Текст книги "Товарищ гвардии король (СИ)"

Автор книги: Владимир Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

        Несмотря на относительную храбрость Кребс также не был склонен к рискованным экспериментам и предпочёл согласиться. Через пару минут он уже деловито командовал своими солдатами, ежесекундно оглядываясь на полученный щедрый аванс – настоящий белый хлеб и небольшой кусочек копчёного шпика. От них так одуряющее пахло позабытой роскошью, что почти сразу же пришлось попросить убрать отвлекающее великолепие.        Но всё же до чего наивны эти нерусские! Да за такую щедрую плату можно было заставить толкать танк вручную до самой ремонтной мастерской. Страшно подумать – после окончания работы обещано три буханки и килограмм шпика на семерых! Это за гусеницу, а за ремонт башни – по банке тушёнки на двоих. Командиру – целую.        – Ламм, переведи... Господам танкистам не нужна почти новая пушка очень недорого? Что? Только прицел и затвор? Договорились. Гюнтер, сходи...

        Вроде всё. Приказы розданы, личный состав озадачен, добровольные помощники принуждены к трудолюбию и добросовестности. Чего ещё желать? Бадма присел на нагревшуюся за день броню и зорким взором окинул местность. Как тут люди живут? Или здесь не люди? Ни степи ни тайги нет, в редком лесу каждое дерево пронумеровано, все звери в ошейниках... Где красота, где полёт вольной души? Срамота, однако.        А дома сейчас... А дома широкая степь, убегающая под копыта верного коня, деревянный восьмистенок у речки, ласковая дочь Очира-пастуха Сэсэгема, на которой надо непременно жениться сразу же, как только отпуск дадут. И зазвучала над немецкой равниной, похожей на чистенькое и ухоженное кладбище, красивая песня о большой любви. Мелодичная как хрустальное журчание весеннего ручейка, прекрасная как гроза над Байкалом, гармоничная как атакующий танк...

        Уе сагшье унгэроол даа        Угхэньшье сайжа захалаал даа.        Би шамда яа золгохоо ерээб        Туруушиин дууран, туруушиин дууран.        Би шамда яа золгохоо ерээб        Туруушиин дууран, туруушиин дууран.

        Глава седьмая

        Все мы люди и конечно        Все доедем до конечной.        Все мы выйдем на конечной        В аккурат у райских врат.        И Господь нас спросит: – «Дети,        Чем прославились на свете?»        Что мы Господу ответим?        Тем, что пьём по три ведра?        Тимур Шаов.

        Тюрингия. Берег реки Циммерманбрюккенстром.

        – Да, герр штандартенфюрер! – в голосе обер-лейтенанта Руммениге, только что получившего звание майора, звучали подобострастие и ликование одновременно. – Нет, русских у моста точно нет. Что? О, я-я, да здравствует Великий герцог Гудериан!        Эрих бросил замолчавшую трубку на землю и устало привалился к стенке окопа. Тяжёлый разговор с начальником штаба дивизии совершенно вымотал его, но позволил объяснить ситуацию к своей выгоде. Вернувшиеся с опозданием на десять минут артиллеристы явились без пленных, но утверждали, что ни одного русского на расстоянии ближайших десяти километров нет. А на прямой вопрос о судьбе подбитого танка только смущённо отводили глаза, молча кивая на фельдфебеля. Сам Кребс хмурился и старался даже дышать в сторону. Видимо, стыдно за невыполнение приказа. Чего они там натворили? Сначала были слышны выстрелы, потом удары кувалды по железу... дикие крики на непонятном языке. Почти голыми руками вскрыли танк и уничтожили недочеловеков? Досадно. Но похвально.        А пленные... Да тойфель с ними. Пожалуй, и к лучшему – не пришлось потратить драгоценное время. А оно поджимало. Поджимало настолько, что даже пушку придётся бросить здесь, только не забыть оформить как погибшую в неравном бою и заверить печатью. Снарядов к ней нет и не предвидится, а из штаба сообщили о срочной передислокации. По слухам, доставленным разведкой, русские танки, проскочившие вчера на ту сторону реки, составляют лишь малую часть ударной группы большевиков. В том, что против них воюют именно большевики, Руммениге не сомневался. Кто ещё может так безжалостно уничтожить вполне боеспособную дивизию и не заметить этого? А сейчас, говорят, пошли в наступление основные силы.        Теперь дай Бог унести ноги. Интересно, куда теперь поведёт своих непобедимых воинов герцог Гудериан? Изначально, два с половиной года назад, в его планах был захват Чехословакии и установление там твёрдой власти, о чём говорит само название дивизии – «Великая Богемия». Но тут Советы подложили быстроходному Гейнцу большую свинью, поддержав мятеж полковника Штоцберга. А от Дрездена до Праги было рукой подать... Две недели ожидания у границы, в надежде на провал путча. Но он удался и оказался революцией. И горький вздох разочарования при получении приказа об отступлении.        Но это тогда. А сейчас тот же самый приказ доставил ни с чем не сравнимую радость. Не до высококалорийных продуктов – остаться бы в списке стоящих на довольствии, как говорят эти проклятые русские. Но жалко, до слёз жалко прощаться со славной вольницей. Ах, какие были времена! Могучие панцеркампфвагены Великого Герцога шутя разгоняли жалкие батальоны захудалых баронов, и мановением руки щедрый командир дивизии отдавал городки на разграбление своим доблестным солдатам. Сердце сжимается, когда вспоминаются стройные колонны, под барабанную дробь марширующие на очередную оргию или вакханалию. Эриху неоднократно приходилось и самому принимать в них участие. Разумеется, в офицерской компании, так как инструкции по безудержному кутежу и стихийным грабежам не одобряли панибратство с нижними чинами. И вот всё в прошлом, осталась только надежда...        – Гефрайтер!        – Яволь, герр майор.        – Вызовите ко мне фельдфебеля. Я буду ждать в тягаче.        Руммениге ушёл, а радист, бормоча проклятия, принялся сворачивать рацию. Приказ приказом, но за сохранность вверенного имущества приходится отвечать головой. Это майору хорошо – раз, и объявил пушку погибшей в бою. Простому гефрайтеру такое с рук не сойдёт. А к артиллеристам успеется, всё равно по пути. Но ходить никуда не пришлось. Вылетевший из-за бруствера длинный берёзовый дрын, из гуманности и маскировки обёрнутый каким-то тряпьём, описал в воздухе дугу и ударил присевшего на корточки радиста по затылку.        – Готово, герр фельдфебель.        – Отлично, Ламм, – похвалил Кребс, отряхивая с мундира прилипшие за время сидения в засаде колючки. – Как ты думаешь, Гюнтер, в комплекте с этим придурком радиостанция будет стоить дороже?        – Вряд ли, – солдат деловито упаковывал добычу в старую шинель, – господа танкисты просили что-то стоящее. А тут...        – Ты прав. А вот майора мы зря отпустили.        – Да ладно вам, герр фельдфебель, наши ребята всё равно за тягачом пошли. Он посолиднее будет. Тем более технику обещали брать за наличные.        – Думаешь?        – Так точно.        – Ну и ладно, пусть порадуется новому званию. Пошли, господин Бадма ждёт ещё полчаса.

        Генерал Гейнц Гудериан, несостоявшийся герцог Богемский, в своё время не обратил внимания на неожиданно усилившееся Баварское королевство и теперь пожинал горькие плоды своей ошибки. Первый звонок прозвучал ещё в прошлом году, когда неизвестно откуда появившийся пограничный наряд остановил усиленный бронетранспортёром взвод разведчиков и попытался задержать нарушителей. Недоразумение решили смести с дороги огнём, но вызванное баварцами подкрепление имело противоположное мнение и пять танков. Следующие инциденты заканчивались не менее печально, бывало и с применением авиации. Тогда дивизия была занята в других землях и дерзкие выходки оставались без ответа, а потом стало вовсе не до этого. Сейчас тем более.        Какие могут быть мысли о мщении, если осталось всего две роты пехоты, отделение разведчиков, фольксштурмгруппа, три мотоцикла да штабной автобус? Единственная оставшаяся пушка сегодня погибла в неравном бою с бронированными русскими чудовищами, расстреляв последние снаряды. Но храбрые германцы сделали своё дело! Мост через Циммерманбрюккенстром – выход из готовой захлопнуться мышеловки, был свободен. Четыре раза за последние две недели удавалось ускользнуть, похоже, и сейчас получится уйти от погони. Тем более опоры моста должны быть подпилены головорезами Айсмана. Враг не пройдёт, но остатки техники «Великой Богемии» вырвутся. Только тревожило отсутствие новостей от гауптмана. Но он, скорее всего, согласно приказу вышел к героической батарее новоиспечённого майора Руммениге и вот-вот свяжется со штабом уже оттуда.        А потом «Великая Богемия» вырвется на оперативный простор и горе будущим побеждённым! Набрать новых солдат можно будет в Шлезвиг-Голштейне, оставшемся без присмотра после повешения местного пфальцграфа, и по совместительству самопровозглашённого адмирала, подгулявшими корсиканскими подводниками. Сам виноват – не нужно было делать стоянку в Кильском порту платной. Ах, бедный Карл... Из-за его жадности побережье теперь патрулируется совместно Великим Княжеством Литовским и Норвегией. Но если не лезть на рожон, то, скорее всего, удастся присоединить к дивизии пару-тройку баронских дружин, посулив им оплату наличными кроме обычной доли в добыче. Всё равно у себя много не заработают – король Хокон давно облизывается на Данию и очень ревностно относится к посягательствам на границы своей мечты.        Или набрать тех же самых датчан. Или даже шведы с удовольствием примут предложение послужить под доблестными знамёнами. Особенно если оно будет подкреплено добрыми английскими фунтами, уже изрядно подешевевшими, но ещё принимаемыми в некоторых европейских странах. А их пока в достатке – немецкая полиграфия всегда славилась качеством и добротностью. Конечно, специалист определит подделку после тщательной экспертизы, но неизбалованные достатком потомки викингов не побегут в банк с каждой банкнотой. Более того, бегать им будет некогда. Путь к славе придётся мостить именно их трупами. Чего жалеть новобранцев – присяга и в бой!        Бой... Бой... Генерала не оставляла мысль о какой-то упущенной из виду мелочи. Что-то неправильное промелькнуло сегодня, но за повседневной суетой забылось. Но что? И связанное именно с боем... Штандартенфюрер докладывал о почти полном отсутствии боеприпасов. Нет, не то. Разведка боем? Не она, эти дармоеды обленились до того, что даже шнапса себе добыть не могут. Расстрелять бы негодяев, а потом наградить посмертно, благо кресты можно раздавать хоть пригоршнями. Наградить!?        Вот оно! Гудериан хлопнул себя по лбу. Награды! Вагнер принёс на подпись приказ о «Железном кресте» для Руммениге, совершившего беспримерный подвиг. Это хорошо, но куда же тогда делся его противник, которому удалось эвакуировать семьдесят подбитых танков?        – Скажите, штандартенфюрер, – он повернул голову к начальнику штаба, умудрившемуся задремать на жёстком сиденье прыгающего по разбитой дороге автобуса. – Когда последний раз выходили на связь Руммениге и Айсман?        – Они уже четыре часа молчат, мой генерал.        – Четыре часа? Цум тойфель! – волосы под фуражкой Гейнца Гудериана встали дыбом в предчувствии опасности, а остальные чувства, особенно самосохранения, просто громко вопили о ней. – Назад! Срочно поворачиваем назад!

        – Батоно камандыр, сывяз есть! Чито им сказать?        – Скажи им, что когда вернусь, заставлю весь рембат мой танк зубными щётками чистить, однако. Без порошка. И спроси, какая сволочь пометила на карте броды?        – Я их сам зарэжу! – радист сделал неприличный жест, видимо, обозначающий убийство, и что-то пробубнил в трубку по-грузински. – Нэ панимают, батоно старший сэржант.        – А ты на русском передай.        – Нэльзя. А вдруг эфир маленький дэвочка слюшает? Что она про дядю Шалву падумает? Пусть лючше Адам передаст.        – Как ты меня назвал, морда нерусская? – снизу раздался плеск воды и недовольный голос Мосьцицкого. – Я сейчас кое-кому из рации конфедератку сделаю.        – Отставить! – прикрикнул на подчинённых Бадма. – Какой пример новобранцам показываете? Займитесь чем-нибудь полезным.        – Давайте кораблики пускать? – предложил Клаус Зигби. Его, в прошлом недоучившегося инженера, всегда тянуло к технике. Даже деревянной.        – А я подводной лодкой буду, пся крев, – отозвался механик-водитель.        Два часа назад танк вышел к реке, но указанного на карте моста не обнаружилось. Не то, что его совсем не было – частично он присутствовал. Дымящиеся обломки наводили на нехорошие мысли о диверсии, наверняка проведённой фашистскими фанатиками. Точно ими, так как фрагменты тел в фельдграу начали попадаться под гусеницы метров за триста до берега. Танкисты отдали дань памяти мужеству погибших за заблуждения врагов, щёлкнув вхолостую бойками автоматов, но хоронить не стали. Во-первых, нечего, а во-вторых – что осталось, можно было собрать только граблями.        Бадма прошёлся по топкому лугу, сбегающему к реке, и подошел к воде чуть ниже разбитого моста. Волна плеснула и выбросила к его ногам посечённый осколками обрывок немецкого гауптманского погона.        – Это, похоже, наша работа, – Долбаев задумчиво почесал в затылке и крикнул: – Кямиль, ты зачем в мост попал?        – Я вообще не целился, командир, – ещё издали начал оправдываться наводчик. – У нас же башня не поворачивалась.        – Ну и что? Поднять пушку повыше, глядишь, и с перелётом пошло. Не пришлось бы сейчас брод искать.        – О, я-я, брот, – поддержали сидевшие на броне немецкие артиллеристы-добровольцы во главе с фельдфебелем Кребсом. – Брот отшень есть зер гут! Вкусно!        – Заткнитесь, проглоты, – осадил старший сержант изголодавшихся новобранцев. – Лезьте в воду, в этом месте дно помечено как твёрдое.

        Результатом неудачной попытки форсировать реку стало то, что танк застрял на илистом дне, провалившись чуть не по башню в какую-то подводную промоину. Купленный у фельдфебеля за три бутылки шнапса тягач оказался слишком слабым и не смог вытянуть многотонную махину. И теперь экипаж вычерпывал воду подручными средствами, включая сапоги более всех пострадавшего от наводнения механика-водителя.        – Ну что, Церетели, помощь идёт? – Бадма требовательно посмотрел на радиста.        – Навэрна, батоно камандыр.        – Не понял...        – Плохо слышно. Савсэм проклятый нэмец раций дэлать нэ умеит, – Церетели с ностальгией погладил торчащую из воды крышку родной радиостанции и стукнул кулаком по приобретенному недавно раритету, с помощью которого и пытался наладить связь со своими. – Адын помехи кругом! Будта какой свинья савсэм рядом мотор завёл. Искра прабиваит.        – Зачем такие плохие слова говоришь? – возмутился наводчик. – Не надо про свинью, давай про барашков. Вот кончится война, командир, приезжай в Казань. Моя Лейсан такой азу приготовит!        – Он ко мнэ паедит, – радист хитро улыбнулся. – Тебе чачу пить нэльзя. Чем угощать будэшь?        – Пока нельзя, – согласился Джафаров. – Но если орден получу, то будет можно. Мне наш мулла, лейтенант Хусаинов, обещал. Так что приезжай, командир.        – Сначала ко мне, тут близко, – оживился башнёр. – И конца войны не нужно ждать.        С Клаусом Зигби спорить не стали. Действительно, до замка его папаши километров триста по прямой. И, судя по письмам, пленные пруссаки уже заканчивали ремонт, отрабатывая нанесённый во время одного из набегов ущерб. А что, можно будет и заехать.        – Я в армии останусь, – заявил механик-водитель. – Мы, Мосьцицкие, всегда служили.        – В которой армии останешься?        – Да мне без разницы, лишь бы воевать.        – Тогда, Адам, тебе в Баварскую стоит перевестись. Или в Корсиканскую. Наша, Советская, она самая миролюбивая – карьеру трудно сделать, – посоветовал Бадма. – Вот как закончишь училище, (орденоносцев, однако, без экзаменов берут) так и пиши рапорт.        – Не возьмут в училище, – тяжело вздохнул Мосьцицкий. – Происхождение у меня не того... бывшее польское.        – Ерунда. Водку пьёшь?        – Пью. И что с того? Католик я.        – Грех, однако. Большой грех. Слушай, а может тебе в буддизм перейти?        – Это как, товарищ старший сержант?        – Пошли, покажу! – Бадма вылез на башню и уселся прямо на броне. Через минуту рядом опустился заинтересованный механик-водитель. – Повторяй за мной... Ом мани падме хум!        – Немцы, командир!        – Какие, хара мангыт, немцы? В буддизме никаких немцев быть не должно, однако.        – Там! – Адам показал пальцем на трёх мотоциклистов, сопровождающих переваливающийся на разбитой дороге автобус. – И пехота ещё сзади.        – И ты молчал? Экипаж – к бою!

        «Краткая историческая справка.        Мосьцицкий Адам Квасимирович. Родился в г.Белосток бывш. Польск. Респ. (в наст. вр. Белостокский р-н Гродненской обл. БССР) 2 апреля 1914 г. Ум. 5 августа 2030 г.        Генерал-полковник бронетанковых войск ООН. Герой Советского Союза. После выхода в отставку в 1982 году более известен как Адам-лама. Основатель и первый настоятель Ново-Краковского дацана. Автор знаменитой книги „Абхидхармасамуччая и марксизм“        С 1948 по 1970 гг. – вице-король Англии, Шотландии и Канады.        Член-корреспондент Берлинской Великокняжеской Академии Наук.        С 1970 по 1982 гг. – Начальник Секретариата врио Е.И.В. Николая Александровича Белякова.        Именем Адама Мосьцицкого назван город на вост. побережье бывш. США и монастырь в Шаолиньском районе Бурятской АССР.        Большой энциклопедический словарь. Имперское историческое общество. Н.Новгород. 2057г.»

        Там же. Два часа спустя.

        Командир отдельной танковой бригады майор Карасс был человеком сдержанным, но сейчас не смог сдержать досады. Какой прокол, а? И пятно на репутацию. Очередное, потому что в пятый раз подряд упустить Гудериана способен только хронический неудачник. До последнего времени Роман Григорьевич себя таковым не считал – были основания. Карьера складывалась более чем удачно. Из бывших прапорщиков военного производства и парижских таксистов всего за два года дослужиться до майора Баварской Армии – это говорило о многом. И пусть кто-то саркастически ухмыльнётся столь невысокому званию... На первый взгляд так оно и есть. Но если учесть, что даже Его Величество Эммануил Людвиг фон Такс всего лишь полковник... А генералов всего два, да и то оба прикомандированные советские добровольцы – генерал-майоры Величко и Годзилин. Первый командует ВВС королевства, а второй контрразведчик, имени которого пугаются все добропорядочные бюргеры и бауэры от Рейна до Шпрее.        И вот неуловимый Гейнц подкинул очередную пакость. Опять сбежал, несмотря на то, что по пятам шли Двенадцатый дважды Краснознамённый бронетанковый и Нижегородский Гвардейский мотострелковый полки Его Величества. И как умудрился, сволочь? Не иначе душу дьяволу продал, с него станется.        Роман Григорьевич оглядел поле недавнего боя. Чадно дымящий «Опель» уже догорал – стопятидесятимиллиметровка старшего сержанта Долбаева превратила его в причудливо покорёженный железный букет с небольшими вкраплениями языков пламени. На месте, где предположительно шла пехотная колонна, сейчас ковырялись похоронная команда и прихваченный из соседнего городка пастор, пребывающий в глубокой прострации. Он в первый раз увидел работу крупнокалиберных снарядов так близко и потому постоянно путался при подсчёте погибших, которых до сих пор находили в самых неожиданных местах.        От снайперского огня удалось сбежать только мотоциклистам, бросившим свои машины на берегу и спасшимся вплавь. Скорее всего, с ними был и непоседливый Гудериан – не в его привычках трястись в неповоротливом штабном автобусе. И что теперь докладывать фон Таксу? Опять бегать по всей Германии, когда танки срочно необходимы в Австрии и Швейцарии?        Внезапный шум привлёк внимание Карасса, прервав печальный ход мыслей. Неподалёку от него распекал своих подчинённых герой сегодняшнего дня старший сержант Долбаев. Бадма ходил перед строем почему-то одетых в немецкую форму солдат и громко ругался на незнакомом языке. Роман Григорьевич прислушался и достал блокнотик, чтобы пополнить коллекцию командных выражений. Вообще-то смесь официальных байриша и русского порой выдавала такие перлы, но плох тот военачальник, что откажется от возможности повысить уровень знаний и боеготовности.        – Хара гоохой боохолдой Кребс! Запомни, тынык, ты уже в армии! И я вас, шулмусов, научу любить Советскую Родину, однако!        Стоящий перед старшим сержантом пожилой, лет сорока, немец со следами споротых нашивок на погонах виновато ковырял землю носком растоптанного сапога и молчал, пряча руки за спиной.        – Тебя, мунхоог, как человека приняли. А ты...        – Что случилось, товарищ Долбаев? – решил вмешаться комбриг.        – Да вот, товарищ майор, – пояснил Бадма, – пытаюсь растолковать новобранцам разницу между мародёрством и боевыми трофеями.        – А она действительно есть?        – Так точно! Честно поделенное – трофей, только для себя – мародёрство. Давай, Кребс, покажи товарищу майору, что ты хотел утаить и потом позорно сменять на водку.        Означенный боец жалобно всхлипнул и достал из-за спины заляпанную кровью генеральскую фуражку. Роман Григорьевич взял её, с интересом заглянул внутрь и схватился за сердце, прочитав надпись.        – Где нашли?        – Там, – Долбаев махнул в сторону прибрежных кустов. – В ней ещё немножко башки было, но этот боохолдой шуубун её вытряхнул. Надо? Сейчас принесёт.        – К чертям башку! – Карасс радостно потряс в воздухе трофеем. – Крутите дырки для орденов, орлы! А ты, Бадма, сразу две. А то и Героя по совокупности. Сам представление напишу, ей-богу.        Майор перекрестился и тут же вскрикнул, выронив фуражку. Она вспыхнула чёрным пламенем, странным и холодным. Даже на миг показалось, что солнце моргнуло, а на танк упала зловещая тень нетопыриных крыльев.        – Что это было? – спросил Роман Григорьевич, когда огонь пропал, не причинив видимого ущерба.        – Мангытсхээ шапку носил, однако. Баян-Хангаю молиться надо и брызгать много – злых духов отгонять.        – Святой водой?        – Нет, товарищ майор, водкой. Раньше всегда помогало, однако.        – Водка после победы будет, – комбриг отрицательно покачал головой. – И много. А сейчас нужно отвезти трофей товарищу королю. Справишься?        Бадма, которому не хотелось расставаться с верным танком, досадливо поморщился, что не укрылось от цепкого командирского взгляда.        – Что такое?        – Может, своим ходом, однако?        Карасс задумался. Пятьсот с небольшим километров можно за день пройти даже по немецким дорогам. И это выйдет не намного дольше, чем вызывать транспортный самолёт, отрывая его от перевозки раненых. Пока прилетит, пока старший сержант до аэродрома доберётся... Да танком и надёжнее – в горах до сих пор бродят дезертиры из «Великой Богемии», надеющиеся прорваться в Швейцарию. Пожалуй, и верно...        – Хорошо, давай своим ходом. А Его Величеству я радирую, на границе тебя встретят. И передай, что сами завтра начинаем погрузку. Будем дня через три.        – Так точно, товарищ майор, передам, – Бадма лихо козырнул и повернулся к своим: – Экипаж, слушай мою команду...

        Место вне времени и пространства.

        Над светлыми вершинами горы Мунку-Сардык вставало солнце нового мира. Правда, на взгляд Божественной бабушки Манзан-Гурмэ он вроде и оставался старым, но Эсэге-Малан повелел так считать, и она не стала спорить с мужем. Зачем сомневаться в мудрости властителя небес? Есть более достойные пожилой и уважаемой женщины занятия. Такие, например, как чтение серебряной книги, в которой явлены судьбы всех её подданных. А их, спасибо другу Николе-бурхану, советской власти, девяноста девяти тенгриям и лично товарищу Сталину, с каждым годом становилось всё больше и больше.        Бабушка любила в свободную минуту просто полистать книгу, наблюдая за деяниями героев. Иные были настолько хороши, что порой Манзан-Гурмэ не выдерживала и чуточку помогала своим любимцам. Совсем чуть-чуть, не больше пары строчек... А то обидно бывает, когда хорошему человеку на роду написано погибнуть в цвете лет. Жалко. И потом, как однажды сказал при встрече Александр Христофорович Бенкендорф (большой начальник, однако, сидящий на белой кошме у подножия трона Русского Бога): – «Не стоит ждать милостей от природы. Пролетарское чутьё – вот важнейшее из искусств».        Ну как не помочь вон тому воину, едущему на своём танке по извилистой лесной дороге? Как бросить его на чужбине? Немного путь сократить, усталость убрать, добавить соляры в баки... Он давно уже бабушке приглянулся – ладный, храбрый, пригожий. И мысли хорошие, добрые. О доме, о любви...        «Однако, хорошо!» – думал Бадма, сидя на башне и свесив ноги в открытый люк. – «Главного бандита прибили, фуражку отдам – два ордена получу. Отпуск дадут – домой поеду. Не насовсем, ненадолго, только жениться. Уж за героя-то Очир Дармаич свою Сэсэгму точно отдаст».        На странице серебряной книги появился образ стройной черноокой девушки в синем дыгыле, едущей на коне, а сам Бадма вспомнил робкие поцелуи в тальнике над рекой, вкус свежей курунги... Однако, совсем хорошо стало! Манзан-Гурмэ осторожно смахнула слезу умиления – какой молодец, всё о любви да о любви, за столько времени ни разу о водке не вспомнил. Таких людей Божественная бабушка уважала.        – Ахтунг! – донеслось с неба. После крика на раскрытую книгу упало что-то липкое и вонючее. – Их бин шайзештурмфогель!        – Cука ты долбанная! – от огорчения супруга властителя небес забыла родной язык. – Чтоб тебя в полёте раскорячило и об землю шлёпнуло, дристуна крылатого! Испортятся же записи!        – Их бин шайзештурмфогель! – повторился вопль, и на страницу легла чёрная тень нетопыриного крыла.        А под гусеницей танка вдруг рванул неизвестно кем и когда установленный фугас, от которого сдетонировал боекомплект. И тишина...

        Очнулся Бадма на охапке свежескошенной травы посреди широкого поля. Слева от него были горы, высокие, упирающиеся в небо белыми вершинами, справа – пологие холмы, покрытые лесом. Под ближайшим холмиком стоял верный танк – обгорелый, без башни, с оторванной правой гусеницей. Вокруг суетились восемьдесят восемь механиков, все до единого в белых комбинезонах, с алмазными гаечными ключами и золотыми маслёнками. Рядом два здоровенных мужика с большими крыльями за спиной грузили в санитарные машины остальных членов экипажа.        – Куда вы их тащите? – Бадма считал себя ответственным за боевых товарищей и был настроен решительно.        – Ясен пень, в рай, – охотно откликнулся один из мужиков.        – А это что?        – То же самое, но с национальным колоритом. Да ты не бойся, командир, ещё увидишься с друзьями. По одному ведомству проходите, хоть и подразделения разные.        – Тогда вот этого не трогайте, он буддист.        Словоохотливый ангел сверился с бумагами:        – Странно... У меня написано – бывший католик.        – Не-е-е, он даже в позе лотоса сидеть умеет.        – Точно?        – Что я, врать буду? – Бадма вспомнил скрюченные от сидения в холодной воде ноги Мосьцицкого и понял, что не кривит душой. – Сам видел.        – Ладно, забирай, – согласился ангел. – Опять что-то в отделе кадров напортачили. Вот здесь распишись.        После того как была поставлена затейливая закорючка и четыре кляксы, Адам открыл глаза.        – Где я? – но, увидев инструмент в руках механиков, сам себе и ответил: – В раю...        Послышался стук копыт, и прямо из воздуха возник всадник на соловом коне. Слева у луки седла висел круглый щит, за спиной виднелся саадак с луком и стрелами, а в правой руке он сжимал кривую саблю. Почему-то с Анненской «клюквой». Бадма сразу узнал его, хотя и ни разу не видел. Ничего удивительного – мало кто может похвастаться личным знакомством с совестью, но, почувствовав однажды её угрызения, каждый определит – она.        – Здравствуй, защитник Шаргай-нойон!        – Здравствуй и ты, воин. Пойдём, я провожу тебя в рай, ибо по делам и награда!        – А здесь?        – И здесь тоже он. Но Небесный Полигон не для людей, а для их верных коней, с честью погибших, но не предавших. Пойдём, воин.        – Постой, Шаргай-нойон, мой боевой товарищ...        – Оставь. Посмотри на него. Неужели ты не видишь – он счастлив. Он нашёл свой рай и в другом месте будет страдать. Пойдём, воин.        – Эх, пошли, однако! – Бадма присел, чтобы перемотать портянки перед дальней дорогой, но тут же вскочил и вытащил из-под обгоревшего комбинезона фуражку. – Я не могу, защитник Шаргай-нойон. Я не выполнил приказ и моё место не там, понимаешь?        – Хаишта, Бадма-мэргэн! И не печалься, ибо смерть твоя была достойной.        – Но дело несделанным...        Всадник нахмурился, собирая морщины на лбу.        – Да, долг превыше всего, – и громко свистнул. Рядом с ним всё так же из воздуха появился ещё один конь – огромный чёрный иноходец под серебряным седлом. – Садись, поехали к начальству, пусть оно решает, однако.

        Небесный дворец поражал красотой и великолепием. Огромная золотая юрта, серебряная коновязь – воплощение мечты кочевника. Только стенд со свежими газетами немного выбивался из общей картины, но не портил её. На перекладине коновязи сидел орёл Ехэ-шубуун, негромко матерясь на всех известные ему языках, и чистил клюв и когти.        – Чего это он? – спросил Бадма у своего провожатого. – Разве можно ругаться в таком месте?        – Мне можно, – ответил орёл. – Проходи, не задерживай. Не создавайте очередь, товарищ.        – Действительно... Если птица говорить умеет, то не стихи же ему рассказывать. Быстро научился?        – Ты к Владыке пришёл или в стол справок? – недовольно проворчал Ехэ. – Надо было, и заговорил.        – У нас в батальоне старшина один есть. Вот это специалист – за два часа даже эстонца обучить русскому языку может.        – Так быстро? – Шаргай-нойон не был специалистом по европейским видам мелкой нечисти, но кое-какие слухи доходили и до него.        – Трибунал, однако, больше времени не давал.        – Молодец. Хорошие у тебя друзья, Бадма-мэрген.        – Кто, эстонцы?        – Нет, я про Трибунал-хана, – Шаргай спешился и показал саблей на открытую дверь. – Заходи, там решат твою судьбу.        Владыка неба патриарх Эсэге-Малан сидел на золотом троне и занимался разбором очередной свары между пятьюдесятью пятью добрыми и сорока четырьмя злыми тенгриями. По уму, конечно, такие вопросы должен решать Гэсэр, но после мерзкого пасквиля, написанного в городе Лукоянове, он отказывался спускаться на землю. Гордый, понимаешь. А видеоконференции же не признавал принципиально.        Появлению Шаргай-нойона и Бадмы патриарх даже обрадовался и прикрыл газетой лежащий на столе ноутбук. Работа подождёт, всё равно то и дело зависает, и пока подойдёт обещанный Николой-бурханом специалист по антишутхэрам, можно спокойно поговорить с достойными людьми.        – Сайн байна, воины! Присаживайтесь к столу, отведайте угощение, выпейте священного напитка, – в голосе Эсэге-Малана вдруг послышалось сомнение. – Или сразу по коньячку?        – Я на службе, Великий, – осторожно напомнил Бадма.        – А я? – внезапно разозлился небесный патриарх. – Работаю днём и ночью, глаз не смыкаю... А дел всё больше и больше. Вот скажи, какому му..., хм... мужественному человеку пришло в голову присоединить к Бурятии ещё и Монголию?        – Так не всю, товарищу Чойбалсану выделено место для проведения Великих Хуралов...        – Ага, под Пекином. И что, мне от этого легче стало?        – Да, но...        – Ладно, забыли, – отмахнулся Владыка Неба. Сзади него появился невысокий стол. – Присаживайтесь, это приказ.        Бадма дисциплину понимал, поэтому не стал спорить. А перекусить и вправду не мешало: после боя у немецкой речки с труднопроизносимым названием было просто некогда. Съеденные же по дороге бутерброды с колбасой из сухого пайка в счёт не шли. Им не сравниться со здешним угощением – позы, истекающие соком, конский урбян, варёное мясо, чаши с молоком и архи...        – Ну, за знакомство! – когда гости чуть перекусили и выпили чашу гостеприимства, Эсэге-Малан первым поднял стакан. – Начнём с главного.        – Разве коньяк главное в нашей жизни? – Бадме случалось раньше мешать пятизвездочный «Арарат» с молочной водкой, а потому представлял завтрашнюю медленную смерть. – Может, без него?        – Причём тут коньяк, воин? О нём ли разговор? Я о жизни вообще, – пояснил патриарх. – Как вы там, в Нижнем Мире? Тучны ли стада, хороши ли овцы и кони? Не идёт ли царь Салтан бусурманить христиан?        – Что?        – Ой, извини, перепутал. Вчера с поэтами... Не обращай внимания.        Бадма и не обращал. Он понимал, что русский Бог на вероисповедание не смотрит, и будь ты хоть трижды Владыкой Неба – припашет работать на благо Родины. И не только христиан, а и чукчей начнёшь защищать от неведомого царя Салтана.        – Овцы и кони сыты, коровы дают белую пищу по доброте твоей и твоих детей, о Великий, – неторопливо, как предписывали обычаи, ответил Бадма и добавил: – Воины храбры, броня крепка и танки наши быстры.        – Крепка, говоришь? – Эсэге-Малан с сомнением посмотрел на прожжённый комбинезон танкиста.        – Правду он говорит, старый, – голос вошедшей в юрту бабушки Манзан-Гурмэ отвлёк патриарха от дальнейших вопросов. – Злые духи сгубили экипаж машины боевой.        – Из наших кто? Убью ханзохынов!        – Не ругайся, людей бы постыдился. И пьёшь с утра.        – У нас всегда утро.        – Тем более. А воина обратно отправь, ему только через семьдесят лет мало-мало помирать. Угробил немецка шулмус хорошего человека, нохоой. Возвращай немедленно на землю, пусть живёт.        – Погоди, жена, не торопись. У меня же отчётность.        – А у него приказ. Забыл, что Яса говорит? А Николе-бурхану сообщишь об ошибке.        – Ага, и опять, как в прошлом году, переходящее Красное Знамя не получим. Кимереть по шести показателям впереди идёт.        – Нечистого духа, которому Гудериан душу продал, предъявишь. Его Ехэ-шубуун поймал. И съел.        – Так чего тогда предъявлять?        – Так не сегодня же? А завтра будет. Тот же самый хуухэ шубуун шаазгай, только сильно бывший в употреблении, однако. У Николы микроскоп есть?        – У Николы всё есть, – кивнул Эсэге-Малан. – Шаргай, пусть Великий Орёл отнесёт воина обратно.        – И танк, – попросил повеселевший Бадма.        – Танк нельзя, он на профилактике. Завтра переправим.        – А мехвода моего?        – Может, тебе ещё взвод добрых тенгриев? И не торгуйся с Владыкой небес!        Божественная Бабушка наклонилась и что-то прошептала мужу на ухо.        – Ладно, тоже завтра. Только учти – инструмент ему не отдадим, пусть своим обходится.        Бадма вспомнил командира ремонтного батальона старшего лейтенанта Рабиновича, с благоговейным ужасом отзывавшегося о предусмотрительной запасливости Адама Мосьцицкого, и улыбнулся:        – Хорошо, о Великий.        – Вот и договорились. Ехэ-шубуун! – раздался хищный клёкот, и в распахнутую дверь золотой юрты просунулась громадная голова Великого Орла. – Отнеси его обратно. И осторожнее, по дороге не помни. Прощай, воин, мы ещё обязательно встретимся. Только сам сюда не торопись.        – А танк? – напомнил Бадма. – У меня приказ.        – Да, – поддержал Шаргай-нойон, – без боевого коня никак.        – Эсэге-Малан посмотрел на орла:        – Ехэ, поможешь? А я тебе разрешу в Нижнем Мире на китайские самолёты охотиться. Что? Договорились, и на английские тоже. Ну всё, летите. Хотя постой, Шаргай что-то хочет сказать.        Нойон отцепил от пояса и отдал Бадме кожаную флягу.        – Держи, пригодиться.        – Это та самая вода?        – Она, – улыбнулся небесный воин. – Раны заживляет, усталость снимет, и для мужской силы самое оно. А теперь иди, товарищ генерал.        – Я старший сержант.        – Иди-иди... И не спорь с теми, кто видит будущее.