Текст книги "Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре"
Автор книги: Владимир Малюгин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Высокого статного человека в долгополой кавалерийской шинели нараспашку, в папахе, вечно сдвинутой на затылок, в широких армейских бриджах и сапогах с высокими голенищами сразу же полюбили пермские ребятишки.
Аркадий по-прежнему чувствовал себя военным человеком, и только армейскую гимнастерку он сменил на штатскую черную рубашку с маленькой рубиновой звездочкой над клапаном кармана.
Да, он легко сходился с детьми. Его добрая улыбка, словно магнит, притягивала к себе ребячьи сердца, и через неделю в Перми около Аркадия уже вертелось около десятка адъютантов. Среди них были и беспризорники – их в ту пору еще немало встречалось на пермских улицах.
О чем разговаривал Аркадий с ребятишками, о том знал лишь он сам да его записная книжка, с которой он никогда не расставался. А что он записывал в книжку, об этом Николай Кондратьев и товарищи по работе могли только догадываться. Нет, не знали друзья, сколько мук доставляет Аркадию писательская работа. Вот вышла в свет первая повесть – «В дни поражений и побед». Но этой книгой Аркадий остался недоволен.
В Перми Аркадию рассказали о рабочем Лбове, который в дни первой русской революции сколотил отряд партизан и мужественно сражался с царскими солдатами и полицией.
Необыкновенная судьба Лбова заинтересовала Аркадия. Три недели провел он в пермском архиве, изучая документы о Лбове и его товарищах. И вот он уже пишет повесть, которую решил назвать «Жизнь ни во что».
«Жизнь ни во что» была закончена, но большой радости Аркадию не принесла. Нет, он не был доволен этой книгой.
Гораздо радостнее пишется другая книжка – «РВС» («Революционный Военный Совет») – повесть о двух хороших мальчуганах Димке и Жигане, о раненом красном командире товарище Сергееве и еще о многом другом. И что такое РВС, скоро узнают пермские мальчишки – его преданные адъютанты, а может, и славный московский разносчик газет Сашка – Александр Иванович, что так крепко помог ему в те тяжелые апрельские дни 1924 года, и еще многие хорошие девчонки и мальчишки, которых он успел полюбить за годы скитаний по необъятной России.
Пусть все они узнают правду о гражданской войне, о том, как сражалась Красная Армия одна против всего белогвардейского мира и какие славные люди служат в Красной Армии.
Аркадию захотелось рассказать детям правду о войне.
В Перми на книжных прилавках он уже не раз встречал книжки для детей, в которых описывались подвиги ребят, совершавших чудеса храбрости. О чем только в них не писалось! Ребята выглядели в книжках чуть ли не вершителями судеб революции, их дела и подвиги решали исход исторических битв. Не война, а просто веселый спектакль со скачками и переодеваниями!
Нет, далеко не все так легко, беззаботно и просто достается. Война есть война, и о ней надо говорить честно, как есть на самом деле. Он, Гайдар, прошедший полсвета, повидавший смерть лицом к лицу, никогда не будет лгать своим маленьким друзьям и напишет для них еще не одну книжку.
И еще одно событие произошло в Перми. Аркадий встретился с Лией Соломянской. В то время она училась в партшколе и часто приходила в редакцию «Звезды». Здесь же, в редакции, и отпраздновали веселую свадьбу. А жить теперь Аркадий стал в семье Соломянских.
Повесть с интригующим названием «РВС» имела большой успех как у больших, так и у маленьких читателей.
Гайдара поздравляли с победой. Но ни друзья Аркадия, ни он сам не думали в тот день, что с повестью «РВС» родился замечательный детский писатель, имя которого – Гайдар. Сам же он остался недоволен тем, в каком виде книга вышла в Гос издате: переделали дьякона в учителя, «поправили» диалоги. И еще много что переделали. Нет, это он просто так не оставит!
Летом 1926 года, когда Аркадию довелось побывать в Москве, он пошел в редакцию «Правды», все рассказал правдистам, возмущался, почему таким непозволительным образом расправились с его повестью. Неужели так поступают со всеми молодыми авторами?
Аркадию посоветовали поговорить с Марией Ильиничной Ульяновой, тогда ответственным секретарем «Правды». Мария Ильинична внимательно выслушала и посоветовала написать письмо в редакцию. И его напечатали. Вот она, крохотная полустершаяся вырезка из газеты за 16 июля, – ее он носит в кармане гимнастерки.
ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ
Уважаемый тов. редактор! Не откажите поместить следующее письмо: «РВС» – повесть для юношества (Госиздат). Эту книгу теперь я своей назвать не могу и не хочу. Она «дополнена» чьими-то отсебятинами, вставленными нравоучениями, и теперь в ней больше всего той самой «сопливой сусальности», полное отсутствие которой так восхваляли при приеме повести госиздатовские рецензенты. Слащавость, подделывание под пионера и фальшь проглядывают на каждой ее странице. «Обработанная» таким образом книга – насмешка над детской литературой и издевательства над автором.
Арк. Голиков-Гайдар
…Позднее друзья не раз спрашивали Гайдара, почему он вдруг надумал писать книги для детей. Может, это просто случайность?
Аркадий и сам не раз задумывался над этим. Нет, пожалуй, не случайность.
Наверно, все началось с Арзамаса – города веселого и озорного детства. Наверно, потому, что и в Красной Армии он был еще совсем мальчишкой. Вот и захотелось рассказать новым мальчишкам и девчонкам, какая она была, жизнь, потому что повидать он успел все же немало.
Да, с малых лет надо учить каждого человека честно жить, быть верным и правдивым не только перед собой, перед другом своим, но и перед всеми хорошими людьми на земле. И главное – не бояться жизни.
Ну что ж! В Красной Армии он, Аркадий, командовал полком, мечтал стать командиром… И все же будет у него своя армия, и этой армии любой позавидует – тысячи мальчишек и девчонок. Он расскажет им в новых книжках, как оно все начиналось да как продолжалось, – о боях отгремевших к новых сражениях. И пусть потом когда-нибудь скажут, что вот жили такие люди, которые из хитрости назывались детскими писателями, а на самом деле они готовили краснозвездную крепкую гвардию. И он готовил тоже!
Но служба есть служба. Строгий редактор требовал все новых и новых фельетонов. Пермские читатели успели полюбить нового фельетониста с необычной фамилией Гайдар. Некоторые даже считали, что это какое-то учреждение, и писали адрес на своих письмах так: «Пермь, Гайдару…»
Фельетоны Аркадий писал в повседневной сутолоке шумной редакционной жизни, приткнувшись за свободным столом, а то и на краешке чьего-нибудь стола.
Как он отчаянно дымил трубкой с изогнутым мундштуком, когда фельетон почему-либо не получался! Трубку он набивал, смотря по обстоятельствам (денег часто не хватало – раздавал приятелям или беспризорникам), то душистым «Кепстеном», то горчайшим самосадом. И фельетоны из-под его пера выходили такие же горькие и крепкие, как махорочный дым.
Но должность фельетониста была невеселой должностью. Часто «герои» фельетонов приходили в редакцию, стучали кулаком по столу, пытались запустить в этого «клеветника» чернильницей.
Гайдар только улыбался и в душе радовался, когда приходил очередной опровергатель. Ну скажите, какой это фельетон, если люди, которые в нем задеты, потом преподнесут тебе букет пышных роз? Значит, попал точно в цель, если грозят судом за «оскорбление» личности. Но Гайдару не только грозили. Однажды его даже отдали под суд.
Дело было так. Гайдар напечатал фельетон «Шумит ночной Марсель». В нем он зло высмеял местного следователя Филатова. Днем этот Филатов с грозным видом допрашивал жуликов и проходимцев, а по ночам, чтобы сорвать лишний рубль, играл на скрипке в кабачке «Восторг», где собирались те же жулики и проходимцы.
Горе-следователь, услужливо изгибая спину, за рюмку водки исполнял по заказу всяких прохвостов томные танго и визгливые фокстроты. Вот такого-то судебного «деятеля» и изобразил Аркадий в своем фельетоне.
Когда фельетон «Шумит ночной Марсель» появился в газете, Филатов возмутился.
– Не допущу, – грозно рявкнул он, – не позволю оскорблять и порочить мое доброе имя!
Когда в редакции Филатову объяснили, что доброе имя он давным-давно потерял, следователь еще больше возмутился:
– Как? Вы еще не желаете извиняться за свою наглую клевету? Под суд отдам вашего Гайдара!
Как это ни странно, самодуру удалось отдать под суд фельетониста. О неслыханном «деле» говорила вся Пермь. Протестовали друзья-газетчики, возмущались все, кому хорошо знакомо имя Гайдара по газетным фельетонам. И кто знает, чем бы все это закончилось, если бы в Пермь через некоторое время не пришел очередной номер газеты «Правда».
Этот номер за 5 апреля мгновенно расхватали. Всякий, кто узнавал, что там опубликована статья о Гайдаре, спешил прочесть о нашумевшем «суде» над пермским фельетонистом.
Со страницы «Правды» глядел крупный заголовок:
ПРЕСТУПЛЕНИЕ ГАЙДАРА
«Гайдар, популярнейший в округе фельетонист пермской «Звезды», присужден к семи дням лишения свободы, замененным общественным порицанием. Причем нарсуд 2 участка г. Перми, разбиравший это дело, избрал мерой пресечения подписку о невыезде.
Для газетного работника общественное порицание – не легче семидневного заключения в исправдоме. Но, к счастью осужденного, общественного порицания не получилось. Наоборот, общественное мнение восстало против приговора суда. Общественное мнение оказалось на стороне Гайдара. Рабочие ряда крупнейших заводов, рабселькоровское окружное совещание, областная газета «Уральский рабочий» высказались в защиту Гайдара.
Подписка же о невыезде не имела никакого смысла. И не только потому, что Гайдар, работающий несколько лет в «Звезде», не думал и до суда о выезде, но и потому, что не было никакого резона уезжать и после суда, приговор которого имел для выносивших его последствия неожиданные, прямо противоположные тому, на что судьи рассчитывали. Гайдар мог по-прежнему писать свои фельетоны, зная, что их будут читать с еще большим интересом, что сочувствие рабочих на его стороне.
Почему же произошло такое резкое расхождение между судом и общественным мнением, которое приговором направлялось в одну сторону, а повернулось в другую? Где причины столь ненормального для нашей общественности и нашего строя конфликта? Какое преступление совершил Гайдар своим фельетоном и почему читатели, вопреки решению суда, не считают Гайдара преступником? Может быть, Гайдар возвел клевету и выдумку на пожаловавшегося суду следователя 3 участка нарсуда Филатова – главного героя фельетона?
Нет. Суд, заслушавший многочисленных свидетелей, признал, что «фельетон дал правильное освещение фактов» и что «с этой стороны Филатову нет оснований считать себя оскорбленным». Все было так, как написано: следователь Филатов, помимо служебной работы, выступал по вечерам как музыкант в низкосортном кабаке «Восторг». Этот «Восторг» был убежищем для уголовного элемента и всякого рода подозрительных личностей.
Гайдар в своем фельетоне изобразил следователя Филатова в этих двух ролях: допрашивающим обвиняемого и потом исполняющим в кабаке, по приказу того же самого обвиняемого, свои «музыкальные» и другие обязанности.
Могло ли это случиться? Могло. Что такое «совместительство» недопустимо, ни у кого не было сомнения, и в отношении Филатова оргвыводы уже сделаны. Однако Филатов, называя фельетон «сплошной клеветой и выдумкой», обратился в суд, требуя привлечь Гайдара за оскорбление. И суд, удостоверившийся в правильности изложенных в фельетоне фактов, все же признает «форму самого фельетона оскорбительной» и выносит автору общественное порицание.
Дело, оказывается, только в форме. Форма фельетона не понравилась. Выходит, что лучше было напечатать протокол. Выходит, что фельетонную форму произведений надо изгнать из газет. Но под силу ли это сделать нарсуду 2 участка г. Перми? Согласится ли читатель читать протоколы? Должна ли газета считаться с этим, вытекающим из существа дела, выводом суда?
Нет и нет. Рабочий-читатель это понял и встал на защиту Гайдара. Рабочий-читатель знает, что партия и Советская власть на газету смотрят не так, как нарсуд 2 участка г. Перми.
…Преступление Гайдара рабочим-читателем воспринято как его заслуга. Читатель толкает Гайдара на новые такие преступления, и Гайдар продолжает эти преступления совершать там же, так как он дал подписку о невыезде.
Может быть, нарсуд изменит меру пресечения? Может быть, вообще в согласии с общественным мнением суд найдет возможным пересмотреть свое, несомненно, ошибочное решение?»
«Правда» опять пришла на помощь Гайдару.
Но как бы ни нападали на него проходимцы и бюрократы, Гайдар не унывал.
В стране строились новые заводы, фабрики, поднимались целые города. И обо всем хотелось поскорее написать, а для этого нужно много, очень много ездить, чтобы все увидеть своими глазами. Теперь Аркадий нигде не спал так крепко, как на жесткой полке качающегося вагона, и никогда не был так спокоен, как у распахнутого вагонного окна, в которое врывался свежий ночной ветер, бешеный стук колес да чугунный рев дышащего огнем и искрами паровоза.
Ну что ж, прощай, Пермь, и снова в путь!..
Вместе с Николаем Кондратьевым Аркадий долго путешествовал по Средней Азии, а в феврале 1927 года переехал в Свердловск и поступил на работу в редакцию газеты «Уральский рабочий».
Сначала у Аркадия не было своей комнаты. Город был перенаселен, новое строительство развертывалось еще туго, и Аркадий часто отправлялся в обход по коммунальным и частным домам.
День шел за днем, а квартиры все не подыскивалось. Аркадий не очень-то горевал. Ведь он во время своих хождений по Свердловску не столько присматривал квартиру, сколько приглядывался к тому, как живут люди. Эта частная жизнь, поворачивающаяся к нему то уродливыми, то прекрасными сторонами, давала ему материал для новых книг.
В Свердловске 10 февраля 1927 года в три с половиной часа дня техник Силанов подошел к доске генерального пульта, спокойно повернул рычажок, и электрической ток в 3000 вольт, бесшумно ударив провода, полился непрерывным потоком на заводы Свердловска.
Сколько труда было затрачено для того, чтобы на краю болота, среди хмурого леса построить новую электростанцию! Гайдар знал, он видел сам, как первые кирпичи подвозились на лодках, первые бревна подтаскивались вручную – и вот уже город получил первый ток.
Уходил Гайдар с электростанции неохотно, хотелось задержаться и все глядеть и глядеть на это море электрических огней, но времени в обрез – в редакции ждут отчет об открытии электростанции, ведь статья идет в номер.
Гайдар пришел в редакцию, сел за стол, достал блокнот и стал писать отчет об открытии электростанции, а начал он его со слов своего давнего редактора, который однажды упрекнул его, Гайдара, за то, что он «игнорирует светлые стороны текущего момента». Назвал статью он просто и броско – «3000 вольт».
В «Уральском рабочем» уже целый месяц печаталась «с продолжением» большая повесть Гайдара «Лесные братья». В ней было много недостатков, но она имела успех у читателя, и даже сам уральский сказочник Павел Бажов отозвался о повести одобрительно, сказав, что в литературу пришел новый человек, умеющий писать искренно и просто.
А тут случилось новое горе: умер отец. Окопы империалистической войны, гражданская война сильно подорвали здоровье Петра Исидоровича. Телеграмму со скорбной вестью родные послали в Пермь, но Аркадия там не оказалось.
О смерти отца он узнал позднее, когда друзья принесли газету «Нижегородская коммуна». В черной траурной рамке Аркадий прочитал:
+–+
| Коллектив служащих |
| Арзамасского районного союза |
| потребительских обществ извещает |
| о смерти председателя правления |
| ГОЛИКОВА |
| ПЕТРА ИСИДОРОВИЧА. |
| Похороны 27/IV‑27 г. в Арзамасе. |
+–+
Теперь у Аркадия не было ни отца, ни матери.
Но жизнь продолжается, и нужно бороться с горем, бороться и не сдаваться!
В 1927 году Аркадий переезжает из Свердловска в Москву. Здесь выходит повесть «Всадники неприступных гор».
Привыкший к бесконечным путешествиям, он плохо чувствовал себя на одном месте. А ведь совсем недалеко Ока, Волга, Нижний Новгород, родная речка Теша, Арзамас. Эти края были для него милей всего, хотя повидать он уже успел немало. В 1928 году Аркадий едет в родные края, в город далекого детства.
В то время он писал повесть из времен гражданской войны «На графских развалинах» – о детях-беспризорниках. Действие повести развертывалось на Украине.
«А почему надо писать об Украине, – думал Аркадий, – когда вот совсем рядом город детства, такой близкий и дорогой сердцу?»
В Арзамасе Гайдар остановился у Мити Похвалинского.
Допоздна сидели и вспоминали 1921 год, 58‑й полк, которым Аркадий командовал, городок Моршанск, бои с бандой Антонова. И еще много чего вспоминали…
Аркадий навестил могилу отца. Кладбище походило на лес – так оно заросло высокими березами, которые днем и ночью о чем-то глухо шумели.
Воспоминания былого всколыхнули Аркадия.
«Может быть, это новая книга? – думал он. – Книга о детстве, о маме, о Николае Николаевиче, о хороших людях, о том большом, что произошло с ним на улицах по-прежнему тихого, утопающего в зелени городка?»
Так здесь, в Арзамасе, зародилась мысль написать большую книгу о своем детстве, о боевой юности, о гражданской войне, книгу о времени, о себе, о славных людях – коммунистах, которые вывели его на большую дорогу жизни.
Писать новую книгу пришлось уже далеко от Арзамаса – в Архангельске, куда он, Аркадий Петрович, приезжает к жене и где недавно родился сын Тимур.
«Аркадий Петрович…» Все чаще величают его по имени и отчеству. И писателем уже именуют, но Аркадием Петровичем звать, пожалуй, еще рановато, да и писателем тоже. Ему ведь всего двадцать четыре года – годы не большие. Да и не маленькие! Он уже сам отец, и это очень хорошо: сын родился крепкий, здоровый, и назвали его Тимуром.
Имя сыну придумали не сразу. А нужно было торопиться: тогда шла Всесоюзная перепись населения. А число жителей города Архангельска 8 декабря 1926 года как раз и увеличилось на одного гражданина – сына Гайдара. Какое же ему дать имя? И не простое, поскольку у новорожденного фамилия монгольская. Заглянули в энциклопедию, в словари, где говорилось о Монголии, перебрали десятки восточных имен и названий: темир-комуз – музыкальный инструмент, Темир-Тау – поселок.
Остановились на Темире. Отца дома не было, запросили по телеграфу… Аркадий согласился: только пусть его сын будет не Темир, а Тимур.
Так появилось новое имя – Тимур, которому будет суждено в будущем стать литературным героем гайдаровской книги. Но до этого еще далеко. И многое еще переменится в судьбе Аркадия, да и не только в его судьбе…
…А в свои списки переписчики внесли сведения о новом гражданине города Архангельска, которому стукнул один день: «Тимур Аркадьевич Гайдар, холост, беспартийный, профессии не имеет, находится на иждивении матери».
В Архангельске Гайдар работает в газете «Правда Севера» фельетонистом. Ему поставлено условие: десять фельетонов в месяц. А доставались они не так уж легко, как думали некоторые. Днем – работа в редакции, вечером и ночью – над новой повестью. Четырнадцать страниц за ночь – такова его норма.
Каждое утро Гайдар появлялся в редакции с неизменным приветствием:
Я пришел к тебе с приветом,
Рассказать, что солнце встало,
Что оно веселым светом
По листам затрепетало…
Мало кто знал, что Аркадий, такой веселый, бодрый, неунывающий, провел еще одну бессонную ночь над рукописью.
В редакции Гайдара любили. Те, что постарше, – за веселый нрав и редкостную доброту, а молодые газетчики – конечно, и за необыкновенную биографию.
Когда Гайдар уезжал в дальнюю командировку, газетчики о нем скучали. Скучал и сын Тимур. О нем Аркадий Петрович никогда не забывал, писал ему письма и даже телеграммы, ну, например, такие: «Тимур Гайдар – кругом пожар, в окно не лазь, не безобразь».
Гайдар то уезжал к рыбакам на море, ночуя в старых низеньких рыбацких избушках, то надолго отправлялся в синие дремучие леса – в дальние деревушки возле устья извилистой речки Мудьюги, где крестьяне создавали колхоз. Ничего не поделаешь, такая уж беспокойная работа у корреспондента.
Однажды на «летучке» – так назывались короткие совещания газетчиков – говорили о том, что на архангельских лесобиржах мало кадровых рабочих. Придет человек, потом бросает работу, а в чем причина – неизвестно. Надо бы съездить и разобраться.
На другой день редактор решил командировать на лесобиржи Гайдара: уж он-то напишет как надо!
Редактор послал за Гайдаром, но его в редакции не оказалось. Не пришел он в редакцию ни завтра, ни послезавтра.
Несколько дней о Гайдаре не было никаких известий. Уж не случилось ли что?
На четвертый день в редакцию принесли записку, в которой сообщалось, что Гайдар жив-здоров, что уехал он в командировку и что через несколько дней вернется.
«Какая командировка? – удивлялся редактор. – Кто его посылал? Странный все-таки человек этот Гайдар!»
В редакции пожали плечами, поохали, но беспокоиться все-таки перестали: ведь жив человек!
Через несколько дней Гайдар вернулся в редакцию. Его было трудно узнать: старая, видавшая виды одежда грузчика, стоптанные кирзовые сапоги и помятый картуз.
Оказывается, сразу после «летучки» Гайдар пошел на базар и купил старую одежду. Там он встретился с грузчиками и вместе с ними отправился на сплавные работы в одну из многочисленных, разбросанных вдоль реки Двины лесобирж. Гайдар нанялся на работу плотогоном, конечно, скрыв, что он корреспондент «Правды Севера».
– А как же иначе? Ведь если бы я приехал как корреспондент, – рассказывал друзьям Гайдар, – и предъявил официальное удостоверение, я бы не смог и сотой доли узнать того, чего хотел. А я работал грузчиком, ел, пил, спал вместе со всеми, был не чужаком, а своим человеком, и вот материал готов…
Редактор, конечно, вызвал Гайдара и похвалил за статьи.
– А вы знаете, – говорил Аркадий редактору, – что такое залом, когда река кипит, гудит забитыми бревнами, и как в этом кипении затора нужно найти то единственное бревно, которое, воткнувшись в дно, затормозило сплав. Это трудно, это рискованно, нужно обладать знаниями, опытом, смелостью. И у нас есть такие люди, у нас есть замечательные люди.
«Военная хитрость» удалась: очерк о сплавщиках получился на славу. Редактор и Гайдар были очень довольны. Не радовались лишь руководители архангельских лесобирж, им-то уж досталось как следует. После выступления газеты краевые организации сумели разобраться, почему уходят с работы грузчики и сплавщики, и навели порядок.
В командировках с Гайдаром часто случались интересные истории, забавные случаи. «Везет же Гайдару, – завидовали некоторые, – всегда с ним случается что-то необыкновенное!»
Однажды кто-то из друзей в шутку сказал Гайдару, что если он даже когда-нибудь «испишется», то все-таки одну книгу он еще может написать – о своей жизни.
На это Гайдар возразил:
– Я и так все время об этом пишу.
Героем новой повести, которую Аркадий Петрович писал в Архангельске, стал мальчуган Борис Гориков. Борис живет в Арзамасе, учится в реальном, с нетерпением ждет писем от отца с германского фронта.
Борис очень огорчен тем, что в тихом и сонном городке Арзамасе, похожем на монастырь, никаких чудес не происходит и ничего интересного нет. А потом, потом начинается Февральская революция, приходит Великий Октябрь, начинается гражданская война. И все эти события захватывают арзамасского мальчугана. Борис Гориков постепенно, шаг за шагом превращается в настоящего борца за дело революции.
Повесть Гайдар сначала назвал «Маузер», потом «Обыкновенная биография», а вышла она под названием «Школа».
Друзья спрашивали: уж не сам ли Аркадий – герой повести «Школа», ведь его настоящая фамилия – Голиков – так похожа на фамилию главного героя Горикова. Да и вообще, по рассказам, очень много там похожего на жизнь Гайдара, его друзей, учителей реального. Ведь есть же в книге и учитель Галка, и купец Бебешин, и мать у Бориса, как и у него, Аркадия, – фельдшерица.
Что он, Аркадий, мог ответить? Конечно, Борис такой же. Такой же, но это совсем не он. Жизнь Горикова похожа на его жизнь, но это не точная копия.
Когда повесть «Школа» вышла в свет, она доставила Гайдару немало радостей: его хвалили в газетах, в журналах, друзья и товарищи поздравляли с большим успехом.
«Школу» Гайдар закончил уже в Москве, куда переехал сначала один и куда потом вызвал жену и сына.
Тимур подрос. Аркадий купил сыну черкеску с газырями, кубанку и сапожки, а на пояс – деревянный кинжал. Настоящим джигитом стал Тимур Гайдар! Он уже играл в «казаки-разбойники» и не кормил больше, как в Архангельске, игрушечного коня пирогом с вареньем.
На лето семейство Гайдаров переехало под Москву в поселок Кунцево. Маленькому Тимуру иногда становилось очень обидно, что его отец все время сидит над какими-то тетрадками и все что-то пишет. Пишет и улыбается, потом хмурится, снова улыбается и вдруг зачеркивает, рвет бумагу и опять начинает заново.
Гайдар работал над продолжением «Школы». Но что-то, видать, туго подвигалось у него дело, если он был таким скуч ным и невеселым и все чаще выходил на крылечко, и, собрав ребятишек, рассказывал про гражданскую войну, про бои и походы и про банду Антонова, которую надо было красноармейцам во что бы то ни стало разбить.
Маленькому Тимуру в этих рассказах не все было понятно, но ребята, что постарше, слушали его отца с таким вниманием и так благоговейно смотрели ему прямо в рот, что забывали про все на свете, даже про своих матерей, которые уже не раз и не два звали их обедать.
Повесть у Гайдара писалась с трудом, и он все чаще подумывал об отъезде. На этот раз он решил махнуть в дальние южные страны – в Крым.
Артек – так называлась та счастливая страна, куда Гайдар вез своего сына.
По дороге от Симферополя к Артеку автобус сломался, и тогда побрели они через перевал пешком. Прошли километр, потом другой – тяжело. Тимуренку, конечно, легче: то на плече папкином едешь, то опять пешком. Но вот Тимур начал похныкивать, это когда не на плече, а пешком. Тогда выручила песня. Папка запел:
Заводы, вставайте!
Шеренги смыкайте!
На битву шагайте, шагайте, шагайте.
И еще пели другие походные песни. И маленький Тимур шагал и даже подпевал. А идти еще далеко, но с песней все же легче.
Всю дорогу пел отец, а когда вдали показались огни пионерского лагеря, сказал:
– Ну вот, Тимуренок-Гайдаренок. Ты, если хныкать захочется, всегда запевай песню. И самому веселее, и людям приятнее.
Пришли они в Артек ночью. Стоял знойный июль, и даже ночная прохлада не могла поглотить жар, который шел от каменных гор, гранитных скал. Шли пешком по берегу моря, и Тимур спрашивал, показывая на тихое спящее море, которому не было видно ни конца ни края.
– Пап, а другого берега у моря нет?
Гайдар глядел, как тихо плескались волны у прибрежных камней, и ему не хотелось нарушать сказочные сны, которые навевала черноморская волшебная ночь. Он со вздохом отвечал:
– Нет, Тимур! Нет у моря другого берега!
Так они подошли к Артеку. Вот он наконец, лагерь у самого синего моря. Чуть вдали на возвышении белеет домик. Здесь, говорят, в давние-давние годы доживала дни своей бурной жизни графиня де Ламот, та самая, о которой когда-то писал Дюма.
Тимура определили вместе со всеми пионерами. Он был уверен, что папа, который все может, записал его в пионеры. Тимур спал в общей палате, как и все, становился на линейку и вообще вел себя как образцовый пионер. Артековцы его любили: во-первых, маленький Тимур – сын самого Гайдара; во-вторых, Тимур так мал и так забавен, что не любить его просто нельзя.
Хорошо в Артеке! Солнце греет, куда там греет – печет, на градуснике – выше тридцати. Вверху горы, кругом зелень, парки, внизу – тихое синее море, ленивое, разомлевшее от духоты. Красота.
Аркадий не раз ловил себя на том, что он невольно наблюдает за жизнью пионеров и их воспитателей.
Вот костер у вожатых. Ребята декламировали: «Красное знамя – знамя свободы, равенства, братства, любви». А то, что красное знамя – знамя диктатуры пролетариата, так это устроителям костра невдомек.
Записал эти и некоторые соображения в свой дневник. Пригодятся. Старая привычка газетчика – записывать впечатления, которые вроде бы и не нужны пока для новой книги.
Спасаясь от жары под ветвями болотного кипариса, сидели пионеры. Увидев Гайдара, они замахали руками, приглашая к себе.
– Как живете, народ?
– Хорошо. Даже лучше, чем хорошо.
Гайдар поглядел на ноги: мальчики и девочки обуты в сандалии и белые носочки, нахмурился.
– Вот смотрю я на вас, народ вы хороший, все будто здоровые люди, а ходить по земле не умеете.
– Умеем! – возразили ребята.
– Как же умеете, если ноги у вас завернуты в вату? А по земле и босиком придется бегать. А ваша армия будто в госпитале.
– Не разрешают доктора босиком-то, – сказал веснушчатый пионер. – Говорят, ноги наколете, пораните.
– А начальство как думает? – повернулся Гайдар к подошедшему начальнику лагеря. – Как оно солдат думает готовить? Можно им без сандалий бегать?
– Им лучше знать, Аркадий Петрович. Если не боятся, думаю, можно, – ответил начальник.
– А чего бояться? Ногу поцарапают – йодом смажете. Найдется такое снадобье? А пионеры – народ храбрый, что им царапины. Ведь верно, ребята?
– Верно, Аркадий Петрович. Даже очень верно, – закричали пионеры.
– Тогда все в порядке. Вон и начальник говорит, что йоду у него сколько угодно.
С того времени пионеры стали ходить разутыми, конечно, когда не холодно.
Аркадий любил бродить по парку и наблюдать за ребятами, когда они свободно проводили время без старших.
Однажды он шел по дорожке парка Виннера. В беседке, переоборудованной из часовни, группа пионеров о чем-то спорила. Гайдар на цыпочках подошел к беседке и встал так, чтобы ребята не могли его видеть.
– Это, может быть, на самом деле было?!
– Фантазия, – отвечал другой голос.
Когда страсти ребят разгорелись и спорщики стали громко шуметь, Гайдар вышел из укрытия и спокойно спросил:
– Вы чего не поделили, ребята, может, я помогу вам?
– Это Вовка говорит, что невидимка был, а я ему объясняю – фантазия… это писатель выдумал, – пояснил паренек с живыми глазами.
Аркадий Петрович серьезно, будто не понял, о чем спорят, спросил:
– А что – интересная книжка?
Ребята стали рассказывать:
– Уэллс пишет, что инженер изобрел краску. Если ей покрасить что-нибудь, то оно станет невидимым, как все равно его нет, – объяснял один.
– Не краску, а жидкость, – поправил его другой.
– Если сделать укол и ввести эту жидкость человеку, то его не будет видно – человек этот станет невидимкой, – добавил третий пионер. – Только нас не обманешь, ведь мы не маленькие – понимаем.
