Текст книги "Рихард Зорге - заметки на полях легенды"
Автор книги: Владимир Чунихин
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Что могло помешать?
Например, характер Зорге. Его принципиальность. Его неуживчивость, если хотите. Его неприятие бюрократических методов, о котором упоминал сам г-н Георгиев.
Это – первое.
Второе.
Давайте не будем забывать такую деталь.
Зорге не был выброшен из Коминтерна на улицу. Он был направлен работать не просто куда-то. Он был направлен работать в разведку. То есть, организацию, автоматически предполагающую верность и лояльность своих сотрудников. Направлен с ведома Сталина.
Третье.
Раз пошел разговор на формальном уровне, – "Зорге работал рядом с Бухариным, значит, он сторонник Бухарина, значит, он противник Сталина…".
Почему тогда Сталин не выказывал недоверия Молотову, например? Молотов ведь тоже работал рядом с Бухариным. Тоже работал над Программой Коминтерна. Как и Зорге. На другом, правда, иерархическом уровне, но тоже рядом с Бухариным.
Формально, Молотов тоже "сотрудничал" с Бухариным.
С Бухариным рядом работали те же Мануильский, Куусинен и Пятницкий. Если Пятницкий был потом репрессирован, то Мануильский с Куусиненом (коих Зорге тоже числил своими друзьями) пережили большой террор вполне благополучно, на высоких постах. Значит, их близость Бухарину не запятнала их в глазах Сталина.
Тогда почему же подобные соображения отбрасываются сразу же, как только речь заходит о Рихарде Зорге?
Об отношениях с «влиятельнейшими руководителями».
"Протежирование" несколько преувеличено, по моему. Во взаимоотношениях Зорге с Пятницким, например, упускается из виду одно обстоятельство.
Сам Георгиев очень хорошо и убедительно показывает отношение Зорге к "бюрократическим порядкам" в ИККИ вообще, и в ОМС, в частности. Но, говоря, о его конфликтах с безымянными "бюрократическими руководителями", как-то упускается из виду, что непосредственным руководителем Рихарда Зорге был как раз Пятницкий. Начальник Отдела международных связей. Которого, вполне вероятно, не слишком радовали постоянные дрязги в отделе, связанные с именем Зорге. Оно ему надо было – постоянно разбираться с конфликтами среди его сотрудников?
Сопоставим это соображение с мнением самого Георгиева, что разборки аппаратчиков с Рихардом Зорге начались еще до начала гонений на Бухарина. То есть, не были связаны с политическими мотивами. Говоря об отношении к Зорге руководителей Коминтерна, г-н Георгиев очень к месту употребил выражение «в определенной степени». Рихард Зорге мог вполне искренне считать их своими друзьями. Считали ли таковыми себя они, вот в чем вопрос?
Много позже, Рихард Зорге на допросах в японской полиции будет всячески выгораживать Макса Клаузена, своего друга и соратника. Как сам он полагал. В то же самое время, в своих показаниях Макс Клаузен будет всячески поносить Рихарда Зорге…
Сюда надо добавить и другую сторону этой медали. Не только Зорге был отторгаем бюрократами. Но и сам он всё больше и больше проявлял недовольство работой в таких условиях.
При этом, нельзя не видеть и другой стороны характера Рихарда Зорге. Его целеустремлённости. И его умения добиваться поставленных перед собой целей.
Это утверждение вовсе не является дежурным панегириком. Эти качества вполне надежно подтверждаются всей его дальнейшей разведывательной деятельностью.
И возникли они, конечно, не в связи с его работой. Они были присущи ему изначально.
Так вот, именно они и должны были сработать сейчас, в этих условиях.
Они и сработали.
Что я имею в виду?
Зорге, судя по всему, к этому периоду (1929 год) был уже сыт по горло работой вблизи придирчивого и казённого начальства. С постоянными придирками к каждому шагу и вздоху, к каждому истраченному за границей центу или пфенингу.
Ему, конечно, для его полного удовлетворения, должна была бы подойти совсем другая работа. Где-то подальше от начальства. С отчётностью не канцелярской, а отражающей итог выполнения конкретного задания. Без дискуссий о правомерности каждого шага во исполнение этого задания.
Короче. Ему идеально подходило бы такое положение, при котором он получал бы интересные и важные задания, средства на их выполнения, помощников и кое-какие технические средства.
Всё.
Всё остальное – на его усмотрение. Конечный результат – вот то, что должно было интересовать его работодателя.
Он уже немного прикоснулся к таким возможностям и таким перспективам. Его работа в Отделе международных связей (который многие называют особо секретной разведкой Коминтерна) позволила ему, видимо, почувствовать вкус к такого рода работе.
Но в той форме, которая не совсем удовлетворяла его.
Поскольку, сколько бы не говорилось об этом отделе таинственных и многозначительных слов, ясно, что это был не совсем разведывательный орган в его чистом виде.
Я отступлю на полшага в сторону и скажу несколько слов об одном интереснейшем документе.
На русском языке были изданы в своё время так называемые "Тюремные записки" Рихарда Зорге. Это документы, написанные им осенью 1941 – весной 1942 годов в токийской тюрьме Сугамо.
Это, конечно, никакие не мемуары, как ядовито пробуют характеризовать их некоторые не очень далёкие люди из числа "разоблачителей" Рихарда Зорге.
Это, судя по всему, его письменные ответы на какие-то вопросники, составленные для него его японскими следователями. Во всяком случае, известно, что писались эти записки в присутствии следователей и ими же отбирались у него после каждого допроса.
Другими словами, это что-то вроде протоколов его допросов, но в форме вольного изложения.
Так вот. Возвращаясь к коллизиям, возникшим у Рихарда Зорге к 1929 году, в связи с его работой в Коминтерне.
В своих "Тюремных записках" Зорге рассказал интересную деталь, характеризующую его отношение к ОМСу как разведывательной организации.
Перессказывать не буду.
Давайте послушаем самого Рихарда Зорге.
Итак.
Из «Тюремных записок» Рихарда Зорге:
"…Вернувшись в Москву (из Англии – В.Ч.), я, разумеется, передал в разведотдел свое очередное сообщение. Кроме того, я откровенно проанализировал и доложил все, что оказалось не совсем удачным в моих поездках по сбору развединформации и в исследованиях в странах, которые посетил…
…Еще определеннее, чем прежде, я предложил также, чтобы лица, ведущие разведдеятельность в других странах, исходя из соображений секретности, были полностью отделены от структуры Коминтерна. После этого в моей работе обозначались некоторые перемены, хотя не ясно, в какой мере это явилось следствием сделанных мной предложений. Тем не менее отчетливо проявились существенные изменения как в организации моей следующей поездки, а это была поездка в Китай (здесь он скрывает, что поездка в Китай была по линии советской военной разведки – В.Ч.), так и в сфере предписанных мне обязанностей. В то же время претерпели полное изменение мои личные отношения с тесно контактировавшими прежде со мной лицами, а также с Коминтерном…"
Эти слова не очень серёзно воспринимаются исследователями.
Объясняют они их почему-то стремлением Зорге набить себе цену в глазах японских следователей. Ну и, конечно же, стремлением скрыть то обстоятельство, что его из Коминтерна попросту изгнали.
Между тем, такое отношение, мне кажется слегка легковесным.
Прежде всего, объяснение о набивании цены в глазах японского следствия. В надежде, вроде бы, на обмен или депортацию в СССР.
Поскольку очевидно, что такое раздувание могло воздействовать только на одну сторону – на японцев.
Между тем, в сделке обычно участвуют, как минимум, две стороны.
Подогревая таким образом японскую сторону, Зорге должен был понимать, что необходимо как-то себя обезопасить и с "советской стороны".
Так вот, получается, что для другой стороны – СССР, его усилия к "обмену" свелись к тому, что он… начал давать подробнейшие показания японцам. Почти сразу же после ареста.
Это он, что же, таким образом надеялся добиться, того, чтобы интерес к обмену проявила и вторая сторона? Без которой обмен невозможен?
Впрочем, о возможностях такого обмена мы ещё будем говорить подробно.
А сейчас возвращаемся к докладу Рихарда Зорге.
Вызван он был неразумной всядностью, проявляемой руководителями Коминтерна к своей разведке. Они хотели заниматься одновременно добыванием информации самого разнообразного характера – партийного, политического, военного, экономического. В общем, считали они, чем больше, тем лучше.
Вот с таким отношением Рихард Зорге и становился всё более и более не согласен. По мере накопления собственного опыта, надо полагать.
Поэтому, я и думаю, что факт доведения Рихардом Зорге своего доклада до руководства Коминтерна оспаривать неправильно.
Потому что этот доклад вполне объясняет как сложившуюся к этому моменту в ОМСе обстановку, так и её понимание Рихардом Зорге.
Наконец, это вполне в его духе – проводить такого рода аналитические изыскания.
И бесцеремонно предъявлять их начальству, вне зависимости от того, нравится они оному или нет.
В конце концов, Зорге абсолютно прав здесь по сути выдвигаемых им предложений.
Действительно. Использование в «чистой» разведработе законспирированных агентов ОМСа неминуемо должно было приводить к расшифровке как самых этих агентов, так и их связей.
Дело в том, что, по самому характеру деятельности Коминтерна, его сотрудникам так или иначе, но неизбежно приходилось контактировать с представителями коммунистических партий стран, в которых эти сотрудники работали.
Между тем, как правило, все сколько-нибудь известные коммунистические функционеры за пределами СССР находились под плотным наблюдением местной полиции.
И вот, представьте себе, что такой коминтерновский «разведчик», после встречи с каким-нибудь лидером очередной компартии, встречается… Ну не знаю. С офицером местного генштаба, например. Или шифровальщиком. Которые вовсе не являются коммунистами и проходят по другому, так сказать направлению многостаночной деятельности разведки Коминтерна.
Результат естественный. Провал. Провал, обусловленный самой такой постановкой дела.
Так что, вопросы о реформировании характера разведслужбы Коминтерна, поставленные Зорге перед своим руководством, были вполне логичны и правомерны.
Другое дело, что само это руководство, понимая, конечно, правоту аргументов Рихарда Зорге, одновременно не желало ничего делать в этом направлении. Потому что, если для Зорге вопрос был совершенно ясен с точки зрения целесообразности, то для Куусинена, Пятницкого и компании имелся ещё один аргумент. Не существенный для Зорге. Но весьма и весьма значимый для руководства Коминтерна и ОМСа.
Этот аргумент состоял в снижении чисто аппаратного влияния Коминтерна и его разведслужбы в иерархии государственных органов СССР.
Ведь ясно же, что, при всей формальной международности этой организации, она являлась, на самом деле, проводником влияния ВКП(Б) и СССР за рубежом. А значит, занимала, де-факто, место в системе государственных, и даже надгосударственных органов в СССР.
С этих позиций, предложение Зорге выглядело так.
До предполагаемого Зорге реформирования круг решаемых ОМСом вопросов был шире. А значит влияние этого органа в системе бюрократических структур СССР было больше.
Если предлагаемое Зорге реформирование работы ОМСа будет проводиться в жизнь, то круг решаемых Коминтерном задач неизбежно сужается, поскольку ясно, что никто не собирался создавать в рамках Коминтерна, наряду с ОМСом, отдельной структуры, занимающейся вопросами чисто военной разведки, например.
Потому что для этого уже существовало Разведывательное Управление РККА.
А, поскольку круг решаемых Коминтерном задач в этом случае сужается, соответственно уменьшается влияние Коминтерна в глазах руководства партии и государства.
Поэтому предложение Зорге, при всей его логичности и разумности, естественно, ни при каких обстоятельствах не могло устраивать руководство ИККИ. Естественно, с этого момента руководители Зорге, коих он простодушно полагал своими друзьями, стало искать выход из положения. Самый простой, и в то же время, самый надёжный способ устранения потенциальной помехи своему карьерному положению.
Я имею в виду перевод Зорге из Коминтерна в военную разведку.
Почему-то до сих пор бытует упрощённое понимание того, что всё последующее сложилось как-то случайно и как бы само собой.
Зорге уволили из Коминтерна. Потом ему Берзин предложил работать в военной разведке. Зорге согласился.
При этом за рамками обсуждения остаётся естественный вопрос.
А почему ушёл он работать именно в разведку?
Почему не в марксистскую науку? У Зорге было уже здесь имя. Были опубликованные серьёзные труды по вопросам экономики и политологии.
Почему не в "чистую" журналистику?
Или, почему, например, не обратно на аппаратную работу в Компартии Германии? Тем более, что почти все научные интересы Зорге, так или иначе, были связаны с этой страной.
Или ещё куда-то?
А потому что существовала тогда такая серьёзная вещь.
Партийная дисциплина.
Зорге ведь не был, на самом деле, как это часто изображают, уволен из Коминтерна. Или вычищен оттуда как чей-то там сторонник.
Зорге, кстати, совершенно благополучно прошёл ту самую пресловутую «чистку». Вот что писал об этом Ю. Георгиев:
«…Переходу Зорге в разведывательное ведомство способствовал бывший начальник Зорге по ОМСу О. Пятницкий, порекомендовавший его руководителю советской военной разведки в то время – Я. Берзиню. (Волков Ф. Подвиг разведчика. Баку, 1978, с. 139.) Свою роль сыграло и то обстоятельство, что накануне формального увольнения из Коминтерна Зорге 20 октября 1929 г. прошел в аппарате ИККИ партийную „чистку“ и получил аттестацию „считать проверенным“. („Новая и новейшая история“, N 2, 2000, с. 131.) Так или иначе, но Зорге окончательно уволился из ИККИ 31 октября 1929 г. и, соответственно, уже с ноября того же года мог работать в Четвертом управлении ГШ РККА…»
Итак.
Зорге не был "изгнан" из Коминтерна, как это принято обычно считать.
Он был переведён в распоряжение ЦК ВКП(б).
Приведу здесь документ, выявленный в фондах Коминтерна и опубликованный в упомянутой работе Ю. Георгиева:
"ПРОТОКОЛ N 18
Заседания Делегации ВКП(б) в ИККИ от 16.8.1929 г.
Один экз. послан т. Сталину.
Присутствовали: т.т. МОЛОТОВ, МАНУИЛЬСКИЙ, ПЯТНИЦКИЙ, ВАСИЛЬЕВ, ЛОВИЦКИЙ.
‹…›
3. ‹…›
б) О работниках З[ападно-]Е[вропейского]Б[юро].– Исключить из списка работников ЗЕБ т.т. Зорге и Мингунина.
‹…›
г) О чистке аппарата. Создать такую комиссию. Сейчас же предрешить вопрос об откомандировании в распоряжение ЦК ВКП(б) и ЦК КП Германии – т.т. Вурм, Шумана, Зорге и Майстера. ‹…›[69]"
Обратите внимание.
Рихард Зорге был направлен в распоряжение именно ЦК ВКП(б), хотя другие работники ИККИ направлялись в распоряжение ЦК КПГ.
Это подтверждается ещё и тем фактом, что в октябре того же года Рихард Зорге проходил "чистку" как член ВКП(б).
Это, во-первых.
Во вторых, это было сделано с ведома Сталина и, видимо, с его одобрения.
Это в ответ другим легковесным утверждениям. О том, что-де опальному Зорге его самоотверженные друзья по блату помогли устроиться в военную разведку, подальше от злопамятного Сталина и, вроде бы, чуть ли не тайком от последнего.
Глупость, конечно. Но глупость, в данном случае, опровергаемая документально.
О каком устройстве «втихую» в разведку (на нелегальную работу -!!!) после скандального «изгнания» из ИККИ могла бы идти речь вообще?
Обратите внимание на то, что на заседании, принявшем решение об откомандировании Зорге "в распоряжение ЦК ВКП(б)", присутствовал Молотов.
Экземпляр протокола был направлен лично Сталину.
Кстати, помимо этого документа, Ю. Георгиевым были опубликованы и другие протоколы ИККИ, решавшие судьбу Рихарда Зорге. И копии всех их, как правило, направлялись Сталину.
Не потому что Зорге, грубо говоря был какой-то особо важной шишкой для партийных бонз. Просто вопрос о нём, среди других прочих вопросов, решался на таком высоком уровне, что понятно: сама занимаемая им должность входила в "номенклатуру ЦК", как тогда говорили.
Этот выход удовлетворял всех. Все кошки оставались сыты. Все мыши оставались целы.
Работа разведки ИККИ в смысле совмещения областей партийной, политической и военной оставалась неизменной.
Неуместный и наивный "реформатор" был направлен туда, где его ждала работа в полном соответствии с его взглядами на разведработу. Что очень важно подчеркнуть, в полном соответствии с его характером и темпераментом. Я имею в виду полную автономность этой работы, отрыв от далёкого начальства, неограниченный простор для инициативы и собственного разумения. Работа на результат.
Что не могло не привлекать и не устраивать самого Зорге.
Идеальное решение для всех, в данном случае.
Особенно учитывая, что направлен он был на работу не куда-нибудь, а на самый что ни на есть край света.
Заканчивая с этим вопросом, я предлагаю ещё раз послушать рассказ Рихарда Зорге об обстоятельствах, предшествовавших его переходу в военную разведку. Поясню только, что некоторые темы Зорге в разных местах записок повторял не по одному разу. Это было вызвано тем, что японские следователи через некоторое время задавали ему те же самые вопросы, якобы для уточнения. На самом деле, конечно, для выявления противоречий в показаниях Зорге. Поскольку читать уже им написанное ему, естественно, не давали.
Итак, снова его "Тюремные записки":
"…Берзин давно слышал от Пятницкого о моих идеях о широкомасштабной политической информационной деятельности, выражал одобрение по этому поводу, и поэтому наши с ним беседы шли успешно… "
«…В заключение нужно осветить причины, частично объясняющие мой переход в четвертое управление. Генерал Берзин, который тогда был начальником четвертого управления и, кроме того, близким другом Пятницкого, знал меня еще со времен Коминтерна. По возвращении из Англии, обсуждая с Пятницким будущую работу в Коминтерне, я сказал ему, что имею желание расширить сферу моей деятельности, но реально вряд ли это возможно, пока я остаюсь в Коминтерне. Пятницкий рассказал об этом Берзину. По мнению Берзина, это могло бы быть прекрасно реализовано через четвертое управление. Через несколько дней после этого Берзин пригласил меня, и мы детально обсудили все проблемы разведывательной деятельности в Азии…»
Таким образом, если отбросить неуместный, по-моему, скепсис историков по поводу факта изложения Рихардом Зорге своих соображений для руководства ОМСа, то получается интересная картина перехода Рихарда Зорге из Коминтерна в военную разведку.
ДВА ДОКУМЕНТА
Теперь коснёмся ещё одного важного вопроса. О двух отрицательных для Зорге документах внешней разведки, приведённых А. Фесюном под номерами 38 и 39. Эти документы вы видели в извлечениях из публикации А.Г. Фесюна.
Документ N 38, который называется «Истоки политического недоверия ИНСОНУ» и подписан начальником 4 отдела РУ ГШ КА генерал-майором Колгановым.
С этим документом не всё непонятно.
В ссылке к нему указано только:
"…[83] Из "Докладной записки" от 11.08.41 г…"
На чьё имя он был направлен?
В связи с чем?
Обратите внимание на примечание к документу:
«…Примечание: Основные демографические данные ИНСОНА и данные о его работе составлены Зам. начальника отдела полковником ПОПОВЫМ на память…»
Почему руководители 4 отдела не имели доступа к личному делу Зорге (информация была представлена «по памяти»)?
И обратите внимание на слова из докладной записки Колганова:
"…Вопрос ИНСОНА не новый, неоднократно ставился на обсуждения…"
Не новый? Не раз ставился?
Тогда почему же он не был решён однажды, раз и навсегда?
Это еще раз заставляет нас прислушаться к той истине, что, одно дело, кто и в чём обвиняет, совсем другое – кто слушает и как на это реагирует.
Документ N 39
К такому же типу можно отнести и второй документ.
Тоже непонятно, на чьё имя документ направлялся. Кто его читал. И, самое главное, как отнёсся к прочитанному.
И ещё скудность и абсолютная размытость обвинений.
«…Политически совершенно не проверен. Имел связь с троцкистами. Политического доверия не внушает…»
И это всё?
Это всё, что смогли накопать на Зорге в 1937 году?
А где же конкретные обвинения в его адрес?
После прочтения этого документа понятна причина как того, почему было решено Рихарда Зорге «отозвать», так и того, почему вскоре решение о ликвидации резидентуры Зорге было отменено.
Повторю, если в отношении Зорге и выдвигались какие-то обвинения, это ещё вовсе не означает, что этим обвинениям обязательно давался ход.
Во всём этом есть ещё один интересный момент.
Ссылка на документ говорит только о том, что представленный отрывок взят из «Справки на резидентуру» от сентября 1937 года.
Очень похоже, что справка эта была направлена на имя нового начальника РУ Гендина. И, судя по всему, дальше него не пошла.
Причина, по которой я прихожу к этому выводу, хочу затронуть в следующей главе. Там нам придётся подробнее познакомиться с этим начальником Разведывательного управления.
Единственно хочу заметить по этому поводу следующее.
Помните эпизод, когда шанхайский резидент "Абрам" передал в Москву политический донос "беспартийного курьера" на Зорге?
Так вот. Обратите внимание, что никаких оргвыводов к Рихарду Зорге по этому поводу сделано не было.
Почему?
Многократно повторённый довод, что Сталин считал Рихарда Зорге двурушником (и одновременно незаменимым работником), я думаю, надо оставить тем, кто не слышал о сталинском «Незаменимых у нас нет».
Тогда в чём же дело?
Думаю, ответ будет таким.
Доносы в сталинском обществе были явлением рядовым. И настолько широким, что если бы чекисты верили всем им безоговорочно, страна осталась бы без населения.
Поэтому здесь необходимо чётко разделять два вопроса.
Один, это то, что стучали на человека. Второй, это то, как относились к этим доносам те, кому они были направлены.
Исчерпывающим подтверждением этих слов, по-моему, является то место из опубликованной А. Фесюном «Справки Сироткина» 1964 года, где последний, комментируя, в частности, этот донос курьера, в недоумении отмечает:
"… Странно, но эта неустойчивость политических взглядов «Рамзая» не нашла отражения в его характеристиках, содержащихся в многочисленных «справках на резидентуру…»
Замечу, кстати, что Сироткин вовсе не являлся историком. Это был старый кадровый сотрудник военной разведки, получивший волею случая доступ ко всем архивным документам, связанным с «делом Зорге». И большую часть которых он, естественно, в своей справке не отразил. Да и сами цитируемые им документы пестрят красноречивыми пропусками такого типа – ‹…›.
Ведь в его Справку вошла только одна справка на резидентуру. Та самая, номер 39, о которой сейчас идёт речь.
При этом надо иметь в виду, что сам А. Фесюн получил возможность работать только с документами «Комиссии Косицына». Оттуда он и взял эту единственную «справку на резидентуру», приведённую Сироткиным.
Ко всем остальным архивным документам военной разведки А.Фесюн, естественно, допуска не имел. Поскольку, в отличие от сотрудников «Комиссии Косицына», не имел поручения от лица, рангом равного Н.С. Хрущёву.
Но Сироткин, в отличие от Фесюна, видел все документы по делу Зорге. И те, что вошли в итоговый документ комисссии. И те, что там не фигурировали.
При этом, самое время заметить, что поручение Хрущева должно было, конечно же, задать определённую тональность отбираемым документам. Поскольку к тому времени уже прозвучала во всеуслышание, со страниц «Правды», политическая установка – считать Зорге жертвой Сталина. Соответственно, для членов комиссии – искать в архивах подтверждение этому утверждению.
Одним из таких подтверждений явилась «Справка на резидентуру» от сентября 1937 года.
Однако, отдадим должное и Сироткину, написавшему об остальных справках, и Фесюну, опубликовавшему его слова. Слова о том, что подозрения в адрес Зорге, красочно расцвеченные к сегодняшнему дню историками и публицистами, совершенно не отражены в его характеристиках, содержащихся в МНОГОЧИСЛЕННЫХ «справках на резидентуру».
Но, может быть, такие конкретные обвинения имелись в адрес Рихарда Зорге у НКВД?
Вот, например, на такое обстоятельство осторожно указывает А. Фесюн:
«…Все предыдущие „Дорогие Директора“ были расстреляны; а от двоих из них (Берзина и Урицкого) он лично получал задания. Таким образом, налицо была связь с врагами народа (кстати, среди его друзей этой категории можно назвать и К. М. Римма[2], соратника по китайскому периоду, расстрелянного в 1938 году, и Льва Боровича[3] – резидента ГРУ в Шанхае с псевдонимом Алекс, через которого в Москву шли от Зорге многие материалы, расстрелянного в 1937 году, и, наверняка, многих других, включая О. Пятницкого, шефа международного отдела Коминтерна), что, как можно себе представить, не могло не наводить бдительных людей в НКВД, да и в самом ГРУ, на определенные мысли…»
Может быть.
Мы с вами этого пока что точно не знаем.
Здесь, однако, по моему, самое время привести слова самого Рихарда Зорге, приведённые в «Тюремных записках» по этому поводу:
«…Москва полностью доверяла политическому чутью и политической сознательности моей разведгруппы…»
Можно, конечно, вслед зоргеведам снисходительно заметить здесь, что сам Зорге на следствии всячески преукрашал действительность, чтобы набить себе цену в глазах японских следователей.
А можно заметить, что эти, и им подобные слова, в конце концов, и явились во многом основанием к его смертному приговору. Между тем, совсем другие слова, которые говорил на следствии Клаузен, позволили сохранить тому жизнь.
Зоргеведам, рассуждающим по этому поводу, очень трудно понять одну простую истину. Люди, оказавшиеся в положении Зорге или Клаузена, в первую очередь должны думать о спасении своей жизни. И уже потом, если первое удалось – и прочих вкусностях. Вроде возвращения домой.
Для меня, например, слова Зорге вполне убедительны. Хотя бы потому, что здесь же он вполне откровенно подкрепляет их примерами. Нет, как раз не теми примерами, когда Москва была довольна его информацией. Наиболее весомо он подкрепляет их теми случаями, когда Москва не вполне верила его донесениям. Вот что он сам сообщил о недоверии к себе Москвы.
Не ищите, кстати. В отношении подготовки Германии к нападению на СССР здесь ничего не будет:
«…При этом мы должны были помнить о чувстве недоверия в Советском Союзе в отношении Японии. А именно, Советский Союз, видя возрастающую роль японских военных кругов и их внешнеполитический курс после Маньчжурского инцидента, начал испытывать серьезные опасения, что Япония планирует напасть на СССР. Это чувство подозрительности было настолько сильным, что сколько бы я ни посылал противоположных версий, московские власти никогда полностью не разделяли их, особенно во время боев на Халхин-Голе и в период крупномасштабной мобилизации японской армии летом 1941 года…»
Да, все правильно.
Здесь советское правительство и должно было исходить из худшего. Быть одержимым своего рода (и в положительном смысле) этакой паранойей.
А донесения Зорге должны были эту паранойю развеивать.
Поэтому расслаблять свою ценную резидентуру за границей руководство разведки не должно было ни в коем случае.
Происходило что-то вроде такого обмена.
Из Москвы: "Япония собирается напасть"
Из Токио: "Нет. Вот доказательства…"
Из Москвы: "Есть сомнения. Давайте другие доказательства"
Из Токио: "Вот еще"
Из Москвы: "Мало. Дайте еще. И еще… И еще…"
Не щадят деликатные чувства своего резидента? Возможно.
Но поступают совершенно правильно. Потому что вопрос имеет колоссальное значение. Вопрос войны и мира. Жизни и смерти государства.
Другое дело, что ту же (здоровую) паранойю Сталин не проявил накануне нападения Германии.
Или все-таки проявил?
Здесь ведь очень интересно то обстоятельство, что Рихард Зорге, говоря на допросах о случаях недоверия, проявленного Москвой к его сообщениям, ничего не сказал, повторю, о своих донесениях, касающихся подготовки Германии к вторжению в СССР.
И последнее.
Мы привыкли к тому, что на Сталина вешают всех окрестных собак. Как его собственных, так и всех мимопробегавших.
В данном случае мы наблюдаем ту же самую картину.
Вот посмотрите.
Сталину (или руководству разведки) в связи с «делом Зорге» одновремено предъявляют обвинение по двум пунктам.
1. Перманентное недоверие к Зорге и любой информации, исходящей от него.
2. Бессовестную и хищническую эксплуатацию возможностей его резидентуры, что выражается в отказах ему в возвращении в СССР, и требовании всё большего количества информации, в ущерб безопасности группы.
Но простите.
Эти два обвинения противоречат друг другу логически.
Если ему не доверяли, тогда у Москвы не было необходимости требовать от Зорге работы на износ.
С другой стороны, если интерес к его донесениям привел к тому, что, вопреки соображениям безопасности, от него продолжали требовать все новой и новой информации, тогда о каком недоверии может идти речь?
Пусть Москва ни в грош не ставила безопасность группы Зорге. Но зачем ей, при всём этом, такое количество заведомо ложной информации?