Текст книги "Ген деструктивного поведения"
Автор книги: Владимир Паутов
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
Первые потери
Война не может обходиться без потерь, таков уж её закон, требующий для себя кровавых жертв. Это в кино обычно всё хорошо заканчивается. Особенно, в американских боевиках и триллерах, когда главный герой, влипнув в тяжелейшую ситуацию, стреляет из любого оружия и из любого положения, при этом попадая во всех и вся, а потом ещё, как-то изловчившись, умудряется остаться целым, живым и невредимым. В реальной жизни, к сожалению, так не бывает, не получается. За время моей службы в отряде я никак не мог привыкнуть к гибели своих боевых товарищей и свыкнуться с мыслью, что их уже нет. Мы всегда несли потери. Ни одна операция не обходилась без них, порой наши потери были довольно тяжёлые, и все они печальным скорбным грузом постоянно ноющей боли, ложились на сердце каждого из нас, кому повезло выжить на боевых заданиях и вернуться из опасных рейдов с территории противника. Именно повезло остаться в живых, ибо я верю в судьбу, как верят в неё многие из тех, кто успел повоевать. Спросите молодых и старых ветеранов, они вам ответят, что везение в бою – большое дело, ведь снайпер из троих выбирает одного, значит, другим-то двоим, можно сказать повезло! Вот и нам посчастливилось с Димкой остаться на этом свете.
Первым был убит мой заместитель, майор Алексей… или просто Алёшка, лучший и верный друг на все времена, на которого я мог положиться всегда, везде и во всём. Это и боем-то нельзя было назвать. Майора смертельно ранил в грудь вражеский снайпер, выбрав из нас троих именно его. По-видимому, американское командование, руководившее операцией по нашему захвату, решило, что взять нас всех троих живыми для них не представляется возможным, а терять личный состав попусту они просто не хотели. Мои предположения оказались верными. Алёшку подстрелили сразу после того, как мы переправились через бурную горную реку, и устремились вверх, к границе снегов, на самую высоту, надеясь, что там они нас достать не смогут. Мы двигались медленно, не спеша, потому как прапорщик со сломанным ребром быстро идти не мог. Звук выстрела в горной тишине прозвучал неожиданно, а потому и хлёстко, словно удар кнута. Так обычно стреляла снайперская винтовка. Я это сразу понял. Эхо многократно, отразившись от склонов гор, повторило и усилило до раскатов грома звук одиночного выстрела. Алёшка, шедший впереди, упал как подкошенный. Пуля поразила его наповал, практически убив, но майор был живучим парнем, крепким и закалённым, поэтому он умирать сразу не стал. Не захотел Алёшка вот так быстро расстаться со своей жизнью. Стреляли откуда-то сбоку, точнее, с противоположного склона горной гряды, расстояние до которой было метров триста. Я вскинул свой автомат, но ничего не увидел. Зато Димыч своим острым зрением почти мгновенно засёк солнечный блик от оптического прицела. Он сорвал с плеча умиравшего майора автоматическую снайперскую винтовку. Прапорщик резким броском крепко прижал её приклад к своему плечу. Сокольников стрелял практически навскидку. Времени целиться и изготовиться к стрельбе, как следует, у Димки фактически не было. Он не стал падать на землю, а быстро, при этом, будучи абсолютно спокойным, словно находился на стрельбище или в тире, передёрнул затвор, дабы удостовериться, что карабин заряжен, широко расставил ноги, плотнее прижал оружие к плечу и, ни на мгновение не упуская из вида того места, где заметил сверкнувшее стекло оптического прицела, плавно нажал на спусковой крючок. Димка не только родился солдатом, он был снайпером от Бога.
Сокольников стрелял из винтовки как из автомата. Скорость, с какой он нажимал на спусковой крючок, была просто фантастической, уникальной. Димка в течение одной секунды нажал курок ровно шесть раз, причём он умудрился сделать как бы две короткие очереди по три пули в каждой. Обычно этого всегда было достаточно для того, чтобы мишень считалась поражённой. Так получилось и сейчас. Правда, никто из нас, ни я, ни Димка, сами не видели, попал он в цель или нет, не до того тогда было, да и противник находился далекова-то, чтобы уточнять результаты стрельбы. А потом нам следовало спасать смертельно раненного друга и тащить его на себе подальше от места засады, да и самим попытаться выйти из зоны обстрела. Ничего мы не стали уточнять. И только те, кто находился рядом со снайпером, поняли, что столкнулись не с простыми диверсантами-самоучками, но профессионалами своего дела, причём, с высочайшим уровнем подготовки. Они стали свидетелями того, о чём потом всю свою жизнь будут вспоминать, и рассказывать друзьям и знакомым как легенду. На глазах солдат, стоявших рядом, первые три пули поочерёдно – в лоб, шею и грудь – вошли в тело снайпера, поэтому смерть его стала мгновенной. Когда же тот, будучи мёртвым, уже падал навзничь на землю, потому как, стоя, стрелял и в полный рост, укрывшись за камнем, четвёртая Димкина пуля из второй очереди попала ему прямо в подбородок, размозжив вдребезги голову, а ещё две других пролетели мимо, но рикошетом чуть не ранив других, находившихся немного подальше. Не видел я всего того, и прапорщик также не видел, да и не интересно нам было, что произошло там, на той стороне ущелья.
Я взвалил на себя майора и, изнемогая под тяжестью тела умирающего друга, понёс его вверх по намеченному маршруту, думая с досадой и огрочением: «Эх! Алешка! Алёшка! Разлюбезнейших ты мой друг. Как же дотащить тебя до своих, чтобы хоть похоронить на родной земле? Да что же такое я говорю и о чём думаю? Он ведь жив!!! Жив!!! Он выдюжит, выкарабкается, отобьётся от злой и противной «старушенции». Его в Афгане расстреливали у нас на глазах с контрольным выстрелом в затылок, а он выкарабкался и здесь обязательно выдюжит, вылезет, выживет!»
С такими мыслями мне как-то легче было идти и карабкаться по горам. Дед быстро расправился с тем снайпером, что смертельно ранил майора, да только вернуть друга для нас уже не представлялось возможным. Алёшка умирал медленно и тяжело. Я уже четвёртый час тащил на себе его тяжелеющее с каждой прошедшей минутой тело. Мне казалось, что на моих плечах находится неимоверно большой груз. Усталость просто валила меня с ног. Но я шёл. Я еле переставлял ноги, но шёл, хватая ртом холодный воздух, которого не хватало. Я шёл, потому что надо было идти.
– Командир! Давай мне! Я понесу Алёшку. Отдохни немного! У тебя просто элементарно может не выдержать сердце. – Подошёл ко мне Димыч, который и сам-то со своим сломанный ребром еле передвигался.
– Всё больше не могу, – сказал я и, осторожно опустив тело Алёшки на камни, рухнул на землю, от усталости даже не заметив, что упал на острые камни.
Майор стонал, не поморщился от боли, он лежал тихо, не шевелясь, широко открыв свои большие голубые глаза и устремив их в небесную высь. О чём он думал, я не знал, но догадывался. Алёшка прощался с нами, с горами, с небом. Он просто прощался с жизнью. Майор ни о чём не жалел и себя он не жалел, нет! Он не боялся смерти, ибо всегда готовился к встрече с ней, но сейчас его грызла тяжёлая обида, обида за то, что подвёл своих товарищей, будто виноват был в своём ранении. Алёшка жалел, что стал грузом, балластом, тянувшим всех нас на дно, ибо прекрасно понимал, что ни за что на свете мы не оставим его здесь, тем более не бросим живого.
Я отошёл чуть в сторону, дабы оглядеться. Ситуация, в которую попала группа, была не из лёгких. Мы сбились с дороги, или нас заставил это сделать полковник Дентен, хитро расставив на нашем пути засады и заслоны, я не знаю, но только загнали они нас в тупик. Мы вышли на горное плато, вернее было бы сказать, на террасу. С двух сторон оно заканчивалось крутыми обрывами, уходящими отвесными стенами вниз, в долину. Впереди терраса упиралась в горный склон. Но по нему невозможно было идти, так как он состоял из мелко каменной крошки, которая осыпалась под ногами при каждом шаге. И наша попытка подняться вверх потерпела крах. Оставался один выход – назад, но там нас ожидал полковник Дентен со своим отрядом.
– Сейчас отдохну чуть-чуть, и пойдём дальше, – сказал я прапорщику. – А вообще надо готовится к бою Димочка. Не подумай, что я запаниковал, нет Димон, я не паникую, а говорю истинную правду, как командир твой, и бой этот или следующий будет у нас последний, я не смогу тебя вывести отсюда, а Алёшку вынести. Простите уж меня, поэтому давай братишка обнимемся и попрощаемся, а то потом можем и не успеть. Вдруг случай не представится!
– Я не боюсь умирать, Санёк! Мы ведь себе сами такую судьбу выбрали, меня никто не заставлял идти в армию, добровольно пошёл, без тени сомнения в правильности своего выбора. Жаль только, что далеко от дома умирать придётся и по русскому обычаю переодеться в чистое бельё нет возможности. Это, пожалуй, в моей грядущей смерти то единственное обстоятельство, которое меня искренне удручает и более всего сейчас занимает. Стыдно ведь перед Ним, – кивнул Димка головой вверх, – в грязном белье представать.
– Не волнуйся! Я думаю, Он поймёт и простит нас…
Я не успел даже закончить фразу, как вдруг из-за наших спин вылетели два вертолёта. Они на бреющем полёте пронеслись почти над головами. Конечно, нас заметили сверху, да к тому же сообщили и те, которые были рядом со снайпером, что подстрелил Алексея.
– Командир, может, давай я понесу Алёшку? – подошёл ко мне Димка, – я всё-таки старшина отряда. Ты весь выдохся, или давай отдохнём подольше! Какая разница, коли, нас обнаружили. Далеко уйти нам не дадут, а если идти, то давай, я понесу майора! – Повторил он в который раз своё предложение.
– У тебя самого, Димыч, рёбра сломаны, будешь только мучиться. Куда тебе нести? А потом куда нам идти? Всё, Дима! Они нас загнали! Ты как думаешь, почему они нас с вертолёта не обстреляли, да потому, как наш «друг» Дентен, наверняка уверен, что мы никуда не денемся. Значит, Дима, мы в ловушке.
– А я проверю сейчас, – сказал Димка и, встав в полный рост, пошёл вперёд. По нему действительно никто не стрелял, да этого и не нужно было делать, ибо мы действительно оказались в западне.
Предложение полковника Дентена
У меня в кармане разгрузочного жилета неожиданно заработал радиотелефон, захваченный нами несколько часов назад часа назад при разгроме патрульной группы морской пехоты. Я уже успел позабыть, что у меня есть средство связи, но телефон своим звонком сам напомнил мне о себе. Его зуммер настойчиво призывал ответить на вызов. Вертолёт тем временем завис в воздухе прямо напротив нас, а точнее метрах в ста от того места, где мы стояли. Я нажал на кнопку для передачи сообщения.
– Внимательно слушаю, говорите! – Мой английский был безупречен. Сказав эту фразу, я нажал кнопку приёма.
– Хеллоу, старина! Это полковник Дентен. Вы меня видите? – Из десантного отсека вертолёта в этот миг кто-то выглянул и махнул нам рукой. – Как дела парни? Мы с вами как-то встречались, помните? – перешёл на русский командир группы «Дельта Форс».
– Мы тебя помним, только тогда ты был майором. Почему вдруг заговорил по-русски, Дентен? Боишься, что твои парни и руководство узнают о твоём паскудном поступке? – решил я немного поиздеваться над полковником и заставить его понервничать, потому, как человек, находясь в состоянии злости и ярости, порой допускает невероятные оплошности, вот и я своим вопросом хотел добиться именно этого эффекта. – Что хочешь, полковник?
– Вы прекращаете сопротивление, отдаёте мне все документы и образец препарата. Одного вашего мы уже подстрелили, если вы откажетесь поднять вверх лапки, тоже самое произойдёт и с вами. Я ясно излагаю вам свои мысли?
– Майор Дентен, – я специально назвал его так, ибо продолжал свою игру, – я не желаю, чтобы за наш счёт ты становился героем, а потом у меня есть совершенно другое предложение. Ты приказываешь вертолёту приземлиться, экипаж, кроме одного лётчика, мы отпускаем, а тебя берём с собой и летим в Союз. Как наше тебе предложение? Подходит? Сдавайся в плен! Тебе не привыкать!
– Завтра, вы будете уничтожены. Это понятно?
– А почему не сегодня? Или кишка тонка, а может ночь наступает? В темноте-то воевать страшно! Лишних потерь боитесь, сэр? – Взяв у меня трубку, прокричал ему Димыч. – Начинайте прямо сейчас или боишься пупок надорвать? Сдавайся Дентен, я тебя ещё раз на руках донесу до нашей границы, так уж и быть!
– Вот тебя, – сказал полковник, и от нас не могла укрыться его злость и раздражение, с которым он произнёс последние слова, – именно, тебя я прикажу, пожалуй, не убивать, хотя первоначально у меня были другие планы. Только ты потом позавидуешь мёртвым! Просить будешь, чтобы я тебя добил, но… Мы с тобой ещё поговорим, а твоего командира я повешу, лично. Да, вы же ведь не знаете про события в Москве?! Спешу обрадовать, ваш режим рухнул, поэтому подумайте, стоит ли вам вообще возвращаться в Союз. Можете там и в тюрьму загреметь. Если хотите, я сброшу с вертолёта радиоприёмник и пачку газет, чтобы вам быть в курсе событий…
Я отключился и, подмигнув Димке, весело сказал: «Дружок, а у тебя всё хорошо! Вот, оказывается, что, значит, иметь знакомых среди полковников ЦРУ. Тебе они сохранят жизнь, поэтому вытворять и выкаблучивать ты сможешь всё, что заблагорассудится».
– Да прекрати, Саня, глупости говорить.
– Какие там глупости друг? Нам к ним нельзя попадать!
– Так мы и не собираемся!
– А что он там болтал про какие-то события? Режим рухнул какой-то, хотя генерал мне намекал, что грядут важные события, может, действительно произошло что-то серьёзное в Москве? Ты как думаешь, Дим?
– А Бог его знает, вернёмся, увидим! Они вруны известные, им наврать, что плюнуть!
– Тоже правильно!
Пошёл пятый день, как мы находились на задании. Естественно, что нам негде было узнать о тех событиях, что произошли в нашей стране во второй половине августа и круто поменяли не только нашу жизнь.
Последняя ночь майора Алексея Чернышова
Полковник Дентен после длительного анализа предпринятых нами действий всё-таки понял мою хитрость и, хотя мы смогли выйти на гребень горной цепи, но спуститься вниз, в долину, через которую намеревались уйти в Иран, не успели. Командир группы «Дельта» толково расставил патрули на пути нашего движения, что мы были вынуждены пойти немного правее. Короче говоря, мы сбились с дороги. Но перед тем, как мы оказались в западне, снайпер ранил Алёшку, которого я тащил на себе и как финал всех начавшихся для нас бед, оказались в конечном итоге на горном плато. Без соответствующего снаряжения сойти с него вниз почти по отвесным скалам практически было невозможно. Мы оказались в ловушке, в которую всё-таки они нас загнали или мы себя загнали сами? Мы не могли выйти в долину и осуществить свой план перехода на сопредельную территорию другого государства. Я и Димыч, имея на плечах смертельно раненого майора Чернышёва, вышли на горную площадку, похожую на балкон. Длина террасы была метров двести-двести пятьдесят, ширина достигала около тридцати метров. Правда, через плато протекала горная река. Её можно было при желании форсировать и при самой благоприятном стечении обстоятельств уйти дальше вверх по горам до самой границы снегов, ну а потом что? Замерзать ночью от холода и умирать голодной смертью? Нет, это план нам не подходил, хотя, конечно, попытаться можно было бы, но только в самом крайнем случае. Ситуация складывалась для нас не совсем удачной, если не сказать катастрофичной. Выше нас находились горы, вниз же отвесными стенами шли скалы, а сзади стояли армейские заслоны, пикеты, посты и оставшиеся в живых солдаты полковника Дентена из спецподразделения «Дельта Форс». Нас обложили практически со всех сторон. Мы очутились в каменной ловушке. Это на топографической карте получается всё складно, а на реальной местности оказывается совсем по-другому.
На самом краю горного плато, как я уже успел заметить, шумела бурная река, которая водопадом срывалась вниз в долину, куда мы мечтали прорваться и куда путь нам закрыли отвесные стены скал высотой не менее тридцати-сорока метров.
Время летело быстро. Наступил вечер. Уже стемнело. Полковник Дентен нас не беспокоил. Его солдаты готовились к завершающему этапу поисковой операции. Они намеревались завтрашним утром захватить нас. Полковник пребывал в прекрасном настроении. Ведь наступавший день обещал закончиться полным его триумфом.
Нам же радоваться особо было нечему. Обезболивающие препараты в наших индивидуальных аптечках закончились. Стрелки часов приближались к полуночи. Алёшка умирал, умирал долго и мучительно, а мы ничем не могли ему помочь, чтобы облегчить страдания от сильнейшей боли, которая беспрестанно терзала его. Алёшка сильно ослаб, ему не хватало физической силы поднять руку, однако жизнь не хотела покидать его молодое и сильное тело. Я сидел рядом с майором. Димка находился чуть поодаль. Он вёл наблюдение через ночной оптический прицел за действиями противника.
– Командир! – позвал меня Алёшка. – Саня!
– Да, Алёша!
– Когда я умру, вы меня не тащите. Похороните прямо здесь. Не стоит из-за меня, мёртвого, погибать. Тут хоть и земля чужая, но мы ведь армейские разведчики, а потому и лежать нам… – он не договорил фразу, мысли у него начали путаться. Он недолго находился в забытье и, придя в себя, тут же позвал меня. – Саня! Саня! Ты где?
– Я здесь, Алёша!
– Похороните меня как нужно, я хочу и после смерти вам помочь. Ты слышишь? И Димке скажи, обязательно!
– Ты ещё поживёшь Алёшенька, – с трудом выдавил я из себя, чувствуя, как комок вдруг подступил к самому горлу, мешая говорить. Мне было совершенно ясно, что Алексей Чернышёв не выживет.
– Нет, Саня! Ты ведь знаешь, что это конец! – Словно угадав мои мысли, прошептал майор. – Пуля мне лёгкое продырявило, сам удивляюсь, как ещё жив. Вы мне с Димкой и так десять лет жизни подарили. Помните Афганистан?
– Помолчи, Алёша, помолчи! Побереги силы!
– А для чего? Силы для чего беречь? Так вот, что я хочу сказать. – Он немного помолчал и, собрав силы, вновь продолжил. – Спасибо вам, ребята! Всегда хотел поблагодарить вас. Вот погиб я тогда в Афгане, только родители и вспоминали бы обо мне! А теперь сыновья останутся. Вы их не забывайте и меня не забывайте! Где твоя рука, Саня? Дай руку, Батя!
Я протянул ему свою руку. Алексей схватил её своими ладонями, горячими, словно угли из костра, и крепко, насколько хватило, покидавших его тело, сил сжал её.
– Дай воды напиться напоследок! Холодной дай! Чтоб зубы заломило!
Алёшка припал губами к горлышку фляжки и, обливаясь водой, холодной и студёной, стал жадно пить её. – Хорошая водица, свежая!
Больше он ничего не сказал, а просто закрыл глаза. Вскоре Алексей впал в забытье. Он непродолжительное время бредил, потом неожиданно пришёл в себя, ещё крепко сжал мою руку и прошептал: «Я хотел…» Договорить он не успел. После этих слов майор вновь потерял сознание. Перед самой смертью он вдруг ясно и чётко кого-то попросил не закрывать какие-то ворота и умер, спокойно и тихо. Так я и не узнал, и не узнаю теперь уже никогда, что же хотел Алёшка в последний миг своей жизни: то ли сказать что, то ли о чём попросить? «Вот если существует загробная жизнь, встретимся мы там с ним вновь, и я обязательно спрошу его, о чём он хотел сказать мне напоследок», – пришла вдруг в голову совершенно несуразная мысль. Или нет?
– Дима! – окликнул я Сокольникова. – Алёшка умер!
Димка вздрогнул и тут же покинул свой наблюдательный пост. Он ладонью закрыл Алексею глаза и сложил его руки на груди. Я долго, так мне показалось, сидел над телом умершего товарища, хотя прошли всего-то секунды. Из этого состояния меня вывел голос прапорщика.
– Ну, что командир? Будем Алёшку хоронить? Нельзя долго думать о мёртвых, Саня, их надо поминать, а думать следует о живых! Ты не забыл наш ведь закон?
– Я ничего не забыл, Дима! Естественно Алексея надо хоронить.
Мы выкопали могилу. Вернее было бы сказать, что расчистили большую и глубокую яму в какой-то расселине, и опустили в неё тело нашего друга.
– Дима!
– Да, Саша!
– Алексей просил сделать всё, как следует. Ты меня понял?
– Конечно, Саня! Я сделаю, как надо!
Перед тем как окончательно расстаться с другом я расстегнул на груди Алексея куртку и снял с его шеи небольшой мешочек, пошитый из непромокаемого материала, и передал его Димке. Прапорщик ножом распорол его и высыпал на лицо, шею и грудь гвардии майора Чернышёва землю. Да, да, обычную российскую землю, взятую нами с нашей подмосковной базы, дабы, если кого-то из нас убьют быть похороненными в родной земле. Такой уж обычай существовал в нашем отряде. Затем Сокольников открыл вещевой мешок майора, там находилось несколько штук толовых шашек. Прапорщик установил их под телом погибшего, вставил взрыватели и перевёл их в боевое положение. После этого мы завалили место погребения крупными камнями, чтобы дикие звери, случайно забредшие на плато, не смогли бы добраться до Алексея. Могильный холм мы не рискнули делать и памятник ставить или что-то его заменяющее не стали, дабы полковник Дентен и его подчинённые не нашли тело советского майора из армейского спецназа.
– Ну, что командир, помянем новопреставленного раба Божьего Алексея? Пусть земля ему будет пухом! – Сказал Сокольников и перекрестился. Мы выпили из крышек своих фляжек чистой речной воды, ибо именно так принято поминать умерших и погибших.
Как ни горько нам было осознать тот факт, что Алёшки с нами больше нет, но жизнь тем менее продолжалась, а поэтому и мне с моим другом Димычем следовало подумать о том, как выйти из сложившейся ситуации, в которой оказались благодаря нашему давнему «приятелю» – полковнику Дентену.