Текст книги "Товарищ гвардии король (СИ)"

Автор книги: Владимир Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

   Глава десятая

        Искажено пространство, место, время.        Бомжей в подъезде примешь за волхвов.        – Шолом алейхем, как погода в Вифлееме?        Что нужно вам в стране бессонных свистунов?        Тимур Шаов.

        Осень 36-го. Где-то в Италии.

        Сержант Адам Мосьцицкий страдал. Внешне это не было заметно, но внутри... Душу не грели даже два новых ордена, торжественно вручённых перед строем батальона не далее как вчера. Вроде всё хорошо – майор Карасс подписал приказ о направлении его, Адама, на учёбу в Канское танковое училище. Но что-то не так. И назначение командиром экипажа вместо уехавшего жениться Бадмы Долбаева не уменьшило грусти и не убавило печали. СМ-1К уверенно шёл от победы к победе, соляра, снаряды и запчасти доставлялись вовремя, начальство не баловало излишним вниманием – но этого было мало.        Адам помнил ослепительно синее небо, белые комбинезоны, алмазный блеск ключей 24*32, драку с Шаргай-нойоном, не желавшим отдавать остальных боевых товарищей. И последовавшую за дракой примирительную пьянку, во время которой удалось уговорить небесного воина посодействовать возвращению радиста, башнёра и наводчика в обмен на три будущих победы, совершённых во славу Эсэге-Малана.        Да что три, Мосьцицкий отдал бы и больше, если бы не боялся невольно нарушить какие-нибудь правила буддизма, в который его записал командир. Записал, но так и не успел ничего толком объяснить. А сам бывший поляк не знал. Пожалуй, кроме того, что в настоящем буддизме нет немцев, да странную фразу «обманем падла ху...». Ну, вы поняли. Общеупотребительные ругательства, услышанные от Бадмы, в счёт не шли.        Узнать больше было не от кого и негде – Италия пребывала в вопиющей дикости. Соборы есть, аббаты, лаццарони, берсальеры, макароны, а толку нет. Гнусная страна. В библиотеках же и книжных магазинах, когда он требовал книги о своей новой вере, его в лучшем случае не понимали, а в худшем – предлагали купить «Камасутру» на итальянском с цветными иллюстрациями. Рай, кусочек которого Адаму показали, и в который теперь стремилась душа, отодвигался в необозримое будущее по причине непонимания пути к нему.        – Пся крев, ягоды мать! Что делать?        – О чём это ты? – заинтересовался Шалва Церетели, после путешествия на тот свет неожиданно утративший свой акцент. – Вино пить будешь?        – Какое ещё вино?        – Вах! Конечно дрянное, другого тут нет. Дикари! Но мы возьмём количеством, – радист постучал по броне. – Кямиль, достань командиру пару бутылок. Нет, давай четыре, за Бадму пить будем. А ты, Адам, не переживай – вот вернётся он, и поедешь в своё училище.        – Вот только как бы поздно не было.        – Зачем так говоришь? – Церетели ловко и привычно орудовал вытащенным из-за голенища штопором. – На наш век врагов хватит.        Из открытого люка показалась голова башнёра Клауса Зигби:        – Шалва, хватит квасить, твой ящик заговорил. Отвечать сам будешь или мне послать?        Радист недовольно выругался по-грузински, но полез в танк. Через минуту послышался его возмущённый вопль:        – Ты кого бараном назвал? Да за такие слова... Что? Какие баре? Зарежу, слушай. Князья Церетели самого пролетарского происхождения. Что? По буквам скажешь? Борис, Антон, Роман, Ирина... Слушай, уважаемый, зачем девушек так мало? Что? А теперь ты принимай... Три, запятая, четырнадцать, Зина, Даша, Юля, Катя. Как понял? Что? Вано, придурок, пешком дойди и скажи, да? Или так крикни. Тебе зачем рация, если через два танка стоишь?        – Чего там, Шалва? – окликнул радиста Адам.        – Обзываются, товарищ командир. Сначала бараном, потом барином...        Сержант удивлённо посмотрел в сторону машины комбата, стаявшей метров за двадцать в сторону. Не в обычаях лейтенанта Быстрицкого настолько тактично отзываться о подчинённых. Обычно все было гораздо грубее, но честнее. А тут что-то завуалированное и непонятное.        – Слушай, Церетели, это точно не итальянцы хулиганили?        – Да я это, Адам, – раздался голос за спиной Мосьцицкого.        Он резко обернулся. Действительно, командир батальона прибыл собственной персоной. Да не один, а в сопровождении целого генерал-майора, одетого в пятнистую, как у пограничников, форму. И откуда ему взяться, в смысле – генералу, если даже комбриг ходит в звании майора, и на всю Баварскую армию только один полковник? Да и тот король. Не иначе как из Москвы проверяющий. Наверняка и всенепременнейше с чрезвычайными полномочиями. Они это любят – чем дальше от фронта, тем больше полномочий. Нарисовавшийся в воображении Адама портрет московского гостя портил только автомат, висевший на плече с такой непринуждённостью, которая вырабатывается только годами привычки...        – Экипаж, смирно! – скомандовал Мосьцицкий.        В ответ раздалось несколько гулких ударов по броне и довольно эмоциональные возгласы. Видимо сидящие в танке товарищи машинально выполнили команду.        – Вольно, сержант, – незнакомый генерал улыбнулся Адаму и неожиданно подмигнул. – Ты как насчёт этого дела?        Опешивший от начальственной фамильярности танкист растерянно икнул и, вопреки команде, вытянулся ещё больше:        – Как прикажете, товарищ генерал-майор! Но хочу предупредить, что с женщинами на войне некоторая напряжённость. Нету их совсем, если честно сказать.        Лейтенант Быстрицкий за генеральской спиной заметно спал с лица и погрозил кулаком. Видя командирское негодование, даже гнев, Адам поспешил поправиться:        – Не то чтобы совсем нет, товарищ генерал-майор, но санинструкторов на всех не хватает. Может, товарищ лейтенант свою Зосю уступит?        – Кому?        – Вам.        – Погоди, сержант, я разве спрашивал о бабах?        Мосьцицкий молчал, лихорадочно перебирая варианты ответов. Их было всего два, и оба чреваты...        – Хотя, – высокий гость чему-то усмехнулся, – ты прав. Не о войне же говорить.        – Извините, товарищ генерал-майор, – лейтенант Быстрицкий сменил цвет лица с бледно-зелёного на нежно-розовый. – Сержант неправильно вас понял. Мой радист всё точно передал.        – Вах! – возмутился из танка Шалва Церетели. – Какой он радист, да? Этот болван даже жестяным рупором пользоваться не умеет.        – Я папрашу-у-у! – комбат повысил голос.        – А не надо просить, да? Зачем трофейный «Телефункен» поставил? Красиво лампочками мигает, да? В десяти метрах ничего не слышно.        – Я тебя сейчас...        – Отставить, лейтенант, – вмешался генерал. – Можете быть свободны, я сам переговорю с экипажем.        – Но товарищ Карасс приказал...        – Мне?!        – Извините, но...        – Идите, лейтенант, – на губах начальства опять промелькнула улыбка. – И на самом деле – смените рацию, а то мы с вами всю тактику к бабам сведём.

        Житие от Израила.

        Красота-то какая, люди добрые! Нет, я не о природе, хотя и она в южной Италии очень даже ничего. Свобода – вот истинное наслаждение для понимающего человека. От чего угодно, хоть от постоянной опеки вышестоящего начальства, как вот у меня. И пользуюсь моментом.        Так уж получилось, что почётную миссию по освобождению донельзя угнетённых народов Европы приходится нести в гордом одиночестве. Фон Такс не в счёт – это его повседневная работа и обязанность. Гаврила с Лаврентием заняты другими делами. Один осматривает северные рубежи на предмет их расширения (ага, именно так и выразился – на предмет), другой же закопался в библиотеках, заканчивая очередную диссертацию. Ватиканские архивариусы взвыли, когда товарищ Берия появился в их хранилищах в сопровождении колонны грузовиков. И чего переживают? Вернёт Палыч книги... Пусть не сразу и не все, но вернёт. Наверное... Или нет. Но согласитесь, что ему нужнее? Диссертация – это не баловство.        Да, чуть не забыл... Муссолини мы в Риме поймать не успели, убежал. А местный король интереса не вызвал. Майор Карасс, как человек образованный, назвал его унылое величество тенью отца Гамлета. Спорить не буду, но комбриг, скорее всего, неправ. Того, помнится, ядом в ухо отравили, а этого... Срамота, а не король. Предлагал, кстати, Роману Григорьевичу корону. Зря Рома отказался. Понимаю, мечты и всё такое прочее, но чем хуже солнечная Италия? Нет, товарищ Карасс оставался непреклонен – обещанная фон Таксом Голштиния ждала своего хозяина.        А я бы взял, да. Только вот не даёт никто. Жадные все, что ли? Или их Гавриил Родионович предупредил? Он может. И постоянно просит обойтись без фанатизма. К чему бы это? Ну, какой из меня фанатик, а? Всё от доброты душевной страдаю. И ради чего? На прошлой неделе вот Венецию спас. Частично. Да чуть ли не каждый день кого-нибудь спасаю, аж надоело, право слово. Устал...        Вот выполню просьбу шефа, и в отпуск попрошусь. А хочется, на самом деле хочется забыть про все дела и просто прогуляться по улице, улыбаясь прохожим. По Пелл-Мелл, по Пиккадили... Высекая искры из брусчатки подкованными сапогами и разворачивая мостовую танковыми траками. Ой, вот видите? Даже отдых мерещится с уклоном в милитаризм. Извините, товарищи, окружающая обстановка так подействовала.        Вам приходилось бывать во Втором Краснознамённом, имени Георгия Победоносца, бронетанковом полку? Нет? Зря, очень рекомендую. Сюда я заехал ещё вчера, но процедура знакомства с командиром славных танкистов несколько затянулась, и все вопросы пришлось оставить на утро. Уважаю баварское гостеприимство. А с рассветом, примерно около полудня, наскоро позавтракал и пошёл на встречу с лучшим экипажем, порекомендованным капитаном Туробовым. Андрей Владимирович прав, действительно орлы! И никакого показного героизма – простые русские парни с самыми что ни на есть славянскими физиономиями и фамилиями. Пардон, товарищи, ошибся... Вот фамилии как раз и подкачали. Хотя приходилось слышать и более странные. Того же Лаврентия Павловича взять... Или Эрнста Теодоровича Кренкеля.        Впрочем, это не главное. Другое я чувствую при взгляде на ребят – не подведут. Бабу вместе с конём из горящей избы вынесут, если Родина прикажет. Тем более, если попросит. А мне и нужна-то совсем малая малость, которую и за службу грешно считать. За подвиг, да, за подвиг можно.

        Три дня спустя. Где-то в южной Италии.

        Танки пылили по обочине, ломая кусты и придорожные кафе. Древняя Виа Наполи выдержала когда-то тяжёлую поступь римских легионеров, недавно стерпела пробежку стремительно отступавших итальянцев, но на сорокатонные машины была явно не рассчитана. Десант на броне сдержанно матерился, нехорошо поминая всех императоров начиная с Юлия Цезаря. Досталось и генерал-майору Раевскому, запретившему вырвавшимся вперёд танкистам уродовать дорогу, по которой ещё предстояло идти пехоте.        – Адам, слева проверь, – послышался в наушниках голос лейтенанта Быстрицкого.        – Что там? – переспросил сержант.        – В Сан-Джироламо внеплановый дым. Что-то горит, но наших там ещё нет, – пояснил комбат. – Непорядок. Сорок восьмой, давай за семидесяткой, прикроешь...        – Есть, – одновременно с Адамом ответил командир танка номер сорок восемь, и две машины свернули в сторону видневшихся вдалеке черепичных крыш, над которыми действительно поднимались клубы белого дыма.        Дорогу на этот раз не жалели, и минут через десять были уже на месте. Горел небольшой двухэтажный дом на площади, а собравшаяся на зрелище толпа вместо тушения пожара занималась чем-то непонятным, но подозрительным. Особенно странно выглядела сложенная в художественном беспорядке поленница у подножия высокого столба, на котором верёвками и кандалами была надёжно зафиксирована древняя, лет сорока на вид, женщина. Она активно мотала всклокоченной головой и наверняка хотела что-то сказать, но мешал торчащий изо рта кляп. На шее старухи висела табличка, видимо сорванная с двери дома «Helen Blawoter – Budda Huan-In Europa» Вокруг приготовленного костра хищно нарезал круги католический священник с крестом в одной руке и факелом в другой. Его губы знакомо шевелились, и смотревший сквозь прицел Мосьцицкий вздрогнул от узнавания. Вот также когда-то старенькая мама варила куриные яйца на завтрак юному Адаму, отмеряя время чтением «Pater Noster». Два раза – всмятку, три – в мешочек, и пять – вкрутую. О, Будда всемилостивый, а эти что задумали?        Церетели разделял опасения командира, причём более обоснованно. Совсем недавно в полк пришли посылки, собранные советскими пионерами для воюющих за счастье народное добровольцев, и Шалве досталась книга прогрессивного пролетарского писателя Джека Лондона с красочными иллюстрациями. К большому сожалению, на якутском языке, но даже картинок хватило, чтобы храбрый грузин впечатлился ужасами жизни на страшных Соломоновых островах. И сегодняшнее действо ему напомнило...        – Командир, это людоеды! – закричал стрелок-радист. Сейчас женщину кушать будут. Вот и Кука точно так съели.        – Быть не может, – усомнился Мосьцицкий. – Всё же Европа.        – И что? Голод сильней культуры и воспитания. Сам посмотри – рты разинули, слюни пускают, за главным кулинаром наблюдают. Даже грохот нашего танка не услышали.        – Может это город глухих?        – Нет, командир, – Клаус Зигби, который получил в подарок трёхтомник Луи Буссенара, тоже считал себя знатоком. – Их колдун зельем опоил. Ну что, осколочным долбанём?        – Погоди...        – Чего годить-то? Поджигает же, сволочь.        – Шалва, дай очередь поверх голов, – отдал команду Адам.        Обрадованный приказом Церетели высунулся по пояс из люка и с удовольствием бабахнул из счетверённой зенитной установки по окошкам на противоположной стороне площади. Через пару секунд к нему присоединился пулемёт второго танка, хлестнувший очередью по крышам. Толпа ахнула, потом послышались отдельные женские визги, быстро переросшие в единый вопль ужаса, и плотная народная масса как-то очень быстро и незаметно исчезла, оставив на мостовой потерянные шляпы, ботинки, зонты, четыре ручных гранаты и блюдо с дымящимися спагетти. Столб с привязанной жертвой сразу стал выглядеть одиноко и сиротливо. Только распластанный падре, ушибленный осыпавшейся черепицей, составлял ему компанию. Да ещё факел, закатившийся под политые маслом дрова.        – Сгорит ведь дура! – как настоящий мужчина Церетели не мог допустить бесполезной гибели практически ничейной женщины и выскочил на броню.        – Отвяжи её, мы прикроем, – запоздало крикнул ему в спину Клаус Зигби, высунувшийся с крупнокалиберным «Ворошиловцем» в руках.        Шалва забрался на загоревшиеся уже дрова, распихивая поленья, перерезал верёвки выхваченным из-за голенища кинжалом, схватил даму в районе бывшей талии и спрыгнул на камни площади. Выглянувший Адам скривился и прикрыл глаза, не в силах смотреть на душераздирающую картину.        – Ты же ей руки оторвёшь, придурок! – рявкнул на радиста Клаус.        Действительно, в порыве благородного человеколюбия Церетели совсем позабыл про кандалы, и теперь висел над костром в интересном виде – от резкого рывка Шалва сместился чуть ниже и уже упирался носом в места, природой для носа совсем не предназначенные. Упасть им обоим не давала цепь, идущая от кандалов к верхушке столба.        – Держись, товарищ! – Зигби прицелился и дал короткую очередь.        Радист, так и не выпустив спасённую из рук, приземлился прямо на лежащего падре.        – И что с ней делать дальше?        – Да чего хочешь, – хохотнул башнёр. – Вы неплохо смотритесь.        – Ну уж нет! – Шалва поднялся сам и с размаху поставил женщину на ноги, отчего жалобно звякнули обрывки цепей. – Шалва такое уже не хочет! Вах!        Адам пришёл в себя от столь кошмарного зрелища и предложил:        – Так оставь её здесь, и поехали! Что с ней сделается? Или совсем одичал в Европах, что на иностранных старух потянуло?        Лицо женщины исказилось гримасой страха, сине-стальные глаза под густой копной нечесаных чёрных волос блеснули ужасом и она что-то замычала сквозь кляп.        – Вытащить? – предложил радист.        – А толку? Ты итальянский знаешь?        – Только одно слово, да и то про пиявку... Ладно, разберёмся как-нибудь, – Шалва выдернул здоровенный ком изжёванной бумаги, затыкавший рот спасённой жертвы. – Ву компрене муа, мадам? Нет, ни хрена не понимает, кошёлка старая.        – Я вечно молодая, о доблестные махаратхи! – неожиданно на чистом русском языке возгласила (именно так, причём на редкость противным, дребезжащим голосом) дама. – Махатмы Гималаев, куда я заглядывала проездом из Туле в Шамбалу, прислали мне в последнем откровении вещее слово! Слово о том, что Будда Гуан-Инь Европы будет спасена от смертельной опасности потомком Прометея, который также скиф арийского происхождения! И вот оно, свершилось предначертанное в карме! Да очистятся ваши чакры, герой!        – Во как чешет, – восхитился Церетели.        – Погоди, не перебивай её, – попросил Адам, из всего малопонятного словесного потока вычленивший слово «Будда». – Мадам, вы что-то знаете о Будде?        – О, юный кшатрий, я знаю всё! Вплоть до тысяча двадцати рекомендованных им способах восхождения по нефритовому столпу и игре на яшмовой флейте. Ибо я есть воплощение его трансцендентальной сущности в этой кальпе, выпавшее из колеса Сансары для достижения состояния Бодхисаттвы в момент окончания Калиюги!        – Так, пока достаточно... Мадам, мы покидаем этот негостеприимный к освободителям город и просим вас составить нам компанию.        – Я не прошу, – буркнул себе под нос Церетели. Его больше заботили пострадавшие от огня новые сапоги.        – Не слушайте его, сударыня, – Мосьцицкий сделал галантный жест. – Вечером я хочу расспросить вас о буддизме более подробно.        – Благодарю, о юный кшатрий, и с радостью взойду на эту железную колесницу, несомненно, напоминающую вайманы наших предков, – глаза женщины увлажнились, став похожими на коровьи, и бесцельно блуждали, пока взгляд не зацепился за разгоревшийся во всю мощь костёр. – Нет, только не мои творения!        В огне весело полыхали многочисленные брошюрки, видимо брошенные на растопку. Хелен Блаувотер бросилась из спасать, вытаскивая голыми руками и затаптывая языки пламени.        – Адам, столько бумаги в танк не влезет, – забеспокоился Клаус Зигби. – Шалва, тащи старуху сюда!        Под одобряющие возгласы всего экипажа Церетели опять ухватил даму за следы талии и подбросил вверх, где её принял башнёр. Следом радист швырнул несколько спасённых книг. Мосьцицкий совсем было приготовился спихнуть их ногой с брони, но вовремя вспомнил рассказы Бадмы Долбаева о тяжёлой жизни в степи, где сжечь или выкинуть бумагу считается чуть ли не грехом. Только фашисты на такое способны. Вот так присядешь однажды подумать о бренности бытия, а потом нечем... Ну, вы понимаете? И лопухи в степи не растут.        Удовлетворённая спасением части своих трудов мадам изволила проследовать в башню танка, где села в странную на взгляд Адама позу.        – Вах, удобная женщина, – мнение Церетели временно изменилось. – Сидит, молчит, много места не занимает. Что она там спасла? Командир, можно посмотрю, интересно, да?        Мосьцицкий задумался. С одной стороны, книги и ученье вообще – свет, но с другой стороны... Без одобрения полкового батюшки лейтенанта Фролова как бы не было грехом. С третьей, а вдруг там действительно что-то интересное? Как это говорил Бадма: – «Однако, ши тынык Адам, истина где-то рядом»        Благочестивые размышления прервал неугомонный радист:        – Э-э-э, командир, да? А я и не знал, что женщин ещё и так можно, Вах! – Шалва бегло пролистывал спасённую литературу. – Приеду в Тифлис, пойду к своей Сулико, обязательно попробуем!        – Зачем ждать, о могучий воин? – нарушила сосредоточенное молчание Хелен Блаувотер. – Я хоть сейчас готова подробно всё объяснить и показать на практике.        В ответ раздался поистине львиный рык и громкий лязг ударов по броне, который издавал кинжал удерживаемого всем экипажем Церетели.        – Я её зарежу, да! – всхлипывал в истерике радист. – У меня Сулико, а она... А эта лет на двести меня старше, да... Дайте зарежу!        – Возьми себя в руки, Шалва, – строго произнёс Адам. – Ты же коммунист.        – Давно? – недоверчиво переспросил Церетели.        – Только что, – подтвердил командир. – Так что изволь соответствовать.        – Хорошо. Тогда дайте застрелю.

        "Краткая историческая справка.

        Хелен Блаувотер (Helen Blawoter) (Елена Блаувотер) , 1890-1952г.г.        Родилась в Царицыне (Сталинград) в семье чиновника департамента юстиции. Отец – надворный советник Кранк Теодор Адольфович, мать – Кранк Вера Андреевна (урождённая Недудыхатко). С детства, в силу недоношенности, одарена странными психическими способностями. Отмечались отчётливые отклонения в развитии – частые галлюцинации, лунатизм, разговоры с невидимыми духами. В более зрелой юности – приступы нимфомании и вакхической необузданности. Раннее детство Елены прошло в Саратове, в семье дяди, владельца магазина «Золотые огни»        В шестнадцать лет выдаёт себя замуж за сына английского посланника в России сэра Джона Реджинальда Блаувотера (John R. Blawoter, 1885-1922г.г.), после чего с мужем отправляется в Индию. Во время восстания раджпутов (1920-1922г.г.) сэр Джон был затоптан гопорскими буйволами, а сама Елена укушена ядовитой змеёй в мягкую часть тела, благодаря чему обретает просветление и бъявляет себя земным вопрощением Будды. Тогда же встречается с так называемым учителем Камасутры Шри Свами Бронхопоттамди (1833-1942г.г.), и становится его последовательницей до конца жизни.        1923-1936г.г. – проживает в Европе, работает над книгами. Изданы: «Путь махатм по Изювань Гуан-Инь» («Лембиздат» 1928г), «протоколы Гималайских мудрецов» («Лембиздат» 1933г.), «Сокрытое откровение цветка лотоса в позе фикуса Сва Пракшаланы в свете видения Инь и Янь» («Лембиздат» 1934г.)        С 1934 по 1936 год. – проживает в Сан-Джироламо, пригороде Барии, в Италии, где содержит Дом Просвещения на Пути Камасутры «Budda Huan-In Europe» Однако в конце 1936 года, после серьёзных трений на религиозной почве с местными жителями вынуждена покинуть город с войсками Баварского королевства. В составе Второго Краснознамённого, имени Георгия Победоносца полка принимала участие в пленении так называемого «дуче итальянского народа» Бенито Муссолини. По некоторым неподтверждённым данным именно её подвижничество на пути просветления привело к кончине диктатора от желудочных колик и диареи.        В 1937 году представлена руководству СССР. После предания анафеме патриархом – выслана из станы.        1937-1951г.г. – жизнь в Мексике. Награждена ореном «Святого Антония неискусимого» за предполагаемое доведение до инфаркта некоего Л.Троцкого.        1951г. – встреча с Х.К.Костанадо (см. Иван Карпович Кистенёв, 1901-1962г.г.)        Умерла предположительно в 1952 году во время экспедиции по притокам Амазонки. По легенде – проглочена анакондой.

        «Врагов знайте в лицо» – Справочник Нижегородского Имперского исторического общества. 2058 год"