Текст книги "Мой первый опыт в нерикоми (СИ)"
Автор книги: Владимир Титов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Мой первый опыт в нерикоми
Пролог
Приговор соседа Иннокентьича был окончательным и обжалованию не подлежал:
– Сгнил твой вяз, Лидуша. Насквозь. Может, год-другой простоит. А дунет посильнее, так он и завалится.
– К-как? – спросила Лидия.
– Это уж как Бог даст. Или чёрт. От ветра зависит. Может, на провода – тогда половина Слободки без света останется. А может, на твой дом.
– Что же делать? – спросила Лидия.
– А что тут сделаешь? Вызывай рубщиков. Они на дерево влезут, аккуратно его, по кусочку, разделают и сами вывезут. Только уж ты, Лидуш, не скупись, зови профессионалов, а не алкашей поселковых. Мой свояк в позапрошлом году хотел старую берёзу срубить, она ему пол-участка затеняла, и нанял какого-то ёжика чуть не за бутылку, так этот дятел косорукий ему берёзу на соседский сарай уронил. А там газовый баллон стоял, его расхе… разгерматизация, в общем, произошла, проводка коротнула – и полыхнул сарайчик. Там ещё техника дорогая, пила, газонокосилка, мотоблок – всё погорело… Фёдор год расплачивался.
– Да, да, – Лидия покивала. – Я знаю, дядь Саш. Просто этот вяз… он же прадедушкин. Прадедушка его посадил, когда на войну уходил…
Иннокентьич развёл руками и вздохнул.
– Лидуш, ты, конечно, решай сама. Просто, если он на провода завалится, он полдеревни без света оставит.
Лидия вздохнула. Сосед был несомненно прав. Огромный сук, отколовшийся от фамильного вяза, обнажил страшную для всякого садовода картину: по всей длине отщепа внутри ствола шла чёрная полоса. Крепкий с виду вяз был обречён. И, наверное, если не срубить его сейчас, он упадёт и наделает беды.
Но… сколько Лидия помнила себя, она помнила этот вяз. Когда она была совсем крошкой, летом мама ставила коляску под его ветви, и первое воспоминание Лидии были зелёные листья, пронизанные солнцем. Одним из первых слов, которые она подхватила, было слово «вяз», и она долго называла «вязами» все деревья. А сколько было радости, когда она научилась забираться на него, и залезала всё выше и выше (много позже она поняла, что её древолазные упражнения немало попортили крови маме и бабушке). Когда им было по десять-двенадцать лет, они с подругами на летних каникулах часами сидели в его ветвях, как птицы, и так же щебетали. К ветке, которая теперь обломилась, в незапамятные времена были прикреплены «вечные» качели – покрышка от КамАЗа на цепях: на них качалась ещё мама
Осенью она каждый год следила за тем, как желтеют и облетают его листья, а весной – как пробуждаются почки, как голые ветки покрываются нежно-зелёной дымкой.
Она помнила два десятка семейных баек и легенд, так или иначе связанных с вязом: главная, конечно, была история прадедушки, который посадил вяз перед уходом на фронт, а вернувшись, вкопал у корней вяза трофеи: «Железный крест» и кинжал гитлерюгенда.
Вяз сотни раз провожал её и встречал – когда она отправлялась в школу, когда она бегала на гулянки, когда она уезжала и возвращалась… и в тот раз тоже.
Срубить вяз – всё равно что срубить часть себя.
Дед и бабушка в отъезде – на той неделе она отправила старых в санаторий. Вернутся – как бы их кондратий не хватил при виде порожнего места…
Но ведь он же всё равно умирает, так?
…Когда она оставила заявку на сайте арбористов-рубщиков, она очень надеялась, что Дашка не видит её слёз.
* * *
– Это они? – спросила Дашка.
– Ага. Да… вон, у них на машине Винни-Пух с бензопилой. Точно они.
– Прощай, старый вяз, – с комичной торжественностью произнесла дочка. – Ты был верным талисманом нашей семьи, но ныне пробил твой час.
– Дашка, заткнись, а то я сейчас разревусь, – сказала Лидия.
Конечно, вслух она этого не сказала.
Возле ворот стоял грузовик-пикап, на дверце которого был изображён мультипликационный Винни-Пух, летящий на шарике перед деревом. Правда, шарик был закреплён на страховочных ремнях, перепоясывающих тело мёдолюбивого рифмотворца, а обеими лапами Винни держал бензопилу. Возле грузовика стояли два господина, похожих на Винни-Пуха и Пятачка: волосатый бородатый здоровяк и карманный паренёк полтора метра с кепкой. Оба были одеты в рабочие комбинезоны и перетянуты страховочными ремнями; Дашка, выпуча глаза, таращилась на представителей опасной профессии, представших перед ней в боевой амуниции.
– Вот это деревце рубить? – спросил волосатый и бородатый здоровяк.
– Да, – кивнула Лидия.
– М-да. Когда увидел заявку, глазам своим не поверил, – непонятно сказал бородач. – А тебе его не жалко, Ли? – неожиданно спросил он.
Теперь пришёл черёд Лидии вытаращить глаза.
– Ты???
Овцы и бабуины
(Десять лет назад)
Она скользила глазами по строчкам, каждое слово, каждая буква в которых падали ей на сердце расплавленным оловом…
Ну… должны были падать. Она читала приговор своей любви, своей будущей жизни, но не чувствовала… ничего.
Умом она понимала, что случилось худшее, но при этом внутренне оставалась совершенно спокойна.
«Это шок», – подумала она. Она вспомнила, как два года назад у неё на глазах умер отец. Он долго болел, онкология пожирала его, как змея лягушку – не спеша и размеренно. Все знали, что он не выздоровеет, но в глубине души надеялись, что вот ещё, чуть-чуть, попробовать новое лекарство – и болезнь отступит… И, когда она вышла на десять минут из комнаты, где лежал отец, забывшийся тяжёлым сном, а вернулась к его бездыханному телу, она поняла, что это – всё. Но с ней не случилось ничего из того, о чём она читала в книгах: сердце не защемило, слёзы не хлынули из глаз, она не забилась в рыданиях – хотя она любила отца и горевала о потере.
Вот и сейчас.
Ей не хотелось бить кулачками по клаве ноута, заходясь в рыдающем хохоте, не хотелось выть, напиться и побиться головой об стенку.
Она ещё раз просмотрела скриншоты, улыбнулась и нажала кнопку «Отправить»..
Он позвонил через полчаса.
– И что это значит? – заорал он вместо приветствия.
– Это я хотела бы у тебя спросить, – сказала она. – Ты ничего не хочешь мне рассказать?
– Это фотошоп, ты что, не видишь?
Лидия нервно хохотнула.
– А по-моему, это не фотошоп, а скрины твоей переписки из вконтактика с этой овцой Милкой Барановой. И я точно знаю, что это не фотошоп, потому что я лично их скриншотила.
– Я…
– Клюв от воробья. Сашок, я ведь не тупая, к сожалению для тебя, я догадывалась, что она у тебя не «просто коллега по работе». Ладно, мы современные люди… не перебивай!.. если свербит – можешь её потрахивать, но ты ж там такие сопли в сахаре развёл! Тебе самому не стыдно? «Хочу слизывать мёдик с твоих милых малюсеньких титечек»!. – пропищала она голосом вредного малютки-гнома. – А кто у нас «королева римминга»?
– Я такое не писал! – заорал уличённый изменщик так, что трубка завибрировал.
– Писал, Сашок, писал. И поставил там тридцать три смайлика, как влюблённая школота. А хочешь, – она зловеще улыбнулась, хотя собеседник не видел её, – я ваше воркование выложу в паблик, а? Про римминг, пеггинг и прочее… Ты у нас, оказывается, продвинутый чел!
Следующие пять минут Лидия с тонкой улыбкой на губах слушала угрозы, которые расточал её неверный возлюбленный.
– Сашок… – устало проговорила она, – я тебя понимаю. Со мной тебе скучно. А с ней – весело и прикольно. Я – унылая и правильная, а она вся такая крутая панкушка, девчушка-попрыгушка… татушки на бёдрах, чёлочка зелёная. Ну только зачем надо было всё это?
– Что «всё»?
– Ты же в любви мне клялся, в Италию хотели съездить, отпуск подобрали так, чтобы вместе… Зачем?
Сашок пыхтел. Лидия не стала ждать, когда он соберётся с мыслями, отключила вызов и поспешно добавила номер бывшего возлюбленного в игнор-лист.
* * *
– Дура, – припечатала Светка, выслушав историю со скриншотами.
– Я?
– Ты.
– Вот это поворот! Я поймала этого козла на измене и я же дура?
Светка кивнула.
Девушки сидели на дощатом лодочном пирсе, уходившем в озеро на пять метров, и болтали босыми ногами над зеленоватой водой. Рядом на нагретых досках лежали смартфоны, стояли сандалии и пивные банки: две пустые и четыре непочатые.
– Дура. Трижды дура. И я это тебе счас докажу. Вот ты его решила соследить, так? Целую спецоперацию закрутила…
– Да никакой операции! – фыркнула Лидия. – Подсмотрела однажды, как он на ноуте пароль от вконтактика набирает… «Прозерпина666» по-русски с латинской раскладкой.
– А-а, ну-ну. Знаю этот способ.
– Тоже мне, кулхацкер… Подсмотрела, а потом, когда заметила, что он слишком часто лайкает её посты и фотки, залезла в его акк и нашла это…
– Угу, угу. Понятно. Знаешь, подруга, если ты за парнем следишь – значит, ты ему по определению не доверяешь. Ты с ним спишь, но вы остаётесь чужими. А если так, то может ну его на?..
– А что ты предлагаешь? Этот козёл будет мне в открытую изменять, вешать лапшу на уши, а я буду этими ушами хлопать?
– Лидуш, ты как маленькая… Если ещё не поняла это к своим двадцати трём годикам, послушай старую мудрую женщину, которая скоро разменяет четвертак: все мужчины полигамны. Ещё раз: все, абсолютно все мужики изменяют своим девушкам. Не изменяют только те, у кого не стоит или кому не дают.
– Бред!
– Биология, а не бред. Матушку-природу на кривой не обскачешь. Каждая женщина, даже самая безбашенная, стремится к упорядоченности и постоянным отношениям, но самый паршивенький мужчинка стремится осеменить как можно больше самочек.
– И что?
– А вот тут самое интересное. Вот ты наперёд знаешь, что твой «му» будет тебе изменять. Во всяком случае, хочет изменить. Так ты не истери, как малолетка, а ведисебя, как мудрая взрослая женщина. Поставь себя так, чтобы он всегда возвращался к тебе и свои ресурсы тоже нёс тебе, а не сторонним шлюхам. То есть, им – конфеты, букеты и красивые слова, а тебе – красенькую маффынку и брачный договор…
– Свет, у меня такое чувство, как будто я читаю женский глянец девяностых. Как доярке из Хацапетовки охомутать нового русского.
– Кстати, зря так бухтят на девяностые. Мой папаша их по инерции ругает, а мама и дядя говорят, что нормальное было время. Злое, бедное, грубое, но честное. Кто хотел – поднялся. Просто большинство не хочет шевелиться. Ждут, что к ним сами придут и сами всё дадут. Не люблю, кстати, этот момент в «Мастере и Маргарите». Пафосная глупость. очень пафосная и очень глупая.
– Ну ладно. Вот ты такая вся мудрая, посоветуй: как мне стать любимой женой у альфача, который бегает с пипиркой наперевес и хочет присунуть в каждую дырку, от очка в сельском нужнике до замочной скважины? Как его зацепить? Встречать его в розовом пеньюаре, подавать кровавый стейк и, пока он жрёт, делать ему минет с горловым пением? Просто интересно.
Света поджала губы, что означало напряжённую мыслительную работу.
– У всех по-разному, Лидос. Но главное одно: мужику должно быть с тобой комфортно. Комфортнее, чем со всеми остальными тёлками. И дело тут не в котлетах и минетах, ты же понимаешь, ты же умная, хотя и дура.
Лидия фыркнула.
– Не, ну правда. Вот, ты узнала, что твой козёл тебе изменил. Так? Надо было не выводить конфликт на точку невозврата, а аккуратно привить ему чувство вины. Чтобы он сам понял, как накосячил, и кинулся бы исправляться.
– И как это сделать?
– Ну-у-у… – Выпитое под палящим солнцем крепкое пиво ударило в голову Свете. Это выражалось в том, что обычные слова звучали чуть дольше, во фразах возникали паузы, которые Света заполняла неприличными мантрами. – Можно симулировать… скажем-м-м… сердечный приступ… или самоубийство…
– Или оргазм, – ляпнула Лидия, которую тоже накрывало. Света хихикнула, а Лидия продолжала. – Прикинь, мне один козёл… не этот, другой – как-то раз после этого дела заявляет: «Ты что, не кончила? Ну могла бы хотя бы симулировать»…
– А ты?
– А я сказала, что я бы симулировала оргазм, если бы он был в со-стоянии с-симулировать сто-яние.
Света расхохоталась, и к ней присоединилась Лидия. Девушки принялись толкать друг дружку с пирса, и в итоге полетели в воду вместе.
* * *
– Ты, Светуля, конечно, права, – говорила Лидия через полтора часа. – Но ты не вдупляешь главного. Я женщина, а не розовая безмозглая овечка Долли. И мне нужен мужчина, а не бабуин…
Химик против гомсомола
Увидев шагающих по аллее Жеку, Алину и Пашку-Грача, Виктор вскочил со скамейки и поспешил навстречу.
Следующие несколько минут заняли объятия, поцелуи (в исполнении Алины), хлопки по плечам и спине и поздравления.
– Дело в шляпе, диплом в кармане, – говорил Виктор. – Теперь я – официально признанный химик. Дед на том свете может вздохнуть спокойно и хлопнуть амброзии с Бутлеровым.
– И что собираешься делать? – спросил Грач, которого так прозвали со школьных лет за яркую внешность – смоляно-чёрные кудри и выдающийся нос.
– Бухать на радостях, что же ещё!
Друзья усмехнулись. Скорее Дунай потечёт вспять, чем Железный Вик выпьет что-то крепче кваса. Он с тинейджерства занимался лёгкой атлетикой и делал успехи, но однажды на дне рождения однокурсницы поддался на провокацию друзей и в одно лицо выдул поллитровую бутылку водки. Итогом стало тошное похмелье, позорно проигранное соревнование, разнос от тренера и, что самое главное, потеря реноме в глазах именинницы, которая ему нравилась. Виктор не обиделся. Он понимал, что парень, который звучно рыгает мимо унитаза, выглядит не очень секси. После того случая он, как выражаются бумеры, «завязал»: прекратил пить раз и навсегда. Он не изображал отвращение при виде поддавших обывателей и не доставал друзей лекциями о вреде пьянства. Он не выглядел белой вороной, когда в весёлых компаниях брал сок и воду без газа. Просто алкоголь и он отныне существовали в непересекающихся плоскостях.
– Отдохну, конечно, недельки две-три. Всё-таки диплом – это не контроша по алгебре в седьмом классе. Надо релакснуться. Грач обещал за время моего отсутствия не пропить «Слоббо»…
– Всё будет нормально, не переживай, – сказал Грач. – Договорились же.
Ещё учась на первом курсе, Виктор и Жека (Алина и Грач подтянулись попозже) запустили информационно-развлекательный портал. Вначале это была простенькая домашняя страничка на бесплатном хостинге, заполненная короткими статейками с претензией на остроту. Репортаж о пожаре городского троллейбуса, который автор наблюдал изнутри, расследование о догхантерах (выдуманное по меньшей мере наполовину), разгромная рецензия на фильм «Волкодав», рассказ об обезлюдевших за последние четверть века сёлах и хуторах Слобожанской области… Поначалу юные медиамагнаты действовали наобум, ощупью искали формат, пытались подражать всем подряд и выдумать что-то уникально-своё. Много шишек было набито (особенно, когда отцы-основатели подрались из-за одного несогласованного материала), немало денег, добытых тяжёлым неквалифицированным трудом, сгинули в пасти рекламщиков, однако сайт рос.
Хотя идея его принадлежала Жеке, Виктор быстро выдвинулся вперёд и стал сперва неформальным лидером, а потом и официальным гендиректором фирмы, в собственность которой был оформлен портал. Это он настоял перенести сайт на нормальный платный хостинг, он убедил соратников, что всплывающие баннеры – прошлый век: доход от них мизерный, а пользователя раздражают. Он вовлёк в дело Грача, которому по силам было бы разговорить гипсового Ильича, и Алину, оказавшуюся экспертом по соцсетям. Он и определил концепцию портала: не влезать в политику и бизнес-разборки, не ванговать крах Америки и восстановление потенции одной ложкой простой советской соды. Материалам о Слобожанске и области отдавать не меньше трети, но не больше половины пространства. За эксклюзив и годные лонгриды платить хорошие деньги, а отрерайтить статью из Вики мы и сами сумеем.
За четыре года «Слоббо» набрал вес и популярность, оброс пулом авторов и спикеров, его статьи растаскивали по соцсетям и цитировали на местном телеканале. Подростковая забава стала доходным бизнесом.
– А как отдыхать будешь? В другом полушарии? – спросил Жека.
– Наверное.
– Ещё не придумал, с кем? – Алина обвила рукой шею дипломанта.
– Пока не решил, – улыбнулся Виктор и улыбнулся в ответ.
На лица Жеки и Грача упала лёгкая тень. Их компания была вместе без малого десять лет, у парней бывали девушки, а Алина… Алина была в их четвёрке «своим парнем», но успела побывать близкой подругой всех троих. Бывало, что в одно и то же время она встречалась со всеми тремя, особенно это не афишируя, но и не скрывая. По молчаливому, но никем не оспариваемому договору, Алина не отдавала предпочтение никому, и никто из троих не претендовал на неё безраздельно… до сего дня. Совместное путешествие было чем-то большим, чем секс по дружбе.
Вик решил разрядить обстановку.
– Ну что, едем в «Лимассол»? Я себе к диплому «камри» подарил. – Он не стал уточнять, что купил машину в кредит. – Ядовито-зелёную, как сперма дракона.
– А разве у драконов есть сперма? – живо поинтересовалась Алина.
– А разве нет?
– Они же рептилии. У них же клоака…
– Алик, – мягко заметил Жека, – сперма есть у всех, даже у насекомых. Просто у рептилий нет половых органов, как у нас. Но сперма есть. Правда, я не уверен, что у драконов она зелёная.
– Надо поймать дракона и подоить, – предложил Грач.
Через несколько минут они ехали в «Лимассол» – не самое пафосное, но, по единодушному мнению всех четверых, лучшее заведение Слобожанска. В колонках неистовствовали «The Dubliners».
– Стой, стой! – закричала вдруг Алина.
Виктор лихо сманеврировал к обочине.
– Забыла что?
– «Метросад» проезжаем. Заскочим?
– Алик, давай потом, – попросил Жека. – Мои ноздри уже обоняют лимассольские кальяны.
– «Потом» будет не раньше трёх ночи, – возразила Алина. – Тут никого не останется, кроме парочки бухих брёвен. Да и мы будем уже никакие.
– Алина права, – поддержал подругу Грач. – Я с марта на «Метросаде» не был.
– Вот-вот. А я – с Нового года! – обрадовалась поддержке Алина. – Вик, сделай крюк к «Фиалке», возьмём «Виноградный день», посидим часок с народом.
– А что, я за, – согласился дипломант. – Давай, Жека, гламурные клубешники от нас не уйдут, а «Метросад» – это же наше всё! Это же легенда! И мы – её часть!
Жека для приличия покочевряжился, но подчинился воле большинства.
Они припарковались возле магазина, который с начала девяностых делал кассу на тусовочной молодёжи, купили двухлитровый снаряд с боевым отравляющим веществом класса «коктейль», бутылку минералки, по пакетику фисташек, и потопали в «Метросад».
В двухсоттысячном Слобожанске метро не было и не предвиделось, однако легендарное тусовочное место называлось не как-то ещё, а именно «Метросадом». До начала царствования Николая II здесь было митрополичье подворье, потом подворье перенесли, а две десятины земли, усаженные яблонями, акацией и сиренью, отошли городу и стали называться «Митрополичьим садом». Городская дума распорядилась прорубить дополнительные аллеи, сделать в центре площадку с фонтаном, поставить киоски и скамейки. Так, за несколько лет до Первой мировой, «Митрополичий сад» стал светским парком. Потом он стал парком советским, со статуями красноармейца и грудастой комсомолки на месте сломанного фонтана, и за недолгое время сменил несколько наименований. Он побывал сквером Парижской коммуны, потом парком имени Троцкого, потом – ожидаемо – сквером, но уже Сталинским, а после развенчания культа личности ему вернули имя Парижской коммуны и обратно произвели в парк.
В конце восьмидесятых он был средоточием общественных страстей Слобожанска, здесь каждый месяц гремели митинги, на эстраде в центре глаголом жгли сердца зевак самопальные поэты и барды. А по вечерам аллеи парка, вытеснив цивильных гуляющих, заполняли неформалы – от малолеток в проклёпанных школьных курточках с обрезанными рукавами до седеющих волосатиков.
В девяностые парку Парижской коммуны вернули имя Митрополичий сад, а неформальная молодёжь, облюбовавшая это место, перекрестила его в «Метросад». Тусовки начинали собираться с обеда, когда заканчивались занятия в школах, ПТУ и местных вузах, а расползались глубоко за полночь. В «Метросаде», как на выставке, можно было увидеть субкультурщиков всех мастей: там кучковались худосочные крикливые панки, обильно-волосатые металлисты, брейкеры в штанах шире труб ТЭЦ, толкинисты с деревянными мечами, алисоманы в красно-чёрном, скинхеды, да и просто тинейджеры без конкретных костюмно-музыкальных предпочтений, которым тесно в родительских квартирах, а клубы – не по карману.
Хотя в небольшом сквере тусили бок о бок номинально враждебные субкультуры, стычки случались нечасто, не говоря уж о массовых побоищах толпа на толпу. У безбашенной молодёжи, даже подогретой дешёвым алкоголем и травкой, работал групповой инстинкт самосохранения: стоит один раз поддаться искушению – и место мирной тусы превратится в территорию войны. Так что клановые счёты лучше сводить за два-три квартала подальше, а тут каждый волен найти своих и общаться с ними.
Шли годы, первые завсегдатаи «Метросада» выросли, остпенились, обзавелись детьми и взрослыми заморочками, повзрослевшие хиппи и алисоманы отошли от своих субкультур и не воспитали продолжателей, а избежавшие посадок скины ушли на глубокий шифр, зато появились хипстеры, эмо, винишко-тян и отаку-анимешники, которые тоже тянулись на легендарные аллеи. Мир менялся с бешеной скоростью, интернет из малопонятного заморского дива для яйцеголовых стал привычной и неотъемлемой частью жизни, перестали быть роскошью мобильные телефоны, компьютеры, иномарки и отдых за границей, но «Метросад» оставался культовым тусовочным местом. Именно там старшеклассники Вик и Жека познакомились с Алиной, а через полгода к ним прибился Грач. Теперь они выросли и могли позволить себе отдых в более пафосных местах, но время от времени собирались в старом Митрополичьем саде.
Вот и теперь они сидели на спинке скамейки, потягивали «виноградное» пойло – Вик был верен своей минералке и не изменял ей – и смотрели, как неподалёку крутят огненные шары фаерщики. Со стороны огненных жонглёров лёгкий ветерок доносил резкий запах керосина.
С другой стороны слышался говорок африканских барабанов, юноша и девушка – почти неотличимые друг от друга, тощие, в афганских шальварах, мешковатых рубашках и дредами – выбивали ритм, кукольно-красивая юная красноволосая девушка извивалась перед ними прямо на брусчатке, а ещё с десяток парней и девушек стояли вокруг. Поодаль гуртовались ещё несколько стаек молодёжи.
Виктор смотрел на «афробарабанщиков» и скептически ухмылялся. Жека заметил его взгляд.
– Что, Вик, нравится тяночка? Тыбвдул?
– Опомнись, родной. Она ещё в школу ходит, старый ты павиан, – ответил Виктор. – И вообще, не в моём вкусе.
– Девчонка?
– Да нет, вот эти барабаны, дреды, гарлемская гимнастика.
– Неарийская музыка, да? – ухмыльнулся Грач.
– Да не в том дело. Пусть играют хоть марсианское, но и своё не забывают. А мы забываем. Ты видел, чтобы малолетки вот так сидели в вышитых рубахах, играли на рылеях и калюках?
– На чём? – переспросил Грач.
– Грачина, не позорься, – усмехнулась Алина, – в «Слоббо» полгода назад было интервью с тем парнем, который делает на продажу харди-гарди.
– Ну а…
– Так их в южной России и называли рылеями..
– Вот! – Виктор поднял палец. – Лишнее подтверждение. Не знать своего – не стыдно. Если какой-то кадр сидит в косоворотке и бренчит на гуслях или скрипит на рылее, все понимают, что это просто фольклорист повёрнутый. Не то чтобы городской сумасшедший, но вроде того. То есть послушать можно, но делать, как он – да ну, я что, клоун… А в панталонах султанской одалиски и в тибетской ночнушке, с тентаклями на бошках, стучать в негритянские барабаны – нормально.
– Вот я и говорю, что ты хренов нацик.
– Грачидзе, иди на хутор бабочек ловить. Просто мне не нравится, что мы у себя дома стесняемся быть собой.
Сбоку послышался звон бьющихся бутылок, девичий визг «Не трогайте его!» и что-то нарочито-гневно бубнящий низкий голос.
– Вот и твои братья-фашисты, – сказал Грач. – Легки на помине
– Кто? – удивился Виктор.
– Гомсомол, мать их. Защитники морального здоровья нации.
– Какой гомсомол? – Виктор удивился ещё больше.
– Вик, ты со своим дипломом совсем оторвался от земли, – заговорил Жека, который до того, посмеиваясь, слушал шутейные препирательства друзей. – А это дерьмо у нас с мая. Не гомсомол – это их так прозвали – а горсомол, «Городское сообщество молодёжи». Стайка бычков в двадцать рыл, может, чуть больше. Типа независимое общественное движение, молодёжь за всё хорошее против всего плохого, вот только все знают, что их крышует губер, без его разрешения они бы пикнуть не смели.
– И что этот… гомсомол делает? – спросил Виктор.
– Ходят по улицам, докапываются до людей, кто курит или пьёт в неположенном месте. Если их не слушают, могут сигарету залить из опрыскивателя, а бутылку отнимают и в помойку. Снимают это на видео и выкладывают на ютуб.
Виктор хмыкнул.
– И вправду, я отстал от жизни, за молодёжной модой не слежу. С апреля у меня диплом, диплом и больше ничего. А что же «Слоббо» о них не писал?
– Х-ха! – фыркнул Грач. – Орион Плахота хотел внедриться к ним, сделать расследование. Говорил, мне даже гонорар не нужен, напишу за идею, хочу этих уродов раскатать по полной. Но ты же сам завещал, чтобы никакой политоты, так? А мы чтим заветы отца-основателя…
– Ещё могут подойти к парню с серьгой или цветными волосами, к девушке в короткой юбке и сделать замечание. Мол, вы позорите наш славный город, – продолжал Жека. – И не отвяжутся, пока человек на камеру не пообещает «исправиться».
– Их часто бьют? – осведомился Виктор.
– Они дебилы, но не совсем, – сказал Жека. – Ходят по пять-шесть особей и цепляются обычно к тем, кто не может вломить. К тому же они формально правы, сейчас запрещено пить-курить где попало. Хотя всем понятно, если взрослый человек после работы выпьет на улице ноль-три пива и выкурит сигаретку, мир не рухнет. Но это…
– Ребят, ну их! – Алина стала дёргать за рукава Жеку и Виктора. – Хотели же в клуб. Посидели – и пойдём…
Виктор усмехнулся.
– Побежим, роняя тапки, от каких-то недоносков?
Тем временем трое «недоносков» затормозили возле афробарабанщиков, а ещё пять-семь неторопливо приблизились к четверым друзьям.
«Гомсомольцы» были все, как на подбор, коротко стрижеными плотными парнями немного за двадцать. На всех были чёрные футболки с гербом города (на малиновом поле каменная баба, а над ней – рука, охватывающая сноп колосьев), на головах – кубанки, за поясами – нагайки.
– Мир вам! – с натужной радушностью произнёс приземистый, бокастый парень с ваххабитской бородкой. – Вот так, как вы, нехорошо сидеть. Люди захотят сесть, как полагается, на сидение, а вы его испачкали…
Алина дёрнула Виктора за рукав. Он похлопал её по руке.: всё в порядке.
– Что ещё? – спокойно, так что издёвка почти не слышалась, спросил Виктор.
– Вы, я вижу, употребляете, – продолжал бородач. – Это запрещено.
– В Российской Федерации нет сухого закона, – в том же тоне ответил Виктор.
– Вы употребляете алкоголь в общественном месте, – не унимался ревнитель нравственности. – Это – административное правонарушение. Покиньте общественное место или уничтожьте алкогольный напиток.
– Да чтоб тебя! – неожиданно рассмеялся Виктор. – Чмоня, это ведь точно ты! – Он ткнул пальцем бородатого в грудь. – А я сразу и не узнал! Богатым будешь!
– Молодой человек, не надо махать руками, иначе мы будем вынуждены вас успокоить! – спокойно, но с угрозой сказал бородач.
– О, посмотрите на него! – продолжал Виктор. – Меня не узнаёт! Ты же Чмоня-второгод! Первый алкаш класса. Ты в седьмом классе в школу с похмелюги заваливался! А помнишь, как ты не мог сесть, потому что отчим тебя выпорол?
Алина, хотя и была напугана, расхохоталась.
– Ты его знаешь? – удивился Жека.
– Вместе в школе учились. Знакомьтесь: Сашка Иванов, олсо ноун эз Чмоня. Все в школе его так звали, даже учителя между собой. Общий шут был – придурок, дрыщ и потомственный почётный зюзя. А сейчас и не узнать… Ладно, Чмоня, послушай старого однокашника, я тебе кое-что объясню. Вы, парни, не понимаете, где находитесь. Это «Метросад». Здесь с лохматых времён такое правило: живи и давай жить другим. Мой вам совет: или не мешайте людям, или топайте отсюда по-хорошему. Ваши морды не вписываются в здешний пейзаж.
– Молодые люди, вы ведёте себя неадекватно, мы будем вынуждены применить к вам…
Что именно бородатый Чмоня хотел применить, осталось тайной, его пафосная речь завершилась сдавленным визгливым воплем. Он попытался заломить Виктору руку, но медиамагнат и дипломированный химик ловко освободился из захвата, а в следующую секунду борец за нравственность получил в глаз.
Виктор не занимался боевыми искусствами и дрался нечасто, но, когда требовалось, его крепкие сухие мышцы легкоатлета работали, как пружины, и он бил резко и результативно. Так случилось и в этот раз.
Не дав врагам времени опомниться, Виктор выдернул из-за пояса Чмони нагайку и крест-накрест хлестнул ближайшего к нему «гомсомольца» по толстым ляжкам, обтянутым камуфляжными штанами.
Опоясанный нагайкой заверещал и неуклюже шарахнулся в сторону, прочие «гомсомольцы» тоже подались назад. Ситуация была явно нештатная. Кто-то, поспешно отступая, сбил с ног оператора, и тот с ругательствами опрокинулся на землю.
– Запорю, быдло! – рявкнул Виктор голосом гневного барина, у которого псарь Савоська обкормил лучшего гончака несвежим мясом и сорвал охоту, на которую был зван сам предводитель дворянства.
– Вик, Вик, пошли! Ну их! – Друзья в шесть рук ухватились за него.
Четвёрка покинула «Метросад» довольно быстро, но позорное бегство их манёвр никак не напоминал. «Гомсомольцы» не преследовали своих обидчиков. Судя по звукам, доносившимся из полутёмного сквера, неформальная молодёжь не прониклась ценностями моральной чистоты и принялась втолковывать незваным гостям правила поведения в «Метросаде».
…Было полпятого утра. Виктор, Грач и Алина, похохатывая, выходили из «Жестяного Крокодила». Жека потерялся где-то в «Лимассоле», пытаясь склеить пьяненькую молодую чиновницу из мэрии и её страшную подружку. Алина откровенно висла на Викторе и всем видом являла готовность поехать к нему на афтепати.
Возле зелёного «камри» их поджидали трое крепких молодых парней в штатском.
– Ветров, Виктор Сергеич? – один из троицы шагнул навстречу Виктору.
– Это я, – сказал Виктор. – В чём дело?
Незнакомец отработанным движением вытащил из кармана красную книжечку, раскрыл перед лицом Виктора.
– Старший лейтенант Морозов. Ты арестован.
– Чё за х-ня? Старлей? – развязно поинтересовался Грач.
– Ты и ты! – офицер ткнул в Алину и Грача. – Отошли! Отошли, а то упакуем, алкашня сраная! Ветров, стать к машине, руки на крышу! Дёрнешься – считай, статья за нападение на сотрудника у тебя в кармане.
