюю булыжную мостовую Виа Наполи, помнившую ещё сарацинов, и рванул к выезду из города. Но могли и не спешить. Танкисты сидели у костра с постными физиономиями и, почему-то, в одном исподнем. При появлении майора нехотя встали, старательно отводя взгляды.        – Где он? – отец Сергий вопросительно посмотрел на Церетели.        – Там, – Шалва кивнул в темноту. – Только он того, немножко помер.        – Не понял.        – Сдох, – пояснил радист.        – Вы чего, злыдни, его до смерти замучили?        – Никак нет! – пришёл на выручку Джафаров. – Всё по книжке делали, как полагается. Там написано.        – Чего там написано?        – Про нижнюю чакру, – наводчик вжал голову в плечи. – Она открылась и всех забрызгала. А мы просто заткнули. Пахнет же...        – Вы звери, товарищи, – отец Сергий задержал дыхание и подошёл поближе к трупу, стараясь не запачкать выглядывающие из-под рясы хромовые офицерские сапоги. – Ну-ка, орёлики, тащите его ближе к свету. Кого-то мне этот мужик напоминает.