Текст книги "Товарищ гвардии король (СИ)"

Автор книги: Владимир Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

        Житие от Гавриила

        Последние приготовления перед выходом. Самые поганые минуты, сглаживаемые проверкой многочисленного вооружения и снаряжения. По мнению Ильи, мы напоминали ему небольшое незаконное бандформирование. Шутник, однако. Тем более он неправ – закон как раз на нашей стороне.        – Готовы? Теперь попрыгать...        – Гиви, а зачем попам рыгать? – неестественно громким голосом спрашивает Израил.        Наивный, думает я не расслышу подозрительное бульканье в карманах его разгрузки. Расслышу, но промолчу. Нельзя подавлять разумную инициативу подчинённых. Лаврентий Павлович тоже молчит. Но он человек аккуратный, и если прихватил что-то сверх нормы, то об этом узнаем, только когда сам покажет. Сказывается ГБ-шное прошлое.        – Жалко, что я с вами не смогу пойти, – вздыхает Илья. – Скучно тут стало, скоро совсем закисну.        – К гуриям сходи, развейся, – советует напарник.        – Да ну их... Всё время одно и тоже. Надоело. Знаешь, только с возрастом начинаешь понимать, что не в женщинах настоящий смысл жизни. В них вообще никогда смысла не было.        – Не переживай, – успокаиваю громовержца, – будет и на твоей улице праздник. А помочь нам и сейчас сможешь.        – Как в прошлый раз?        – Ага, аккумуляторы к порталу прибережём для экстренных случаев, когда ещё подзарядить получится. Бабахнешь туда пару молний?        – Без проблем, – соглашается Илья. – Только гроза в сентябре не будет выглядеть слишком странно?        Я пожал плечами:        – Если не сезон, то могу оплатить сверхурочную работу.        – Да иди ты со своей оплатой, – обиделся пророк. – Куда высаживаться будете?        – Где-нибудь поближе к Баварии. Лучше в горах.        – Зачем?        Хороший вопрос. Мы вчера весь вечер его решали. Израил предлагал десантироваться в районе Конотопа, что на первый взгляд выглядело вполне логично. Благодаря умело запущенной три года назад дезинформации именно в тех местах нас и искали в первую очередь. Поэтому появление из ниоткуда троих вооружённых до зубов личностей удивления не вызовет. А если что, так всё равно лишних вопросов не зададут. На конотопском направлении работают самые надёжные и молчаливые люди.        Но Лаврентий Павлович предложил другой вариант. По его мнению, будет по меньшей мере странно, если такая сверхсоветская организация, как наша, не заинтересуется большой европейской войной. И мы непременно должны сначала засветиться там, на фронтах, прежде чем объявиться в Москве. Это, кстати, мне самому больше понравилось. Гораздо лучше для самочувствия совершать подвиги, чем заниматься политикой. Только боюсь, на этот раз от неё точно не отвертеться. А как не хочется, боже ты мой!        Илья всё ещё смотрел вопросительно.        – Понимаешь, ведь там война.        – А, решили начать с самого вкусного, не оставляя на десерт?        – Ну, что-то вроде этого.        – Счастливцы, – пророк вздохнул и кивнул в сторону Врат. – Пойдём?        Опасается Илюшенька. В прошлый раз, когда мы тайком от всех уходили в экспедицию по спасению Такса, он открыл переход между мирами прямо из отдельного кабинета ресторана «У Агасфера». Старый скряга потом стребовал с нас такую сумму... А там, между прочим, ещё что-то целое оставалось. И где в жизни и после неё справедливость? Говорил я тогда – нужно в «Веселого шушпанчика». Не послушали.        И на этот раз не стал спорить. Ну хочется ему покомандовать на прощание, так почему не доставить маленькую радость хорошему товарищу. Чай не переломимся.        У самых райских Врат царила обычная суета – длинные очереди у окошек регистрации, толчея у рамки металлодетектора, ровное гудение автоматических счётчиков грехов, патруль херувимов с семарглами на поводках. А снаружи тишина. Если не брать во внимание того, что два дюжих ангела деловито метелили какого-то длинноволосого бородача в вышитой голубыми петухами рубахе. Апостол Пётр, сидящий на лавочке, позвякивал связкой ключей в такт равномерным ударам и лениво давал советы подчинённым. При виде нас он привстал и вежливо поздоровался:        – Доброго утра, многоуважаемые коллеги.        Я с удовольствием прожал протянутую руку. Уважаю рыбаков. А каких мы с ним осетров в Волге ловили в прошлый отпуск! Киты, не осетры. И если бы не торопились на Куликово поле...        – И тебе поздорову, Симон Ионович. Развлекаешься потихоньку?        – Ну какие тут развлечения, Гавриил Родионович, – отмахнулся Пётр. – Чистая профилактика. Восьмой раз наглеца выкидываем, а он всё равно пролезть пытается.        – А кто таков? – равнодушно поинтересовался Илья.        – Да как раз по твоей епархии проходит. Из этих, из язычников.        – Да ну? – громовержец подвинул ангелов в сторону и перевернул ногой лежащего на траве нарушителя. – Нет, не похож. Жидковат для перунова воинства, мои покрепче были. Нешто самозванец?        – Разве я говорю о ранешних? Это неоязычник, но невинноубиенный.        – Кем?        – Тобой.        Илья почесал в затылке и хмыкнул:        – Это не тот ли самый, что во время прошлой грозы в чистом поле Перуна призывал?        – Он, – подтвердил Пётр. – А ты не помнишь? Опять был пьян и куражился?        – Ты что, Ионыч, как можно? На этот раз в порядке самодурственной олигархии. А чего? Он звал, я пришёл.        – Жестокий ты, Илюшенька.        – С какой это стати? – удивился пророк. – Он сам виноват. Неужели в школе на уроках природоведения не усвоил? Там объясняют. Прогульщик, наверное?        – Угу, – апостол вытащил из-под лавочки включённый ноутбук и сосредоточенно застучал по клавишам. – Сейчас я ему карму подправлю.        – Не проще весь файл потереть?        – Проще. Но не так интересно.        Илья присел рядом, заглянул в экран и удивлённо присвистнул:        – Ну ни хрена себе...        – А ты как думал?        – Коллектив-то у них вроде мужской. Откуда свальному греху взяться?        – Это они так тебе молятся.        – Чего? Вот сука! Мои ребята жизнь отдавали, а эти жопу... Что значит, стой? Я сейчас эту скотину форматировать буду!        Мы дружно бросились держать громовержца, уже вытащившего откуда-то из-за спины огромную, переливающуюся злыми огнями, секиру. Конечно, он в своём праве, но если бабахнет здесь, то от Врат останутся в лучшем случае дымящиеся головешки. А оно нам надо, чтобы в рай беспрепятственно пролезало всякое недоразумение, вроде этого бородача? Хорошо представляю особенности родной бюрократии и готов спорить на месячный оклад, что восстановят их не раньше чем через полгода. И то если за наш счёт.        – Илья, не заводись, – Лаврентий Павлович поправил пенсне и смахнул с разгрузки невидимую пылинку. – Мы пойдём другим путём.        – Без пролития крови? – с надеждой спросил пророк, в глубине души всегда восхищавшийся методами работы НКВД.        – Почти, – кивнул Берия. – Симон Ионович, разрешите воспользоваться вашим компьютером?        – Да, конечно, – согласился апостол, уступая место на лавочке.        – Спасибо, – Лаврентий присел, положил ноутбук на колени и быстро-быстро застучал по клавиатуре. Добрая усмешка нашего опричника не сулила клиенту ничего хорошего. – Готово!        Толстый волосатый палец ударил в «ENTER», послышался громкий хлопок, и ощутимо потянуло холодом. Так всегда бывает при использовании технологии внутриатомной перестройки, более известной как «эффект Канны Галилейской». А перед нами вдруг появилась здоровенная пупырчатая жаба с крохотной, прикрученной ржавым саморезом прямо к голове, короной.        – Мы рождены, чтоб сказку сделать былью! – торжественно провозгласил Берия и сильно пнул уродливое земноводное.        От удара бедная животина пролетела метров пятнадцать, потом упала и заскользила по траве дальше. Вот она с треском вломилась в колючие кусты, ещё со времён сотворения мира растущие по краю седьмого неба, чуть зависла в воздухе, потеряв скорость, и рухнула вниз. Изя прислушался к удаляющемуся жалобному кваканью и спросил:        – Не разобьётся?        – Нет, – успокоил Лаврентий Павлович. – Там дополнительной опцией тормозной парашют. Новая конструкция.        – Так это что теперь, он так и будет по болотам скакать, пока какой-нибудь царевич не поцелует? – в глазах у Ильи-пророка читалось явное неудовольствие. – Гуманисты вы все. Секирой-то понадёжнее.        – Я так подозреваю, что не совсем поцелуй нужен, – Израил вопросительно посмотрел на Палыча и, дождавшись утвердительного знака, склонился к уху громовержца.        Сначала тот слушал с некоторым недоверием, но потом заржал и уточнил:        – Таки непременно зоофилы нужны?

        Ладно, порезвились и хватит. Прямо как дети малые. Хотя для небольшой разрядки перед сложным заданием весьма полезно бывает прибить пару-тройку грешников. Помогает при переходе. И для повышения уровня святости не повредит... Видимо, мои подчинённые считали так же, потому что начали оглядываться по сторонам в поисках новых жертв. Пришлось напомнить о дисциплине и воззвать к совести. К большому удивлению подействовал последний, самый сомнительный на мой взгляд, аргумент. Да, не только хороший коньяк меняется с годами в лучшую сторону.        – Илья, готов?        – Как пионер! – пророк достал из кармана небольшой артефакт, подозрительно похожий на брелок от автомобильной сигнализации. – На счёт «три» открываю портал. Один, два, три... Поехали!        От грохота немного заложило уши. Вниз протянулись две ветвистые молнии, оставив после себя светящиеся следы. Первым в переход ступил Израил, потом Лаврентий Павлович. Я, как и положено настоящему полководцу, десантировался последним. Как оказалось – зря.        Вместо ожидаемой мягкой травы альпийских лугов под ногами меня ударило обо что-то твёрдое сразу всем организмом. Ох, больно-то как! Больно, но патриотично, так как кровавые сопли из разбитого носа красивой кляксой разлетелись по здоровенной красной звезде. Это всё, что удалось разглядеть сквозь сыплющиеся из глаз искры.        – Держи его, Палыч, сейчас нае... Держи, падает! – голос Изи был едва слышен из-за свиста ветра в полуоглохших ушах. – И хвост хватай! Отваливается!        Странно... Что там напарнику мерещится? У меня хвоста нет, у Лаврентия тем более. Это про кого? Куда мы попали? Если к вероятному противнику, то живым не дамся. Где гранаты? И почему падаем? Осторожно отклеиваю лицо от гордого символа любимой Родины. Ой, мамочка родная, которой у меня никогда не было! Оказывается, я лежу на крыле самолёта, и только автоматный ствол, пробивший фанеру, зацепился как якорь и не даёт упасть вниз. А где все?        Ага, вижу. Лаврентий Палыч сидит задом наперёд и пытается удержать руками теряющий куски обшивки стабилизатор, а Изя впереди – упёрся плечом, стараясь поменять курс падающей машины. Откуда она взялась в нашем портале? Чудеса или банальная контрреволюция? В смысле – диверсия. Неважно, размышлять на отвлечённые темы уже некогда. Осторожно, но очень быстро пробираюсь к напарнику, цепляясь практически за воздух, и тоже присоединяюсь к спасательным работам.        Самолётик несколько раз пытался сорваться в штопор, но мы не позволили. А вот когда нас на бешеной скорости стали обгонять перелётные птицы, мои нервы не выдержали.        – Изя, я, конечно, не сатрап и самодур, чтобы давить разумную инициативу подчинённых, но ответь на один вопрос... Тебе непременно нужно лететь вперёд?        – Да, там километров через сорок должен быть аэродром. Долетим, командир! – по лицу Израила стекали крупные капли пота, что, впрочем, не убавляло энтузиазма.        – А вниз?        – Что вниз? – не понял напарник. – Нельзя, разобьём машину.        – С высоты полутора метров?        Напарник опустил голову и задумчиво посмотрел на траву, уже достававшую до поплавков гидросамолёта. Потом сказал:        – Да, действительно, немецкие аэродромы мне никогда не нравились. Ну их на фиг...

        Трёх часов нам вполне хватило, чтобы разобраться в сложившейся ситуации. Уютно потрескивал костерок, над которым Чкалов повесил котелок с водой, а запасливый Рубинштейн пытался приготовить ужин из случайно завалявшихся в его вещмешке продуктов. Абрам уверял, что трёх килограммов гречки, куска копчёного сала размером пятьдесят на пятьдесят сантиметром и восьми банок тушёнки вполне хватит заморить червячка. Наш человек! Ага, ничто так не сближает людей, как совместная трапеза. Кроме выпивки, конечно. Я не человек, но против предложения перекусить не возражал.        – Что будем делать с бароном? – прошептал мне на ухо Израил, отмахиваясь рукой от дыма. – Валерий Павлович говорит, что он уже пять часов в сознание не приходил.        – Он уже король.        – Кто, Чкалов? – не понял напарник.        – Он лётчик. А ты – дурак! Я про фон Такса.        – Теперь понял. Только как его отсюда вытаскивать будем?        Вопрос хороший, жалко что ответа не знаю. Можно, конечно, попытаться просто перенести в ближайший госпиталь, но, насколько помню, аварийный канал телепортации переместит туда, куда живым людям вход строго воспрещён. Рано ему на тот свет. А другие способы приведут к аналогичному результату, только более болезненно. Как ни осторожничай, но... Что архангелу здорово, то немцу смерть. Хотя и обрусел фон Такс до неузнаваемости, только рисковать не стоит.        – Резать будем! – принял я волевое решение.        – Кого? – Абрам выронил ложку и побледнел. – Командира?        – Кого надо, того и будем! И не лезь не в своё дело! – пришлось прикрикнуть на Рубинштейна. – Лаврентий Павлович, ты готов?        – А почему сразу я? – возмутился Берия. – На вашей совести, Гавриил Родионович, народу побольше будет.        – И что?        – Ну как же? Вам привычнее. Или Изяславу Родионовичу поручите, – по предварительной договорённости мы перешли на земные имена и звания. – Пусть Раевский фон Такса добивает.        – Кто говорит о добивании? Операцию делать будете.        – Нашими методами? – Лаврентий Павлович достал из кармана очередной приборчик.        – Погоди, – вмешался Изя. – Это же для экстренных случаев.        – А сейчас какой? Не бойся – тридцать лет гарантии.        – Вот и я про то. Сейчас фон Таксу чуть больше тридцати, а в шестьдесят два нога и отвалится.        – Да? Не знал.        – Конечно, производители никогда не предупреждают о побочных эффектах. Так что готовься.        – Но почему я?        – Потому что интеллигент.        – Чего? – рука Лаврентия Павловича потянулась к лежащему на траве автомату.        На подчинённых пришлось слегка прикрикнуть:        – Тихо, товарищи генералы!        В наступившей тишине вдруг послышался треск кустов и незнакомый голос:        – А старшим сержантам можно громко, однако?        – Кто здесь? – Берия клацнул затвором. – Выходи, стрелять буду!        – Тогда не выйду, товарищ генерал-майор, – но, противореча словам, над зарослями показался плохо различимая в вечернем сумраке фигура. – Зачем стрелять? Бадма не белка, однако.        При ближайшем рассмотрении незваный гость оказался танкистом. Во всяком случае, на это указывал промасленный и прожжённый в нескольких местах комбинезон, а также шлемофон, зачем-то отороченный лисьим мехом. И ещё были у незнакомца узкие глаза, высокие скулы, нос кнопочкой и круглое лицо, наводившее на мысль, что родители при его зачатии слишком долго глядели на луну.        – Танкист? – уточнил Раевский.        – Так точно! Старший сержант Бадма Долбаев!        – А где танк?        – Там! – закопчённый палец ткнул в звёзды над головой. – На благословенном небесном полигоне, где текут соляровые реки, боекомплект никогда не кончается и каждую ночь приходят семьдесят семь опытных механиков с золотыми маслёнками.        – Подбили?        – Угу, совсем сожгли, – старший сержант грустно кивнул и заметил лежащего на носилках фон Такса. – Что, совсем дохлый?        – Нет, живой ещё.        – Лечить надо, однако.        – Надо, – согласился Израил. – Только некому.        Долбаев, укоризненно покачав головой, достал из-за пазухи смятую немецкую фуражку и баранью лопатку, хранящую следы острых зубов.        – Добрых духов подманивать надо. Завтра как новый будет.        – Думаешь, поможет?        – А то нет... В моём стаде ещё ни один бык не подох! Водка есть?        – Есть.        – Чуть побрызгаем. Тогда жить будет.

        Глава шестая

        Кажется, чего-то удостоен,        Награждён,        И назван молодцом.        Владимир Высоцкий.

        За три дня до описываемых событий.

        – Ой, перемать, мани падме хум, Никола Угодник-даа... Однако головой думать надо, хундэтэ нухэрнууд!        Как всегда в минуты душевного волнения командир танка СМ-1К под номером пятьдесят два Бадма Иринчинович Долбаев заменил в своей речи не совсем цензурные выражения призывами всех святых и словами родного языка. Впрочем, переводить их с бурятского явно не стоило. Но материться при подчинённых – моветон. Особенно сейчас, когда кругом сам виноват. Зачем нужно было торопиться из рембата? Кровь потомственного потрясателя вселенной взыграла – боялся, что не достанется воинской славы, достойной двадцати поколений великих предков. И вот, как говорится, сам себе тынык хороший. Слава где-то там, а приключения на задницу – вот они.        Радовало только то, что танк вернули родной. А вот экипаж... Ребятам ещё долго по госпиталям валяться, пришлось брать, что дали. Пятый интернационал, прости, Никола-даа, за грубое слово. А чего, нормально? Мехвод из бывших поляков по национальности, только год как литвином стал, стрелок-радист – откуда-то с Кавказа, башнёр – немец. Кроме командира из русских только наводчик – Кямиль Джафаров. Хорошая фамилия, в Казани у многих такие.        Их бы всех погонять недельку-другую на предмет боевого слаживания, и цены бы экипажу не было. Но времени как всегда не хватило. И вот опять не повезло, мени нухэрнууд!        Танк попал в засаду по пути из рембата в родной полк. Гудериановские артиллеристы сначала влепили из своей сволочной пушки бронебойный снаряд прямо под погон башни, вторым разбили гусеницу, и вот уже минут двадцать колотили болванками по броне, отчего машина вздрагивала, а в ушах долго звенело. Механик-водитель крепко приложился лбом и громко выругался по-польски.        – Адам! – прикрикнул на него командир. – Оштрафую. Как тебе не стыдно говорить на языке тех, кто тебя же и угнетал тысячу лет?        – Я немного помоложе буду, – ефрейтор Мосьцицкий осторожно потрогал шишку. – Меня только двадцать лет угнетали. Виноват, товарищ старший сержант, исправлюсь.        – То-то же... – Бадма одобрительно похлопал ногой по погону сидящего ниже мехвода и спросил: – Слушай, Адам, а у тебя орден Красной Звезды за что?        – За новую Конституцию, товарищ командир.        Это говорило Долбаеву о многом. У самого два «Красных Знамени» за второй кавказский рейд и Туркестанскую операцию. На человека, получившего боевую награду в мирное время, можно было положиться полностью вне зависимости от происхождения. И, что не могло не радовать, таких людей в Советской Армии становилось всё больше и больше. Особенно после событий прошлого года, когда таившаяся гидра контрреволюции подняла голову и показала свой звериный оскал.        Во время обсуждения Проекта новой Конституции, планировавшего упразднение большинства из имеющихся в СССР союзных республик, замаскировавшиеся во власти буржуазно-феодальные недобитки пытались проявить недовольство центральной властью и поговаривали даже о выходе из Союза. Попытки развалить державу были жёстко пресечены со всей пролетарской ненавистью Особым Миротворческим Корпусом под командованием архиепископа генерал-майора Воротникова. А на месте бывших республик образованы несколько новых областей: Северо-Кавказская с центром в Кизляре, Батумская, включившая в свой состав территории Грузии, Армении и Азербайджана, а также Прикаспийская область, состоявшая из большей части Туркмении и Казахстана. Остатки среднеазиатских республик вошли в Алма-Атинский автономный район. Узбекистан, как главный поставщик хлопка, имел особый статус с прямым подчинением Ивановскому тресту хлопчатобумажной промышленности.        – Батоно сэржант! – Долбаева отвлёк стрелок-радист. – Нэмцы лезут. Чито дэлать?        – Стреляй, Церетели.        – А нэчим. Пулемёт асмолкамы разбило.        – Вот немецка шутхэр, – пробормотал Бадма и покосился на башнёра. – Это не тебе.        – Ничего страшного, герр командир, – Клаус Зигби оскалился в злой усмешке. – Я баварец.        – Тогда заряжай.        – Фугасный?        – А без разницы. Кямиль, ты чего-нибудь видишь?        – Вижу. Какая-то сволочь на пушке сидит.        – Может, Мюнхгаузен? – предположил начитанный механик-водитель.        – Ядро ждёт?        – Не знаю. Но просто так никто не полезет.        – Отставить разговоры! – вмешался Бадма. – Адам, короткую!        – Так уже полчаса стоим, – удивился команде Мосьцицкий.        – Что ты можешь понимать в ритуалах, европеец, элго, – проворчал Долбаев. – Огонь!        Бабахнуло стопятидесятимиллиметровое орудие производства Ворсменского завода медицинских инструментов, и сразу же заворчала автоматическая система принудительного вентилирования. Наводчик оторвался от прицела и радостно крикнул:        – Есть один шайтан!        – Куда попали?        – Нет, верхолаз с пушки упал.        Бадма брезгливо поморщился. Ему уже приходилось видеть результаты подобных экспериментов. То, что осталось от немца, можно было сворачивать в трубочку – шкурка целая, а внутри жидкий кисель. Мечта таксидермиста.        – Не получился, значит, из него Мюнхгаузен.        – О, я-я, герр старший сержант, – согласился Клаус Зигби. – Во всей Германии может быть только один настоящий барон. Это Его Величество король Эммануил Людвиг фон Такс!        – Вах, как сказал! – восхитился стрелок-радист. – Настоящий тост! За короля нэпрэмэнно нужно випить!        – Размечтался, – усмехнулся командир. – Сейчас гансы, однако, придут и нальют. Тебе гильза вместо стакана подойдёт?        – Да я..., – начал было Церетели.        Договорить ему не дали – раздался громкий стук чего-то металлического по броне.        – Вот видишь? Уже пришли. Сиди, я сам открою.

        Обер-лейтенант Эрих Руммениге в бессильной ярости , внешне проявившейся в гримасе, от которой треснул монокль, повернулся к артиллеристам. Они стояли по стойке смирно и виновато поедали глазами начальство. Расстрелять бы мерзавцев, но из всей дивизии «Великая Богемия» его высокопревосходительства герцога Гейнца Гудериана осталась пара батальонов, и народу катастрофически не хватало. Приходится терпеть даже этих болванов, которые не могут уничтожить единственный русский танк. К тому же уже подбитый. И не оправдание, что в наличии было всего двенадцать бронебойных снарядов. Двумя попали, а где остальные?        – Герр обер-лейтенант...        – Молчать! Швайне и шайзе! Вы что, хотите попасть на беседу к гауптману Айсману? Я вас спрашиваю. Молчать!        Артиллеристы побледнели и пригорюнились. Командир фольксштурмгруппы, незаметно как прибравший к рукам внутреннюю безопасность в дивизии, был фигурой зловещей и бескомпромиссной. Ему не объяснить, что русский танк неожиданно оказался неуязвимым. Ведь панцеркампфвагены тевтонбургского курфюрста пробивались насквозь даже шрапнелью, поставленной на удар. Айсман заявит о полной неспособности славянских варваров создать что-либо подобное, а тем более превосходящее. И после получасовой лекции о непобедимости германского сумрачного гения последует расстрел. Других приговоров он не выносил        – Герр обер-лейтенант, может быть, стоит подорвать русских гранатами? – осмелился предложить фельдфебель с усиками а-ля фюрер, вышедшими из моды ещё в тридцать третьем году.        – Вы болван, Кребс! – взорвался Руммениге. – У нас две недели как кончились гранаты.        – Тогда облить бензином и поджечь, – не унимался артиллерист, которому явно не хотелось познакомиться поближе с командиром фольксштурмгруппы.        – Дас ист фантастиш! – ещё громче рявкнул офицер. – Вы сказочник, фельдфебель. Где мы возьмём бензин, если наш тягач ездит на дизельном топливе?        – А...        – Молчать! Я буду связываться с командованием. Радиста ко мне. Бегом!        Бегом не получилось. Более того, выяснилось, что обер-лейтенанту самому придётся идти, так как брошенный на дерево тросик антенны не позволял принести рацию на позицию. Руммениге опять крепко выругался, упомянув тойфеля и думпкопфов в различных комбинациях, и с крайне недовольным видом спустился в оборудованный для радиста окопчик.        – Вызовите штаб герцога, гефрайтер.        – Уже готово, герр обер-лейтенант, – услужливо протянутая трубка была предварительно протёрта белоснежным платочком, неведомо каким образом сохранившим невиданную на войне чистоту.        – Штандартенфюрер Вагнер слушает, – голос начальника штаба дивизии заставил Эриха вздрогнуть.        Он не ожидал, что такой занятой человек заинтересуется делами простого обер-лейтенанта. И как собеседник герр Вагнер ничуть не лучше того самого Айсмана. Хотя от СС во всей Германии осталось всего ничего – две пехотных роты у Гудериана и, по слухам, около взвода у пфальцграфа Ганноверского, но жуткая слава сохранилась. Особенно после штурма и последовавшей за ним показательной зачистки Бремена. Тогда, собственно, эсэсовец и примкнул к дивизии «Великая Богемия». Что ему ещё оставалось делать, если даже у отмороженной на всю голову Кильской вольницы адмирала Деница на Вагнера имелся большой зуб и тщательно намыленная верёвка?        – Докладывает обер-лейтенант Руммениге, герр штандартенфюрер! Веду бой с тремя батальонами русских танков в районе моста через Циммерманбрюккенстром. Срочно требуется подкрепление!        – Какие, к чёрту, подкрепления? – начальник штаба был раздражён. – Их нет, держитесь, геноссе. Дойчланд надеется на вас.        – Мы постараемся, герр штандартенфюрер! Уже отбиты шесть атак. Потери противника составили пятьдесят, нет, семьдесят танков и до двух рот живой силы!        – Да?        – Так точно! К сожалению, русским удалось эвакуировать подбитую технику и трупы. За исключением одного.        – Трупа?        – Никак нет, танка.        – Это замечательно, мальчик мой, – обрадовался в трубке Вагнер. – Постарайтесь взять в плен хоть одного русского танкиста, и можете обмывать сразу майорские погоны. Да, и ещё... Поздравляю вас с награждением Железным Крестом.        – Слава великому Гудериану! – Руммениге щёлкнул каблуками, чтобы грозному начальнику штаба были слышны радость и служебное рвение подчинённого.        Обер-лейтенант вернул трубку радисту и опять мысленно выругался: – «Старый скупердяй! Да пусть повесит себе этот крест на задницу!» По-своему Эрих был прав – описанный им подвиг тянул не на какую-то там висюльку, которых в штабе лежало ровно четыре ящика, а гораздо выше. По меньшей мере на две бутылки шнапса и килограмм шпика. А тут крест. Тьфу! Его же кушать не будешь, и даже не обменяешь на что-нибудь съедобное.        – Гефрайтер, вызовите сюда Кребса.        Появившийся артиллерист явился точно через минуту и замер в ожидании дальнейших распоряжений.        – Итак, фельдфебель, вам даётся шанс реабилитироваться.        – Яволь, герр обер-лейтенант.        – Берите своих болванов и захватите экипаж танка в плен.        – Каким образом, герр...        – Молчать! Исполнять! Через час русские должны быть здесь!        – Они не успеют, герр обер-лейтенант. Там ремонта не меньше трёх часов. Мы должны им помочь?        – Думпкопф! Вы должны притащить их сюда! Уточняю – связанных и без танка. Понятно?        – Яволь, герр обер-лейтенант. Разрешите исполнять?        – Проваливайте, Кребс.        Фельдфебель козырнул, чётко развернулся, щёлкнув каблуками, и только тогда позволил себе усмешку. «Ещё неясно чья голова глупее», – подумал он. – «Не видать тебе пленных, как своих ушей. Приведу сразу в штаб, и господин штандартенфюрер обрадуется. Дохлую кошку тебе в карман, павлин надутый.»        Для себя Кребс уже всё придумал. Во время последнего рейда его расчёт изрядно поживился в развалинах уничтоженного вместе с персоналом госпиталя одного мятежного городка. Удалось найти несколько стеклянных ёмкостей со спиртом, вполне приличным, только пришлось выкинуть оттуда непонятно как попавших змей, лягушек, чьи-то неприглядного вида почки... А ещё три литра глюкозы и большую бутылку с хлороформом. Поначалу её содержимое тоже приняли за выпивку, но когда при дегустации трое уснули и не проснулись, фельдфебель конфисковал ценный препарат. И как раз сейчас намеревался его использовать в качестве вундерваффе.

        Штрафники-артиллеристы осторожно ползли к русскому танку.        – Фердинанд, залезешь наверх и бросишь им в ствол вот эту бутылку.        – Почему я, господин фельдфебель?        – Потому что ты не начальник, это во-первых. А во-вторых, у меня есть галета и немного порошка от насекомых. Награда достойная, как думаешь?        Солдат ожесточённо почесался:        – Галета моя. А к соседям в своих подштанниках я уже привык.        Спрятавшийся за высокой травой Кребс издалека наблюдал за Фердинандом Левински, пробирающимся к танку с тыла. Сам фельдфебель решил не рисковать – мало ли сколько пулемётов наставили русские на своего монстра. Но вот солдат беспрепятственно дополз и вскарабкался на моторный отсек. Оттуда, стараясь не стучать подкованными ботинками, вскарабкался на башню и встал на маску пушки, балансируя подобно канатоходцу. Но зажатая в правой руке бутылка с хлороформом постоянно перевешивала, потому солдату пришлось сесть на ствол верхом и передвигаться по нему при помощи энергичных подёргиваний задницей. Со стороны всё выглядело весьма эротично, особенно принимая во внимание длину и внушительный калибр орудия.        – Как бабуин в Берлинском зоопарке до войны, – коротко хохотнул кто-то из артиллеристов.        Фельдфебель не глядя ткнул кулаком в нарушителя дисциплины. Ничего позорящего честь немецкого солдата он не увидел. Пусть похоже на обезьяну... И что? Покойный доктор Геббельс, отправленный в прошлом году Манштейном-отступником на костёр по обвинению в колдовстве, в своих речах рассказывал о древности арийской расы, и если храбрый воин прикоснётся ненадолго с самым истокам, изначальному, к прародителям...        – Молчать, болваны! – Кребс непроизвольно процитировал обер-лейтенанта. – Русские могут услышать.        Сглазил, как есть сглазил. Неожиданно танк выстрелил, и Левински пропал из поля зрения. Откуда-то издалека донёсся грохот разорвавшегося снаряда, и над лесом взлетели подозрительные обломки досок и брёвен. Жалко что герр Руммениге находится немного в стороне – русский фугас не самый плохой подарок для надоевшего командира. И приказ бы сам собой отменился. И сейчас фельдфебель задумчиво чесал затылок, размышляя над порядком дальнейших действий.        «Айне колонне марширен, цвайне колонне марширен... Нет, не то. Что делать? Усыпить не получилось, может, попробовать переговоры?»        – Кто знает их язык? Ламм, ты, кажется?        – Совсем чуть-чуть, герр фельдфебель. В плену с нами разговаривали мало, я запомнил только часто повторяющиеся слова.        – Наплевать, пошли. Для разговоров с дикарями большой словарный запас не нужен. – Кребс решительно встал. – Какими бы они ни были варварами, но от разумных предложений отказаться не должны.        Через пару минут расхрабрившийся фельдфебель колотил по броне прикладом своего карабина.        – Какого хрена, твою мать? – донеслось в ответ.        – Они спрашивают про урожай овощей в огороде вашей матушки, – перевёл Ламм. – Вежливые. А вы говорите – варвары.        – Притворяются. А ну-ка предложи им сдаться.        Переводчик ещё раз постучал и крикнул:        – Рус Иван, сдавайся!        – А ху-ху не хо-хо? – донеслось в ответ из приоткрывшегося командирского люка.        – Что они говорят?        – Не понял, герр фельдфебель, – пожал плечами Ламм и повторил: – Рус Иван, сдавайся!        Наверху раздался металлический лязг, и над башней появилась луноликая физиономия:        – Однако, рус Иван нет. Бурят Бадмашка надо?        От неожиданности и испуга у Кребса подкосились ноги. Генетический ужас цивилизованного европейца вздыбил волосы вдоль хребта, а его (ужаса, разумеется) причина ласково смотрела узкими глазами и укоризненно качала головой.        – Ты баран, да? Сколько можно повторять – бурят надо?        Из необъятных глубин русского танка донёсся восторженный вопль:        – Гидэ барашик, камандыр? Шашлик дэлать будим, люля-кибаб дэлать будим, палчыки аблызывать будим! – вслед за воплем открылся ещё один люк и показалась небритая физиономия стрелка-радиста. – Гидэ барашик, камандыр?        – Герр фельдфебель, – стуча зубами перевёл рядовой Ламм, – они хотят нас съесть. Предварительно облизав пальцы.        – Нам? – Кребс икнул и посмотрел на свою грязную ладонь.        – Ну не себе же? – солдат спрятал руки за спину.        – А зачем?        – Не знаю. Видимо таковы варварские обычаи.        Фельдфебель мысленно простонал, проклиная обер-лейтенанта Руммениге, пославшего на такое самоубийственное задание. Какие, к тойфелям, русские?! Бежать, срочно бежать... Топот за спиной доказал, что не только в командирскую голову приходят умные мысли. Но автоматная очередь и последующая за ней команда лишили надежды на спасение хоть кого-нибудь из расчёта.        – Хальт, хара мангыт!        Кребс послушно вскочил, выполняя приказ, и осторожно оглянулся. Видимо странный человек с узкими глазами стрелял поверх голов, так как застывшие в самых причудливых позах артиллеристы были живы. Хочет сделать запасы продовольствия? Скорее всего, потому что в азиатский гуманизм фельдфебель не верил, а слово «человеколюбие» и сам полагал чисто гастрономическим термином.        – Вы куда собрались, однако? – удивился Бадма неожиданной резвости гостей. – Не видишь – танк лечить надо? Арбайтен, понимаешь?        – Арбайтен? – немец с готовностью ухватился за знакомое слово.        – Натюрлихь! – блеснул эрудицией танкист. – Представляешь, какие-то шутхэры гусеницу порвали. Ремонтировать поможешь? Или боишься лишний раз задницей пошевелить?        – Просят помочь, – опять перевёл Ламм. – Иначе обещают порвать задницу шевелящимися гусеницами.        – Это как?        – Не могу знать, герр фельдфебель. Да и не хочу узнавать. Может, отремонтируем?