Текст книги "Пусть будет иначе (СИ)"

Автор книги: Владимир Коваленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

  Вы понимаете, что это бунт, товарищ генерал? Вы отдаете себе отчет, что за этим последует?

  Неожиданно для него, Конев улыбнулся, и, повернувшись к молодому человеку, в погонах полковника, сказал, обращаясь к нему,

  Нет, ты погляди на них, Витя, – они, кажется, мне еще угрожать вздумали?

  Он снова повернул свое лицо к генералам. Теперь оно уже не было таким веселым. Напротив, оно горело возмущением.

  Вы, товарищи генералы, лучше бы воевать учились. Надоело уже, знаете ли, исправлять ваши ошибки. Вы, на своих местах порядок наведите, а потом уже у меня командовать мечтайте. Ну, вот ты, маршал, – теперь он уже обращался непосредственно к Ворошилову, – Как ты можешь командовать моими войсками, когда ты в этом ни черта не смыслишь? Вот что, господа, убирайтесь отсюда к черту, да передайте тому, кто вас послал, что мы, как-нибудь, без вас и без него, тоже, обойдемся. Лейтенант, – позвал он начальника караула, – Проводите этих товарищей туда, откуда они прибыли, да проследите, чтобы духу их здесь больше не было.

  После ухода незваных гостей, он повернулся к Романову и заметил,

  Всё, теперь у нас появился смертельный враг, в лице, лично, товарища Сталина.

  Этого избежать было невозможно, – согласился Виктор, – Если не возражаешь, я обсужу эту ситуацию с Непряевым. Думаю, что для его ребят, не составит очень большого труда, решить эту задачу.

  Конев, понимающе кивнул ему в ответ, – Ну, что же, действуй, – и Виктор покинул помещение штаба.

  Нашел он Непряева, наблюдающего, как десантный батальон занимается под командой бравого майора.

  Ну, как твои орлы, к бою готовы? – спросил Виктор, присаживаясь на траву, рядом с Алексеем.

  Смотри сам, – тот указал на солдат, имитирующих встречный рукопашный бой.

  Зрелище, в самом деле, было захватывающее. Один взвод, одетый в черное, штурмовал укрепленную позицию противников, одетых в зеленое. Ворвавшись в расположение противника, бойцы, действуя штыками, хотели быстро преодолеть эту полосу, но не тут-то было. Одетые в зеленую форму, защитники позиции оказали нападавшему противнику умелое сопротивление. Постепенно, бой перешел в рукопашную схватку.

  Стоп! – скомандовал майор, проводивший занятия, и начал разбирать на месте ошибки обеих сторон.

  Мне кажется, что учения слишком затянулись, – подвел итог увиденному Виктор. – Пора переходить к настоящим боевым действиям.

  Я также думаю, – согласился Алексей.

  В таком случае, вот тебе два задания. Первое – убрать, командование Вермахта, начиная с Гитлера, и, далее: по списку: Гиммлер, Геринг, Борман... – и второе, Алексей сделал паузу, подчеркивая важность поставленной задачи, – Устранить верхушку коммунистической партии СССР. Список мы с вами составим, но, ясно, что в него должны войти Сталин, Берия, Калинин, Каганович. Обе операции должны быть проведены быстро и одновременно. В операции на территории Советского Союза использовать только личный состав, пришедший с нами из 90-х. Разумеется, все это надо провести в обстановке полной секретности. Времени у нас на всё это очень мало, так что, сегодня же, берите с собой лиц, которые будут непосредственно заниматься выполнением этих задач, и вместе идем к Николаю.

  Вас понял, – Алексей встал и скомандовал, – Капитаны Пикалев и Никифоров, ко мне.

  Тут же, от бойцов, проводящих разбор тренировочного боя, отделились два человека и бегом направились к полковнику. Они замерли по стойке смирно перед Непряевым, и Виктор невольно залюбовался ладными фигурами десантников. Они оба были среднего роста, крепкие, но сухие. Спокойные, с внимательными и умными глазами. Хоть они и стояли неподвижно и спокойно, но сразу чувствовалось, что это спокойствие взведенной пружины. Достаточно отпустить ее и она мгновенно разожмется, выбрасывая наружу накопленную энергию.

  Товарищи капитаны, – объявил им Непряев, вы, оба, поступаете в мое распоряжение. Сейчас помыться, переодеться. Через десять минут жду вас возле своей машины.

  Через полчаса, Виктор, Алексей и два капитана уже сидели в ангаре у Николая и обсуждали план операций.

  Между тем, сама операция была, по сути, совсем проста. Нужно было открыть окно, возле предполагаемого человека, выйти рядом с ним, и, устранив его, снова исчезнуть. Не хотелось только оставлять после себя следов. Оптимально было бы обставить все, как несчастный случай, или естественную смерть.

  Хорошо, постараемся, – заверил всех Непряев, – Мои ребята на это способны. Вот только слишком много несчастных случаев, происшедших с такими людьми, да еще одновременно. Умные люди сразу поймут, что тут, что-то не ладно.

  Ну и пусть понимают, – спокойно ответил Виктор. – Эти умные люди смотрели, как каждый день пропадают их соседи, и ничего, никто шума не поднял. Меня гораздо больше интересует, что будет после.

  Он увидел непонимание во взгляде своих собеседников. Но, не желая распространяться дальше на эту тему, в присутствии посторонних людей, он оборвал эту беседу,

  Впрочем, сейчас нам надо пройтись по нашим кандидатам, и продумать, как и где с ними работать.

  Глава 27.

  Секретарь Сталина, Поскребышев, привык, что его рабочий день заканчивался, когда на улице уже начинало светать. Сталин, любил работать по ночам. Поэтому все высокопоставленные государственные мужи, вынуждены были, подстраиваясь под его режим, задерживаться на работе, далеко за полночь. Таким образом, они показывали свое рвение и самоотдачу. Но, на дворе уже давно наступило утро, а САМ, так и не думал выходить. Впрочем, такое, тоже порой бывало. Сталин просто устраивался отдыхать на рабочем месте, для чего, за ширмой, в его кабинете, стоял диван, где он мог спокойно выспаться. Но, обычно, в таком случае, Сталин предупреждал своего секретаря и отпускал его домой. В этот же раз, ничего такого не было. Долго Поскребышев не решался заглянуть в кабинет Генерального Секретаря, боясь вызвать его неудовольствие, но, наконец, все же, приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Сталин сидел за столом, в своем кресле, откинув голову назад. Сидел он неподвижно. В первую секунду Поскребышеву показалось, что он спит, но потом, какая-то неестественность позы заставила его осторожно подойти к сидящему и посмотреть на него поближе. Тут же секретаря бросило в жар: он сразу увидел остановившиеся, стеклянные глаза Генерального Секретаря, бессмысленно обращенные в потолок кабинета. Поскребышев попытался нащупать пульс на шейной артерии шефа, но почувствовал рукой только начавшее уже остывать мертвое тело. На ватных ногах вышел он из кабинета и опустился на свой стул. В голове его был какой-то шум. Мысли роем проносились в мозгу, но были они какие-то беспорядочные. Думал он о своей жене, дочери старшекласснице. Почему-то проплыла у него перед глазами ухмыляющаяся гнусная рожа Берии, с его свинячьими глазками. Тогда он дрожащей рукой достал из ящика своего стола именной наган, взвел курок, приставил дуло к виску и нажал спусковой крючок.

  Глава 28.

  Член политбюро Анастас Иванович Микоян в этот день не мог побороть отчаянного чувства страха. Страх сжимал его горло, заставлял оглядываться на малейший шорох и заставлял сердце учащенно биться. Не спасало от страха и сознание того, что с утра к нему была приставлена усиленная охрана, а также то, что его дом напоминал маленькую крепость. Впрочем, сегодня он не собирался возвращаться домой. Сегодня он останется ночевать в Кремле. Здесь, на каждом повороте стояли автоматчики из спецподразделений НКВД. При мысли об НКВД, страх с новой силой охватил Микояна. Ведь не смогли же они сохранить самого Сталина, и даже своего непосредственного начальника, Берию? Разве что, это их же работа. Такие мысли бодрости духа Микояну не добавили. Ведь в этом случае, он оказывался у них в руках. Но, с другой стороны, куда он может деться от всесильного аппарата НКВД? И все же, кто может стоять за всеми этими смертями? Ведь не скажешь же, в самом деле, что шесть из девяти членов Политбюро и пять из шести кандидатов в эти самые члены, умерли одновременно, естественной смертью? Нет, было ясно, что на сцену вышла какая-то тайная и очень сильная фигура. Микоян вспомнил, как бледный от страха Вознесенский, сегодня высказал предположение, что за всем этим стоит немецкий Абвер? «Нет», – покачал головой Микоян, – «Никакой это не Абвер. Это кто-то свой. Только кто же? Может быть, кто-нибудь из военных, к примеру, тот же Жуков? Надоело ему слушать тупых командиров, вот он и решил их убрать. Уж, чего-чего, а сил у него на это хватит». Но, в душе, Жданов понимал, что никакой это не Жуков, у того и на фронте сейчас дел столько, что ни о чем другом думать он просто не успевал. Уж, скорее всего, все-таки НКВД. «Все правильно. Создали репрессивный аппарат, вот он и стал нас же репрессировать». Удивляло только то, что убрали заодно и начальника НКВД, Берию.

  Занятый такими мыслями, Микоян вошел в свой кабинет, прошел к столу, сел в свое кресло уронил голову на руки и закрыл глаза. Да, положение его было аховое.

  «Надо позвонить домой, своим», – подумал он, – «Спросить, как они там»?

  Он поднял голову и потянулся к трубке телефонного аппарата, снял ее и так вздрогнул, что чуть не уронил трубку, потому что, вдруг увидел, что в кабинете он не один. В дальнем углу стоял молодой человек, в форме дивизионного комиссара, и с интересом рассматривал Микояна.

  Как вы смели, без спросу? – попытался грозно прикрикнуть на него Микоян, но голос его предательски дрогнул.

  Бросьте, Анастас Иванович, – комиссар досадливо поморщился, как будто услышал какую-то непристойность, – Вы же умный человек. По крайней мере, мы вас таковым считаем. Не надо нас разочаровывать.

  Он, не спеша, пересек кабинет, подошел к столу, за которым сидел Микоян, пододвинул к нему стул, и расселся на стуле, впрочем, таким образом, чтобы видеть сразу и самого Микояна и входную дверь кабинета.

  Давайте лучше с вами побеседуем, как с одним из тех, кто остался в высшем эшелоне власти нашей страны.

  О чем вы со мной хотите беседовать? – нервно спросил Микоян.

  Ну, например, о том, как будем строить дальнейшую политическую жизнь этой страны, и каким образом будем воевать с фашистами.

  Не понимаю, – проговорил Микоян, – Почему я должен это с вами обсуждать?

  На самом деле, он врал. Ему все уже стало понятно. Человек, который прожил последние восемнадцать лет в гадюжнике, имя которому ЦК ВКП(б), должен был обладать просто звериными инстинктами самосохранения. Иначе он не смог бы остаться в живых после многочисленных чисток и репрессий. Вот и сейчас, он чувствовал всем своим существом, что перед ним находится человек, который говорит с ним с позиции силы. Ему было не понятно, как может какой-то комиссар, и имени которого, он, нарком внешней торговли, не знал, да и знать был не должен, разговаривать с ним таким тоном? Но он сразу понял, что за этим человеком стоит очень большая сила.

  Думаю, понимаете Анастас Иванович, – улыбнулся молодой человек, – Во всяком случае, предлагаю вам настроиться на серьезный разговор, иначе нам придется разговаривать с кем-нибудь другим, а вы, в таком случае, окажетесь нам не нужным.

  Комиссар внимательно посмотрел на Микояна своими удивительно проницательными серыми глазами, и, видимо, убедившись, что тот его понял верно, продолжил,

  У вас, сейчас появился, воистину, уникальный шанс, вернуть Россию на пути нормального человеческого развития, а заодно, покончить с немецкой агрессией, не угробив при этом двадцать миллионов человеческих жизней, да и сохранив, кстати говоря, свою собственную. Так как, Анастас Иванович, вы готовы сотрудничать с нами, ради этих благородных целей?

  Надо отдать Анастасу Ивановичу должное. Поняв, что его не собираются сейчас убивать, он взял себя в руки,

  Это будет зависеть от того, что вы понимаете под словами, «нормальное человеческое развитие»? Это, что, капитализм?

  Вовсе нет, Анастас Иванович, успокоил его комиссар, – Но и никаких вывертов, вроде продразверстки и карательных отрядов, мы вам создавать не дадим. Больше того, НКВД, будет распущен, а на его месте будет создана организация, занимающаяся разведкой и контрразведкой, и самое главное, партийный диктат Коммунистической партии будет уничтожен. Стране нужна многопартийная система, хотя переходить к ней будем постепенно.

  Но ведь, в условиях отсутствия партийного контроля страну охватит анархия, – вскинулся Микоян.

  Не охватит, – усмехнулся странный собеседник, – Всё это мы уже проходили. Знаем, как это делать.

  Хорошо, – вынужден был согласиться секретарь, – Но, почему, все-таки я?

  А кто еще? Хрущев? – молодой человек отрицательно покачал головой, – Нет уж, увольте, кукурузоводы нам не нужны.

  При чем тут кукуруза, Микоян, признаться, не понял, но Хрущев ему тоже не нравился, и если подумать, то больше никого и не осталось, разве только Вознесенский?

  Ладно, вас понял, – согласился он, – Но скажите, не боитесь, что после всего, что вы наделали, немцам будет просто разбить нашу армию?

  Не беспокойтесь, – снова улыбнулся странный собеседник, – Во-первых, теперь немцам будет во много раз труднее, после того, как нашим полководцам не будут мешать такие стратеги, как Сталин, да Ворошилов, а во-вторых, у немцев не меньшие проблемы, чем у вас. В настоящее время они оплакивают своего фюрера и иже с ним. Еще могу сказать, что у них взорваны крупные танковые и авиационные заводы. Так что, в ближайшее время, немцам не до наступлений, а с началом зимы, им и вовсе будет плохо. Кроме того, обещаю вам, что они этой зимой не будут стоять у стен Москвы и Ленинграда.

  Тут, его лицо приняло суровое выражение,

  Ну же, Анастас Иванович, решайтесь, докажите, что вы не сталинский прихвостень, а настоящий революционер.

  Хорошо, – Микоян протянул ему свою руку, – Что я теперь должен делать?

  Глава 29.

  Из воспоминаний Романова.

  Ох, и пришлось нам помучиться! Конев с Трубачевым из себя выходили, пытаясь объяснить командующим фронтами избитые истины. Они снимали известных из истории, прославленных начальников и назначали на их места новых.

  Господи! Никогда не думал, что все было так запущено, – жаловался мне Валентин. – Смотрю на него и знаю, что он в той войне командовал фронтом, совершал выдающиеся операции, и одновременно понимаю, что ему, по его знаниям, командовать, разве что, полком можно доверить. Это же ужас какой-то!

  Ничего, Валентин, – успокаивал его я, – Ты думаешь, мне легче? Посмотрел бы ты на тех, кто этой страной руководит. Они только щеки надувать могут. Беспринципные, безграмотные карьеристы. Так и хочется их всех разогнать. Есть, правда и тут дельные люди, из молодых. Косыгин Алексей – умница. Андрей Громыко, тоже голова. Вот на таких и надо новую жизнь строить. А для того, чтобы их чему-то научить, мы с тобой и нужны. Так что, терпи, генерал. Назвался груздем – сам знаешь.

  Но и я натерпелся от старых кадров. Несмотря на то, что, почитай, все политбюро мы выкорчевали, но и те, кто занимал должности на подходе, были ни на что не годны. Я даже задумался над тем, каким же образом, коммунистическая партия смогла править страной до 91-го года? Это же просто болото стоячее! Ни мысли, ни инициативы. Ты им дело предлагаешь, а они ссылаются на указы Сталинские и статьи Ленинские. Я тут у одного из них спрашиваю,

  Ты-то сам, Ленина читал, на которого так часто ссылаешься?

  Читал, – говорит, – А что?

  А то, что возьми и почитай еще. Особенно, – говорю, – Почитай его «Письмо к съезду». Может быть, тогда тебе что-нибудь станет понятно. А пока, мне с тобой и говорить, вроде, не о чем. У тебя в голове просто набор штампованных глупостей. Голова же дана человеку для того, чтобы думать.

  Еще одна, но очень большая трудность, в моем положении, это аппарат НКВД. Хоть и обезглавленный, но он не собирался, просто так, отдавать свою власть. Поэтому, пришлось провести еще целый ряд боевых операций. Да, да, самых настоящих боевых операций по захвату и уничтожению особо обнаглевших начальников этой организации. Только после этого, я нажал, как следует на Микояна, который стал теперь Генеральным секретарем ЦК ВКП(б), и заставил его упразднить эту организацию. После того, занялся политическими заключенными. Это что же получается? Страна находится в состоянии войны, а лучшие люди сидят в лагерях. Когда поднял документы, у меня просто волосы встали дыбом. Миллионы людей за решеткой. Их было столько, что пришлось выпускать их в несколько этапов. Всех сразу просто не в силах были доставить домой. Но, подлечились люди, отдохнули немного, а потом, стали их использовать по специальности. Кого на фронте, а кого и в тылу. Там тоже работы невпроворот: надо было эвакуировать из прифронтовой полосы заводы и строить новые в Сибири. Там уже наши инженеры наладили производство новых танков Т-72, реактивных установок, зенитных установок и автоматов «Калашникова». Кстати, нашел я самого Калашникова . Назначил его главным конструктором его же автоматов. Дал под его команду целое конструкторское бюро. Он был, правда, очень удивлен, такому назначению. «Зачем вам нужен конструктор, когда такой прекрасный автомат у вас уже имеется»? Но я ему строго так приказал приниматься за работу. «Может быть, – говорю, – Вы нам новый пулемет изобретете»? Смотрю, а у него даже глаза загорелись. «А что?» – говорит, – «Это мысль». Так что я теперь не сомневаюсь, что этого гения мы не потеряем.

  Я все время говорю, «Я решил, я направил». У вас может зародиться мысль, что это все только моя заслуга. Конечно, это не так. Все мы: и Николай, и Валентин, и Алексей и Федор – принимали участие в решении этих вопросов. Я же, проводил их в жизнь, так как был введен, по нашему требованию, и по предложению Микояна, в состав Политбюро ЦК ВКП(б). Вот так, сбылась мечта миллионов партийных функционеров, которые спали и видели себя на вершине партийной пирамиды, в этой обители богов, у неиссякаемого источника власти и материальных благ. Только мне, скажу честно, оно и даром бы не надо, да и время сейчас не то, чтобы почивать на лаврах. Немцы, после наших ударов по их партийной верхушке и по оружейным заводам, приуныли, было, но быстро оправились. Им бы, дуракам, вовремя понять, что их план «Барбаросса» накрылся медным тазом, да начать мирные переговоры, но нашлись у них горячие головы, требующие продолжения банкета, нашелся и новый орел, на замену старому фюреру, и все понеслось дальше.

  С одной стороны, я понимал, что это означает новые миллионы убитых, а с другой стороны, вы уж извините, но по своему опыту я знаю, что если ты напавшему на тебя хулигану не накостыляешь, или накостыляешь не как следует, то второй драки не избежать, а уж если дашь ему так, что мало не покажется, вот тогда он сразу станет шелковым. Так и тут: если мы фашистам все зубы не обломаем, так, чтобы они и их дети войну увидели не в чужой стране, а в своем городе, чтобы оплакали детей и жен своих погибших, чтобы увидели руины на месте цветущих городов, то не будет на Земле мира в течение многих лет. Кстати, тут еще вопрос с нашими «союзниками»: Великобританией и США. Сознательно беру слово союзники в кавычки, потому что нет у СССР, врагов, страшнее, чем они. Сейчас они сидят, и руки от радости потирают, наблюдая, как мы с немцами друг друга уничтожаем. Для них, вообще, лучший вариант, если бы мы друг друга перебили. Не удивлюсь, если они станут скоро помогать немцам продовольствием и вооружением. Так вот, не знаю, как дальше дело пойдет? Если в этой войне немцы, да японцы этих союзников хорошенько не потреплют, как дальше история мировая повернется?

  Глава 30.

  Многие спят и видят себя на вершине власти. Они готовы душу продать, кому угодно, чтобы всласть порулить, оттянуться по полной, почувствовать свою значимость и гениальность. Скажу больше, чем ничтожней человек, тем больше шуму и восхищенных раболепствующих подданных вокруг его фигуры. А уж что говорить о пишущей и телебратии? Те просто живут на подачки власть имущих. Виктору же вся эта шумиха, вокруг его особы действовала на нервы. Меньше всего хотелось ему быть вершителем судеб человечества, а привычка советских людей видеть в каждом новом руководителе отца народов, действовала ему на нервы. Он понимал, что эта привычка вызвана страхом, но понимал также, что с этим нужно бороться. Прежде всего, необходимо было решительно избавляться от всех шаркунов и бездарностей, пробившихся к власти в годы репрессий. По мере сил, он содействовал возвращению в политику тех самых репрессированных, кто остался еще в живых, и кто, по своим профессиональным и моральным характеристикам превосходил ныне занимающих высокие посты. На первых порах, очень помогало в его работе то, что государственная машина была отлажена таким образом, что любые действия руководства признавались единственно правильными и не обсуждались. Хотя Виктор отдавал себе отчет, что, случись с ним и его единомышленниками что сейчас, и тут же государство ляжет на прежний курс развития, но вопрос демократизации жизни приходилось откладывать до более спокойной поры. Тем не менее, атмосфера общественной жизни уже менялась. Вместо постоянного восхваления партии и Сталина, чаще стали слышны слова о Родине. Люди стали более открытыми. Появилась надежда на счастливую жизнь, после войны. Но, эту войну еще надо было выиграть. Правда, дело шло гораздо лучше, чем в прошлый раз. На дворе уже стоял ноябрь 41-го года, а враг все еще находился на линии Севастополь – Киев – Минск – Псков. Значит, бог даст, не будет блокады Ленинграда, не надо будет останавливать немцев под Москвой, загораживая столицу горами трупов, не дойдет немец до Волги, а, следовательно, и обратно его будет гнать легче, и не потеряем мы в этой войне столько людей.

  О чем-то подобном думал Романов, сидя в одиночестве в своем кремлевском кабинете, когда в углу кабинета появилась сиреневая светящаяся рамка, и из нее в кабинет шагнул Николай. Не успел Виктор выразить радость, по поводу прибытия такого гостя, как по его лицу понял, что тот явился не с хорошими новостями.

  Что-то случилось? – спросил его Виктор, чувствуя, как нехорошо засосало у него под ложечкой.

  Случилось, – и Николай добавил длинное непечатное выражение, что было на него совсем не похоже.

  Слушай, у тебя здесь в Кремле есть что-нибудь выпить?

  Виктор полез в сейф, достал из него бутылку армянского коньяка, два стакана, плеснул в них по сто грамм темного напитка, и, протягивая один стакан другу, молча посмотрел на него. Николай взял стакан, одним глотком выпил его содержимое, похоже, даже не почувствовав, что пьет, и поставил стакан на стол.

  Ладно, не томи. В чем дело?

  Всё, – произнес Николай, – Полный абзац!

  Он взял бутылку, еще налил себе полстакана, и опять выпил.

  Виктор отобрал у него бутылку, закрыл ее в сейф, и, поворачиваясь к Николаю, спросил,

  Хватит нажираться, объясни, что произошло?

  Произошло то, что к нам гости пожаловали, – криво улыбаясь, заявил Николай.

  Какие еще гости?

  Хрен знает, кто они, но важные такие господа. Говорят, "Все ребята, мы закрываем вашу лавочку. Больше никаких перемещений. Даем вам три дня срока. Собирайте свои пожитки, и убирайтесь обратно. Через три дня ваша установка перестанет работать, и больше ни вам, ни кому бы то ни было, на Земле, не удастся совершить внепространственный переход.

  Даже так? – удивленно поднял брови Виктор, – А я могу поговорить с этими господами?

  Куда там? – горько усмехнулся Николай, – Плевали они на нас. Сказали и ушли, также, через внепространственный переход.

  Погоди, дай мне подумать.

  Виктор ходил по комнате, минут пять, о чем-то напряженно размышляя. Наконец он остановился, видимо приняв решение.

  Всё, полный сбор. Николай, собирай всех наших, прибывших из 90-х, завтра у Новогрудка, в 12-00. Все, не пей больше. Завтра, к двенадцати, забери меня отсюда.

  Они попрощались, и Николай исчез в окне перехода. Романов же весь оставшийся день провел, отдавая приказы, увольняя с различных постов бездарных руководителей и назначая на них новых. Наконец, уже утром, усталость взяла свое, и он забылся коротким сном, тут же в кресле своего кабинета.

  Эй, лежебока, вставай! – он почувствовал, как его трясут за плечо, и насилу открыв глаза, увидел Николая. – Пора вставать, уже почти двенадцать.

  Все еще протирая глаза, Виктор встал с кресла, зевая и потягиваясь, и поприветствовав друга, шагнул в окно перехода. Из ангара они с Николаем быстро добрались до окраины Новогрудка, где, на большой поляне построились все военнослужащие, прибывшие сюда по контракту. Не тратя времени даром, Виктор, после приветствия, обратился к ним с речью, в которой сказал, что свою работу контрактники с честью выполнили, но пришел срок отправляться обратно. После возвращения, всех ждет денежное довольствие за все время службы, согласно контракту. Отдельно хочу сказать, добавил он, если кто-то захочет остаться здесь, и продолжить службу, то может это сделать, но, уже на равных, с местным населением условиях, и на свой страх и риск. Кроме того, тот, кто останется, будет лишен возможности вернуться обратно домой. Поэтому, пусть подумает обо всем, как следует. После его выступления, на площади раздался гул голосов. Это люди обсуждали, что делать дальше. Сам же Виктор подошел к высшим командирам, стоявшим отдельно от других. На них его речь тоже произвела впечатление. С одной стороны, она означала, что войне конец, а с другой – приходилось бросать недоконченное дело, и как оно дальше всё без них обернется, было неизвестно.

  Что случилось, Виктор? Почему такая спешка? – недовольно спросил Конев.

  Прикрывают нашу лавочку, – объяснил Романов, – Похоже, хозяева жизни явились. Дали нам три дня сроку. Через три дня нашу систему отключат.

  Черт возьми, что еще за хозяева жизни? – Хотелось бы мне с ними поговорить.

  А толку? – пожал Виктор плечами, – Ну, поговоришь ты с ними, ну, может, дашь им в морду. Да только они все равно сделают, как сказали. Им на наши этические правила наплевать. У них свои правила. И сила на их стороне. Скажи спасибо, что они нам три дня дали, а то бы мы здесь застряли навсегда. Так что, не советую с ними спорить. Было видно, что все это, ох, как не нравится Валентину. Он нахмурился и отошел в сторону. Так он и стоял в стороне, некоторое время, пока другие офицеры решали организационные вопросы, уточняя порядок и время эвакуации личного состава. Наконец Конев решительно тряхнул головой и снова подошел к Романову.

  Я остаюсь, – подчеркнуто спокойно объявил он.

  Виктор внимательно посмотрел ему в глаза и увидел в них непоколебимую решимость.

  А как же дом? – спросил он, скорее для порядка.

  Какой дом? Откуда он там у строевого офицера? Да и не в доме дело. Понимаешь? Никому я, боевой офицер, там не нужен. Кто я там? Нищий попрошайка, без семьи, без дома, без денег. Не нужен я той Родине, а этой нужен. Здесь я и мои знания нужны. Никуда я отсюда не уйду.

  И я туда не вернусь, – неожиданно поддержал начальника Непряев. – Солдат здесь хватает, вот и буду их обучать. И потом, не могу я такое дело бросить, только начав.

  К удивлению Романова, из состава контрактников нашлось еще около сотни человек, не пожелавших вернуться обратно. Это давало возможность оставшимся, опираясь на прошедших переподготовку местных военных, продолжить удерживать в своих руках занимаемую территорию.

  Трое суток продолжалась эвакуация. Людей вывозили на базу в Красноярском крае, после чего, отправляли по домам. Необходимо было также убрать лишнюю технику вокруг этой базы, чтобы не возникло лишних вопросов, в будущем, у охотников или геологов, впервые набредших на коттеджи в глухой тайге. Наконец настал момент последнего прощания. Все наши друзья: Виктор, Николай, Татьяна, Федор, Валентин и Алексей стояли возле аппарата времени и смотрели друг на друга.

  Ну, всё, давайте прощаться, – сказал Конев, – Мы пошли, а вы значит остаетесь? – сказал он, обращаясь к Виктору, а имея ввиду его, Николая и Татьяну.

  Мы с Николаем возвращаемся в 2008-й год, – ответил за друга Виктор, – Он попытается придумать что-то, чтобы обойти запрет этих типов. Я же, буду искать другие пути выхода из этой ситуации. Если появится такая возможность, обязательно вернемся к вам.

  Тут он подошел к Татьяне и обнял ее за плечи,

  Дорогая, все началось с того, что я обещал вернуть тебя домой. Теперь мы все вместе это сделали. Ты уходила из дома несмышленой девчонкой, а вернулась очень важной дамой, у которой есть очень влиятельные друзья. Из-за твоих приключений твой мир изменился в лучшую сторону. Ты можешь быть счастлива. Я же должен с тобой проститься. Мне надо вернуться назад. Только там можно попытаться исправить наше положение. Я всегда буду любить тебя. Но я должен это сделать. Пойми меня и прости.

  Он поцеловал любимую в губы, потом отодвинул ее от себя и хотел уже уходить, когда она остановила его.

  Витя, милый! Куда бы ты ни пошел, я везде буду с тобою. Никуда я тебя одного не отпущу.

  И она снова припала к нему в долгом поцелуе. Только на этот раз этот поцелуй не носил отпечатка горечи.

  Стоп, стоп, друзья, – услышали они голос Федора, – Никуда вы от меня не денетесь. Ишь, что удумали! А меня вы спросить забыли? Так вот, я с вами.

  Как знать? Может быть, еще встретимся, – обнимая по очереди Валентина и Алексея, говорил им, на прощанье, Виктор.

  Офицеры зашли в камеру перехода. Там они повернулись лицом к оставшимся друзьям и дружно взяли под козырек.

  Николай нажал на кнопку, и оба офицера пропали, отделенные от оставшихся друзей половиной столетия.

  Почему мне так тяжело на душе? – смахивая слезы, текущие у него по щекам, спросил Николай.

  Наверное, потому, – обнял его за плечо Виктор, – Что именно там, в 41-м году, мы почувствовали себя нужными людям. Не знаю, что ждет нас впереди, но всей душой желаю вернуться туда снова, но уже свободным от чьего бы то ни было диктата. Так что вперед друзья. Очень надеюсь на то, что это ещё не конец этой истории.