355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Двоеглазов » Отдельное поручение (Повесть) » Текст книги (страница 13)
Отдельное поручение (Повесть)
  • Текст добавлен: 9 февраля 2020, 16:00

Текст книги "Отдельное поручение (Повесть)"


Автор книги: Владимир Двоеглазов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

54

– Где он? – спросил участковый инспектор, кивая на высокий берег, когда Ледзинская подошла к лодке и села на борт. Портфелей – ни того, ни другого – с ней не было: видно, оба нес Пятаков. – Разминулись, что ли? – Хотя как можно было разминуться, подумал он сразу, тропа теперь так утоптана… – Я про Пятакова, – нетерпеливо сказал лейтенант.

– Да знаю про кого! – раздраженно ответила Ледзинская. – За портфелями ушел! А я не стала возвращаться.

Участковый поморщился.

– Когда не надо было, так притащила! – припомнил он сплавучасток и потер больное колено. – А когда надо, так… Зачем же тогда шла на берег? Думать надо. Теряй теперь время. Он же как медведь неповоротливый!..

Последнее, относящееся к Пятакову, вряд ли было справедливо, но, собственно, и не в Пятакове было дело. Ледзинская обиженно отвернулась и встретилась взглядом с мальчиком. Тот удивленно смотрел то на нее, то на участкового. До сих пор он пребывал в уверенности, что тетя-милиционер главнее дяди Вали: у нее на погонах звездочек больше. Почему же он так сердито ей выговаривает? Или у них по звездочкам не считается? Может, у них по возрасту? Так опять же директор интерната Станислав Павлович совсем еще молодой, а ему все старушки-учителя подчиняются… Непонятно, подумал Андрюха.

Цветков тоже заметил удивленный взгляд мальчика.

– Ты это… – сказал он. – Поди-ка наверх, глянь: где он там?..

Мальчик кивнул и с готовностью полез на кручу. Лейтенант хотел крикнуть вдогонку, но передумал и махнул рукой.

Они дипломатично помолчали, пока Андрюха не скрылся на высоком берегу.

– Ты бы уж не выступал, – сказала, наконец, Ледзинская. – Напугал их вчера до смерти со своим задержанием, они и смотались!

– Как же, напугаешь их! – взорвался Цветков. – Они сами кого хочешь напугают! Спать надо меньше! Отправила за водой, так хоть бы покараулила! И сама она не переломилась бы, если б сходила. Очень ты ей жизнь облегчила, что она раз за водой не сходила!

– Как тебе не стыдно! Она ребенка кормит! А вы вчера три чайника выпили!

– Мало ли что выпили! О службе надо думать в первую очередь, а не о том, чтобы… Приехали бы в Ёган – и спи себе на здоровье хоть трое суток кряду…

– Да ты знаешь?., знаешь?.. – Она осеклась, вспомнив, что он не знает и что знать ему совсем не обязательно. – Дурак! – сказала она.

– Ты зато умная. – Он помолчал. – Раз такое дело, так нечего было и рваться, вроде конец света. Не дают вертолета – ну, и сиди себе в порту, жди у моря погоды. Солдат спит – служба идет…

– Тебе, конечно, служба идет. А у меня работа стоит.

– Да уж вы, следователи, заработались! С девяти до шести отбудете как-нибудь – и точка. И перерыв с часу до двух. Как в бухгалтерии. А тут ни дня, ни ночи. Как каторжный.

– «Каторжный!» Знаю я вашу каторгу. А тебе там вообще в деревне малина. От начальства далеко. У нас уголовные дела…

– У вас только дела, а с нас, участковых, за все спрашивают: начиная с раскрываемости и кончая дохлой кошкой на дороге, чтоб не валялась…

– Вот именно: за все отвечаете, и ни за что конкретно. И спросить с вас нечего! А у нас по каждому делу прокурор…

– А у нас…

– В квартире газ! – перебила Ледзинская. Цветков смутился. Спор действительно походил уже на детский. Да и кто больше виноват в случившемся, если разобраться? Девчонка-лейтенант только что после университета или он, участковый инспектор – начальник милиции на своем участке? – Валя, а что у тебя с ногой? – спросила вдруг Ледзинская. – Очень болит?

– Ничего у меня не болит! – отрезал Цветков, резко убрав руку с колена. Помолчал. – Ладно, давай пушку-то, чуть не забыл…

– Что? – переспросила она, прекрасно понимая, о чем он спрашивает.

– Пистолет, говорю, давай.

Она растерянно похлопала по пустому карману, и Цветков побледнел. Он сразу забыл и про ногу, и про дурацкий спор, и про все остальное, впившись взглядом в руку Ледзинской, шарившей без успеха в пустом кармане, будто она искала там не пистолет, а двухкопеечную монету.

– Он там…

– Где? – шепотом спросил участковый.

– Там… в портфеле…

– В каком портфеле?! – не помня себя, закричал участковый.

– Ну… в портфеле… в моем… Он сейчас придет… он… ну… этот… Пятаков… он…

– О-о-он?! Да ты понимаешь?! – закричал лейтенант, с ужасом вдруг подумав, что Пятакова нет подозрительно долго. – Понимаешь?!

Вот когда его по-настоящему охватил страх. Мало ему было того случая, когда он прибыл в отдел, оставив дома боевое оружие. Уж теперь-то с ним разговор будет короткий. Как и тогда. Но с другим результатом.

Так и не найдя больше что сказать, с криком «Понимаешь?!» он вскочил в лодке: надо было куда-то бежать, что-то делать, ибо нельзя же сидеть сложа руки, когда твое личное оружие оказалось в руках дважды судимого хулигана и тот скрылся в неизвестном направлении; но в ту самую секунду, как он вскочил, адская боль пронзила от лодыжки до правого плеча, и он, едва не потеряв равновесия и не вывалившись из лодки, успел все же ухватиться за борт и с глухим, еле слышным коротким стоном опустился на беседку: рассвирепел на себя за эту слабость и опять, опираясь на одну левую ногу, попытался встать и выбраться из лодки, но не успел.

55

– Что за шум, а драки нет? – мрачно раздалось с высокого берега. Ледзинская от неожиданности вздрогнула. С кручи спускался Пятаков, таща в левой руке оба портфеля; правой он зажимал под мышкой огромный сверток – оленью шкуру. За Пятаковым, все с тем же удивленным лицом, с каким он покинул берег, следовал мальчик; через плечо у него была перекинута большая связка вяленых чебаков. – А мы ваш портфель долго искали, – пояснил Пятаков, обращаясь к Ледзинской. – Буквально все уж перерыли. – Он протянул ей оба портфеля. – Я уж, грешным делом, на тех подумал. Так опять же, соображаю, мое ружьишко оставили, а у милиции портфель увести не побоялись. Что-то, мол, не так. Потом Наташка давай шкуры перетряхивать – он и выпал, портфель-то. Думаю, чего вы его так утартали, чуть не на тот свет. А галеты с Наташкой стали туда укладывать – гляжу: игрушка…

– Какая иг… рушка?

– Ну, какая. Которая стреляет.

Участковый, стиснув зубы и потирая колено, не спускал глаз с портфеля. Ледзинская, торопясь, открыла его, порылась в сухих галетах и извлекла пистолет.

– На, положи к себе, – просто сказала она инспектору, протягивая пистолет, будто речь шла о ее собственном.

Желание поскорее схватить оружие и засунуть в кобуру было так велико, что именно это и удержало лейтенанта. Как?.. Открывать при Пятакове пустую кобуру?..

– Положи в карман, – строго сказал он и тут же пожалел об этом. Ведь вовсе не обязательно было открывать пустую кобуру! Ведь и сам же он мог положить пистолет в карман! Спохватившись, он хотел было сказать: «Ладно, давай…», но Ледзинская уже сунула пистолет в свое джерси, а Пятаков смотрел, казалось, так насмешливо, что участковый смешался. Нервы сдают, подумал он, да еще это колено проклятое. Надо же было так неловко упасть. Ладно, потом возьму, как случай представится…

Пятаков бережно извлек из-за пазухи аккуратный берестовый кукорок с крышкой, протянул Ледзинской.

– Что это? – спросила она.

– А Наташка вам передала. Может, говорит, плохо ей будет, затошнит али как, дак пущай, мол, пожует. Брусника это.

– Спасибо, – смутившись, пробормотала Ледзинская и поглядела на мужчин, но те были заняты своим делом: участковый возился с мотором, а Пятаков старательно рылся в своих карманах.

– Все искурил, – доложил он, наконец, после тщетных розысков. – A-а… правильно: я же пачку на яру еще выбросил… Голова два уха! – постучал себя по лбу.

– Возьми вон в портфеле, – сказал участковый, не оборачиваясь от мотора. – Хорошо обкатан? – спросил у мальчика. – Охлаждать часто нужно?

– Не-е! Не нужно совсем! Прямо, дядя Валя, шланг опускай в бидон и газуй до самого Ёгана. Только не вывернись: лодка – не шлюпка[18]18
  В нашем повествовании речь, разумеется, может идти лишь о лодках, ибо шлюпками называются только те маломерные суда, которые являются штатными плавсредствами крупнотоннажных судов. Однако на Севере шлюпками называют все металлические маломерные суда заводского изготовления (хотя, конечно, это тоже лодки) в отличие от деревянных лодок местной постройки.


[Закрыть]
. Верткая!..

Пятаков достал из портфеля папиросы, потом, заинтересовавшись, книжку.

– «Преступление и наказание», – медленно прочел на обложке. – Это что же, уголовный кодекс так теперя называется? Или это вроде как бы руководство для вас?

– Нет, это художественная, – сказала Ледзинская.

– A-а… А интересно было бы почитать вообще-то. – Повертев книгу и так и сяк, он не подумал даже открыть ее, затолкал обратно в портфель и закурил. – Давно уж книги в руках не держал. Почитай, однако, с самой колонии. Ну, там в седьмой класс заставляли ходить… А тут ребята вон приедут с работы, поужинают, потом завалятся на раскладушки и читают. Покамест свет не вырубят. А я знай шатаюсь по поселку. Ежели не в карты… Не завык читать.

– Водку ты пить завык, – сказал участковый. – Этого у тебя не отнимешь.

– Что верно, то верно, – согласился Пятаков. – Из-за нее и жизнь свою угробил.

– Что значит угробил! – сказала Ледзинская. – Ведь тебе еще тридцати нет! Бросить надо пить – вот и все!

– Как же, бросит он, жди, – сказал участковый. – Он мне уж тыщу раз клялся. На магнитофон записать, так до самого Ёгана хватит слушать. Не верю я больше ни одному его слову. Так, болтовня одна.

– А я верю! – горячо вступилась Ледзинская. – У него еще все впереди. Ну, правда… Федя?..

Пятаков старательно затоптал окурок и, не мигая, уставился на черную воду Итья-Аха. Что-то дрогнуло в его душе, и Ледзинскую охватила вдруг острая жалость к этому огромному, нескладному, косматому парню в рваной, прожженной в разных местах телогрейке, который не часто держал в руках книгу, но, верно, умел держать топор, и вообще, наверное, многое знал и умел в этой жизни, которую считал для себя потерянной.

Участковый, затянувшись несколько раз подряд, бросил папиросу в воду и сказал:

– Ну все. Поехали. Ты, Андрюха, мясо-то забери. Патрон тоже не забудь, вон на коряжине. Мясо забери обязательно. А то ты со своей охотой прокормишь мать ровным счетом…

– А вам? – спросил мальчик.

– Мы сегодня в Ёгане уже будем. Все. Поехали.

– Вы садитесь, – сказал Пятаков Ледзинской. – Вот, в шкуру сразу заматывайтесь, а то приедем – из вас ледышка получится… Ты тоже сиди, – сказал он участковому, когда тот, держась за борт, попытался было привстать. – Сам как-нибудь. – Он приподнял нос лодки и легко оттолкнул от берега, прыгнув в последнюю секунду сам.

Лодка отошла по инерции метров на пять, и лейтенант дернул за бечевку. «Вихрь» затарахтел на холостом ходу, окутавшись выхлопным газом.

– Па ям волум! До свидания! – крикнул лейтенант и дал ход. Лодка скользнула вперед. Он прибавил газу.

Мальчик тоже хотел крикнуть «Па ям волум!» («Еще доброй жизни!»), но подумал, что за грохотом мотора его все равно не услышат, и помахал просто рукой. Ледзинская тоже махнула ему на прощанье и улыбнулась. Но мальчик не улыбался. Он смотрел на быстро уходящую за плёс лодку, смотрел, пока та не скрылась из глаз, и еще потом долго смотрел в ту сторону, слыша ровно удаляющийся грохот знакомого мотора. Отвернулся он, когда грохот умолк совсем и остался лишь слабый шум в ушах.

Этих троих, только что ушедших в длинной черной лодке вниз по Итья-Аху, мальчик запомнил на всю жизнь. Запомнил участкового инспектора дядю Валю Цветкова в помятом милицейском пальто с приподнявшейся звездочкой на левом погоне, в низко надвинутой на лоб, чтоб не сшиб встречный ветер, фуражке, заросшего за два дня неровной рыжей щетиной. Запомнил завернувшуюся в оленью шкуру русскую женщину с бледным лицом, которая печально улыбнулась на прощанье и помахала рукой. Запомнил огромного мрачного мужика, сидевшего на средней беседке лицом к участковому инспектору; он не кричал «Па ям волум!» и не махал рукой, зато, – когда они быстро шли, вернее, почти бежали к Итья-Аху, нагруженные припасами, и Андрюха упал, пробороздив носом ягель, – помог подняться и отряхнуть от мокрого снега интернатское пальто.

И хотя лодка давно уже скрылась из виду и не слышно было даже рокота мотора, мальчик видел их всех троих так ясно, словно они все еще были у него перед глазами.

На всю жизнь запомнил он людей, ушедших в длинной черной лодке вниз по Итья-Аху, вроде бы знал, что уже никогда больше их не встретит.

56

И опять они шли бесконечными плёсами под потемневшим от туч небом, только теперь, после четырех часов езды, каждый плёс казался последним. Итья-Ах ближе к устью расширился, и лейтенант гнал на полных оборотах. Впереди, видимо, уже над Ёган-Ахом, спускалась с неба грязно-синяя завеса – шел снег, и Пятаков, вглядевшись туда, повернулся к лейтенанту и покачал головой. Тот отмахнулся: над Ёган-Ахом снег не так страшен – река широкая, и плавник попадается редко. Скорей бы выбраться отсюда. Он протянул руку и покачнул флягу с бензином, из-под крышки которой шел к мотору резиновый шланг. Бензину оставалось примерно на одну треть. Должно хватить до буровой, если действительно, как сказал Андрюха, она стоит у Ларьяхского сора. Но если хватит фляги до буровой, тогда бензину занимать не придется: оставшегося бачка вполне хватит до Ёгана. Пристать, конечно, придется, отдохнуть с полчаса, да и с рабочими познакомиться, все-таки участок его, и вообще интересно посмотреть на свою первую буровую.

Лодка шла под двадцатисильным «Вихрем» со скоростью, какой Цветков от нее не ждал. Двигались ничуть не медленней, чем на шлюпке. Может, даже быстрей сейчас шли, правда, теперь и шлюпка идет побыстрее, ведь в ней всего двое. О погоне думать не приходится. Думать нужно о реальном: как изловить тех двоих с поличным? В Ёгане они вряд ли задержатся. Скорее всего, заправятся только – и дальше. Уж ночевать-то, во всяком случае, не останутся. От Ёгана всего ничего до Оби, а по Оби без опаски можно двигаться и ночью. Завтра утром двое будут в городе. Найти их, конечно, труда не составит, но пушнина? Придется позвонить сегодня вечером из Ёгана дежурному по отделу. Пусть утром пораньше вышлют на реку несколько нарядов: к лодочной станции, к пассажирской и грузовой пристаням, на контейнерную площадку горрыбкоопа и ОРСа нефтяников и к заводи у стадиона. Может, удастся перехватить.

Лейтенант с тоской подумал о детях, о жене и о том, что вскоре, вероятно, предстоит новая командировка в тайгу – на сей раз не со следователем, а с инспектором БХСС. Нужно устанавливать охотников. Инспектор БХСС, обслуживавший участок Цветкова, был совсем еще молодой парень, только что из торгового техникума, где преподавал бухгалтерский учет, и вряд ли ему тут одному что удастся сделать.

О ноге он старался не вспоминать, хотя понимал, что, вероятно, не удастся в ближайшее время ехать по урманам. С мениском шутки плохи. И если в армии, когда парень из его отделения после неудачного приземления надолго выбыл в санчасть, отделение оставалось вполне боеспособным, то на участке Цветкова один человек – очень много. Теперь, когда скопилось столько дел и нужно, не мешкая, закатывать рукава и работать, – он вдруг будет лежать на койке и читать «Преступление и наказание». Зонального инспектора БХСС Ребякина пошлют, ибо дело не терпит, и он, зональный, пока войдет в курс дела, может наломать дров. Послали бы Ляпина, но тот теперь обслуживает зону вниз по Оби. Надо же, какая неудачная командировка, подумал Цветков. Как началось с самого аэропорта, так и поехало. Но ведь само-то, без причины, ничего не случается? И если что-то случилось с ним, лейтенантом Цветковым, то причину следует искать в себе самом. Что же он сделал не так? В чем ошибся, допустил оплошность?

Потемневшие сгустки мокрого снега глухо шлепались о приподнятое мотором и скоростью днище, и лодка вздрагивала, как на волне, а лейтенант все гнал и гнал, не сбавляя газу, навстречу снежному занавесу, опустившемуся над Ёган-Ахом.

57

– Милиция, лейтенант Уполовников.

«Это милиция?»

– Да-да, вас слушает дежурный.

«Здравствуйте тогда. Вам звонит Корепанова, соседка по квартире Ольги Ледзинской».

– Здравствуйте. Слушаю вас.

«У меня тут… прямо не знаю, как сказать… Видите, Ольга, когда уезжала в командировку, то просила почту вынимать, чтобы не копилась в ящике, а то почтальонке складывать некуда. Я все время вынимала, а сегодня письмо к ней пришло. От мужа от ее. Я и подумала, раз такое случилось, то, может, вам это письмо понадобится?»

– От мужа, говорите?

«От него… И адрес схожий, и роспись внизу конверта вроде его…»

– Понятно. Мы ему сообщили. Он приедет. Ему и отдадите. Некому теперь это письмо читать…

«Нет, я подумала, что, может, вам для следствия понадобится. Потому и позвонила…»

– Спасибо, что позвонили. Только нам не понадобится.

«Хорошо… Горе-то какое, господи… Сама уж который день от слез не просыхаю… На моих глазах жили, прямо голубь с голубкой… Не поругаются, боже избавь, ничего… Вы меня извините, старую…»

– Да за что извиняться-то?.. Большое вам спасибо, что позвонили. Кстати, да. Если вы, может, уезжать собираетесь, так можете занести прямо в милицию, в дежурную часть. Мы передадим. Или я даже сейчас помощника к вам направлю…

«Нет-нет, не гоняйте человека. Никуда я не собираюсь. Передам сама. У вас там и так, поди, и бумаг, и поручений разных хватает. До свидания».

– Всего доброго…

58

Ёган-Ах встретил их серой пеленой снега с дождем, вовсе не такой густой и мрачной, какою она казалась издали, и Цветков повел лодку, не сбавляя оборотов мотора даже на перекате. Ширина реки позволяла не придерживаться строго середины фарватера: лейтенант выбирал кратчайший путь, пересекая плёсы по хорде – от берега к берегу.

Теперь до Ларьяхского сора оставалось не более сорока минут хода. Желтые сгустки слипшегося снега по Итья-Аху попадались значительно реже, но небо было беспросветно в тучах, и все время шел снег.

Ледзинская очнулась от дремы, вскинула голову, зажмурилась от снега, потом натянула получше шкуру и опять задремала.

Пятаков, полуобернувшись, смотрел вперед.

Инспектор, взглянув на часы, вдруг понял, что давно уже не засекает времени, а смотрит просто по привычке. Сколько они едут от устья Итья-Аха? Пять минут? Час? Может, и Ларьяхский сор уже проехали, и буровую проскочили – промелькнула незаметно в снежной пелене?..

Он перестал глядеть на часы, и только гнал и гнал лодку по хордам от берега к берегу, от мыса к мысу, вглядываясь вперед и стараясь сориентироваться. Усталость сковывала все сильнее. Все горше донимало колено, лейтенант ощущал уже припухлость в области коленной чашечки и судорожные толчки по всему телу. Не верилось, что все это когда-нибудь кончится, что эти двое суток когда-нибудь окажутся далеким воспоминанием. Он смотрел На мчащуюся вдоль борта рябь воды – и казалось, что летят, как ветер; смотрел на смутные очертания берегов – и тогда казалось, что вообще стоят на месте. Снег шел все гуще, но лейтенант считал, что идет так же, – просто устали глаза. И не сбавлял скорости.

Пятаков повернулся к нему и что-то крикнул, указав в сторону левого берега. Лейтенант взглянул туда, и то, что он увидел, показалось ему вначале просто деревянным Триангуляционным пунктом, каких немало расставлено по тайге, но тригопункта здесь, насколько art помнил, быть не должно; да и не видно было бы сейчас деревянной вышки… Буровая!

В тот момент, когда он осознал это, раздался страшный грохот, треск, сухой визг на миг подброшенного в воздух вместе с кормой винта, и одновременно – тупые и холодные удары дерева и воды. Будто разорвалась мина. Лодка опрокинулась.

Но шум мотора почему-то не прекращался.

59

«начальнику мелиции от матохиной евдокеи Глебовны деревня кыши

заявление

прошу принять меры на участкового уполумоченого цветкова он придумал хокейную шайку и в ей пригреват всех бандитов к имя же примазался учитель по фискультуре Филатов и ребятишки вовсе с ума посходили ванька федяев и ево дружки митька гладышев и васька щепеткин залезли ко мне в погреб и утащили банку бруснишного варенья, а когда я стала обзывать их по фамилиям то ванька сказал што он теперева не федяев а мехайлов и витька не гладышев а петров а васька мол не какой не щепеткин а харлампьев и от родительских фамилиев отказалися стали надо мной надсмехаться и говорят што мы варенья не брали а кто же тогда брал окромя их у нас в кышах бандитов нету а директор школы их покрыват а участковый цветков нет штобы их приструнить наоборот потакает и гоняет с имя по улице с осиновой клюкой прошу принять меры на цветкова а на директора я напишу в раяно матохина»

«тов. Лебедева! Разберитесь и дайте ответ в д. Кыши.

Пахоменко».

«Ответ гр-ке Матохиной дан 16.10. 197…

Ст. инспектор ДКМ Лебедева».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю