Текст книги "Вонючий рассвет"
Автор книги: Владимир Моисеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
Глава 2
В поисках героя своего времени
И вот наступил долгожданный вечер. Макаров протянул Ксении букет, чмокнул ее в щеку. Ему было не по себе, но бросить начатое дело на полпути он не мог. Макаров ощутил себя хладнокровным хищником, которого голод заставил выйти на беспощадную охоту. То, что голод был не плотский, скорее, интеллектуальный, а охота не могла причинить жертве физического вреда – сути дела не меняло. Звериный инстинкт преследователя, напоминавший о себе каждый раз, когда Макаров начинал работу над новой книгой, заставлял его быть жестким и решительным. Сопротивляться этому чувству Макаров был не в состоянии.
– Прекрасно выглядишь, – произнес он заранее заготовленную фразу, постаравшись, чтобы она прозвучала не слишком цинично.
Ксения не заметила явной фальши в его голосе или сделала вид, что не заметила. В сложившихся обстоятельствах это сути дела не меняло.
– А мы сегодня коньячка выпьем, по капельке, – сказал Макаров, доставая из портфеля дорогую фирменную бутылку, которую ему недавно вручили на презентации очень надежного банка. – Шампанское мне надоело. По правде говоря, терпеть не могу этот напиток. Неизжитое юношеское впечатление – в годы моей молодости почему-то считалось особым шиком кормить знакомых девочек мороженым, а потом заставлять их запивать шампанским. Бр-р-р... По-моему, абсолютно несовместимое сочетание. Впрочем, если тебе захочется желтоватой жидкости с пузырьками, нет проблем, я захватил бутылочку на всякий случай.
– О, я смотрю, ты сегодня настроен серьезно, – сладким голосом произнесла Ксения. – Это что, осада? Приступ? Ты готов сделать мне предложение?
Порядочные люди, каковым до сих пор Макаров себя считал, после таких слов должны были встать перед дамой на колено и срывающимся от волнения голосом попросить руку и сердце. Но он больше не считал себя порядочным, поэтому сипло пропел:
– Ничего, что я помятый, я всегда с тобою рядом...
– Песня? Я люблю песни! Продолжай.
– Сейчас моя любимая песня – "Плач Ярославны". Что-то изменилось вокруг. Мир неожиданно стал гадким, враждебным и отталкивающим. Я чувствую себя неуютно. Оказалось, что я могу искать поддержку и помощь только у тебя. Конечно, это не слишком хорошо меня характеризует – совсем не мужественно искать защиты у женщины, но... Так уж устроена жизнь. Только женщина может поднять мужчину на совершение подвигов или великих деяний, это как повезет. Все. Мне нечего больше добавить.
"Неужели поверила? – подумал Макаров и покраснел до кончиков волос. – Нужно еще чуть-чуть поднажать и ко мне хлынет поток первоклассной информации, море информации, океан информации"!
– Если ты меня сейчас выставишь за дверь, – продолжал он и то, что его голос слегка дрожал, было ему только на руку, – это будет справедливо и заслуженно. Виноват буду только я сам. Не бойся, я не подохну. Мне будет очень плохо, но это не смертельно. Сам не понимаю, что я на себя напустил. Как-нибудь выкручусь.
– Почему я должна тебя выгонять? – искренне удивилась Ксения.
– За поведение недостойное джентльмена и мужественного человека... Я где-то слышал, что мужчина в любой ситуации должен быть на высоте, то есть, оставаться мужественным и ответственным. Так вот, поскольку у меня проблемы – с мужественностью, в частности... Я должен понести заслуженное наказание...
– Перестань, Макаров! Мы так давно знакомы, и за это время тебе ни разу не удалось меня обидеть. По-моему, ты не умеешь быть грубым.
Макаров опустил глаза. Впервые он понял, как это глупо и стыдно – нести бредятину.
– Да что ты стоишь на пороге, проходи, – Ксении явно не понравились так не кстати начавшееся выяснение отношений. – Стол накрыт, осталось только свечку зажечь. Выпьем твоего коньяка. За наше здоровье, за удачу и счастье, которое так долго не дается нам в руки, за то, чтобы успокоились наши души. Давай, ухватим наше счастье за хвост? Согласен?
– Звучит заманчиво, – чуть слышно пробурчал в ответ Макаров.
Стол, надо отметить, был накрыт по самому высокому разряду. Взгляд Макарова сам собой остановился на салате из креветок. Не приходилось сомневаться, что при любом исходе, он поступил правильно, навестив Ксению. Ему здесь рады, а следовательно, все это интеллигентское нытье – порядочно, не порядочно – не стоит и выеденного яйца. Женщины, какие доводы ни приводи, такие же люди, как и прочие, а потому на них в полной мере распространяются принятые в человеческом обществе нормы общения. И обманывать их ничуть не более позорно, чем всех прочих. На мгновение Макарову показалось, что если он сейчас расскажет правду о цели своего визита, Ксения поймет его и поможет. Жаль, что проверять свои предчувствия Макаров был не расположен.
– Выпьешь, закусишь, оттаешь, – с теплотой в голосе произнесла Ксения и нажала кнопку на пульте музыкального центра, раздалась приятная нежная мелодия. – Успокойся и отдыхай, все будет хорошо.
Ксения была замечательной хозяйкой, она прекрасно готовила и от природы знала, как следует себя вести с мужчиной, который вбил себе в голову, что его донимают неразрешимые творческие проблемы. Ее рецепт излечения захворавших интеллектуалов был банален и прост – ласка и внимание. И как это ни удивительно, до сих пор он действовал безотказно.
Макаров вкусно поел, с чувством рассказал о низком уровне современных переводов с английского и неожиданно почувствовал, что ему стало хорошо. Более того – отлично. Творческие проблемы с каждой минутой волновали его все меньше и меньше.
"Хорошо бы не забыть, зачем я сюда пришел", – напомнил он себе и попытался сосредоточиться. Пора было приступать к работе.
– Неужели Виктор Кларков действительно занимался нуль-транспортировкой? – спросил Макаров, расправившись с очередной порцией салата.
– Да.
– Я беседовал с ним всего несколько часов, но он показался мне умным и интересным человеком. Очень жаль, что мне не удалось познакомиться с ним ближе.
– Это был по-настоящему великий человек.
– Гений, что ли?
– Нет. По-моему, гений – это человек, жизнь и устремления которого направлены на решение понятных нормальным людям проблем, и усилия которого в этом направлении были замечены и оценены. Так мне кажется. Виктор был другой – общественные интересы его никогда особенно не интересовали. Нельзя сказать, что он был антиобщественной личностью. Скорее, общественно неактивной. Вот его усилия увенчались успехом, но обществу это не дало ровным счетом ничего. Какой же он гений? Но дело в том, что народное признание не имеет никакого значения, когда речь заходит о Викторе. Звучит странно, правда? Он так и не сумел никого заинтересовать своей работой, но я никогда не видела, чтобы это его расстраивало.
– Но это означает, что после Виктора должно было остаться огромное количество неопубликованных рабочих записей. Хотелось бы мне запустить руки в эти бумаги! Кстати, а ты знаешь, что являешься обладательницей, может быть, самого потрясающего архива в мире? Я тебе завидую, Ксения.
– Никогда об этом не думала.
– Рад тебя поздравить – готов поспорить, что это именно так!
Макаров был доволен. Ему удалось добиться самого трудного – заставить Ксению говорить о Викторе. Да так, что она не заподозрила ничего дурного.
* * *
Только дома, оказавшись, наконец, один на один со своим стареньким компьютером, Макаров смог вздохнуть с облегчением. Он пробежался пальцами по клавиатуре, подправил колесиками настройки яркость эксимеровского монитора и успокоился окончательно – настало время начинать новую книгу и делать это следовало за стационарным компьютером, никакой ноутбук для этого не подходил. Примета у него была такая, писательское суеверие.
Его сознание словно бы заново включилось, он почти физически чувствовал, как к нему возвращается способность размышлять и... работать. Это было приятно. Макаров попытался вспомнить, когда же его окончательно оставила проклятая умственная немощь, и он опять почувствовал себя человеком, способным добиваться поставленной цели. Это было важно. Наверное, сразу после того, как Ксения проворковала:
– А теперь попьем чайку...
Естественно, все очарование вечера немедленно пропало – Макаров ощутил себя грязным негодяем, обманывающим беззащитную вдову и с этой минуты думал только об одном – как, не испортив отношения с Ксенией, поскорее покинуть ее гостеприимный дом. Он придумал встречу со своим литературным агентом.
– Но сейчас уже так поздно? – удивилась Ксения. – Ночь на дворе. Неужели нельзя заниматься делами днем?
– Понимаешь, издатели – странные люди, – глубокомысленно заявил Макаров. – Мне приходится подстраиваться под чужой режим дня. Просыпается господин Персиков около двух часов дня, а к напряженной работе оказывается готов только к десяти вечера, но зато и работает до четырех утра. Ему так удобнее!
– Продолжим наш разговор завтра?
– А как же, обязательно, – с готовностью ответил Макаров, решительно направляясь к входной двери. – Вечером я опять у тебя, если, конечно, разрешишь...
– Сейчас же позвони своему агенту, скажи, что у тебя глаза слипаются, что ты сегодня очень устал, ничего не соображаешь, перенеси встречу на другой день...
Макаров ужаснулся, именно так бы он и поступил, если бы хотел остаться, ему было стыдно, но он продолжил свою игру и быстро нашел ответ:
– Собственно, это не встреча, а производственное совещание. Со мной хотят переговорить влиятельные люди: издатели, критики, главный редактор журнала "Нива", люди из министерства культуры, не знаю, кто еще... Слишком много заинтересованных людей, слишком много, я не могу сорвать столь важные переговоры... В этом проекте заинтересованы все, причем в равной степени... И я заинтересован не меньше других.
– Неужели издательские дела важнее, чем любовь женщины?
– Мой успех – твой успех.
Последние слова он произнес уже на лестничной площадке, благополучно преодолев дверной косяк.
– Мне работать надо! – противным голосом, как того требовало произнесение этой шутки, прохрипел он и рассмеялся. Получилось смешно.
В общем, все обошлось. И теперь можно было заняться новой книгой всерьез.
Кларков, Кларков, Кларков... Макаров понимал, как трудно будет сделать книгу о человеке, не пожелавшем жить по-человечески, так, как положено нормальным гражданам. Исследователь, философ, изобретатель... Но что поделаешь, если это и есть недооцененный пока герой нашего времени! Точнее, герой своего времени, поскольку Кларков не был одним из нас, он существовал рядом. Он приглашал нас в свое время, но не слишком настойчиво, не слишком переживая, получив отказ.
Макаров почувствовал всеми фибрами своей души, что ухватил главный смысл этой истории. Но... потребуется сломать стойкое неприятие к умникам, сложившееся в обществе. Вот, если бы Кларков был садомазохистом и совратителем малолетних, тогда другое дело, за читательский интерес можно было бы не волноваться. Но проблемы читателей, в данном случае, интересовали Макарова меньше всего, он был уверен, что сможет написать так, что его текст пробьет себе дорогу. О-о, если постараться, о Кларкове будут читать взахлеб!
"Если я не могу подправить телефонную книгу таким образом, что ее будут читать с неизбывным интересом страницу за страницей, зачем вообще называть себя писателем!" – подумал он и ощутил давно забытое чувство радости от предвкушения настоящей работы.
* * *
Он посмотрел на часы, стрелки на циферблате показывали – 00-15. Макаров глубоко вздохнул, словно бы набирая в легкие воздух для длительного погружения на глубину. На миг ему показалось, что это будет выглядеть крайне гадко, если он отбросит щепетильность и позвонит Ксении прямо сейчас. Но за последние сутки он уже совершил столько непозволительного, что еще один некрасивый поступок никак не мог повредить его репутации. Макаров решительно набрал номер. После третьего гудка ему ответили.
– Макаров, это ты?
– Приветик, – сказал он виновато. – Захотел сообщить, что благополучно добрался до дома. Извини, что испортил тебе вечер. Жалко, что так получилось.
– Как поживает твой литературный агент?
– Ой, не надо о грустном. С минуты на минуту ко мне нагрянут полчища важных людей и придется заниматься самой неинтересной стороной моей работы – бесконечными переговорами о коммерческой выгоде. Это так утомляет...
– Не сомневаюсь, что все обойдется.
– Смотря что понимать под этим словом – "обойдется". Проект сулит такие большие деньги, что может случиться и так, что ребята захотят обойтись и без меня. Желающих поучаствовать хоть отбавляй.
– Но ты так известен и талантлив!
– Скажи это людям, которые потрясают у меня перед носом пачками с деньгами. У них свои резоны. За каждую вложенную копеечку, они требуют лояльности и высокой производительности труда, разговорами о таланте их не проймешь. А я человек тонко организованный, чувствительный и очень упрямый! Это нравится далеко не всем.
– Не придумывай, Макаров. И постарайся не волноваться. Вот и получится все хорошо. А я буду держать за тебя скрещенные пальцы, говорят, это помогает.
– А я и не волнуюсь. Работа есть работа. Ее нужно сделать – не более того. Но моя голова занята совсем другим, мне покоя не дает Виктор Кларков.
– Ревнуешь?
От неожиданности Макаров едва не выругался. Удивительные существа – эти женщины! О чем бы ни заходила речь, всегда сумеют перевести разговор на себя.
– Нет, – сказал он, стараясь не показывать раздражения, – представляется, что Виктор был очень необычным человеком. Мне всегда хотелось узнать, что заставляло его так открыто пренебрегать общественным положением? Пассионарность, религиозный фанатизм или генетика? Изучение подобных людей – неотъемлемая часть моей работы.
– Значит, не ревнуешь?!
– Ну-у-у... Так тоже нельзя сказать. Есть немного...
– Так-то лучше!
– Все дело в том, что я чрезмерно любопытен. Это и моя беда, и мое сильное место – нелюбопытные писатели, как правило, неудачники.
– Любопытной Варваре нос оторвали...
– Точно, а она потом мемуары написала и обо всех рассказала! Кто победил?
– Ты, конечно, ты...
– Так вот, о твоем бывшем муже... Можешь ругаться, но мне кажется, что пришла пора заняться архивом Виктора Кларкова всерьез. Там, наверняка, могут оказаться очень ценные для науки документы. Со времени его исчезновения прошел уже год, так что, распорядиться его творческим наследием – твоя прямая обязанность. Если ты не против, я с удовольствием помогу тебе разобрать оставшиеся бумаги. Признаюсь, что я весьма заинтригован. Любопытно будет ознакомиться с ними....
Ксения на минуту задумалась.
– Это так неожиданно. Я не могу решиться. По-моему, трогать чужие вещи плохо. Ты будешь смеяться, но мне кажется, что Виктор, когда вернется, будет ругаться...
– Но это надо сделать. Ради самого Виктора. Никогда не поверю, что он согласился бы похоронить свои мысли и идеи...
– Это всего лишь домыслы...
– Не понимаю, что тебя смущает? Совершенно ясно – если бы Кларков хотел сохранить свою работу в тайне, он обязательно сжег бы свои бумаги перед исчезновением. Логично? Давай, проверим? Просто посмотрим, существуют ли эти бумаги. Нас это ни к чему не обязывает.
– Какой ты, Макаров, настойчивый, просто ужас! Хорошо, уговорил, встретимся завтра в квартире Виктора. Посмотрим, как там дела обстоят. Если бумаги на месте – будем думать дальше, как с ними следует поступить, а если сожжены – забудем обо всей этой истории. Хорошо?
– Очень правильное решение! Даже я сам не рассудил бы разумнее.
– Жду тебя в четыре часа дня.
– Конечно! Диктуй адрес!
Глава 3
Дверь в чужой мир
На следующий день ровно в четыре часа дня Ксения открыла дверь квартиры Виктора Кларкова и впустила Макарова. Он с удивлением отметил, что подруге явно не по себе. Словно бы ее заставляют совершить плохой поступок.
– Тебе страшно?
– Макаров, – укоризненно сказала она. – Неужели я произвожу впечатление такой дуры?
– В моем вопросе нет ничего обидного. Страх, как правило, есть результат нашего незнания. Мы боимся неизвестности. А разве ты знаешь, что именно случилось с твоим мужем?
– Нет.
– Ну вот! Разве ты можешь утверждать, что Виктор действительно умер?
– Почему умер? С чего ты взял? Тьфу на тебя. Мне о его судьбе ничего неизвестно. Но я верю, что у Виктора все хорошо. Он каждому встречному-поперечному рассказывал, что занимается реализацией нуль-транспортировки. Только не спрашивай – что это такое! Лично я так до конца и не поняла, что это за штука. Но это не важно. У меня нет ни малейших сомнений в том, что ему удалось добиться успеха. А это означает, что он обретается сейчас где-то далеко-далеко, в другом мире. Если бы с ним произошла беда, должно было бы остаться тело. Не правда ли?
– Жаль, что во время нашей встречи Кларкову так и не удалось наставить меня на путь истинный. Смотришь, и у меня появилась бы цель в жизни! – сказал Макаров, кстати, почему-то ему тоже было тревожно.
Ксения пожала плечами и указала на дверь в маленькую комнату.
– Обычно Виктор работал здесь. После исчезновения я в его кабинет не заходила. Я считаю, чтобы до поры до времени его бумаги и его компьютер трогать не следует.
– И ты даже не знаешь, что там есть?
– Как можно! – удивилась Ксения. – Виктор не любил, когда я слишком близко к сердцу принимала его дела. А сейчас мне это и вовсе без надобности.
– А если он не вернется?
– Чушь. Виктор, конечно, человек своеобразный. Но вот что интересно, он никогда не полагался на авось. Всегда знал, что делает и для чего.
– И все-таки? Ответь на мой вопрос.
– Ладно, согласна, порядок навести нужно. Ты меня уговорил, Макаров. Придется обратиться к человеку, который сумеет разобраться в оставшемся после Виктора бедламе, который ты красиво называешь архивом.
– И это буду я?
Ксения улыбнулась.
– Ох, Макаров. Ты умный, талантливый человек – кто же с этим спорит, но фантасту такая работа явно не под силу. Тебе не справиться! Здесь нужен человек, который бы понимал, о чем идет речь.
– Но почему бы мне не познакомиться с его бумагами, как писателю? Вдруг и мое мнение пригодится? Кстати, Виктор, помнится, написал рассказ о космонавте, которому оторвало голову. И вышло у него совсем неплохо! А если обнаружатся и другие рассказы?
– Не знаю, что и сказать... Мне совсем не хочется принимать важные решения за Виктора...
– Правильно, – сказал нравоучительно Макаров. – Это дело кляузное. Поручи его мне. Я во всем разберусь и доложу тебе...
– Ты говоришь – архив, – задумчиво сказала Ксения, словно не расслышав ответ Макарова. – Но это так непохоже на Виктора. Скорее всего ты найдешь всего лишь кучу исписанных небрежным почерком бумажек.
– Выходит, мы делим шкуру неубитого медведя? Почему же ты так волнуешься?
– Не знаю. Никакой уверенности в том, что архив существует, у меня нет.
– Давай проверим... Чего легче?
– Что с тобой делать! Сходи и посмотри, – не выдержала Ксения. – Только, если там и в самом деле обнаружится что-нибудь ценное, без моего разрешения не трогай.
– А ты не пойдешь со мной?
– Нет, мне там делать нечего! Заварю лучше кофе. Тебе пригодится.
– Спасибо. Ну, я пошел?
– Почему такая спешка? Никогда не думала, что твоя стремительность будет так раздражать. Неужели все писатели такие проныры. Уж не вознамерился ли ты и в самом деле написать о Викторе книгу? Не советую. Если хочешь знать мое мнение – это дурацкая идея.
Макаров поморщился, игра была закончена, Ксения его легко раскусила.
– Не исключено, что и напишу. В конце концов, это моя работа.
– Непонятно мне твое рвение.
– А писательский кураж? Забыла, как я на твоих глазах в медузу превращался? А сейчас меня переполняет желание взяться за работу. Такие вещи следует ценить. Вот почему мне хочется побывать в кабинете прямо сейчас. Нужно почувствовать атмосферу – у писателей свои причуды. Но когда начнется работа, обещаю, без твоего разрешения и пальцем не пошевелю.
– Убедил, приступай, фантаст, – сказала Ксения.
* * *
Макаров несильно толкнул дверь кабинета. Она слегка скрипнула и с готовностью отворилась. В голове писателя, словно это произнес посторонний наблюдатель, грозно прозвучало:
"За порогом передо мной открылся черный прямоугольник неизведанного".
Макаров усмехнулся. Ему показалось забавным, что в его подсознании отыскалось столь патетическое высказывание. Довольно наивное, впрочем, поскольку не имело никакого отношения к его действиям, поступкам и намерениям.
Сильное волнение не позволяло ему сосредоточиться. Ко всему прочему, откуда-то изнутри, к самому горлу, поднялась волна необъяснимого страха. У него предательски задрожали руки. С чего бы это? Глупо предполагать, что за порогом кабинета его будет поджидать засада таинственных мерзавцев.
Макаров попробовал взять себя в руки, прислушался к своим ощущениям – нет, никакого предчувствия или ожидания опасности не было и в помине. Скорее всего, на него так причудливо подействовало взвинченное состояние Ксении. Вот уж чье поведение было трудно объяснить.
В кабинете Кларкова было темно. Правильно, он и не мог быть освещен. Свет появится только по его воле, это он должен нажать своим пальцем на выключатель...
"Э-э, да у меня что-то не так с головой, – подумал Макаров встревожено. – С каких это пор перед тем, как включить свет в темной комнате, меня тянет на философские размышления? Что-то явно действует мне на нервы. Ксения, что ли? Неужели она стоит и смотрит мне в спину"?
Макаров обернулся, готовый грубо накричать на свою приятельницу, но в освещенном коридоре никого не было. На кухне завывала кофемолка – правильно, Ксения обещала напоить его кофе.
Приступ злобы немедленно прошел. Макаров принялся судорожно растирать виски, пытаясь отделаться от навязчивых страхов. Не получилось. Он больше не сомневался, что, перешагнув порог кабинета Кларкова, он раз и навсегда перечеркнет свою предыдущую жизнь. На миг ему стало предельно понятно, что изменится и каким образом, но приступ странной ясности прошел так же внезапно, как и появился. И он моментально забыл, что заставило его сделать такой странный прогноз.
Макаров попробовал успокоиться, здраво рассудив, что чтение документов ему повредить не может. В конце концов, именно такова каждодневная работа писателя. Его собственный труд всегда напоминал кофемолку – знай, читай да смотри, впитывай информацию, а потом перемалывай факты и фактики, чтобы легче было скормить полученную субстанцию доверчивым читателям. Что тут может быть опасного?
Звук собственного смеха немного приободрил Макарова. Он непроизвольно взглянул на часы – было 16-15. Пора было начинать. Он решительно включил свет и вошел в кабинет. Огляделся. Странно, но у него не возникло ощущения, что в кабинете давно не было людей. Разумнее было предположить, что Виктор никуда не пропадал – просто вышел на минуту за газетой.
Скорее всего, Ксения продолжает убираться здесь. Но почему она сказала, что не входила в кабинет целый год? Да уже через неделю на всякой выступающей поверхности неминуемо должен был образоваться толстый слой пыли. Но пыли не было.
Это был розыгрыш! Конечно, как он не догадался сразу! Вот уж шутники!
Макаров коротко хохотнул и удобно устроился в кресле. Ему показалось, что он понял все до конца – через пару минут сюда, заливаясь счастливым смехом – еще бы, писателя провели! – ворвется Виктор Кларков в обнимку с Ксенией. Вот уж веселье начнется! С коньячком, икоркой и балычком! Получится совсем неплохо.
"Какой же я осел, – подумал Макаров, ощупывая свои пылающие от смущения щеки. – Как в мои годы, с моим образованием и опытом я мог поверить в такую чушь, как реализация нуль-транспортировки. Доверчивость – похвальное качество, но всему есть предел"!
Он совершенно забыл о цели своего визита – поиске предполагаемого архива Виктора Кларкова. Он наслаждался самим фактом своего присутствия в этом необычном месте. Ему хотелось ощутить атмосферу жилья не оцененного пока гения. Да, вот здесь он работает на своем компьютере, строит умопомрачительные теории, читает книги. Очень интересно. Ребята задерживались, наверное, не успели вовремя накрыть на стол. Макаров решил включить телевизор.
Промелькнувший на экране незнакомый диктор объявил:
– Наступило долгожданное время светских новостей. В ближайшие десять минут вы узнаете о наиболее значительных событиях в культурной жизни нашего города.
Макаров обрадовался. О, это было кстати. С тех пор, как телевизионному начальству пришло в голову, что обзор отечественной культуры (точнее, того, что они принимают за культуру) имеет непреходящую ценность для формирования национальной идеи, эта передача неизменно выходила в лучшее эфирное время. Макарову в этом проекте нравилось абсолютно все: и бессмысленная заставка, и косноязычные дикторы, а особенно текст, который они время от времени произносили. Не исключено, что создатели передачи искренне считали, что современная культура – занятие далекое от интеллектуальных потуг населения – и не стеснялись быть глубокомысленно глупыми.
Особой симпатией к новостям культуры Макаров проникся после того, как услышал из уст известного в стране кинорежиссера настоящий шедевр устного народного творчества: "Мы занимаемся вечными ценностями, – сказал он убежденно, – до смысла у нас просто руки не доходят"! Что ж, следовало признать, что новостям культуры вполне удавалось держать планку на заказанной высоте.
Макаров сделал звук погромче и не пожалел.
Передача началась с эмоционального обращения ко "всем прогрессивным людям планеты Земля". Пресс-секретарь нашей звездной пары призвал "всех прогрессивных людей планеты Земля" поддержать горячий призыв господина Филиппа Блистательного и добровольно скинуться (подать, кто сколько сможет). Собранные средства обещано было использовать для окончательного увековечивания образа Несравненной Аллы на ее родине – планете Земля – в виде золотого бюста, достойного ее величия размера. Согласие Зураба Церетели на проведение работ уже получено. Поводом послужили наблюдения близких Несравненной Алле людей, окончательно уверовавших, что Несравненная Алла должна вот-вот вознестись...
"Мило, – с давно не испытываемым чувством законного удовлетворения подумал Макаров. – Будоражит воображение и приобщает широкие слои населения к вечному. Ловкая штучка эта Алка"!
На экране промелькнул знакомый человек. Макаров прильнул к экрану.
"Это же Дельтов – удачливый борец со временем, как философской категорией, – отметил он удивленно. – Постарел, бродяга! Что же, интересно, должен совершить ученый, чтобы пробиться в программу, посвященную культуре? Съесть самого длинного дождевого червя? Или проскакать на одной ноге по всем без исключения залам Эрмитажа"?
Дельтов был взволнован и серьезен. Наверняка, ему выделили ограниченное время, поэтому он без предисловий перешел к просьбе.
– История познания мира знает множество кризисных состояний. Не исключено, что Катастрофа, ожидающая нас, станет для человечества последней. Почему бы нам не объединиться перед лицом опасности? Нам нужна помощь людей, занимающихся эмоциональным миром людей и их духовной жизнью. Откликнетесь..."
На экране появился панк-ведущий.
– Внимание. Мы вынуждены прервать нашу передачу. Передаем важное сообщение. Через десять секунд на ваших экранах появится Александр Исаевич – главный писатель земли русской со специальным разъяснением-напоминанием-утверждением.
Действительно, минуты через три раздались фанфары и на экране появился Солженицын.
– Захотелось мне лично зачесть директивное письмо "Об умерении и согласии при вставлении слова "буеволие" в разговорную речь". Цель настоящего уведомления – защита меня от необоснованных нападок и пресечение корыстолюбия и хаповства. Отнынь при употреблении слова "буеволие" то ли в книжках, то ли в междусобойных разговорах, следует ссылаться на главного установщика и возвратчика исконных и затерялых слов в ошарие русского языка. А особо – слова-исполина "буеволие", как неисповедимого указальщика на суть русского мужика, который есть предел заведению в тупик национального стержня...
Вновь взыграли фанфары и культурные новости завершились.
Было очень смешно. Но время шло, а Виктор с Ксенией не появлялись. Макаров терпеть не мог пустых ожиданий. Ему было жалко потерянного впустую времени. Он встал и подошел к окну. К его удивлению на дворе было темно. А ведь он пробыл в кабинете не более пятнадцати минут. Странно, с каких это пор летом в Петербурге темнеет в это время суток? И куда, спрашивается, подевались белые ночи? Нет ничего хуже отвратительных неожиданностей, Макаров был на грани истерики.
На экране появился диктор.
– А теперь о погоде на завтра – 25 ноября 2003 года...
От неожиданности Макарова едва не стошнило... Розыгрыш по телевизору исключался. Он вскочил и бросился к двери...
* * *
Макаров очутился в знакомом коридоре. Ему показалось, что его сердце сейчас разорвется на части, оно билось в устрашающем ритме... Сначала странные новости, потом необъяснимое наступление темноты... Его разум отказывался функционировать. Инстинкт подсказал, что надо направиться на кухню. Медлить он не стал. Ксения выглядела вполне нормально. Макаров взял в руки программу телевизионных передач и с облегчением прочитал – 24 мая 1997 года. Слава Богу, наваждение прошло!
– Который час? – выкрикнул Макаров.
– Пять часов, – ответила Ксения. – Будешь еще работать?
– Не знаю. Надо подумать.
– У тебя болит живот? – заботливо спросила Ксения.
– Почему именно живот? – удивился Макаров.
– Но ты так долго был в туалете.
– Я?!
– Ну да... Я сварила кофе, думала ты вовсю там орудуешь с бумагами Виктора. Но когда я принесла тебе чашечку вкусненького с печеньем, как ты любишь, в кабинете никого не было, я заглянула. Ты мог быть только в туалете. Других помещений в квартире нет. Я ждала, долго ждала. Кофе остыл. Мне пришлось заваривать снова. А из этого следует, что у тебя схватило живот. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять такую очевидную вещь.
– Смешно, я... – начал было Макаров, он хотел сказать, что никуда из комнаты не выходил, но уже не верил в это и сам. – Ты придумала хорошее объяснение... Давай, так и будем считать.
Он выглянул в окно, во дворе было светло, его передернуло. Ксения с недоумением посмотрела на него. Она не понимала, что происходит.
– У тебя мозги свело от голода? Хочешь чего-нибудь перекусить?
– Кофе и три бутерброда! – попросил Макаров. – Можно? Тебя не затруднит?
– Если аппетит вернулся, значит, с тобой все в порядке. Уж я это точно знаю!
Здравый смысл подсказывал Макарову, что ему надлежит обратиться к психиатру. Галлюцинация, впрочем, была столь ярка и правдоподобна, что верить в ее злокачественный характер ему не хотелось. Так можно зайти очень далеко. Он не сомневался, что без труда отыщет логичное объяснение происшедшему. Например, разумно было предположить, что ему в кофе или в другую пищу подсыпали наркотик, вот он и поплыл. Кто подсыпал? Ксения, что ли? Чушь. Главное, непонятно было с какой целью кому-то понадобилось его травить. Макаров с досадой поморщился. Легче было поверить, что в комнате Кларкова заработала машина времени!
