Текст книги "Вонючий рассвет"
Автор книги: Владимир Моисеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава 17
Негероическая гибель главного вызывальщика
С севера наползала огромная черная туча. Махов представил, как сейчас на непривычно пустынные улицы Васильевского острова прольется безжалостный ливень, обдавая его тело ледяным холодом, и как он будет стоять абсолютно мокрый и беззащитный, в отчаянии вскинув руки вверх, а с них будут литься потоки воды...
– А почему это сегодня на улицах совсем нет прохожих? – спросил он у Сергея Сергеевича.
– Не имею понятия, – неохотно ответил тот.
– А куда это мы идем?
– Я уже неоднократно отвечал на этот вопрос. Нам нужна информация. Вы же хотели получить разумное объяснение происходящим вокруг вас событиям?
Махову стало не по себе. Что-то было не так. Он почувствовал, что его опять пытаются обмануть самым наглым образом.
– Боже мой! – догадался он. – Мы попали в мир Ивана Ефремовича!
– Хватит болтать вздор! – резко оборвал его Сергей Сергеевич. – Попрошу забыть о параллельных мирах, нуль-транспортировках, сапогах-скороходах и прочем сказочном антураже. Ничего этого в реальности не существует. Дурь одна...
У Махова заболела голова.
– Как мы оказались в этом мире? Где второй вход? Неужели вы не помните предостережение Кочерги? Мы останемся здесь навсегда, если Макаров с Фимкой отправятся в кабинет одновременно с нами.
– Вы меня разочаровали, Махов. Я думал, что вы – настоящий ученый, способный контролировать свои эмоции. Неужели вы поверили в предсказания Кочерги?.
– Послушайте, дружище, мне экзаменаторы не требуются. Ученый я или нет – решу без посторонних.
Сергей Сергеевич промолчал. Он решительно направился к старому обшарпанному дому на улочке, которая почему-то называлась теперь не Камской, а улицей Возмездия.
– Пришли, – хмуро сказал Сергей Сергеевич. – Заклинаю вас, будьте внимательны, не хватало только, чтобы с вами произошло несчастье именно сейчас, когда мы у цели нашего путешествия. До стрельбы, надеюсь, дело не дойдет. Но на ножичек можно налететь. Будьте осторожны. Если увидите, что дело принимает нежелательный оборот – сразу бегите вниз, я вас догоню!
– Веселый инструктаж, – вырвалось у Махова.
Лифт не работал, поэтому на седьмой этаж пришлось подниматься пешком.
– Вы, Махов, лучше помолчите. Разговор поведу я. Ваше дело – слушать, наматывать на ус и делать выводы. И постарайтесь удержаться от вопросов. Это в ваших интересах.
– А если я чего-нибудь не пойму?
– Если нам повезет уйдем живыми из квартиры номер 27, я с удовольствием отвечу на любые вопросы. Согласны?
Махов пожал плечами.
– Впрочем, думаю, что мои разъяснения не понадобятся. Все и так станет предельно ясно.
* * *
Сергей Сергеевич потянулся к звонку. На его лице промелькнула странная гримаса. Махов не сразу понял, какие чувства ее вызвали. Но потом сообразил – брезгливость, вот, что это было. Исчезли последние сомнения в том, что Сергей Сергеевич вовсе не так прост, как кажется. У него своя игра. Пресловутого Волкодава он презирает и не пытается это скрывать.
"Зачем он притащил меня сюда? – встревоженно подумал Махов. – Еще не поздно убежать! Зачем я позволил втянуть себя в эту дурацкую историю? Надо было доверять своему предчувствию и держаться от этих людей подальше"!
– Кто там? – раздался из-за двери тихий, вкрадчивый голос.
– Свои, – ответил Сергей Сергеевич.
– Сергей? Зачем ты пришел? Я тебя не вызывал.
– А я не один. Привел гостя. Ты будешь доволен. Для нашего дела этот человек незаменим, еще спасибо скажешь, что мне удалось уговорить его встретиться с тобой.
– Для нашего дела незаменим только я!
– Это игра в слова. Я ожидал, что твоя цель – действия, а не пустая болтовня!
За дверью недовольно засопели, но аргумент Сергея Сергеевича оказался убедительным, и дверь отворились.
Махов ожидал увидеть страшного и опасного человека, на которого больше не действуют никакие сдерживающие факторы – ни мораль, ни этика, ни боязнь греха... Пороки должны были проступить у него на лице... Ничего подобного! Перед Маховым стоял обычный, не слишком могучий на вид мозгляк и хлюпик.
– Проходите, – сказал Волкодав.
Махов забыл, как звали этого парня до того, как он занялся поисками сатаны и про себя называл его именно так – Волкодав. Правда, звучало это смешно. Особой опасности этот несуразный человечек явно не представлял. Нужно было обладать безграничной фантазией, чтобы связать его поступки с предстоящим концом света.
Волкодав уселся на единственное в помещении кресло и, закинув ногу на ногу, благостно посмотрел на пришедших. Махов поразился пронзительности и легкости взгляда этого субъекта. Может быть, наговаривает Сергей Сергеевич, приписывает невинному созданию несуществующие грехи, в попытке добиться неведомых, и едва ли благородных целей. Волкодав был потрясающе, неправдоподобно спокоен, пожалуй, даже откровенно равнодушен. Махову на миг показалось, что подобное выражение лица он уже встречал. И тут же вспомнил. Так однажды Фимка Гольдберг рассматривал коллекцию дождевых червей, перенесших космический полет. Как он тогда сказал? "Вот ведь история! Копошатся, надеются на лучшее, в один прекрасный день даже устремились в неизведанные дали, подвиг совершили по человеческим меркам! А присмотришься – червяки! Червяки и есть"!
– Слушаю вас?
– Высокочтимый Волкодав, – подобострастно произнес Сергей Сергеевич, Махову не удалось заметить в его голосе ни капли иронии. – Выполняя твою волю, раздобыл я этого человека и привел к тебе, чтобы смог ты допросить его и узнать все, что нужно тебе для успешного выполнения миссии.
– Мне ничего от него не нужно.
– Но ты же сам сказал, что Махов ключевой человек. Приказал мне уничтожить его!
– Разве уничтожить и привести для переговоров одно и тоже?
Сергей Сергеевич на минуту сбился.
– Как вы, – Волкодав сделал эффектную паузу, Махову показалось, что следующими его словами будут легко угадываемые "дождевые червяки", но оказалось, что они не заслуживают даже такого обращения. – Как вы, жалкие даже по собственным ущербным меркам создания, можете рассчитывать на жизненный успех, если вся ваша жизнь – есть постоянный, не прекращающийся ни на миг процесс задавания несущественных вопросов и получения расплывчатых ответов? Вы смешны.
– Но я ни в чем не провинился, – немедленно начал оправдываться Сергей Сергеевич. – Ты можешь уничтожить его сейчас!
– В этом нет необходимости, – гадко улыбаясь, сказал Волкодав. – Дело зашло слишком далеко! Люди потеряли возможность вмешиваться в ход событий, а потому окончательно превратились в никчемных, лишенных воли и стремления к жизни существ. Какие грандиозные планы проносились в ваших человеческих головах совсем недавно, а получилась очередная тупиковая ветвь развития мыслящей материи.
– Значит, пусть живет?
– Меня не интересует его жалкая судьба...
То, что Волкодав был психопатом, Махов понял еще из рассказов Сергея Сергеевича. Но некоторые из его утверждений показались вполне разумными. Например, представление о человеческой жизни, как постоянном обмене вопросами и ответами. Такой подход мог стать исключительно плодотворным. Обмен информацией, как основа жизни... Впечатляет. Понятно, по крайней мере, почему самым страшным наказанием считается изоляция человека в одиночной камере.
– Слава Богу, что своей судьбой отныне я займусь сам, – пробормотал Махов. – Постараюсь, чтобы она не была жалкой. И уж всяко – прослежу, чтобы человечество не стало тупиковой ветвью. Вообще-то, в этом нет необходимости. Я знаю десятки тысяч людей, чья жизнь и чьи дела вполне способны оправдать существование человечества. Иисус Христос, Шекспир, Леонардо да Винчи, Мартин Лютер, Джон Леннон и многие, многие другие...
– Довольно скоро эти имена забудутся. Точнее, не останется никого, кто бы помнил их. Конец света неотвратим.
– Ошибочка. Человечество оказалось хитрее и предусмотрительнее. Если и случится невероятное и люди вымрут, останутся книги и компьютеры, в электронной памяти которых содержится масса информации. Жизнь, по вашему же определению, есть всего лишь обмен информацией. А информация – это такая штука, уничтожить которую невероятно сложно. Погибнет Солнечная система, ерунда – к настоящему времени несколько космических аппаратов уже покинули ее, летят себе вперед и несут информацию о нашей земной цивилизации. Так что право на свое существование человечество уже давно отработало.
– Тем ужаснее будет конец!
– Очередная чушь! – не выдержал Махов. – Зачем мы сюда пришли? Выслушивать бессмысленные угрозы этого урода? Сергей Сергеевич, пошли отсюда.
Раздался дикий, нечеловеческих хохот.
– Детишки! – неизвестно откуда проклюнувшимся басом взревел Волкодав. – Вы так еще ничего и не поняли? Мне нет нужды вызывать сатану, потому что я и есть – сатана! Чем больше гадости, подлости и грязи содержали мои тайные помыслы, тем притягательнее я становился для Великого владыки! И вот произошло! Он оказал мне великую милость и воспользовался моей человеческой оболочкой для царствования в этом мире! Отныне мы неразделимы! Сначала я заметил, что сбываются самые черные из моих замыслов. Потом, что получил возможность попадать в чужой мир, где предназначено мне было стать Князем Тьмы! А вот подошло время и для выполнения главной моей задачи – окончательного уничтожения этого мира. Считайте, что я со своим заданием справлюсь наилучшим образом.
– Очень страшно и поучительно, – сказал Махов, направляясь к выходу.
– Гибель мира предопределена! Надеюсь, теперь Верховный владыка доверит мне погубить еще один, а потом еще один! Я хочу достичь совершенства в уничтожении!
Сергей Сергеевич встал, беспомощно озираясь, он не знал, чью сторону принять.
– Я смотрю, гражданин Волкодав, у вас все хорошо! – сказал Махов. – Что ж, не будем вас задерживать. Пожалуй, еще только один вопрос. Расскажите-ка нам всю правду о золотистой жабе и озере Обильном? Мы и пойдем...
– Что? – Волкодав был потрясен. – Откуда вы знаете о золотистой жабе?
– От верблюда! – отрезал Махов.
Волкодав опустился на пол, внезапно лишившись сил, и зарыдал. Охватившее его отчаяние невозможно было описать.
– Но об этом знаю только я, – потрясено сказал Волкодав. – Неужели Верховный владыка и вам тоже сообщил о предстоящем конце света?
– Хватит болтать о владыках, давайте поговорим о жабах.
– Получается, что я – не сатана?
– Естественно, нет, – противным голосом сказал Махов. – Напрягитесь, Волкодавчик, может быть, еще не все потеряно, может быть, еще оклемаетесь.
Волкодав свернулся в калачик и затих.
– Олег, послушай меня, – обратился к нему Сергей Сергеевич. – Ты меня помнишь? Очнись, дорогой...
– Вы знаете, кто я такой, – заныл Волкодав. – Это непереносимо! Верховный владыка обещал, что я буду единственным и непобедимым! Но вы пришли по мою душу, а у меня ее уже нет. Понятно вам. Нет.
Он зарычал. Его крик был полон отчаяния и боли. Можно было подумать, что осознание поражения разрывает его на части.
– Получается, что я такой же человечек, как и вы! – прокричал он с ненавистью. – Но это не так! Взываю к тебе, о Верховный владыка, дай мне силы опровергнуть это гнусное предположение.
Волкодав вскочил и кинулся к окну. Когда Махов сообразил, что он задумал, было уже поздно. Волкодав с разбегу вскочил на подоконник и по инерции врезался в стекло. Раздался жуткий грохот и Волкодав исчез из виду. Махов подошел к разбитому окну и посмотрел вниз. На тротуаре в луже крови лежало мертвое тело.
– Не смог перенести своего поражения, – тихо сказал Сергей Сергеевич.
– Ну почему, – возразил Махов. – Чего хотел, то и получил – благополучно отправился на свидание с сатаной. Надо полагать, уже встретились.
* * *
Сергей Сергеевич схватил Махова за руку и, резко дернув, потащил его прочь.
– Без толку, – пробормотал Махов. – Волкодав разбился, мы не можем ему помочь.
– Мне наплевать на Волкодава, – услышал он в ответ. – Пора подумать о себе. Через пару минут здесь будет милиция. Пойдут разговоры о том, кто его подтолкнул. Мне это не нужно.
– О чем это вы? Волкодав покончил жизнь самоубийством...
– Да кто вам поверит! В милиции не любят очевидцев самоубийств! Не хочу в свидетели, на ближайшие пятнадцать лет планы у меня расписаны, нет ни одной свободной минуты. Некогда заниматься пустыми оправданиями!
Махов понимал, что гибель Волкодава для Сергея Сергеевича трагедией не является, скорее – это освобождение. Не приходилось сомневаться, что он промучился не одну ночь, пытаясь найти способ отделаться от опасного дружка... И вот – все позади. Любой бы на его месте почувствовал фантастическое облегчение... И все же, увидев, с какой легкостью Сергей Сергеевич перепрыгнул через обезображенный труп бывшего друга, Махов не смог сдержать омерзения. Его едва не стошнило. Он закрыл глаза и тяжело сглотнул.
– Быстрее, быстрее, быстрее... Надо уходить, – монотонно, как заезженная пластинка, повторял Сергей Сергеевич.
Махов последовал за ним. Он боялся обернуться, чтобы вновь не увидеть перед собой ужасный предмет, еще недавно бывший живым человеком. Но в этом не было нужды – мертвый Волкодав и так стоял перед его глазами.
– Быстрее, у нас нет времени...
Махов едва не ударил этого бесчувственного негодяя, но сдержался и побрел за своим странным компаньоном. Следовало признать, что Сергей Сергеевич абсолютно прав – разбирательство с милицией не входило и в его планы.
По пустынной улице сильный ветер гнал бумажный мусор. Недавно прошел дождь, но в глаза попадала мелкая кирпичная пыль. Очередной абсурд!
– Знаете, что меня удивляет больше всего? – растерянно спросил Сергей Сергеевич.
– Догадываюсь... Не ожидали, что Волкодав способен разбиться о какой-то жалкий асфальт? Надеялись, что он воспарит?
– Нет... Больше не видно собак...
Махов вздрогнул. Истинная правда! Когда они появились на улице Возмездия, хозяевами здесь были бродячие собаки. Куда, спрашивается, подевались эти озлобленные твари? Словно бы услышав его вопрос, из ближайшей подворотни выскочила маленькая куцая собачонка. Она дико взвыла и стремглав бросилась прочь. Ее визг становился все тише и тише, потом затих.
– Мы ей не понравились, – констатировал Махов. – На ее месте я бы тоже постарался держаться от нас подальше. Признаем, что выглядим мы с вами откровенно гнусно.
– Дело не в нас. Если бы мы были не в Петербурге, я бы подумал, что с минуты на минуты начнется землетрясение.
Его слова оказались пророческими. Земля под их ногами неприятно завибрировала, раздался неприятный гул, постепенно набирающий силу.
– Началось, – взвизгнул Сергей Сергеевич.
Махов непроизвольно обернулся. И вовремя. Здание, в котором они всего пять минут тому назад беседовали с Волкодавом, слегка покосилось, а потом с грохотом обрушилось, взметая густые клубы пыли и кирпичной крошки.
– Боже мой, – вырвалось у Махова. – Что это?
– Местные называют это – Катастрофой!
Они застыли, не в силах отвести взгляд от безобразной груды кирпича. Пыль уже осела, но процесс уничтожения постройки явно продолжался. Обломки здания медленно утрамбовывались, как будто неотвратимо проваливались в бездонную яму.
– Боже мой, поглядите!
Махов не поверил собственным глазам. В узком просвете квартала, образовавшемся после гибели дома, блеснуло яркое солнце. Его взору открылся пустырь, покрытый прекрасной зеленой травой. Как он оказался в этом районе города, невозможно было представить.
– Нам туда? – спросил Махов.
– Сомневаюсь, – ответил Сергей Сергеевич.
Но в этот момент раздался до боли знакомый звук милицейской сирены.
– Быстро они добрались! Получается, что вы, Махов, правы, нам именно туда!
Он, не оборачиваясь, побежал прочь от развалин.
– Постойте, а я? – вырвалось у Махова.
– Догоняйте!
Глава 18
Последний пустырь
На тротуар упали редкие капли, одна попала на щеку... Макаров вздрогнул, вытер лицо рукавом, дождинка принесла ему облегчение – не хотелось верить в то, что дождь может таить в себе угрозу, слишком обыденное это событие для Петербурга.
– Почему ты молчишь, Макаров? – спросил Фимка озадаченно. – И как тебе показался жрец? Неужели ты поверил в его теорию материализовавшихся галлюцинаций? По-моему, прозвучало не слишком убедительно...
– Это ты о конце света?
– Само это словосочетание звучит бессмысленно и глупо. Будто кто-то огромный и злонамеренный решил прекратить подачу электричества для нашей планеты.
– Нет, тут ты не прав, Фимка. Напомню, что Виктор Кларков знал и о жабах, и озере еще до своего исчезновения и предупредил о важности изучения этих явлений.
Упрямое неверие Фимки удивило Макарова. По его мнению, сообщение ацтекского жреца Крысина о причинах предстоящего конца света многое объясняло, сводило воедино множество разнородных фактов, которые им, четверым, удалось собрать, в четкую непротиворечивую картину. Пассивная наркомания... похоже, что именно так дело и обстоит.
Макаров стал вспоминать с чего все началось. Конечно, с острого приступа творческой импотенции, внезапно настигшего его. Интересное было время – кризис налетел, откуда и не ждали! Со смеху помереть! С каким трудом ему в те дни удавалось подбирать нужные слова! Сейчас можно было прослезиться от умиления – слава Богу, этот ужас остался позади! Впрочем, особой уверенности в этом не было. Писать он теперь не мог по другой причине – ему пришлось покинуть насиженное место и действовать самому, то есть, стать героем собственной, ненаписанной еще книги... Получается, что прав оказался доморощенный ацтек – наш мир накрыла пассивная наркомания!
"Надо будет обязательно пожаловаться Ксении. С интеллектуальным слабосилием она помогла справиться, почему бы теперь не подлечиться от привыкания к наркоте! Если, конечно, удастся выбраться сухим из всей этой катавасии", – подумал Макаров и усмехнулся.
– Послушай, Макаров, а куда мы, собственно, направляемся? – спросил Фимка.
– В гости к Ивану Ефремовичу. Хочу послушать, как он прокомментирует откровения жреца. Эта теория может оказаться полезной. Например, если удастся раздать оставшимся в живых противогазы, не спасем ли мы тем самым мир?
– Ну? А как нам до него добраться?
– Вернемся в кабинет Виктора.
– Думаешь поможет?
Макаров задумался и рассмеялся.
– Не знаю. Ты поймал меня, Фимка, признаться, я рассчитываю, что он сам нас найдет.
– Когда-то я прославился своей способностью выворачивать слова наизнанку, наполнять их неочевидным для остальных людей смыслом. Виктор, кстати, никогда не ругал меня за это, он поощрял любые попытки людей отыскать скрытый смысл. Но даже мне не приходило в голову, что придется столкнуться с ситуацией, в которой смысл и бессмыслица одинаково неприемлемы! Ты, Макаров, победил меня! Горжусь знакомством.
– Да, промашка вышла. Не знаю, что и сказать.
В этот момент за их спинами раздался страшный грохот. Макаров обернулся и к ужасу своему обнаружил, что дом, в котором проживал ацтекский жрец Крысин, рухнул.
– Боже мой, – вырвалось у Фимки. – Не прошло и пяти минут, как мы убрались оттуда!
– Привыкай к тому, что Божье расположение на нашей стороне. Скажи: "Спасибо".
– Спасибо, Господи, – автоматически промолвил Фимка. – Большое спасибо!
Из-за угла показался автомобиль. Макаров вздрогнул, он уже стал привыкать к тому, что этот мир пуст.
– Бежим! – взвизгнул Фимка.
– Подожди.
Старенькие "Жигули" с визгом затормозили, дверца открылась и на тротуар вылез Иван Ефремович.
– Как хорошо, что я вас нашел! – заявил он радостно. – Быстро в машину. Может быть, нам удастся выскочить из этого ада.
Асфальт под ногами у Макарова задрожал, словно началось землетрясение, и еще один дом поблизости рухнул.
– Соседний квартал уже снесло, – сказал Иван Ефремович. – Поторапливайтесь!
Дополнительного приглашения не потребовалось. Макаров, а за ним и Фимка, без лишних слов забрались на заднее сиденье. Иван Ефремович дал полный газ, машина рванулась с места и, буквально через десяток секунд, уже неслась вперед со скоростью под сто километров в час. Макаров с тоской смотрел назад. Здания рушились одно за другим. Город умирал.
– Не понимаю, куда подевались люди, – с горечью сказал Иван Ефремович. – Наши спасательные команды, как ни старались, так и не встретили ни одного человека!
Автомобиль выскочил из черты городской застройки и продолжал свой путь вдоль ровного зеленого поля. Дышать сразу стало легче. Весь смрад умирающего города остался среди развалин домов. Небо просветлело. Голубое небо, украшенное немногочисленными кучевыми облачками... Прямо-таки идиллия...
"Странно, – подумал Макаров. – Никогда раньше не знал, что на Васильевском острове есть такие островки незастроенной земли".
Неожиданно раздался скрежет тормозов и машина остановилась.
– Поломка, ребята, дальше не поедем, – сказал Иван Ефремович, вылезая наружу.
– Что-то серьезное? – спросил Макаров.
– А какая разница? Ехать нам все равно больше некуда. Приехали. Город погибает, вы это сами видите. Все, что мы можем сделать – это переждать Катастрофу здесь, в чистом поле.
– А откуда взялось это чистое поле? – удивился Фимка. – Никогда на Васильевском острове не было ничего подобного...
– Вы тоже заметили? – Иван Ефремович нахмурился. – Мне кажется, что трава эта сама по себе есть часть Катастрофы. Нужно быть крайне осторожным. Неблагополучно здесь.
* * *
Попытались разбить лагерь. Иван Ефремович отыскал поблизости несколько брошенных некогда бетонных плит и расположился на них. Макаров и Фимка захватили из багажника «Жигулей» несколько объемных тюков со спальниками и едой.
– Не советую ходить по этой траве, – проворчал Иван Ефремович, заметив, что Фимка отлучился к растущим по близости кустарникам. – Как бы бо-бо какое-нибудь не подцепить.
– А как жить дальше, если в кусты нельзя сходить? – пошутил в ответ Фимка.
Макаров с ужасом подумал, что ему придется поддерживать разговор, он не был расположен говорить. Ему хотелось заниматься рукописью будущего романа о Викторе Кларкове. Он вытащил из внутреннего кармана куртки блокнот, стал искать ручку, но не нашел.
– Странный вы человек, Макаров, – сказал Иван Ефремович. – Нет никакой уверенности в том, что завтра утром вы проснетесь живым-здоровым. О Боге надо думать. А вы – за книжку. Смешно. На что вы рассчитываете?
– На лучшее...
– Ну, пишите...
– Спасибо.
"А в самом деле, почему я даже в последний день жизни потянулся именно к блокноту? Неужели, я тяжело болен самой презираемой изо всех известных человечеству болезней – графоманией? – подумал Макаров равнодушно. Ему было наплевать. – Болен и болен. Если найдется доктор – пусть приходит и лечит. Нет, конечно, неплохо было бы заниматься писательским ремеслом исключительно за деньги... Но так не бывает... А раз не бывает, то и незачем подобной ерундой забивать себе голову".
– Я вас рассердил? – спросил Иван Ефремович.
– Сомневаюсь, что это так просто сделать...
– Эй, – крикнул Фимка. – Вы чего-то не поделили? Нашли время для детских обид.
– Не выдумывай, – ответил Макаров.
В течение следующих трех часов не было произнесено ни единого слова. Каждый думал о своем. О Катастрофе, наверное?
Макарову страшно хотелось узнать, о чем так напряженно размышляют его спутники. В одной из своих книг он попытался описать подобную ситуацию. Но его способностей к сочинительству хватило только на то, чтобы заставить героя посетовать на собственную несостоятельность – ни хрена не удалось закончить вовремя.
К величайшему своему удивлению Макаров не мог сосредоточиться на мысли о смерти. Этого следовало ожидать. Он любил жить, а жизнь для него заключалась в возможности сочинения новых книг. Однажды он так и заявил одной настойчивой журналистке – "пока я в состоянии сочинять забавные истории, меня никакая хвороба не возьмет"! Интересно, распространяется ли эта примета на вселенскую катастрофу? Чушь. Очевидно, что утром он погибнет. Вместе с остальным миром.
Жалел Макаров только об одном, что ему не удастся подержать в руках пахнущую типографской краской книжку о Викторе Кларкове.
Но здесь ничего поделать нельзя – обстоятельства оказались сильнее его. Макаров усмехнулся. Вообще-то, все, что он хотел написать, было им уже написано. Но что-то не позволяло Макарову посчитать текст готовым, не хватало в нем какой-то изюминки. Историю Кларкова написать было не слишком трудно. Эпизоды были ярки и читабельны, но как-то так получилось, что смысла особого в повествовании не обнаружилось. Макаров включил в текст обширные обсуждения научных задач, возникавших при реализации, но это делу не помогло. Вопрос – зачем? – остался без ответа. И книга не получилась.
Макаров не привык проигрывать по пустякам. Ясно было, что он чего-то не понял, а может быть, просто не сумел собрать всю необходимую информацию. Однажды он спросил у Махова:
– Зачем Виктору это понадобилось?
– Не знаю, – задумчиво ответил Махов. – Для меня самого это всегда было загадкой. Если кто и знает ответ, то это подруга Виктора – Айрис. Не удивлюсь, если вопросы смысла жизни он обсуждал именно с ней.
– А кто она такая?
– Айрис? – удивился Махов. – Не могу ничего сказать... Я спрашивал о ней Виктора. Он знал ее лет десять, не меньше, но выяснить – кто она – ему в голову как-то не пришло. Единственное, что он знал точно – она всегда рядом, когда в ее присутствии есть необходимость.
– Если я правильно понял, – уточнил Макаров, – чтобы закончить книгу, мне надлежит побеседовать с Айрис?
– Ты писатель, тебе виднее.
И Макаров обязательно отыскал эту загадочную Айрис, если бы не попал в переплет с Катастрофой чужого мира. Все произошло так стремительно. А теперь – что попусту руки себе заламывать. Время ушло. Придется ему смириться с тем, что Айрис не посчитала, что в ее присутствии есть необходимость.
* * *
Солнце клонилось к горизонту с почти неприличным в данной ситуации безразличием. Макаров изнемогал, он терпеть не мог ожиданий, тем более – ожидания смерти. По своей натуре он был человек деятельный, и вынужденный простой бесил его. Надежда на спасения, по его представлениям, могла быть только у человека, который сам позаботился о своей судьбе.
– Послушай, Фимка, – решил он прервать затянувшееся молчание. – Мы сидим на этих плитах уже часа три, молчим... Не кажется ли тебе, что нам следует что-то предпринять для собственного спасения? Пошевелить, так сказать, ручками?
– Нет! – отрезал Фимка.
– Вот тебе и раз! – удивился Макаров. – А вдруг у нас получится?
– Подождите! – вмешался Иван Ефремович. – Посмотрите вон туда! – он указал рукой в сторону медленно умирающего города.
Макаров повернулся. Он увидел, как обрушилось еще одно здание. А потом заметил двух бегущих в их сторону людей.
– Люди? Кто это? – вырвалось у Макарова.
– Не знаю, – ответил Иван Ефремович. – Они только что вылезли из руин.
– Сюда! Сюда! Давайте сюда! – истошным голосом заорал Фимка.
К своему удивлению, Макаров узнал в одном из бегущих Махова. Другой, надо полагать, был Сергеем Сергеевичем. Через некоторое время они оказались на плитах.
– Вы боитесь бродить по траве? – спросил Махов подозрительно.
– Береженого Бог бережет, – жестко ответил Иван Ефремович.
– Мы не знаем, что в этом мире хорошо, а что – плохо, – вставил Фимка. – И не собираемся устанавливать это на опыте.
На этих словах желание говорить друг с другом окончательно пропало. Сергей Сергеевич расположился в стороне от других, он сидел, обхватив поджатые ноги, словно боялся пошевелиться, его глаза были закрыты. Фимка и Иван Ефремович устроились рядом, при этом умудрялись не обращать друг на друга никакого внимания, как это обычно делают незнакомые пассажиры в метро.
Макаров, к своему немалому удивлению, протянул руку Махову, тот, наверное, чисто автоматически, пожал ее. Так встречаются близкие люди после долгого расставания.
– Все в порядке? – спросил Макаров.
– Ага, – ответил Махов. – Мы умрем вместе. Как и было предсказано.
– Как вы оказались в этом мире? Еще Кочерга предупреждал, что мы не сможем вернуться домой, если окажемся здесь все четверо. Так и получилось. О чем вы думали? Вы же знали, что мы отправляемся в кабинет?
– Я не знаю, что и сказать... Мы не собирались забираться сюда. Это получилось само собой. Скорее всего, существует еще один проход в чужой мир. Каким-то образом способностью перемещаться по параллельным мирам воспользовался вождь компании вызывальщиков сатаны. Помните, я вам рассказывал?
– Да. Продолжайте.
– Сергей Сергеевич – один из них. Мы допросили их руководителя – Волкодава. Где произошел переход я не знаю, не заметил.
– Это сейчас уже и не важно.
– Пожалуй... Мы все-таки нашли Волкодава. Впрочем, опоздали. Он был уже невменяем. Удалось узнать только одно – злоключения золотистых жаб и озера Обильного есть первые проявления нынешней Катастрофы, остановить которую невозможно.
– Притащили бы его сюда...
– Он погиб. Выбросился из окна собственной квартиры с седьмого этажа. А потом его еще и завалило обломками дома. Это все. А вы как здесь оказались?
Макаров подробно рассказал о своем визите к ацтекскому жрецу Крысину и о его теории материализовавшихся галлюцинаций, вызванных пассивной наркоманией. Махов промолчал. Макаров не стал его торопить. Это был последний вечер в их жизни, спешить было некуда.
