Текст книги "Не убий: Повести; На ловца и зверь бежит: Рассказы"

Автор книги: Владимир Полудняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Разумеется.

– ???

– Будто не знаете, мужик, когда крепко поддаст, ему все равно, что с мужчиной, что с женщиной. А тут, тем более, они не разбирались.

– Да как вам удавалось?

– Спросите у Васьки, – цинично ухмыльнулся Михайлов.

– …И сколько же мужчин занимались с вами мужеложством? – продолжал расспрашивать Туманов. Следователь, пораженный победным откровением Михайлова, забыл о ведении протокола.

– Штук тридцать, может, больше. Дело в том, что мужеложством это назвать нельзя, потому что они об этом, думаю, не узнали. Возможно, потом некоторые догадались. Но ничего мне не говорили.

– Вы можете их назвать?

– Конечно, нет. Документы в таких случаях не спрашивают и не предъявляют.

Туманов взял ручку и приготовился вести протокол:

– Михайлов, вы говорите невероятные вещи. Мы здесь взрослые люди… Лучше честно скажите, скольких из этих потерпевших вы обокрали?

– Потерпевших? – возмутился Михайлов, – хотел бы я увидеть одного из них. У вас есть заявления от пострадавших? Деньги-то за ночь платили добровольно. Угощение почти всегда мое. Потерпевших, – фыркнул он, – да они только и смотрят на сторону, как бы с чужой бабой развлечься, от жены отдохнуть!..

– А этот, – кивнул Шевченко на дверь.

– Ну, этот другое дело, – глаза Михайлова влажно заблестели, – Вася мне понравился… Я сам пришел к нему на рынок.

– Что же вы тогда его ограбили?

– И на старуху бывает проруха, – вздохнул Михайлов, – так уж получилось. Соблазнился… Больно много денег у него было. Признаю.

Туманов кивнул Шевченко:

– Позови потерпевшего.

– Может, не надо, – попросил Михайлов, – я же не отрицаю кражу.

– Надо, Михайлов, надо, – жестко сказал следователь, – а вот этого делать не надо, – остановил он Михайлова, который попытался надеть парик, – пусть посмотрит на свою любовницу… Тьфу, ч-черт, – любовника!

Шевченко распахнул дверь и позвал проснувшегося Василия.

Вася сел около стола напротив Михайлова, бросил на него мимолетный взгляд и вдруг впился в него изумленными глазами:

– Тебя уже остригли? Ой! Ктой-то? – только сейчас он заметил перемену, происшедшую с Шурой. – Это ж мужик… Шура – ты?

– Я, Вася, я, – тихо подтвердил Михайлов.

– Это ж Шура! – призывая в свидетели следователя и инспектора закричал парень.

Туманов засмеялся:

– Как видишь. Шура, то бишь Александр Михайлов.

– Так мы же… с ней… с ним… – парень был совершенно убит этим открытием. Он густо покраснел, потом вскочил и, если бы не мгновенная реакция Шевченко, бросился бы с кулаками на Михайлова, которого, похоже, такая вспышка совсем не удивила. Михайлов спокойно сидел, насмешливо глядя на Васю.

– Вы что же, так и не разобрались вчера, что это мужчина? – иронически спросил Туманов. Вася потупился и едва слышно пробормотал:

– Пьяный был, – он с трудом пришел в себя, изучающе стал разглядывать Михайлова, – а можно спросить ее… его? Ты меня за кого принимаешь? Да чтоб я с мужиком… Что будет, если кто узнает?… – парень сокрушенно покачал головой и сильно стукнул себя по колену, – ну и дурак. А ты-то о чем думала?

– Мужчина я, Вася, – вкрадчиво произнес Михайлов.

Туманов и Шевченко наблюдали эту сцену, сочувственно глядя на парня. Пять минут назад они сами были в весьма нелепом положении.

– Итак, – официальным тоном спросил следователь, – вы подтверждаете, что Михайлов украл у вас деньги?

– Подтверждаю, – буркнул Вася.

– А вы, Михайлов, признаете кражу?

– Признаю.

Оба расписались в протоколе.

– Вы, Нестеров, – кивнул Туманов Васе, – можете быть свободны. Ну, и несет же от вас перегаром. Немедленно поезжайте домой. А вы, Михайлов, поедете с нами, будем делать обыск у вас дома.

Понятые, сердитая старуха-соседка, все время что-то бормотавшая, и усатый дворник, сидя в углу комнаты Михайлова, следили за каждым движением работников милиции. На столе росла груда вещей, извлекаемых из шкафа, из-под кровати, из ящика стола, найденных под матрацем, в карманах одежды и даже в обуви: портсигары, портмоне, наручные часы, деньги.

– Доигрался, – сердито прошипела старуха и погрозила костлявым кулаком Михайлову, – где это видано, чтобы мужик бабье платье носил.

– А часто Михайлов так одевался? – спросил ее Туманов.

– Я-то видала раза два всего, а по разговорам – часто. Так разве ж его уследишь. Он как шмыргнет из двери и прямо на улицу. А вот мужиков водил много, все молодые, красивые.

– Ну, и как?

– Что как? Все тихо было, но разок другой пошумят. Не поймешь, из-за чего… А на утро, глядишь, он-то, – кивнула она на соседа, – с фингалом. Эх, Шурка, что же ты наделал!

– Тихоновна, я тебя не обижал, правда? Ты мне потом организуй передачу.

Старуха поохала и согласно закивала головой:

– Да чего уж там. Чай, люди мы.

Скрипнула дверь, в комнату заглянула любопытная детская рожица, но встретив грозный взгляд Шевченко, исчезла. Следователь раскрыл планшет, приладил его на колени и приготовился писать протокол обыска:

– Михайлов, рассказывайте, чьи это вещи?

– Подарки, мои, стало быть, чьи же еще.

В углу возмущенно засопел дворник, соседка опять забормотала.

– А зачем вам столько часов? Сколько их здесь – пять. Так зачем столько?

– Не отказываться же от подарка. Думал, продам, да не успел.

– У вас обнаружено три парика, женские платья, туфли. Объясните, как использовали эту бутафорию?

Михайлов вдохновенно стал рассказывать о своих «женских» похождениях, ему льстило изумленное внимание слушателей. Сцены с переодеванием он описывал с наибольшим воодушевлением, подробно объясняя, в каком виде и у каких мужчин он пользовался наибольшим успехом. Насытившись излияниями Михайлова, следователь прервал его, спросив, откуда у него часы «Лонжин».

Легкая тень пробежала по лицу арестованного, и он быстро ответил, что их подарил один мужик, недавно, недели две назад, инженер, зовут то ли Виктор, то ли Владимир.

Через два дня Иван Бородулин был вызван в Управление милиции. На столе следователя лежали три пары часов «Лонжин». Свои часы он узнал сразу и обрадовался:

– Они! Мои. Смотрите, на корпусе снизу зазубрина, ударился в прошлом году рукой о стальную переборку.

Эта примета совпадала с тем, что он написал в своем заявлении о совершенном на него нападении.

– А что, Шуру нашли?

– Сейчас предъявим вам ее на опознание.

В соседней комнате сидели три женщины: две шатенки и одна брюнетка, крупного телосложения, все с короткими прическами. Как только Бородулин увидел их, сразу же показал на Михайлова:

– Вот она, Шура, только у нее нет «мушки» на щеке.

– Назовите себя, – приказал следователь.

Шура, назвавшаяся Александром Михайловым, вызвала у Бородулина реакцию не менее экспансивную, чем у Нестерова Васи. Пришлось на всякий случай мощному инспектору Шевченко встать между потерпевшим и преступником.

На вопрос следователя, признает ли Михайлов разбойное нападение на Бородулина, он буднично ответил:

– Признаю. Пострадавший есть, часы его, чего же отрицать.

– Так, может, вы расскажите и о других подобных преступлениях?

– Только в присутствии пострадавших, если они, конечно, имеются.

– Правильно мы вас поняли, что вы будете признавать только то, что доказано?

– Совершенно верно, – Михайлов был спокоен, по крайней мере внешне, – зачем признаваться в том, что пока неизвестно.

– А есть в чем признаваться? – с иронией спросил инспектор.

– Как сказать… – уклонился от прямого ответа Михайлов.

– И, все-таки, следствие предоставляет вам возможность раскаяться и честно рассказать обо всех эпизодах ваших преступлений. Взвесьте все, Михайлов. Вещественных доказательств много, хозяева вещей найдутся. Зачем же так упорно отрицать то, что не сейчас, так в ближайшее время будет установлено? Глупо! – убежденно закончил Туманов.

Михайлов молчал. Ему было все равно, как решится его будущее. Впереди тюрьма и на многие годы. Все эти люди были так далеки от него: вежливый следователь, суровый инспектор угрозыска, любвеобильный Вася и мужлан Бородулин. Александр не раз думал над одним и тем же неразрешимым вопросом: почему он не такой, как все, за что его наказала судьба? С одной стороны, он не считал пороком свое патологическое влечение к мужчинам, но, с другой стороны, четко осознавал, что в глазах общества его действия постыдны. Знал и о том, что его занятие уголовно наказуемо, но не прекращал его, а наоборот, расширял круг знакомств, поддерживая все более частые связи. В последнее время он, к тому же, пристрастился к спиртному, так как, спаивая партнеров, Михайлов и сам втягивался в пьянство. На все это нужно было много денег, и однажды Александр разработал план добычи их путем нападения на ищущих приключений мужчин. Так он стал носить при себе небольшой, но увесистый молоток.

Из специальной литературы (не поленился сходить в читальный зал районной библиотеки) Михайлов знал о своей сексуальной аномалии, с которой ему следовало бы обратиться к психиатру, но не стал этого делать, считая делом бесполезным, а также отчасти потому, что не видел особой предосудительности в своем поведении. Думая об этом, он не спешил отвечать следователю. Мог ли он рассчитывать на понимание этих людей, если даже в следственном изоляторе разные подонки, растлители и убийцы, бродяги и алкоголики относились к нему, как к половой тряпке, о которую в любое время можно вытереть грязные ноги? Как они узнали о его преступлении, было загадкой. Он-то говорил, что задержан за кражу. Теперь можно сказать, что арестован еще и за разбой. Но об остальном-то он молчал!.. А может, у меня на лице написано, подумал он, и провел рукой по глазам. На его движение следователь сразу отреагировал:

– Так что, решили?

– Я прошу экспертизу, – поднял голову Михайлов.

– Какую?

– …Наверное… психиатрическую, – неуверенно сказал Александр.

– Да, конечно, назначим, – согласился Туманов и добавил, – но и судебно-медицинскую, урологическую тоже.

– Как хотите…

– Но вы так и не ответили: будете разоружаться перед следствием?

– Мне нечего больше добавить.

– Ну, как хотите, – в тон Михайлову закончил Туманов.

Оптимизм следователя, полагавшего, что удастся быстро и полностью доказать вину Михайлова, оказался преждевременным. Первый успех – изобличение Михайлова в краже денег у Василия Нестерова и в разбойном нападении на Бородулина, – обнадежил, но оказался пока единственным. Проверкой всех отделений милиции было установлено, что ни одного заявления о краже вещей или денег, обнаруженных у Михайлова, не поступало. Если это так, то придется согласиться с версией Михайлова, что это подарки. Задача найти обворованных им партнеров оказалась невыполнимой. «Потерпевшие», добровольно вступившие с незнакомой женщиной в случайную связь, сопровождавшуюся грандиозной пьянкой, сами в милицию не придут. К тому же, наверное, часть из них женатые, а некоторые, возможно, поняли, что имели дело с мужчиной. Нет, решил следователь, ни одной кражи, ни одного акта мужеложства не доказать. За исключением, разумеется, случая с Васей Нестеровым.

Неприятная неожиданность ожидала Туманова и по эпизоду с Сальковым Юрием. Оказалось, что потерпевший наврал в заявлении, указав ложные адрес работы и местожительства. Михайлов категорически отрицал посещение пивной на Васильевском. Женщина, которая была там в тот вечер, по описаниям Салькова, не похожа на переодетую Шуру. А что, если Сальков неправильно назвал еще и свое имя, и фамилию? Хотя это маловероятно, он-то знакомился с Тамарой, в общем-то, ничего определенного не предполагая и не думая о последствиях. Где живет Сальков? Он шел тогда с работы, поэтому проживать мог как на Васильевском, так и в любом другом районе.

В пивнушке час пик. Кислый, спрессованный прокуренный воздух сжимал виски, забивал ноздри, щипал глаза. Руки продавца мелькали, раскручивая карусель пивных кружек, затурканные официанты с трудом продирались между липкими, горячими телами посетителей, молчаливая согбенная бабулька веником сгребала в совок окурки, огрызки и шелуху с единственного свободного пятачка у входа.

Могучий Шевченко второй час выстаивал в этой плотной толпе. Он цедил уже третью кружку вкусного неразбавленного пива. Инспектор искал тех, кто видел Салькова и Тамару вместе. Не составляло труда вклиниться в любой разговор, в любую компанию – на фоне легкого опьянения запросто возникало недолгое единство случайных людей. Лишь усевшиеся в углу блатные, сплотившись в свой мирок, никого в него не впускали. Впрочем, никто и не пытался. Шевченко, искавший понравившуюся ему брюнетку, уже знал от завсегдатаев, что она была здесь только один раз с каким-то высоким мужиком две или три недели назад. Он спрашивал одного, второго, третьего и постепенно, суммируя услышанное, понял, что люди, с видимым напряжением извлекавшие из одурманенной памяти крупицы увиденного, ему не помогут. Но кое-что важное все-таки узнать удалось. Около этой пары вертелся всем известный старик Михалыч, который приходит сюда каждый день, собирает «мальков», за что был иногда бит, как конкурент, уборщицей. Набрав мешок посуды и купив «маленькую», Михалыч вновь появлялся, заказывал кружку пива и, подливая туда водку, на равных занимал столик.

Шевченко уже собирался уходить, когда услышал приветственные возгласы: «А вот и Михалыч!», «Здорово, дед!». Невысокого роста, сморщенный, щербатый старик подошел к столику, у которого стоял инспектор. Шевченко предусмотрительно сдвинул плечом соседей, и Михалыч пристроился рядом в возникшую узкую щель. Он деловито извлек из мешка газетный сверток, в котором оказались селедка и лук, заплатил за маленькую кружку пива и молча стал отщипывать хлеб, похрустывая луковицей. Шевченко заказал две кружки и одну из них поставил перед стариком. Тот слезящимися глазами из-под густых седых бровей посмотрел на него, ничего не сказал и, как должное, взял кружку двумя руками. Утолив жажду, старик захмелел и, обхватив мокрыми губами тонкую, как гвоздь, папиросу, пыхнул терпким дымом в лицо Шевченко:

– Ты чего, паря, тут? Я тебя не видел раньше.

– Да вот, батя, ищу бабу. Тамарой зовут. Назначила мне свидание в пивной, а сама не пришла. Хорошая баба, – восхищенно причмокнул инспектор, – может, видел когда? Брюнетка. Яркая такая.

– Тут всякие бывали… Тамара, говоришь… Была тут одна, фифочка, так у ней свой мужик. Длинный такой, с усиками. Культурный. Инженер.

– Неужели помнишь, Михалыч, – деланно удивился Шевченко. Он отлил из своей кружки пива в опустевшую кружку старика, – расскажи, может, найду их.

– Видать, припекло тебя.

Инженер Сальков шел с работы обычным маршрутом: по Восемнадцатой линии с поворотом налево по Среднему проспекту, а там на автобусную остановку. Сентябрь выдался теплый, деревья еще были в крепкой зеленой листве. На улице с визгом бегали ребятишки, играя в какие-то свои, детские, игры. Одна игра привлекла внимание Салькова, и он даже остановился, чтобы понаблюдать. Около Среднего проспекта несколько мальчишек и девчонок играли в прятки. На полено положили дощечку, на один ее конец аккуратно поместили кучку щепочек, а по другому пацан с силой ударил ногой. Палочки взлетели, веером разлетевшись вокруг. Водящий попытался поймать хоть одну, но это ему не удалось. Он быстро собрал их и положил на дощечку, а остальные ребята попрятались в это время за ящики, в кусты, за деревья. Водящий – стриженый паренек, подкрался к дереву, чтобы поймать спрятавшегося там мальчишку, но в это время другой выскочил из-за зеленого ящика с садовым инвентарем, в три огромных прыжка подлетел к дощечке, и палочки снова разлетелись в стороны.

Сальков продолжил свой путь. На Среднем проспекте к нему подошел высокий мужчина в клетчатом пиджаке, второй, пониже, в косоворотке, встал чуть сзади. Высокий спросил:

– Сальков?

– Да, а вы откуда меня знаете?

В предъявленном ему удостоверении Юрий прочитал: Шевченко Николай Николаевич, старший инспектор уголовного розыска.

– Давно вас ищем, Юрий Тимофеевич.

– Я что, преступник, что меня надо искать?

– Вы потерпевший, а вот почему дали ложные данные о своей работе и домашнем адресе, надо разобраться.

– А-а, – протянул Сальков, – дурака свалял, конечно. Не хотел иметь дело с милицией. Затаскают ведь. Бог с ними с часами. Я от своего заявления отказываюсь.

– Нет уж, теперь так не пойдет. Пройдемте с нами.

– Я тороплюсь.

Сальков хотел было обойти стоявшего перед ним Шевченко, но второй сотрудник крепко сжал его локоть. Юрий с высоты своего роста удивленно посмотрел на него: такой силы в этом невзрачного вида парне он не ожидал.

В отделении милиции уточнили и проверили данные о том, где живет и работает Сальков. Он написал объяснение по обстоятельствам разбойного нападения. На следующий день, на десять утра было назначено опознание, однако инженер не явился. Пришлось Шевченко ехать за ним на работу.

Салькова привезли в управление в совершенно подавленном состоянии. Неожиданно для следствия, он отказался участвовать в опознании часов, переодетого Михайлова в черноволосом парике не признал и стал отрицать какое-либо знакомство с Тамарой. В пивной не был, а голову поранил, потому что был пьян, упал и разбился. Блуждающие глаза инженера говорили сами за себя: у следователя Туманова не было сомнения, что Сальков чего-то боится и врет на ходу.

Колченогий Михалыч, озираясь, вошел в кабинет следователя и остановился: слишком много глаз пристально уставились на него. Туманов подошел к нему и спросил:

– Свидетель Карпов, среди присутствующих здесь людей, есть ли мужчина, которого вы видели в пивной с брюнеткой?

– Вот энтот, – корявым пальцем указал на Салькова Михалыч.

– Как звали его и брюнетку?

– Его – Юрием, ее – Тамарой.

– А вы узнаете ее? – спросил старика Туманов.

– Узнаю, узнаю, – закивал Михалыч.

– Слышите, Сальков? – удовлетворенно сказал следователь, – надо предъявлять свидетелю Тамару?

– …Вы., меня… извините, – Сальков, натужно закашлявшись, с трудом перевел дух, – Виноват. Все, что писал тогда, – правда.

Тамара напала на меня, ударила по голове, забрала часы. В семье были скандалы. Не мог же я сказать жене, как все это случилось. Только ей не говорите.

Говоря все это и переводя умоляющий взгляд с Туманова на Шевченко и даже на Михалыча, Сальков вскочил со стула.

– Успокойтесь, садитесь. Никто не заинтересован в том, чтобы пострадала ваша семья. Я же говорил вам об этом. Нужна только правда.

Сальков заискивающе посмотрел на следователя:

– Спасибо.

Расследование заканчивалось. Михайлова вновь переодели в женское платье и в одном из париков, найденных при обыске, предъявили инженеру и Михалычу. Сальков был совершенно убит тем, что принял Михайлова за женщину, а старик, невозмутимо крякнув, плюнул себе под ноги и понес эту сенсацию в пивную. Там, за пару кружек пива, он рассказывал эту историю любому желающему.

Выяснилось, почему описание Шуры-Тамары Сапьковым и Бородулиным было столь разным. Коренастому, низкорослому Бородулину она показалась высокой, а Салькову, имеющему метр восемьдесят семь, естественно, значительно ниже. Полноту, прическу и прочий антураж Михайлов искусно менял в зависимости от своих планов и обстоятельств. Следствию не удалось доказать ни одного эпизода мужеложства, кроме того, который был совершен Михайловым с Василием Нестеровым, ни один из посетителей квартиры не объявился, сам же Михайлов от показаний на эту тему уклонился.

Судебно-медицинская экспертиза подтвердила, что Михайлов занимался гомосексуализмом. Эксперт-психиатр дал заключение об отсутствии отклонений в психике подследственного.

За разбойные нападения Михайлов был осужден народным судом на десять лет лишения свободы.

Зеленый мираж

Кассир преуспевающего солидного учреждения Марина Евгеньевна готовила ужин в своей уютной кухоньке, когда услышала из комнаты крик мужа:

– Марина! Иди сюда быстрей! Послушай.

Владимир Петрович, полный пятидесятилетний мужчина, с банкой пива в одной руке и дымящейся сигаретой в другой, сидел в глубоком кресле у телевизора. Услышав быстрые мягкие шаги жены, не отрываясь от экрана, воскликнул:

– Ты посмотри, объявили: с 1 января расчеты с наличной валютой запрещаются. Вот что делают, а!

Марина Евгеньевна присела на ручку кресла, внимательно дослушала чтение указа до конца.

– Ну и что, – сказала она, – ни в одной стране нет свободного хождения другой валюты. И здесь сказали, пожалуйста покупай, только меняй валюту в магазине на рубли. И все. Нет проблем.

– Меняй, меняй, – заворчал муж, – жалко менять-то. Лежит, как в банке. Только курс растет.

– Так чего ты нервничаешь? Тебя ведь никто не заставляет менять, – засмеялась Марина Евгеньевна.

– Тебе смешно! А вдруг статья какая-нибудь выйдет за то, что валюту держишь. У нас все возможно.

– Господи! Нам-то чего бояться. Ты классный специалист-энергетик, законно заработал свои семьсот долларов во время командировки в Египте. Это же мелочь. Пусть волнуется тот, кто работает с валютой да пачками носит баксы в дипломате. А хочешь, давай откроем валютный счет в банке. Сейчас это многие делают.

– А зачем? – удивился Владимир Петрович. – Наверное, и процент небольшой. Какой, ты не знаешь?

– Не знаю. Думаю, немного, 3 или 5 процентов. Но зато будет свой счет. Всегда можно получить разрешение банка на вывоз валюты.

– А может быть, не все положить? – предложил супруг, – расконвертируем долларов пятьсот-шестьсот. Курс-то сейчас выгодный, можем что-то купить. Вот ты хотела импортную двойку…

– А что, идея, – поддержала Марина Евгеньевна, – я недавно в одном магазине видела магнитофон с телевизором за шестьсот. Правда, «Самсунг», – фирма южнокорейская, но говорят, вполне приличная марка. Самая дешевая.

На следующее утро Марина Евгеньевна, с шестью стодолларовыми купюрами, пришла в пункт обмена валюты коммерческого банка, недалеко от ее дома. Маленькая десятиметровая комнатка была забита народом. Женщина ознакомилась с курсом доллара и размерами купли-продажи. Сдать валюту она могла за 1250 рублей за один доллар. Продажа шла уже за 1300 рублей. Постояв пятнадцать минут, Марина Евгеньевна прикинула: на одного клиента ушли 5–6 минут. Очередь – человек пятнадцать. Значит, стоять придется около полутора часов. Поколебавшись, она решила уйти, все-таки могут быть неприятности на работе.

Она вышла на крыльцо и сзади услышала мужской голос:

– Продаете доллары?

Марина Евгеньевна опытным взглядом отметила: парню лет двадцать пять, лицо чистое, приятное, спокойные голубые глаза. На голове огромная пушистая шапка, меховая куртка и джинсы «Монтана», кожаные сапожки на меху.

– Да вы не бойтесь, – по-своему истолковал паузу парень и улыбнулся.

– А чего мне бояться, свои деньги, законные.

– Сколько?

– Шестьсот. А вам какая выгода покупать с рук? – спросила она.

– Мне все равно, где покупать, в банке или с рук. Одна цена – тысяча триста. Стоять в очереди не хочется, времени жалко.

Лишние тридцать тысяч, быстро подсчитала Марина Евгеньевна, деньги совсем не лишние, и сказала:

– А у вас денег столько не будет…

Парень вытащил из-за пазухи отличное кожаное портмоне и раскрыл его. Внутри были разложены пачками купюры по пятьдесят и десять тысяч рублей.

– Было бы у вас больше, я купил бы на все. Извините, но я должен убедиться – не фальшивые ли у вас доллары. Вы и сами можете этого не знать.

– Смотрите – Марина Евгеньевна протянула ему зеленые купюры.

Парень сложил портмоне, положил на него деньги и стал их внимательно рассматривать.

В этот момент к ним откуда-то подошли три парня. Они схватили за плечи покупателя:

– Вы чем здесь занимаетесь? Ага! Незаконная операция с валютой!

Марина Евгеньевна испуганно взглянула на них. В этот момент покупатель быстро перевернул портмоне другой стороной. Под пальцами руки тоже оказались прижатыми зелененькие купюры.

– Лейтенант, берем этого, – скомандовал один из тройки, – он тут не первый раз ошивается.

«Милиционеры» потащили парня. Тот стал упираться, пытаясь что-то объяснить. Женщина в ужасе закричала:

– А мои деньги?!..

Он успел протянуть ей доллары. Марина Евгеньевна с облегчением схватила их. Через секунду сопротивляющегося парня затащили за угол. Из дверей обменника вышел какой-то мужчина:

– Что за шум?

– Да вот, задержали одного, – взволнованно сказала Марина Евгеньевна. Мужчина отвлек ее, и она еще не успела разглядеть зелененькие.

– Надо предупредить службу безопасности банка, – деловито сказал он и направился в ту же сторону, куда увели парня.

Марина Евгеньевна осталась одна. Посмотрев на деньги, она только сейчас увидела, что ее обманули: вместо шестисот долларов в руках у нее было шесть однодолларовых купюр…