Текст книги "Социальная философия (Учебник)"
Автор книги: Владимир Барулин
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 50 страниц)
2 "Человек... главным же образом благодаря тому, что его самосознание постигает себя как свободное, он вступает во владение собою и становится собственностью себя самого и по отношению к другим. Это вступление во владение представляет собою, наоборот, также и осуществление, превращение в действительность того, что он есть по своему понятию (как возможность, способность, задаток), благодаря чему оно также только теперь полагается как то, что принадлежит ему, а также только теперь полагается как предмет и различается от простого самосознания, благодаря чему оно делается способным получить вещи". (Гегель Г. Соч. Т. 7. С. 81).
Вместе с тем частная собственность преломляется во внутреннем мире человека значительной напряженностью, если можно так выразиться, непрерывным беспокойством. Ведь частная собственность – это не просто владение вещами как таковыми. Эти вещи должны сохраняться, а не разрушаться, они должны социально функционировать, только тогда они имеют какой-то смысл для субъекта собственности. А это сохранение, функционирование объектов собственности не осуществляется само по себе, оно требует непрерывных и разнообразных усилий, контроля, непрерывного наблюдения и т.д. Все это преломляется в определенном непрерывном ощущении ответственности, заботы. Человек как бы постоянно несет это бремя. Если же учесть, что частная собственность динамична, что она функционирует в бурном море экономических противостояний, где позиции собственности непрерывно меняются, часто попадая в критические фазы, то ясно, что это ощущение ответственности, заботы представляет собой значительную степень напряженности в духовном мире. Так что частная собственность не только порождает определенную устойчивость духовного мира человека, но и ощущение тревоги, в определенной мере зыбкости бытия.
Отношение частной собственности порождает в духовном мире человека определенную мотивационную интенцию. Суть ее заключается в том, что частный собственник мотивирует свои действия и поступки с целью организации наиболее выгодного, эффективного функционирования своей частной собственности. Иначе говоря, мотивы действий человека, помимо творческих импульсов самореализации, включают в себя и мотивы наиболее оптимального функционирования собственности [1]. Точно так же и собственность на свою рабочую силу предполагает определенную интенцию на то, как наиболее выгодно реализовать, продать ее, обеспечить стабильность этой реализации. Человечески-рефлексированный момент отношения частной собственности является обязательным компонентом частнособственнического отношения вообще. Без него не существует частная собственность ни как субъектно-объектное, ни как субъектно-субъектное отношение. Эти три грани взаимопронизывают, взаимообусловливают друг друга. Конечно, в конкретно-историческом развитии и функционировании частной собственности в зависимости от различных обстоятельств нет абсолютной гармонии, синхронности этих трех граней собственности, какая-то одна может на том или ином этапе отставать, другие – лидировать. Но при любом варианте все эти стороны неразрывны, они функционируют лишь вместе.
1 См., напр.: Зомбарт В. Буржуа. М., 1944.
В заключение этого ракурса в область теоретического понимания частной собственности выделим, пожалуй, главное, что нас интересует. Суть этого главного: частная собственность и собственность вообще человечески личностна. Это не чисто деперсонализированная экономическая реальность, не чисто юридически-правовая норма, а прежде всего характеристика человека, его типа, его человечески-личностных, человеческих отношений и черт [1].
Н.А. Бердяев справедливо писал, что "в собственности есть онтологическое зерно, она имеет связь с самим принципом личности" [2].
1 "Проблема частной собственности отнюдь не сводится к тому, какие именно внешние вещи находятся у людей во внешнем распоряжении и при том, у каких именно людей... Частная собственность связана с человеческою природою, с телесным и душевным устройством человека, с жизнью человеческого инстинкта, с теми внутренними мотивами, которые заставляют человека трудиться над внешними вещами и строить хозяйство. Эти внутренние мотивы, эти инстинктивные побуждения к труду нельзя "разрушать" или "отменять" безнаказанно" (Ильин И.А. О частной собственности//Русская философия собственности XVIII-XX вв. СПб., 1993. С. 123-124).
2 Бердяев И.А. О назначении человека. Мир философии. М., 1991. Т, 2. С. 230. См. также у Гольбаха: "Собственность имеет свою основу в человеческой природе" (Гольбах П. Избр. произв. М., 1963. Т. 2. С. 120).
Попутно отметим, что, по нашему мнению, общественная и государственная собственность в том виде, в каком они имеют рациональный смысл, также в основе своей есть производное частно-личностной собственности, собственности отдельного человека. Они и функционируют постольку, поскольку в них содержится этот индивидуально-человеческий момент. Поэтому исходным при анализе частной собственности, как и собственности вообще, должно быть констатирование человека, индивида как субъекта собственности.
Относительно собственности нам бы хотелось отметить, что в нашей литературе, в особенности социально-философской, слабо учитывается момент становления, развития собственности, наличия в этом процессе различных фаз. О частной собственности пишут иногда так, что можно подумать, что собственность рабовладельца, феодала, владельца капитала – это одна и та же собственность. Но это – разные стадии вызревания частной собственности, разные ее модификации.
Частнособственническое отношение человека и вещи в том виде, как мы ее здесь описываем, сформировалось в Европе после господства сословно-корпоративных традиционных обществ. Естественно, возникает вопрос: могла ли эта собственность сформироваться прежде? На этот вопрос следует ответить отрицательно.
У раба, конечно, было определенное отношение к орудиям и средствам производства, но это отношение носило производственно-функциональный характер, определяющийся чисто производственно-технологическими взаимосвязями самого производственного процесса. Отношения собственности здесь и близко не было. Это было, скорее, проявление своеобразной антисобственности, такой связи, которая в условиях общей принадлежности раба и средств труда рабовладельцу ничего, кроме отталкивания раба от средств труда, произвести не могла. В феодальном обществе крестьянин имел жилье, продукты, определенные орудия и средства труда, землю. Понятно, он находился в определенном отношении к ним. Это была потребительская, производственно-функциональная связь, она детерминировалась определенными производственными задачами. Вещи, предметы в определенном смысле принадлежали крестьянину, он ими распоряжался. Но было ли это в полной мере отношением частной собственности? Думается, что однозначно положительно ответить на этот вопрос нельзя. Крестьянин жил и трудился в рамках определенной сословно-политической зависимости, в рамках определенной территории, в условиях общины, личной зависимости. Мог ли он в этих условиях использовать возможности модифицировать свое отношение к вещам, средствам труда для утверждения самого себя, для изменения своего статуса в обществе, отношений с другими людьми? Конечно же, не мог. Он был настолько спаян со своими вещно-предметными условиями бытия, что никакая его отстраненность от этих условий была невозможна, следовательно, и никаких возможностей для маневра по отношению к этим условиям у него не было. И если в жизни у него обстоятельства складывались так, что он отрывался от этих условий, то у него оставался один путь вернуться в нормальную колею жизни – снова каким-то образом срастись с новыми (аналогичными) условиями, т.е. снова превратиться в некий комплекс "человек-дом", "человек-орудие труда", "человек-рабочий скот". Ибо без них он – ничто. Крестьянская собственность на орудия и средства труда не была еще свободна от человечески-вещного синкретизма, и она еще не была в полном смысле частной собственностью и собственностью вообще, это была своеобразная полусобственность.
Что же касается отношения раба, крестьянина к своим производственно-созидательным способностям, то оно не приобрело еще характера того экономически рефлексироваиного отношения, которое характерно для наемного работника товарно-рыночного производства. Собственно, раб, крепостной и их производственные способности – это было экономически одно неразделимое целое, они к своим способностям никак не относились, ибо эти способности были они сами. Вряд ли в экономическом смысле можно говорить о рабочей силе раба, крестьянина.
Точно так же можно сказать, что и собственность господствующих классов этого историко-экономического этапа также не была, если можно так выразиться, рафинированной частной собственностью.
К примеру, феодал, конечно, был собственником своего поместья, своих земель, крестьян и т.д. Но собственность эта – особого рода. Она была неотделима от феодальных, сословно-корпоративных привилегий, от связи с вышестоящим феодалом, включая монарха. Только в рамках этих связей отношение феодала к объектам своего владения выступало как собственность. А это означает, что для феодала его отношение к собственности не является, так сказать, "чистым". Не эта собственность как таковая, вернее, не только и не главным образом она была его основной жизненной опорой, не в ориентации главным образом на нее он выстраивал свою основную линию жизненного поведения, изначальным и главным для него было занятие определенного места в сословно-политическом устройстве общества. А уж на этой базе и формировалось его отношение к собственности, которая была своего рода дополнением, обрамлением его социально-политического статуса. С еще большим основанием сказанное относится к рабовладельцам, которые и были-то рабовладельцами лишь как члены официального государства, общины.
Таким образом, вся совокупность предыдущих условий личной зависимости еще не позволяла отношениям частной собственности развиться в чистом виде. Отношения собственности были вмонтированы как в чисто производственно-технологические отношения, так и в целый набор социально-политических ограничений и регламентации, сращивались со множеством иных отношений человека и вещей. Эта вмонтированность, опосредованность, сращенность приводили к тому, что отношения собственности носили неразвитый характер.
Можно высказать предположение, что те формы частной собственности, которые существовали в докапиталистических системах, – это своего рода предсобственность. В этом смысле становление и развитие отношения частной собственности, связанные с товарно-денежной, рыночной экономикой, есть становление отношения собственности, собственнического отношения вообще. Ибо если мы не можем в полной мере характеризовать как собственнические отношения феодального этапа, то с еще большим недоверием мы должны относиться к так называемой общественной собственности первобытности; тут мотив собственности не только не имел большого значения в жизнедеятельности человека, но едва ли был слышен вообще. В этом плане вся эволюция экономического субъекта до утверждения товарно-денежных отношеняй – это вызревание собственности, обретение ею статуса самостоятельного и мощного детерминанта человеческой деятельности. Человек развивался от несобственности, через синкрети-чески-смазанные формы собственности, к частной собственности, к собственности как таковой.
Как мы полагаем, именно вызревание отношения частной собственности, которое предполагает конституирование принципиально нового типа отношения человека к веши, другим людям, в зависимости от отношения к вещам, отношения человека к самому себе, и является по сути той экономической базой, которая и обусловливает социальное вычленение человека как индивида.
В этом развитие частнособственнических капиталистических товарно-денежных отношений в обществе знаменует собой кардинальные изменения. Развитие частной собственности как своеобразной социально-экономической укорененности индивида, развитие нового типа разделения труда, денежно-рыночных отношений с многообразными контактами, союзами и противостоянием субъектов, изменение самого самосознания субъектов собственности – эти и множество других социально-экономических перемен привели к тому, что на авансцену социально-экономической жизни вышел человек именно как индивид, как субъект с присущими ему личными чертами инициативности, энергичности, изобретательности, ответственности и т.д.
5. Диалектика необходимости и свободы общественного труда
Удовлетворение материальных потребностей как всеобщая основа необходимости трудовой деятельности людей. Движущей силой любой человеческой деятельности является удовлетворение определенных потребностей.
Структура человеческих потребностей представляет собой явление чрезвычайно сложное. Она включает в себя потребность в материальных благах, общении, семейной жизни, воспитании детей, познании, наслаждении прекрасным, в самовыражении и т.д. Вместе с тем система потребностей человека никогда не была чем-то застывшим и неизменным. Напротив, здесь наблюдается исключительный динамизм. Но как бы ни усложнялась, ни развивалась система потребностей, материальные потребности всегда и везде играли основополагающую роль во всей системе потребностей человека, а их удовлетворение всегда носило определяющий характер.
Констатируя важность, первостепенность материальных потребностей людей, социальная философия одновременно подчеркивает, что они не могут быть удовлетворены просто за счет присвоения готовых продуктов природы. Если животное, удовлетворяя свои потребности, выступает, по выражению К. Маркса, как "потребитель природного пирога", то человек, имея более сложные "человеческие" материальные потребности, нуждается в переработке природного вещества, в приспособлении его к своим потребностям. "Животное, – писал К. Маркс, – правда, тоже производит. Оно строит себе гнездо или жилище, как это делает пчела, бобр, муравей и т.д. Но животное производит лишь то, в чем непосредственно нуждается оно само или его детеныш; оно производит односторонне, тогда как человек производит универсально; оно производит лишь под властью непосредственной физической потребности, между тем как человек производит, даже будучи свободным от человеческой потребности, и в истинном смысле слова только тогда и производит, когда он свободен от нее; животное производит только самого себя, тогда как человек воспроизводит всю природу; продукт животного непосредственным образом связан с его физическим организмом, тогда как человек свободно противостоит своему продукту. Животное строит только сообразно мерке и потребностям того вида, к которому оно принадлежит, тогда как человек умеет производить по меркам любого вида и всюду он умеет прилагать к предмету присущую мерку; в силу этого человек строит также и по законам красоты. Поэтому именно в переработке предметного мира человек впервые действительно утверждает себя как родовое существо" [1].
Эти исключительно глубокие по содержанию и яркие по форме слова К. Маркса делают понятным и объяснимым и ту общественную детерминанту, которая вызвала к жизни сложную социально-организованную систему трудовой деятельности общества. Только благодаря этой объективно существующей и развивающейся системе возможно удовлетворение жизненно важных материальных потребностей людей. Сложившись, эта система действует непрерывно. Она в этом отношении не зависит ни от каких исторических ситуаций и метаморфоз, а выступает как самая глубокая константа общественной жизни [2].
1 Маркс К. Из ранних произведений. С. 586.
2 "Производство, – подчеркивал К. Маркс. – есть действительно исходный пункт, а поэтому также и господствующий момент" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. I. С. 33).
Каждый день, каждый час определенное количество людей должно заниматься материально-предметной деятельностью, трудом, "воевать" с природой, превращать ее вещество в "потребительные стоимости", материальные блага. Конечно, реальный объем живой человеческой массы, отдаваемой обществом этому процессу материально-предметной трудовой деятельности, исторически варьируется. Но эти исторические модификации отнюдь не отменяют указанной необходимости, а скорее оттеняют, больше подчеркивают ее. Они показывают, что всегда и везде в общественном распоряжении своими человеческими трудовыми ресурсами есть некий предел, который не дано ему переходить. В этом смысле мы можем говорить о том, что требование материально-предметной трудовой деятельности людей для общества выступает в виде некоторого императива, непреложного закона. Это – сила, воздействующая на общество и заставляющая его подчиниться своим требованиям. Вся категоричность, однозначность этого требования наиболее отчетливо проявляется применительно к обществу в целом. Именно в этом масштабе, на этом уровне абстрагирования обнаруживается совершенно однозначная, не допускающая никаких вариантов зависимость общества от требования в трудовой деятельности.
Если же речь идет о группах людей, классах, занятых материально-производственной деятельностью в конкретных исторических условиях, то для них собственная жизненная дорога, которая приводит их к материально-производственной трудовой деятельности, отсюда не всегда выглядит как прямое выражение необходимости в обеспечении жизни общества. Здесь, в этой области, имеется свой богатый мир причин, факторов, побуждений, мотивов. Так, для одних классов причиной, побуждающей к трудовой деятельности, выступает жесткая сила диктата эксплуататорских классов, захвативших господствующие позиции в экономике. Для других классов как будто вообще нет никакого давления, а есть просто выбор трудовой материальной деятельности, результат которого якобы мог бы быть и иным.
Но как внешне ни не похожи друг на друга эти две линии детерминации всеобщая жесткая, однозначная необходимость для общества в целом в трудовой материально-предметной деятельности и многообразие причин, факторов, побуждающих конкретные классы к трудовой деятельности, – отрывать их друг от друга нельзя. Ибо всеобщая необходимость для общества в трудовой деятельности людей как раз и проявляется в исторически сменяющихся формах, побуждающих те или иные группы, классы вступить в процесс трудовой деятельности. Формы эти меняются, и для общества, находящегося на той или иной ступени развития, изменение это очень важно; оно дается борьбой, усилиями, жертвами. Но сама общественная потребность, чтобы люди трудились, остается, она не сходит с исторической арены со сменой той или иной формы, причины и т.д., а продолжает жить, модифицируясь в новой, исторически конкретной форме вовлечения, побуждения людей к труду.
Точно так же общественная необходимость трудовой деятельности проявляется и в трудовой деятельности индивидов со всем многообразием их индивидуальных стимулов, мотивов труда. Конкретно-индивидуальный Иванов, Петров, Сидоров может в зависимости от конкретных условий, особенностей его индивидуальной биографии включиться или не включиться в систему трудовой материально-предметной деятельности. В этом смысле само включение отдельного индивида случайно и ничего не меняет в общем механизме обеспечения жизни общества материально-производственной деятельностью людей. Но все Ивановы, петровы, Сидоровы не могут не включаться в материально-предметную трудовую деятельность, они вынуждены, должны это делать. И в этом смысле процесс включения в трудовую материально-предметную деятельность любого индивида, независимо от того, какие конкретные причины его к этому привели, независимо от того, что он сам думает по этому поводу, суть выражение общественной необходимости. В самой глубинной основе любого индивидуального акта трудовой материально-предметной деятельности лежат общественная необходимость, общественная закономерность со всей непреложностью и однозначностью своих требований. Случайность же индивидуального пути и трудовой деятельности есть не что иное, как выражение, проявление, дополнение этой общественной необходимости.
Таким образом, необходимость удовлетворения материальных потребностей общества выступает самой глубокой детерминантой материально-производственной деятельности людей. Детерминанта эта является и всеобщеисторической, и универсально-социологической по своему действию и характеру. Правда, эта детерминанта применительно к разным эпохам, разным массивам людей, отдельным индивидам проявляется в бесконечном множестве модификаций. Но в этих модификациях всеобщая сущность детерминанты не только не теряется, но, напротив, еще более раскрывается как всеобщесущностная характеристика человеческой деятельности [1].
1 Гегель писал: "Существуют известные всеобщие потребности, как, например, потребность в еде, питье, одежде и т.д., и всецело зависит от случайных обстоятельств способ, каким эти потребности удовлетворяются. Почва здесь или там более или менее плодородна; годы различаются между собой по своей урожайности; один человек трудолюбив, другой ленив. Но этот кишмя кишащий произвол порождает из себя всеобщие определения, и факты, кажущиеся рассеянными и лишенными всякой мысли, управляются необходимостью, которая сама по себе выступает. Отыскание здесь этой необходимости есть задача политической экономии, пауки, которая делает честь мысли, потому что она, имея перед собой массу случайностей, отыскивает их законы" (Гегель Г. Соч. Т. 7. С. 218).
Взаимосвязь необходимости и свободы в общественном труде. "Труд, писал К. Маркс, – есть независимое от всяких общественных форм условие существования людей, вечная естественная необходимость, без чего не был бы возможен обмен веществ между человеком и природой, т.е. не была бы возможна сама человеческая жизнь" [2] (выделено мной. – В. Б.).
2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч, Т. 23. С. 51.
Общественная сущность трудовой деятельности выступает перед обществом не только в формах необходимости. Если бы трудовая деятельность в обществе носила просто и только характер необходимости, то общество никогда не стало бы обществом – вершиной всего развития, колыбелью самого совершенного создания – человека. Принципиальнейшее значение имеет в этом смысле то, что общественная необходимость трудовой деятельности развивается, становится свободой общества.
Какова в целом взаимосвязь общественной необходимости трудовой деятельности и свободы общества? Нам представляется, что можно выделить несколько граней свободы.
Прежде всего на базе необходимости трудовой деятельности людей общество обретает свободу самого своего существования, самого бытия как общества. Развертывая, обеспечивая свою деятельность, общество тем самым решает главный для себя вопрос – быть ему или не быть. В самой возможности решать этот вопрос и заключена определенная грань свободы общества.
Далее, трудовая деятельность людей обусловливает меру свободы общества по отношению к природе. Вся жизнь человеческого общества вплетена миллиардами нитей в бесконечно богатый мир природных закономерностей. Порвать с этим миром, вырваться из-под власти его сил общество не могло, не может и никогда не сможет. Но отсюда отнюдь не следует, что человек бессилен перед лицом законов природы, что в этой области нет и не может быть никакой свободы. Нет. Как глубоко зачерпнул человек в безбрежном арсенале природы, как широк выбор его возможностей в использовании сил природы, как опирается он на силы природы, развивая свое общественное богатство, – решение подобных вопросов отнюдь не предопределено однозначно. Оно зависит от общества, от развития его трудовой деятельности. Мера этого развития и показывает свободу человеческого общества в его извечном союзе-споре с природой.
Трудовая деятельность человека выступает и как основа свободы общества в развитии самого общества, полноты и богатства его общественных органов. Ведь общество – это отнюдь не только производство материальных благ. Это и такие нетленные ценности человеческой жизни, как познание, мир прекрасного, идеалы добра, гуманизма, вечное счастье воспитания детей, человеческое общение и многое-многое другое. Для развития всех этих сторон общества нужны свои силы, своя организующая деятельность и т.д. Все это не дается само собой, Развитие полнокровности общественной жизни, богатства ее сфер и отношений предполагает и требует какого-то отвлечения человеческих ресурсов от непосредственной трудовой деятельности. Если при этом учесть, что удовлетворение материальных потребностей не может остановиться ни на один час, то нетрудно понять, сколь несвободно бывает общество в развитии всех сторон своего бытия. Свобода здесь и проявляется в непрерывно расширяющихся возможностях в развитии всего богатства жизни общественного человека. А фундаментом этого роста выступает непрерывное развитие, совершенствование трудовой деятельности людей.
Свобода общества в данной области проявляется и в росте богатства целей, которые ставит человек перед собой. В принципе общество может всегда поставить перед собой любую задачу. Но такая постановка вопроса свидетельствует лишь об абстрактных, формальных возможностях, не более. На деле же, реально общество ставит такие задачи, которые оно может разрешить. Поэтому постановка новых целей, предпочтение целей общественного развития более гуманным, соответствующим интересам развития самого существа человека, отказ от целей менее социально значимых – все это результат реального и сложного развития общества. Движение к богатству целей – это и есть возрастание свободы общества. Но основа основ этого движения, как и всего развития общества, – рост трудовой деятельности человека [1].
1 "Хозяйство, понятое достаточно широко, не есть подъяремная работа скота, но творческая деятельность разумных существ, необходимо осуществляющих в ней свои индивидуальные начала, индивидуальности же присуща свобода, даже более, следует сказать, что она и есть эта самая свобода, и если свобода есть творчество, то индивидуальность есть подлинно творческое в нас начало, которое неугасимо и нсустремимо и в хозяйстве" (Булгаков С.Н. Философия хозяйства. М., 1990. С. 237).
И наконец, необходимость трудовой деятельности выступает основой свободы общества, человека в самой трудовой деятельности. Критикуя А. Смита, К. Маркс писал, что от него ускользает то обстоятельство, что в труде "преодоление препятствий само по себе есть осуществление свободы и что, далее, внешние цели теряют видимость всего лишь внешней, природной необходимости и становятся целями, которые ставит перед собой сам индивид, следовательно, налагаются как самоосуществление, предметное воплощение субъекта, стало быть, как действительная свобода, деятельным проявлением которой как раз и являтся труд" [2].
2 Маркс К., Энгыъс Ф. Соч. Т. 46. Ч. II. С. 109-110.
Итак, мы видим, в сколь сложном, многогранном виде выступает перед обществом трудовая деятельность. Требования этой деятельности носят характер необходимости, обязательности, принудительности. Через всю историю человечества, через все многообразнейшие конкретные причины, рычаги, механизмы проходит эта необходимость как самый глубокий, объективный, существеннейший момент. И человечеству, обществу не остается ничего другого, как склониться перед этой бескомпромиссной требовательностью, подчиниться ей. Не значит ли это, что, склонившись перед этой требовательностью, общество теряет себя, ограничивает себя? Значит ли это, что оно просто "терпит" эту необходимость, мечтая о том времени, когда наконец от нее можно будет избавиться и вырваться на просторы действительности, истинного развития, когда уже ничто и никак не будет его сдерживать? Нет, конечно. Не в утопическом, воображаемом мире находит общество свою свободу, реализацию самых глубоких, человеческих своих стремлений. Эта свобода достигается в реальном предметном преобразовании природы, общества, в самой реальной трудовой деятельности людей. Работая, трудясь, преобразовывая мир, человек, общество обретают силу, могут выбирать оптимальные направления своей деятельности, развивать свое "общественное тело", реализовывать свои самые сокровенные замыслы, творить в самом высоком и благородном значении этого слова. Иной свободы, лежащей в стороне от этого магистрального пути развития человечества, у общества не было, нет и не будет.
6. Реалии XX века
Социально-философские закономерности носят всеобщеистори-ческий, универсальный характер. В то же время каждая эпоха отличается развитием, своеобразием этих закономерностей. Зачастую выделение этого своеобразия позволяет глубже уяснить суть всеобщих закономерностей. Особенно плодотворен в этом отношении XX в. Поэтому в книге наряду с главой, специально посвященной миру в XX в., во многих главах выделяются специальные параграфы, посвященные тем или иным особенностям XX в.
Некоторые особенности развития экономического механизма в мире товарно-денежных отношений. В мире товарно-денежных отношений в XX веке во взаимоотношениях человека и общества произошли серьезные и глубокие изменения. Выделим несколько таких изменений.
1. Изменение роли политики в экономике. В XX в., как и прежде, экономика развивалась на основе частной собственности, инициативы и ответственности за принятие экономических решений самими владельцами частной собственности. Так что общественное производство в целом по-прежнему оставалось саморегулирующейся системой, исключающей ее подчинение какой-то одной общественной воле. В то же время XX в. примечателен тем, что удельный вес элементов общественно-направляющего, в том числе и государственного, начала в экономике в целом резко возрос. На развитие экономики больше влияют политические решения, определенные формы общенациональных экономических прогнозов, выделение государственных дотаций, квотирование определенных видов производства, особенно в области сельского хозяйства [1]. Яркими проявлениями возросшего влияния государства на экономические процессы был, к примеру, новый курс Рузвельта, выработанный после крупнейшего экономического кризиса на рубеже 20-30-х годов и его роль в быстрейшем преодолении его последствий. Весьма примечательна деятельность японского государства в послевоенный период, сыгравший важнейшую роль в японском экономическом чуде. В экономическом возрождении Европы после второй мировой войны огромную роль сыграли государственно-стратегические меры, в частности известный план Маршалла.