Текст книги "Вонючий рассвет"
Автор книги: Владимир Моисеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Глава 15
Катастрофа
Макаров привычно открыл дверь в кабинет и решительно прошел внутрь. Люди ко всему привыкают, даже к перемещениям в чужие миры.
– Проходи, – обратился он к Фимке. – Иван Ефремович обязательно появится... Как только сообразит, что нужен нам.
– А ты помнишь, что если мы окажемся в этом мире вчетвером, то не сумеем возвратиться назад.
– Все-таки странный ты, Фимка, человек. Сначала убеждаешь меня, что разговоры о реализации нуль-транспортировки пустое сотрясение воздуха. А теперь боишься, что не вернешься из мира, в существование которого не веришь! Это очередной парадокс, что ли?
– У меня вдоль позвоночника пробегает странный холодок. Если это не страх, то что?
– Успокойся. Махов с Сергеем Сергеевичем отказались участвовать в нашем приключении. Так? Объясни теперь, как мы сможем оказаться в кабинете вчетвером?
– Это так... Твой довод показался мне убедительным. Не могу ничего возразить.
– Проходи, – Макаров поманил Фимку пальцем.
– Что ж... Но помни, если мы попадем в беду – виноватым будешь ты.
– Хорошо...
Фимка остановился посреди комнаты, близоруко озираясь по сторонам. Его настороженность вполне можно было понять – в прошлый раз, когда он согласился войти в эту комнату, ему пришлось столкнуться с массой неприятностей – его захватили в заложники, принуждали к противозаконной деятельности, били, а в конце концов, наверное, чтобы сломить окончательно – припугнули неизбежной гибелью всего живого.
Макаров волновался меньше. За последние дни в кабинете ничего не изменилось. Надпись на обоях "Зенит – чемпион" никуда не делась. Он поймал себя на том, что пытается подсчитать, сколько времени прошло в этом мире, если события в нормальной реальности длятся всего три дня...
"Неужели я поверил в реальность существования умирающего мира? – удивился он. – Но никаких строгих доказательств за последнее время не появилось. Легче всего согласиться с Фимкой – людей настигло коллективное умственное помешательство. А я, в этом случае, оказался в полном порядке, потому что ничего нереального или выходящего за рамки здравого смысла со мной не произошло. Беседа с Иваном Ефремовичем? Его рассказы – всего лишь образец устного народного творчества. Алкоголь, наркотики и стимуляторы растормаживают сознание и обостряют фантазию... Это общеизвестный факт".
– Мне страшно, – тихо сказал Фимка. – Хочу, чтобы все скорее закончилось. Где твой Иван Ефремович? Давай, поскорее сделаем все, ради чего мы притащились сюда, и с чистой совестью вернемся домой. Боже, да если все обойдется, я из своей комнаты пару месяцев выходить не буду.
– Ты все-таки поверил Виктору?
– Я – что, дурак по-твоему?
– Нам нужны скептики! – раздался из угла комнаты чужой голос.
Макаров в замешательстве повернулся на звук и увидел восседающего в кресле Ивана Ефремовича. Откуда он появился – понять было невозможно. Вроде бы, когда они попали в комнату, кресло было свободно.
– Простите, что не поздоровался с вами сразу. Но вы были так заняты своими умными разговорами, что мне показалось невежливым прерывать вас.
– Надеюсь, Катастрофа вам больше не угрожает? – спросил Макаров.
– Да, она больше никому не угрожает. Катастрофа уже свершилась. Мы – покойники. Последняя надежда угасла после того, как стали рушиться наши дома. Все попытки хотя бы приостановить бедствие потерпели неудачу. Координационный Совет вчера прекратил свое существование. Люди разбежались. Остался один я. Не думаю, что кто-нибудь на нашем острове еще надеется на спасение.
– А я, а мы? – совершенно некстати вырвалось у Фимки.
– От вас пока проку, как от козла молока!
– Эй, а нельзя ли повежливее? Вспомните предсказание Кочерги! – Макарову не любил, когда в его способностях сомневаются.
– Если почтительное отношение поможет выжить – я немедленно запишусь на курсы политеса, – примирительно сказал Иван Ефремович. – Но мы проиграли, и теперь любые обиды выглядят на удивление глупо.
– Но я не люблю проигрывать! – неожиданно взвизгнул Фимка. – У меня с детства развита психология победителя. Безвыходных ситуаций не бывает. А мы еще даже и не начали действовать.
– Расскажите это той сотне людей, которые доживают свои денечки на умирающей Земле!
– Послушайте, Иван Ефремович, мы оценили ваш драматический талант – образ отчаявшегося человека у вас получился просто потрясающе. Но нам нужна объективная информация. Во-первых, что это за Катастрофа такая?
Иван Ефремович удивленно посмотрел на них, в его глазах промелькнул испуг.
– Только не говорите, что вы приятели Евгения Кочерги по сумасшедшему дому! Боже мой, – он схватился за голову. – Вот все и прояснилось.
Макаров заскрежетал зубами.
– Расскажите нам все, а потом мы решим – кто из нас псих. Хорошо?
Иван Ефремович с сомнением покачал головой.
– Любой психически здоровый человек, оставшийся в живых, прекрасно знает, что такое Катастрофа, но если вы требуете факты – я готов рассказать обо всем подробно. Сомневаюсь, что вы узнаете что-нибудь новое. Впрочем, на сегодня я всю работу уже переделал.
* * *
Катастрофа разразилась внезапно (если не принимать во внимание предупреждение Евгения Кочерги, которое он сделал шесть лет тому назад). В то утро жители Васильевского острова проснулись в отличном настроении. В их окна заглянуло яркое ласковое солнце. После полутора месяцев бесконечных дождей увидеть над собой голубое небо было исключительно приятно. Середина сентября. Наступило, наконец, долгожданное бабье лето.
Но Иван Ефремович не долго радовался прекрасной погоде. Из Территориального управления прибыл курьер, сообщивший о Катастрофе.
Объяснить или понять причину, приведшую нашу планету к столь плачевным результатам до сих пор никто не сумел. Просто однажды оказалось, что с земного шара исчезла вся суша за исключением Васильевского острова. Отдельные аналитики, впрочем, утверждали, что это Васильевский остров переместился в неведомое измерение, провалившись в дыру пространственно-временного континуума. Однако, спор, возникший было среди оставшихся в живых интеллектуалов довольно быстро угас, что там ни говори, а хрен редьки не слаще!
В первые дни Катастрофы Иван Ефремович – а он возглавлял в Университете кафедру геофизики – был на седьмом небе от счастья. Еще бы, ему довелось собственными глазами наблюдать за процессом потрясающего геологического катаклизма, изменившего до неузнаваемости облик Земли. Многие ли геофизики могут похвастаться чем-то подобным? Но чем больше он узнавал о положении, в котором оказались жители острова, тем меньше оптимизма у него оставалось. Восторг от участия в величайшем научном исследовании довольно быстро сменился пониманием неминуемой гибели всего живого. Но свои профессиональные обязанности Иван Ефремович старался выполнять тщательно и аккуратно. Он не сомневался в том, что результаты его исследований, рано или поздно, пригодятся ученым будущего. А в том, что рано или поздно ученые на этой планете появятся, он был абсолютно уверен. Зачем, спрашивается, нужна Вселенная, если ее никто не сможет изучать!
А случится это через пару недель или через миллиард лет, когда Землю будут населять уже не люди, а неведомые пока разумные существа – было не так и важно.
Иван Ефремович решил вести подробный дневник. Теперь каждый новый факт, ставший ему известным, он каллиграфическим почерком записывал в толстую тетрадь наблюдений. Фотографические снимки побережья острова, которые регулярно делались с вертолета, предоставленного ему для проведения исследований Территориальным управлением, он датировал и, сопровождая кратким комментарием, (указывая, в частности, изменения произошедшие со времени последнего наблюдения) помещал в специальный фотоальбом. К видеосъемкам он относился прохладнее – вероятность того, что они переживут Катастрофу была минимальна. Но главное, он сомневался, что в том случае, если записи востребуют через миллион лет, у заинтересованной стороны окажется в распоряжении видеомагнитофон и телевизор. На том же основании он пренебрегал компьютером. Объяснить, почему он предпочитал обычные записи, было трудно, Предпочитал и все.
* * *
Макаров ожидал чего-то подобного, поэтому рассказ Иван Ефремовича врасплох его не застал. Наверное, потому что показался до смешного похожим на литературную поделку определенного сорта в ярких обложках, которые так любят продавать возле станций метро.
Фимка откровенно скучал. Это понятно. Как его мог задеть рассказ о Катастрофе, если он определенно знал, что в любой момент без особых проблем сможет вернуться в свой мир?
– Итак, мир съежился до размеров Васильевского острова, верно? – спросил Макаров.
– Да.
– А весь остальной мир, насколько я понял из ваших слов, поглотила морская пучина? – съехидничал Фимка.
– Да.
– Подожди, Фимка, не перебивай, – попросил Макаров. – Нам нужно узнать о Катастрофе, как можно больше. Иван Ефремович, вы утверждаете, что море отвоевывает каждый день у острова все новые и новые кварталы?
– Процесс остановить не удается.
– Бред, – не выдержал Фимка.
– Вот фотодокументы.
Иван Ефремович показал странный, почти сюрреалистический снимок Дворцового моста, сделанный со стороны Стрелки, точнее того, что от него осталось. Его рухнувшие конструкции беспомощно уходили в воду, а на месте Зимнего дворца расстилалась безграничная водная гладь, горизонт был чист, никаких признаков земли или кораблей не наблюдалось.
– Это явная подделка. Фотомонтаж! – решительно заявил Фимка.
– Нет, нет. Снимок настоящий.
– В вашем распоряжении должны были остаться какие-то корабли, парусные лодки, катера. Вы воспользовались ими?
– В первые дни такие попытки предпринимались. Никто не вернулся.
– А как обстоит дело со связью?
– Связь с остальным миром установить не удалось. Телевидения, радио, телефонной и модемной связи, включая Интернет, больше не существует.
– Я бы хотел убедиться во всем этом сам, – Фимка поднял трубку телефона. – И правда не работает...
– Доказательств у меня навалом, – сказал Иван Ефремович. – Приглашаю вас на экскурсию. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
– В другой раз, – сказал Макаров. – У нас тут есть одно дельце... Пошли, Фимка, нам пора.
Фимка с готовностью вскочил на ноги.
– Никогда я еще не выполнял команду с такой радостью. Нам, действительно, пора!
Он крепко схватил Макарова за руку и поспешил к двери.
– От Катастрофы вам спрятаться не удастся. Еще встретимся... Обязательно встретимся, – грустно сказал Иван Ефремович.
* * *
Они покинули кабинет.
– Что ж, можно перевести дух, – сказал Фимка радостно. – Не могу сказать, что способен прочувствовать драматизм ситуации также глубоко, как этот геофизик, что там ни говори, а гарантия личной безопасности явно притупляет восприятие. Кстати, это свойство человеческой психики давно уже пытаются обойти киношники, взвинчивая темп и добавляя кровушки без меры...
– Помолчи, Фимка.
Макаров с ужасом понял, что возвращения в привычную реальность не произошло. Они остались на полузатопленном Васильевском острове этого ужасного мира...
– Хей, – пробормотал Фимка, немедленно побелев от приступа неописуемого ужаса. – Ты заметил, что мы не вернулись?
– Помолчи...
– Говорил же я, что надо произносить какие-то слова.
Фимка грубо втолкнул Макарова обратно в кабинет.
Иван Ефремович сидел все в том же кресле.
– Вы уже освободились? – спросил он. – Понял... Вам надо было переговорить без свидетелей... Пришли к общему мнению?
– Нет, нет... Я просто забыл ручку, – неловко соврал Фимка. – Мы сейчас уйдем. Вернемся, но позже.
Он закрыл глаза и страстно, как только позволяла его атеистическая натура, зашептал:
– Боже, позволь нам вернуться. Сделай это, и я поверю в твое существование... Стану боконистом или розенкрейцером... Кем надо, тем и стану! Помилуй нас.
Они еще раз выскочили в коридор. Но вернуться в свой мир так и не смогли. Перед ними был чужой коридор, чужой мир.
– Это кранты! – сказал Фимка обреченно. – Ну что, доэкспериментировались, экспериментаторы!
Загрустил и Макаров. Он не менее трепетно, чем Фимка, относился к собственной жизни, и погибать вот так – бессмысленно и глупо, ему не хотелось.
– Предполагаю, что случилось самое худшее из того, что могло произойти – Махов со своим компаньоном пробрались в этот мир независимо от нас.
– И мы теперь останемся здесь навсегда?
– Если поверить предупреждению Кочерги – мы вернуться не сможем.
– Это ты во всем виноват! Мы же договорились, что виноватым будешь ты! – сказал Фимка растерянно.
– Тебе от этого легче?
– Может быть... Но почему ты не послушался? Я же напомнил, что нельзя вот так беззаботно шляться по мирам...
– Опять двадцать пять! Я не верю в нуль-транспортировку и в прочие сказочные чудеса! Я не верю! Понимаешь?
– Но пока все идет именно так, как предсказал Кочерга. С этим ты согласен?
Макаров кивнул.
– Но это ни о чем не говорит. Мы должны порушить это наваждение. Я считаю, что только рациональное мышление и здравый смысл помогут нам.
Макаров отправился на кухню. Здесь он окончательно убедился, что остался в чужом мире. Ксения вела хозяйство более умело, а здесь даже перекусить толком было нечем. На пороге появился Фимка, он немного приободрился.
– А ведь я знаю, кто в этом мире заведует концом света! Крысин – специалист по жабам. Вот, кто нам поможет. Давайте-ка навестим его, – Фимка приободрился, его деятельная натура немедленно ожила, теперь он знал, что следует сделать в первую очередь.
Он решительно открыл дверь и обратился к Ивану Ефремовичу:
– Вы не подскажете, как нам добраться до улицы Храбрецов из 46 дивизии?
– Это возле реки Смоленки. За полчаса доберетесь.
– Спасибо, – бодро сказал Фимка. Бежать, договариваться, выспрашивать – это он умел делать, как никто другой. – Не надо грустить, Иван Ефремович! Еще не все потеряно, не удивлюсь, если нам все-таки удастся спасти ваш мир!
Глава 16
Ацтекский жрец Крысин
Пустынные линии Васильевского острова производили тягостное впечатление. Макаров с удивлением понял, что прохожие, обычно заполнявшие тротуары в это время суток, всегда были для него очень важны. Они создавали фон великого города, его глубокую, ни с чем не сравнимую атмосферу, то неуловимое качество, что отличает Санкт-Петербург от других городов России. К тому же, он никогда не забывал, что эти люди – и есть его читатели. Это для них он работает, сочиняя очередную книжку. Сейчас, совершая этот марш-бросок, он отчетливо осознал – не будет людей, не будет и нужды в писателях.
– Почему нет прохожих? – спросил он.
– Странно, правда? – сказал Фимка, поежившись. – Опять концы с концами не сходятся... Если бы все дело было в Катастрофе – люди вели бы себя совсем не так. Наоборот – собирались бы на улицах, пытались что-то предпринять, спасались...
– А ты обратил внимание, что и сам Иван Ефремович восседает в кресле, как обиженный роденовский мыслитель? Почему он не мастерит себе плот для спасения?
– Верно, – Фимка почесал затылок. – Может быть, он верит, что спасется, если ему в голову придет правильное понимание философской причины случившегося?
– Не удивлюсь, если и прочие жители проводят последние недели в удобных креслах, философствуя на заданную тему.
– Абсурд!
– Попробуй опровергнуть, – прыснул со смеху Макаров. – Кстати, Фимка, ты и сам любил время от времени предаваться поискам философских обобщений! Помнишь?
– Обо мне ли сейчас речь! Давай лучше учиним допрос Крысину. Он должен знать правду о Катастрофе.
– Если только не проводит время в размышлениях о неизбежности происходящего!
* * *
Лифт не работал, на седьмой этаж пришлось подниматься пешком. Это было крайне неприятное восхождение. Подъезд был изрядно загажен. Макарову даже показалось, что это сделано специально, чтобы подчеркнуть философскую сущность продвижения к истине через грязь и смрад. В качестве иллюстрации к крылатому выражению «сквозь тернии к звездам», так сказать... Чтобы плод познания не показался излишне сладким и приятным...
"Это будет верхом цинизма, – подумал Макаров, – если решить задачу с Катастрофой удастся именно здесь – в этом обшарпанном доме на берегу Смоленки! Мне и в голову раньше не приходило, что путь к самому важному в моей жизни знанию, придется прокладывать сквозь грязь, пищевые отходы и неотвязную жижу".
– А вот и обиталище господина Крысина, – сказал Фимка и изо всех сил принялся барабанить по двери кулаком, а потом и ногой.
– Что ты делаешь? – удивился Макаров.
– Звонок не работает, разве ты не помнишь?
Пришлось подождать. Наконец, дверь открыли. У Макарова от удивления отвисла челюсть. На пороге стоял лысый самодовольный человек, одетый в странную хламиду, отдаленно напоминающую одеяние древних ацтеков. которого иначе, как странным, назвать было невозможно.
– Минуточку, я не одет, – заявил человек и торопливо водрузил на голову пышный, утыканный перьями головной убор, также, наверное, имевший отношение к одеянию ацтекского жреца. – Не правда ли, так значительно лучше.
– Вы – Крысин Владимир Иванович?
– По-моему, это просто бросается в глаза. Таких перьев в городе больше нет ни у кого. А знаете почему?
– Нет.
– Пока еще не завезли в торговую сеть. Я один пока обладаю этим замечательным нарядом, положенным мне по статусу практикующего жреца. А конкуренты пусть ходят в кепочках. Да. Кто успел – тот и съел!
– Так вы Крысин?
– Подтверждаю, – гордо произнес новоявленный жрец. – Вообще-то я ожидал, что организованное паломничество ко мне начнется только завтра. Но это не принципиально. Сегодня, так сегодня. Честно говоря, давно не терпится приступить к исполнению обязанностей Верховного жреца.
– Считайте, что мы – неорганизованные ваши поклонники, – сказал Фимка.
– А вы проходите, проходите, сейчас я зажгу благовония. И ваша душа примирится с окружающим безобразием.
– Было бы неплохо, – сказал Макаров. – Вонища у вас в парадной стоит невыносимая!
Крысин был невменяем. Это бросалось в глаза. И прежде Макарову приходилось встречать людей, надорвавшихся под тяжестью собственного величия. Обычно эти несчастные производят самое жуткое впечатление и общаются с ними только по принуждению. А они страдают и удивляются, почему это с такими хорошими и пригожими, разумными и проницательными, продвинутыми и завлекательными никто не дружит. Но с Крысином дело обстояло еще хуже – он уже давно не нуждался в друзьях – только в почитателях и фанатах. Ему нужно было поклонение, а судя по торчащим из-за уха перьям, и обожествление.
– Присаживайтесь, – сказал Крысин после того, как зажег с десяток свечек.
Макаров с готовностью сел и жестом показал Фимке, чтобы и тот устроился удобнее. Не приходилось сомневаться, что перед ними будет разыграно по-настоящему феерическое представление.
– Прежде всего ответьте на очень легкий вопросик. Считайте, что у нас разминка! Нет, не так. Вопрос крайне важен и, чтобы найти правильный ответ, нужно сосредоточиться и не отвлекаться на пустяки. Итак, кто на свете всех милее, всех румяней и белее?
– Можно угадать с трех раз? – спросил Макаров.
– Нет.
– Это вы! – уверенно заявил Фимка.
– Правильно! Первое очко – ваше.
– Как ты догадался? – поинтересовался Макаров, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.
– Мне подсказал богатый жизненный опыт.
– А вот еще вопросик, – с гордостью поглядывая по сторонам, сказал новоявленный ацтекский жрец. – Ответьте мне – кто лучше всех умножает на 12?
– Теперь попробую я, – сказал Макаров. – Мне тоже хочется получить очко! Мой ответ – ацтекский жрец Крысин Владимир Иванович. Вы, то есть, собственной персоной.
– А вот и неправильно! Очко осталось не разыгранным!
– Сдаюсь!
– Я знаю, – попытал счастья Фимка. – Арифмометр "Феликс".
– Опять ошибка, – обиделся жрец. – Я же предупреждал – вопросы будут коварные, следовательно, ответы требуют внимания и сообразительности.
– Герасимец Александр, – немедленно выпалил Макаров.
– А это кто? – удивился Фимка.
– Не знаю, – признался Макаров.
Ацтекский жрец сиял. Вне всяких сомнений, он получил еще одно красноречивое доказательство собственного интеллектуального превосходства над прочими обитателями Земли.
– Объявляется правильный ответ – второклассник Вова Крысин!
– Э-э, дружище! – возмутился Макаров. – А я что сказал?
– Вы сказали – ацтекский жрец Крысин Владимир Иванович. А это – нонсенс. Меня в те годы еще никто так не называл. Дело было во втором классе. Конечно, я был Вовой. И горжусь этим. И не смотрите так грустно. Проигрывать тоже надо уметь. У меня есть доказательство. Вот.
Крысин предъявил свою тетрадь по математике за второй класс, и ткнул пальцем в страницу, где неловким детским почерком была изображена таблица умножения на 12.
– Ни одной помарки! Но главное – вот здесь, – он перевернул страницу и указал на надпись, сделанную учительницей – "Молодец, Вова!" – А я что говорил! Обратите особое внимание – Маргарита Степановна сделала свою историческую надпись красными чернилами!
– Я повержен! – признался Макаров.
Крысин загордился окончательно.
– Принимая во внимание низкий уровень вашего интеллекта, я делаю безошибочный вывод – вы пришли ко мне за советом и консультацией.
– Можно сказать и так.
– Слушаю.
– Нас интересуют озеро Обильное и золотистая жаба, – сказал Макаров.
– Так вот вы зачем сюда пришли.
У Крысина моментально испортилось настроение, на его щеках выступили странные красные пятна, он закашлялся и, смахнув проступившие на глазах слезы, снял с головы свой роскошный убор жреца и отшвырнул в угол.
– Кто вы такие?
– Да так, прохожие...
– И где же такие прохожие проживают?
– На Васильевском, естественно...
– Да, да... других людей больше не осталось. Что ж. У меня от вас секретов нет. Я добровольно поделюсь с вами информацией... По долгу службы мне приходится встречаться с очень странными людьми, с очень странными, а часто и бесконечно злобными, но такова уж моя профессия, я – эколог. Я привык быть последним бастионом на переднем крае обороны человечества. Мой высочайший интеллект и врожденная сообразительность позволяли до последнего времени блестяще справляться со своими обязанностями. Ну, о себе я уже говорил... Надеюсь, что с основными положениями моей роли в истории вы уже знакомы... Сейчас о менее приятном. Зашел ко мне однажды один тип. Мерзкий такой, неприятный, глазки маленькие, бегают все время... Брррр... Так он, за сравнительно мизерную оплату, попросил подготовить довольно оригинальный рефератик... Его интересовало, как различные научные и религиозные школы трактуют практические пути по скорейшему достижению конца света.
– И вы согласились? – спросил Макаров.
– Денежки мне нужны были... Хлебушек покупать, колбаску... Мне нравятся денежки, особенно, когда своим трудом заработаны. Так вот, не стал я темнить, и выложил – все, как есть. Удивился, мой посетитель, что все произойдет очень скоро и без его участия, но оценил мои сведения по достоинству – еще сотню долларов добавил. Сверху. А это уже признание заслуг. Правда?
– И что вы ему сказали?
– Правду, – добродушно сказал Крысин. – Я врать не обучен. Только чистую правду.
– О золотистой жабе?
– Если вы, молодые люди, имеете какое-то отношение к научному познанию, то должны различать факты, как основу синтеза и анализа, и выводы, которые формулируются на основании этих фактов.
– Золотистая жаба и озеро Обильное – факты. А вывод – неминуемый и скорый конец света? Я вас правильно понял?
– Верно, – искренне восхитился жрец Крысин. – А еще говорят, что обыватели не способны на продуктивную интеллектуальную деятельность!
– Так что там произошло с золотистой жабой? – спросил Фимка, впервые в жизни уставший от игры в слова, может быть, потому, что этим занимался не он, а его собеседник.
– Это крайне поучительная история, молодые люди. Где-то в дебрях Амазонки расположен удивительный заказник, под охрану ЮНЕСКО попало единственное на Земле место, где сохранились колонии золотистой жабы. Еще бы – эти существа крайне чувствительны к загрязнению окружающей среды. Только вдали от городского смога и химических заводов и прочих негативных проявлений цивилизации они и смогли выжить. А в прошлом году они все передохли. В районе экологического бедствия собрались специалисты из разных стран, оснащенные самой современной аппаратурой, но определить, что изменилось в среде обитания жаб, им так и не удалось. Приборы не смогли зарегистрировать наличие каких-либо ядовитых веществ. Радиационная обстановка – в норме, биологическая обстановка – в норме. Вскрытия сдохших жаб не показали никаких патологических изменений.
– И на озере Обильном, надо полагать, произошло тоже самое?
– Ага. Там рыба сдохла.
– А почему – никто не знает? Так? Опять приборы подвели?
– Ага.
– И причем здесь конец света?
– Оставляя в стороне теорию, должен сказать, что в последнее время в атмосфере важную роль стало играть что-то неуловимое, нерегистрируемое приборами. Это что-то странным образом воздействует на биосферу. Приборы, как я уже сказал, ничего не показывают. Слишком незначительная концентрация, но ее оказалось достаточно, чтобы погубить все живое. Механизм воздействия – нарушение психической деятельности. К примеру, на психику людей эта микроскопическая добавка действует наподобие наркотика. Господа, с прискорбием сообщаю, что с некоторых пор мы все пассивные наркоманы.
– Получается, что все происходящее на Васильевском острове всего лишь наркотическая галлюцинация?
– Точно. Прогрессирующая коллективная галлюцинация с последующей неминуемой материализацией, – Крысин буквально расцвел от гордости. – А мне и хорошо, казалось бы пустячок, а потребность в жрецах резко возросла!
