Текст книги "Мой первый опыт в нерикоми (СИ)"

Автор книги: Владимир Титов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

«Расскажи о себе, что сама захочешь»…

Да, пусть расскажет о себе.

Снегири в пиале

На второе занятие народу пришло меньше. Из старой гвардии явились долговязая пятнадцатилетка, пожилая дама, а ещё усатый-волосатый и стриженая блондинка, которые, кажется, нашли друг друга; Лидия поймала себя на том, что по-матерински порадовалась за них, и посмеялась сама над собой: тоже мне, сваха Акулина Гавриловна!

Дмитрия не было.

«Прекрати думать об этом! – шикнула она на себя. – Ты должна заряжать людей, чтобы им тут весело и прикольно было, а у тебя в глазах – коровья тоска сорокалетней разведёнки!.. В конце концов, он…»

– Вот ваши изделия, – говорила она, а сама невольно прислушивалась к шагам за дверью. – Поздравляю: все они благополучно прошли утильный обжиг. Это значит, вы всё размяли и вылепили правильно.

– А что может случиться? – спросила пожилая дама.

– Если в керамическую массу попадёт пузырёк воздуха, при обжиге изделие треснет, – сказала Лидия.

– Господи, как обидно! Вот так лепишь-лепишь, а оно возьми и… И часто такое бывает?

– Если всё делать добросовестно – нет. Поэтому массу нужно тщательно проминать и не давать ей пересыхать. ‘Этому мы ещё научимся, а сегодня нам с вами предстоит работа с ангобами и глазурями. Если коротко, ангоб – это смесь белой жирной глины и пигмента, а глазурь – тонкий силикатный порошок. Глазури бывают прозрачные и цветные…

Она рассказывала, как разводить водой густой ангоб, как готовить глазурную суспензию и наносить её, и силилась сосредоточиться на деле, а не крутить в голове их разговор недельной давности, отыскивая знаки, указывающие на… на что?

«Хватит себя накручивать! Если он и вправду на тебя запал, он сам напомнит о себе. Но прошла неделя, а он как в воду канул…»

– Когда глазуруете, не надо махать кистью, как будто вы – Том Сойер и красите тётушкин забор, – говорила она. – Подцепите небольшую капельку, капните на изделие и тяните. Потом ещё. Следите, чтобы не было проплешин…

– Те же и злостный опоздун, – донеслось от двери. – Лидия, можно присоединиться?

– Нужно! Я как раз рассказываю о том, как расписывать ангобами и глазуровать. Вот ваша пиала, Дмитрий.

– Пиала – это громко сказано, – сказал Дмитрий, усаживаясь и вертя в руках своё кривоватое творение.

– Дмитрий! – Лидия вспомнила, что она – наставница, и добавила в голос строгости. – Это – ручная работа, а всякое рукоделие тем и ценно, что отражает душу мастера.

– И его кривые руки, – «продолжил» упрямый ученик.

Лидия подошла к нему и взяла в руки пиалу.

– Если вас беспокоит, что тут покосился бочок, возможно, причина в том, что вы не достигли душевного равновесия во время работы. Вас что-то тревожило, и это проявилось в изделии.

– И что делать? – хмуро поинтересовался Дмитрий.

Лидия улыбнулась:

– Принять своё изделие, как принимаете себя. Со всеми тревогами, сомнениями и скрытыми помыслами. Или постарайтесь избавиться от того, что вам мешает, и тогда изделие будет послушно вам…

– О, я такое вспомнила… Про тайные помыслы… Можно я расскажу? – Юная девица приподнялась на стуле. – Мы на майские летали в Турцию, были в Измире, и нас там водили в гончарные мастерские. И там предлагали попробовать полепить на круге. Одна тётка из нашей группы села, и у неё вместо кувшина получился член! – девица торжествующе улыбнулась: видно, рассказывая это «страшное непотребство» взрослым, она испытывала guilty pleasure. – Вот такой! – она развела руки, как рыбак, рассказывающий об удачном улове.

Стриженая блондинка сатанински расхохоталась, её спутник усмехнулся в усы, пожилая дама осуждающе покачала головой, но не смогла сдержать улыбки. Дмитрий тоже рассмеялся.

– А это были не вы, юная леди? – неожиданно спросил он.

«Ого! А наш сбивчивый стесняша не прост!»

– Дурак озабоченный! – фыркнула девчонка.

– Я пошутил! – примирительно улыбнулся Дмитрий.

– За такие шутки, дядя, в зубах бывают промежутки.

– Друзья, не ссорьтесь! – вступила Лидия. Скандал между учениками ей был совсем не нужен.

– Никто не ссорится, – ворчливо ответила девчонка. – Лидия, посмотри, я нормально заглазуровала?

– Отлично! – Лидия повертела в руках розетку с зубчатым краем, покрытую белёсым налётом подсыхающей глазури. – Только, Маш – вспомни, что я говорила – на донце надо оставить пятачок для подставки, чтобы глазурованное изделие поставить в печь. А можно и вообще не глазуровать донце.

– Вот блин! – рассердилась девчонка. – Забыла. Пять минут на это чёртово донце потратила…

– Ничего, Маш. Практика лишней не бывает. Напоминаю всем: на донце оставляем свободное пятно…

– Ну, я, короче, закончила, – сказала девчонка, выскоблив плешину на донце своей розетки. – А что ещё сегодня будем делать?

– Сегодня мы займёмся лепкой из пласта, – сказала Лидия. – Кто закончил обработку своих изделий с прошлого занятия, берите глину, скалки и линейки: будем делать кружки.

Лидия рассказывала, как превратить размятый ком глины в ровный пласт, прокатывая скалку по «рельсам» из линеек. Дмитрий, посвистывая сквозь зубы, увлечённо расписывал дно своей пиалы.

– Вот как-то так, – задумчиво произнёс он. – Лидия, вы говорили, что дно изнутри можно покрыть, если не размазывать глазурь кисточкой, а просто залить глазурью. Так?

– Конечно. Это несложно. Наливаете суспензию и вот так поворачиваете, чтобы она покрыла ровным слоем всё дно.

– Не очень-то ровно у меня получается, – заметил Дмитрий.

– Не беда. Главное, чтобы не было пузырей, а мелкие неровности заплавятся при обжиге. А что вы изобразили, если не секрет?

– Да так, – улыбнулся Дмитрий. – Мазня. Абстрактная фантазия. Как думаете, я ещё успею слепить кружку из пластов?

* * *

– И это вы называете мазнёй?

Лидия держала в руках Дмитриево творение. После того, как глазурь прошла обжиг и стала прозрачной, на дне кособокой пиалы стал виден рисунок: на припорошённой снегом ветке ели сидели два снегиря. Незамысловатый рисунок поражал своей лёгкостью и живостью. Кажется, вот-вот встрепенутся красногрудые, запрыгают по веткам, а подойди ближе – вспорхнут, и только осыплется снег с хвои…

– Знаете, Дмитрий, говорят, учеников хвалить нельзя, но ваше творение превосходно. Думаю, не вам у меня, а мне у вас надо поучиться!

– Это вряд ли! – улыбнулся шифрующийся гений. – На самом деле я рисую как пьяная курица лапой. Но изредка случается, и у меня выходит что-то, чему я сам удивляюсь: будто и не я рисовал…

– Это одержимость. Я читала, – с серьезнейшей миной изрекла Маша; сегодня она затащила на занятие двух подружек. – Сходите, дяденька, к причастию, и вас попустит.

– Я подумаю над этим, – в тон ей сказал Дмитрий.

Лилия отметила, что Маша откровенно дерзит ему и при этом обращается подчёркнуто на «вы»: с юной беспощадностью намекает на пропасть, которую проложило между ними время. Хотя участники посиделок как-то быстро перешли между собой на «ты».

Все, кроме Дмитрия. Вот он со всеми, включая наставницу, сохраняет речевую дистанцию.

Нет, он точно какой-то шуганый…

Когда занятие закончилось и керамисты разошлись, унося новый опыт и свои творения, он подошёл к Лидии, прерывисто вздохнул и прокашлялся.

– Да, Дмитрий? Вы что-то хотели?

– Пригласить вас на частный урок. Это возможно?

* * *

– Ну конечно, – сказала Лидия. – Во вторник и четверг в любое время, а стоят частные занятия…

– Деньги не проблема, – прервал её Дмитрий. – Я готов заплатить столько, сколько вы потребуете, если только вы согласитесь.

– Вы меня прямо заинтриговали!

– Никакой интриги, ничего аморального и криминального. Нужно заниматься с больным ребёнком.

– Так… Простите, а этот ребёнок…

– Мой племянник. Алёша. Ему двенадцать лет, и у него аутизм.

– Очень жаль…

– Он не лает, не кусается, не кидается дерьмом и не принимается онанировать при появлении красивой женщины, – с раздражением продолжал Дмитрий. – Он просто живёт в своём мире и не горит желанием вылезать из своего мира в наш. Но так – он не опасен…

Лидия мягко взяла его за руку.

– Дмитрий, вы не поняли, – сказала она. – Я… я ничего такого не думала. Я просто сказала, что мне очень жаль, что с вашим племянником такое, и, конечно, я с ним позанимаюсь!

– Правда? Извините…

– Нет, всё нормально. Извиняться не за что. Когда нам удобнее встретиться?..

– Завтра в три часа дня… Я могу заехать за вами.

– Не нужно. Давайте лучше в два пятнадцать на вокзале.

– Хорошо. – Дмитрий достал из внутреннего кармана пиджака кошелёк и протянул Лидии пятитысячную бумажку. – Вот задаток. Не отказывайтесь, пожалуйста. Я буду платить по три тысячи за каждый урок, хорошо? А если придётся задержаться или будут ещё какие-то трудности, то и больше. Только не отказывайтесь!..

– Хорошо-хорошо, Дмитрий, я же сказала…

– Огромное вам спасибо! Вас подвезти? Хотя бы до вокзала…

– С удовольствием!

* * *

– Вот здесь мы обитаем, – сказал Дмитрий, открывая перед Лидией дверь квартиры. – Галина Алексеевна, это я!

– Слышу, слышу! – Из комнаты в коридор выплыла полноватая старушка. – Здравствуйте!

– Здравствуйте! – сказала Лидия.

– Как Алёша? – просил хозяин.

– Нормально всё, – сказала старушка. – Нормально.

– Ну и славно. На сегодня вы свободны, вот ваш гонорар, – он протянул ей две пятиcотенные купюры. Старушка приняла «гонорар», поблагодарила и ушла.

– Туда, – шепнул Дмитрий и кивком указал на комнату. – Я зайду первым.

Лидия кивнула.

…На первый взгляд Алёша был обычным мальчишкой двенадцати лет, разве что чуть полноватым. Он сидел на ручке кресла и вертел «кубик Рубика». Он стремительно перемешивал цветные грани так, что восстановить прежнее единообразие, казалось, уже невозможно, и потом с быстротой и точностью, вызывающей восхищение пополам с суеверным ужасом, восстанавливал его. Лидия поймала себя на том, что зачарованно смотрит, как разноцветные квадратики мелькают под бледными тонким пальцами.

– Привет! – сказала она.

– Алёша, поздоровайся! – напомнил Дмитрий.

Мальчишка покосился на новое действующее лицо и ничего не сказал.

– Он говорит вообще? – шёпотом спросила Лидия.

– Говорит. Раз в день, если не реже.

– Меня зовут Лидия. Можно Лида. А тебя – Алёша, верно?

Мальчишка по-прежнему безмолвствовал.

– Хм. Дмитрий, у вас есть лёгкий стол, который можно перенести? И стул? Отлично, поставьте сюда. И воды принесите.

– У тебя ловкие пальцы, – говорила Лидия через пару минут. Она сидела напротив юного молчальника за столом, на котором была постелена тонкая холстина, стояла миска с керамической массой, кувшин с водой и миска для смачивания рук, и лежали деревянные пики и ножички разных форм. – Давай мы с тобой что-нибудь слепим! Для начала… вылепим птичку-свистульку!

Пальцы делали привычное волшебство. Лидия сформовала из раскатанной в пласт глины пустотелую фигурку птички, сделала хвостик-свисток, проткнула его деревянной палочкой, аккуратно зачистила квадратное отверстие, за которое будет «цепляться» воздух, создавая звук, присоединила свисток к телу и загладила швы.

– Ну, а теперь дунь вот сюда!

Алёша без выражения посмотрел на неё.

– Давай! У нас получится!

Мальчишка нерешительно взял в руки ещё влажную свистульку, повертел её и…

Лидия боялась, что он с безразличной жестокостью «особенного» дитяти сомнёт игрушку и с сатанинским хохотом швырнёт в стену.

Или – что она где-то ошиблась, и звука не получится. Она сделала и продала сотни простых свистулек и пару десятков окарин, которые ещё надо было настраивать с тюнером, она знала, как заставить глину запеть. Но поговорка shit happens не зря сложена…

Но все страхи рассеялись в одно мгновение. Алёша дунул в птичкин хвост, и непросохшая ещё глина родила глухой, тихий, но чистый низкий звук.

– Круто, правда?

Алёша чуть заметно кивнул и осторожно положил птичку на стол.

– Мы её закалим в специальной печи, а потом ты её, если захочешь, распишешь яркими красками. А сейчас, если хочешь, сделаем ещё одну такую. Хочешь?

– Хочу, – сказал Алёша. Голос у него был похож на пение только что слепленной глиняной птички.

– А что это у нас дядя без дела?

– Да я лучше посмотрю, – отозвался Дмитрий.

– Нечего смотреть. Подсаживайтесь, и сотворим птиц небесных.

Творение птиц, с перерывами на чай и туалет, заняло три с половиной часа, и в итоге дядя с племянником стали обладателями собственноручно вылепленных свистулек. Птички вышли непропорциональны и немного кособоки, но они пели!

Выяснилось, что Алёша вовсе не такой молчун, каким аттестовал его дядя. Он не расщебетался жаворонком, но во время работы несколько раз односложно спрашивал учительницу, правильно ли он делает («Так?», «Правильно?» «Хорошо?»). Лидия поправляла и объясняла.

– Славно поработали. Думаю, на сегодня достаточно.

– Да, пожалуй! Алёша, ты пока посиди, почитай, а мы с тё… мы с Лидой поговорим о своём. Хорошо.

– Хорошо, – ответил Алёша голосом глиняной птички.

* * *

– Я, конечно, в этом мало что понимаю, но, по-моему, Лёша никакой не аутист. Он просто замкнутый.

– Ваши бы слова да Богу в уши, – вздохнул Дмитрий. – Я тоже надеюсь, что он просто необщительный, но врачи… им проще поставить клеймо… и теперь перед нами закрыты все двери. Садик, школа, кружки-секции… А ведь Алёшка по-своему талантлив. Самые навороченные головоломки щёлкает как орешки. Вы видели картины на стене его комнаты? Это не картины. Это пазлы. Я покупаю ему взрослые пазлы, и он их собирает, как… Ну, как будто все кусочки пронумерованы, и ему нужно только их разложить.

Они сидели на кухне и пили чай с ржаным печеньем, которое Лидия насыпала в пиалу со снегирями. Подступал вечер, сгущались сумерки, но свет они не включали.

– Один врач недавно посоветовал развивать мелкую моторику и пространственное мышление. Он сказал, что лепка – лучшее, что можно предложить в этом случае. Я стал искать… и тут увидел рекламу ваших курсов. После первого занятия я понял, что лучшей учительницы для Алёшки не найти.

– Спасибо. Но я – полный профан в педагогике.

(«Особенно коррекционной», – подумала, но не сказала она).

– А мне не нужен диплом. У вас есть свет. И Алёшка к нему тянется. Он замкнут, не любит общаться, и в то же время страдает от одиночества. А стоило вам появиться… он как будто стал просыпаться.

– Дмитрий, можно вопрос… А родители Алёши?

Ответом было молчание, тяжесть которого ощущалась физически – будто на голову положили полцентнера сырой глины..

– Простите. Наверное, не следовало говорить об этом.

– Уже заговорили. Так вот… родителей у Алёши нет. Его биологический отец – ублюдок, которому незачем жить. Существует ли он сейчас, я не знаю и не интересуюсь этим. А мать – моя сестра. Старшая, – зачем-то прибавил он.

Снова вязкой сырой тушей навалилось молчание.

– Ксюша была умной девушкой…

(«Была…»)

– … но тут повела себя как полная дура. Она поверила, что этот ублюдок её любит, а если потрахивает в свободное время и не спешит жениться, и вообще избегает разговоров о будущем – это ничего… В один прекрасный день она залетела, а когда её любимый решил, что беременный живот сестрёнки мешает постельным упражнениям, сбежал. Ксюша до последнего ждала, что он вернётся, встретит её в роддоме с букетом цветов, прибежит к нам домой и упадёт на колени перед колыбелькой, но… – он выразительно вздохнул. – Крушение идеала, который она сама себе накрутила, убило её. Не физически… Она начала пить и в считанные полгода стала алкоголичкой, а однажды просто ушла из дома. Я пытался её найти, но сами понимаете… – снова всхлипывающий вздох. – Через полгода она позвонила матери, сказала «Не ищите меня», и бросила трубку. Я до сих пор не знаю, где она, что с ней и жива ли она вообще. Мать эта история просто уничтожила. Она… – тут Дмитрий, как показалось Лидии, задумался, – получила серию инсультов и сейчас в больнице. Физически она ещё жива, но… это уже не она. Полный распад личности.

– Осуждаете меня? – спросил он после новой паузы.

– За что? – спросила Лидия.

– За то, что не спас сестру… что сдал мать подыхать в больницу…

Лидия подумала.

– Нет, – сказала она. – Во-первых, это не моё дело, – это она подумала, но говорить не стала. – Вы же не могли следить за сестрой двадцать четыре часа в сутки…

Дмитрий усмехнулся.

– Она старше меня на десять лет. Я – старшеклассник, мальчик-колокольчик, ещё ни разу не целовавший девчонок по-настоящему. А она… – снова пауза, как будто он собирался с мыслями, – взрослая женщина, важная персона в городской администрации… как мне казалось. А на самом-то деле – глупая наивная девочка, которая сломалась после первой серьёзной оплеухи от жизни. Вот с матерью вышло плохо. Но у меня был выбор – или ухаживать за парализованной старухой, или попробовать вытянуть племянника, который, может, ещё выздоровеет и станет нормальным человеком.

– Непременно выздоровеет! – искренне воскликнула Лидия. – Не сомневайтесь! С таким-то любящим дядей…

– Шутите? – криво усмехнулся Дмитрий.

– Ни в коем случае. Шутить над такими вещами – да за кого вы меня принимаете?

– Извините. Для меня это очень тяжёлая тема.

– Тебе не за что извиняться. – Лидия положила ладошку поверх его руки. – Всё. Мир.

«Тебе?» – светилось в его глазах.

«Ну да. Только не говори, будто ты против», – ответила её улыбка. – «Ты хороший, но, прости, шуганый».

– Мир, – улыбнулся Дмитрий. – Лидия, давно хотел… тебя спросить, – он на мгновение запнулся перед словом «тебя». – А сложно научиться керамике?

Лидия пожала плечами.

– Да как любому ремеслу. Основные приёмы можно освоить за месяц плотных занятий, и сможешь делать кружки, чашки, миски, вазы – простые, но товарного качества. Ну, а дальше – нет предела совершенству. Просто, когда выйдешь на некий уровень, освоишь в совершенстве набор форм и приёмов, однажды захочется попробовать что-то новое. А этому новому надо учиться. И в итоге твой уровень определяется тем – есть ли у тебя силы, время и желание развиваться, или тебе это не нужно. Поэтому любителей много, мастеров, которые этим зарабатывают, меньше, а великих художников, на которых мы все смотрим снизу, по пальцам перечесть.

– Ну, понятно. Как везде. А вот, ты говоришь «зарабатывать»… Реально этим заработать на жизнь?

– Я же зарабатываю! – улыбнулась Лидия. – Но я, наверное, не показательный пример. И это затратное ремесло. Нужно закупать керамические массы, пигменты, глазури, формы для отливки и отминки, если хочешь гончарить – нужно купить или смастерить гончарный круг, нужна муфельная печь для обжига.

– То есть это – довольно рискованный бизнес, – определил Дмитрий.

– Если бизнес, а не хобби – то да. Надо знать, что нужно людям и что ты можешь им предложить, надо рассчитать, сколько придётся вложить денег и когда окупишь вложения…

– Я почему спрашиваю… Не хочу Алёшке судьбы инвалида на господачках. Потому что я сам к этой системе имею отношение.

– К господачкам?

– Я работаю в областном правительстве. Замначальника управления социальной политики, глава комитета по борьбе с молодёжью.

Лидия прыснула.

– Ну, это мы так называем, в шутку. Комитет по делам молодёжной политики, культуры и спорта… или физкультуры и спирта… названия каждый квартал меняются, я сам запутался.

– Это там вы по полдня заседаете?

– Бывает, и дольше. По правде сказать, бестолковщины и ИБД много…

– Много чего?

– Имитации бурной деятельности. Но это беда всех крупных контор, хоть частных, хоть государственных. А вообще дело нужное. По себе знаю: нельзя государству оставлять молодых без присмотра. А то за ними присмотрит кто-то другой. И будут по подворотням грабить и телефоны на героин менять, либо получится, как у соседей, – он профессионально усмехнулся, как полагается даже при намёке на Страну-Которую-Нельзя-Называть.

– Но молодёжные дела сами по себе, а собес – это собес. Это у нас традиционно – тушите свет. Нищета, унижение и весёлый попил бюджетов. Не хочу, что Алексей зависел от этой системы.

– Дима… – она запнулась, но собеседник поощряющие улыбнулся, – по одному занятию трудно судить. Но мне кажется, у Алёши есть потенциал.

– Я надеюсь. Очень надеюсь…

Они болтали о том о сём, перескакивая с дровяного обжига на продвижения воркаута, пока взгляд Лидии не упал на настенные часы.

– Божечки-кошечки! Полночь без пяти!

– Ч-чёрт! Прости… те… прости, Лида, я вызову вам… тебе такси.

– Только до вокзала! Там ещё три электрички…

– Нет. От двери до двери.

Они некоторое время препирались, пока дверь кухни не отворилась, и на пороге не встал Алёша в трусах и майке.

– Алексей! Я же тебе велел ложиться! – с напускной строгостью сказал дядя.

– Не хочу, – был ответ.

Дмитрий длинно вздохнул.

– Так. Лидия, я тебе вызову такси до дома, и не спорь. Мне и так предстоит бессонная ночь.

Лидия коротко задумалась.

– Такси отменяется.

– Почему?

– Надо вам помочь.