Текст книги "Ленинградец (СИ)"

Шотландия, Хогвартс, 26 февраля 1995 года

Стоило тебя из поля зрения выпустить, как ты уже почти что жениться успел, – говорила Лили сыну после банкета. – Вот папа обзавидуется. Невеста, да еще и вейла...

МАМА!

Мадам Лили! – закричали на два голоса Гарик и Флёр сразу.

Флёр, никаких «мадам». Просто Лили. А что такого я сказала? Наоборот, я очень рада за вас. Нет-нет, Флёр, не потому, просто я знаю, кто такие вейлы и как к ним относятся. У нас тебе ничего грозить не будет.

Мама, я ее в обиду не дам! – взмолился Гарик.

А то бы ты попробовал! – вставила слово Флёр. – Даже само наше с ним знакомство началось с того, что он вступился за меня. Ко мне начал приставать мсье... Лонботтом, так Арик не дал меня в обиду.

Лонгботтом? А зовут его, случайно, не Невилл?

Кажется, да. Невилл, четвертый чемпион.

Не может быть! Невилл, я же хорошо знала его родителей и бабушку. И как у таких родителей мог вырасти такой грубиян?

Не знаю, мам, но здешний директор трясется над ним, как курица над яйцом.

Ах, да, что-то я из старых газет припоминаю, англичане в свое время писали про «новую надежду магической Британии». Это, видать, после того, как мы отсюда уехали, и Дамблдор нас не смог найти.

Подождите... Лили... Вы говорите, что вы уехали отсюда? – переспросила Флёр.

Так и есть. В ту ночь, когда пал Волдеморт, нам пришлось бежать из дома, бросая все. Тогда убили моего первого мужа, и нам с Гариком опасно было здесь оставаться. Хорошо, Сириус выручил, и мы в итоге до Ленинграда и добрались. С тех пор там и живем.

А как звали Вашего первого мужа? И Сириус... это, случайно, не Сириус Блэк? Его давно разыскивает вся Англия, за то, что похитил Лили Эванс и Арри Поттера...

Что за чушь... – вырвалось у Лили. – Нас никто не похищал, мы сами из Англии уехали... А мужа моего первого звали Джеймс... Джеймс Поттер.

Так, значит, Вы... И Арик на самом деле...

Да, милая Флёр, это так и есть. Мы с Гариком раньше были Поттерами.

Но почему он мне ничего не сказал?

Хотел держать это в секрете... – попытался сказать Гарик.

Флёр залепила ему пощечину.

Это за то, что скрывал от меня!

Но прежде чем Гарик успел ответить ей хоть что-то, девушка уже целовала его – мягко, нежно, чувственно.

Арик, милый, мне уже все равно, кто ты есть. Я полюбила тебя как человека, который вступился за меня, который вот уже дважды спасал мою жизнь и мою честь... Кем ты был до знакомства со мной – ничего не значит... Ничего не значит... – бормотала она в перерывах между поцелуями. Гарик же не выпускал любимую из объятий, прижимая к себе, как будто бы все еще продолжая защищать от чего-то.

Лишь минут через десять задыхающиеся от столь бурного проявления чувств влюбленные оторвались друг от дружки. В купе они остались одни, Лили поспешила выйти, чтобы не мешать сыну и его девушке.

Совет вам да любовь, молодые! – провозгласил товарищ Саурон, когда Гарик и Флёр в обнимку вышли из своего вагона. Все собравшиеся разразились аплодисментами.

Везет же тебе, Гарик, – продолжил Саурон тем временем. – Такую красоту отхватил! Видел я, местные еще на Балу том слюной исходили, да все, хе-хе, поздно уже пить боржоми, когда почки отвалились. Ну да ладно, сегодня отдыхайте, а вот завтра будет большое разбирательство у нас с вами.

В каком смысле? – переспросила Лили.

В прямом. Предстоит нам завтра прогулка до местного директора. Дамблдор своими выходками кое-кого всерьез возмутил, отправили вот делегацию разбираться, – Саурон кивнул на группу людей в штатском, о чем-то общавшихся между собой. – Эти, еще наших там парочка, это олицетворение известного вам пушного северного зверя, который тихо так подкрадывается к Дамблдору и всему его «Общему Благу».

Среди собравшихся послышались смешки. Что есть северный полярный зверь, знали все. Французы тоже.

Так что завтра в десять часов пойдем, хе-хе, устраивать кое-кому церемонию публичного низведения. На этом до завтра отпускаю всех. А вас, Гарик, Флёр, Лили, я попрошу остаться. Дело есть.

Да, тов... Юрий Николаевич? – переспросил Гарик.

Да вот хотел кое о чем спросить. Ну вот к примеру... Чем ты уже так Флёр приворожил? На вейл приворотные зелья не действуют.

Арик мне понравился с первого дня, – ответила Флёр. – На него не подействовало мое Очарование, и в моем присутствии он смог не только со мной общаться, но и даже петь мне песни.

Ну да, наш Чернов это может, весь в отца пошел, – сказал Саурон. – Тот ведь тоже в Рок-Клубе еще в восемьдесят втором оказался, всех наших питерских рокеров знает как облупленных. И сына за собой потянул. Наши знаменитости его на гитаре играть и учили.

Я знаю, сам же Арик мне и рассказал.

Ох, Флёр, намучилась я с ними в свое время, – поведала Лили будущей невестке. – До сих пор помню, как Сириус туда пошел. Услышал, совершенно, кстати, случайно, что в Питере есть Рок-Клуб, и пошел туда, вернулся вдрызг пьяный и сказал мне, что нашел работу. С тех пор там и пропадает...

А потом как? – удивленно спросила вейла.

А потом они и к нам домой стали приходить, песни записывать, или самого Сириуса куда-то приглашать. Я как раз тогда еще работала до декрета, с Гариком сидеть было некому, вот он с папой к нему в Клуб и ходил, там и приохотили, на гитаре играть выучился, песни петь, вся та тусовка его и учила, до сих пор песни их новые раньше всех узнает.

Я заметила, – улыбнулась Флёр. – Поёшь ты, Арик, хорошо.

Гарик опять покраснел. Увидев это, Флёр быстро чмокнула его в щеку.

Кстати, Юрий Николаевич, а для чего Вы нас задерживали? – спросила Лили.

Да вот подарочки для Чемпионов привез, – ответил Саурон. – А заодно для делегации нашей, на всякий пожарный случай попросили передать. Пойдемте, покажу...

Подарочками оказались непонятные ящики защитного цвета, по-видимому, назначения явно военного. Клейма Министерства обороны СССР оказались на месте, но вот название содержимого показалось странным и неизвестным.

То, что вы сейчас увидите, только что было принято на вооружение Советской Армии и Флота. Когда я собирался вам это везти, лично маршал Ахромеев, министр обороны, затребовал, чтобы берёг как зеницу ока до раздачи получателям. Так вот... – с этими словами Саурон открыл первый ящик. Внутри оказалась штурмовая винтовка непонятного вида – толстый ребристый ствол и полное отсутствие даже намека на магазин.

Вот это вот – новейший образец штурмовой автоматической винтовки системы Коробова-Никонова, АКН-90. Действует на основании совершенно нового принципа, вместо пуль выпускает луч энергии, аналогичный содержащемуся в световом мече. Скорострельность – до тысячи выстрелов в минуту, бронепробиваемость – до тридцати миллиметров. Пока разряжен, заряды в отдельной упаковке. Вот, смотрите, – автомат оказался необычно легким, легче старого «калашникова».

А вот другой образец, снайперская винтовка системы Тимофеева-Никонова, СВТН-94, – в другом ящике лежала длинноствольная винтовка, похожая на автомат, но с более мощным стволом. – Предназначена для поражения целей на дальних и сверхдальних дистанциях, дальность стрельбы до трех километров, испускаемый луч убивает с одного попадания. Также годится для борьбы с бронетехникой, бронепробиваемость до 70 миллиметров.

И запомните, – продолжал поучать Саурон. – Это новейшие образцы, они ни при каких условиях не должны попасть в руки врага. Перевооружение Советской Армии на эти и более тяжелые образцы уже вовсю идет, вам об этом еще просто не говорили.

Продемонстрировав все, что он привез с собой, Саурон отпустил Гарика, его мать и невесту, а сам пошел поговорить кое о чем со Сковородкиным и приехавшими из Ленинграда «гостями». Стратегию беседы с Дамблдором надо было обмозговать.