Текст книги "Рихард Зорге - заметки на полях легенды"
Автор книги: Владимир Чунихин
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
ИККИ
товарищу ДИМИТРОВУ
В дополнение нашего N 1/4/33 от 7/1-1942 года сообщено, что один из арестованных немцев в Токио некий ЗОРГЕ (ХОРГЕ) показал, что он является членом коммунистической партии с 1919 года, в партию вступил в Гамбурге…"
И подпись:
«…(ФИТИН) 14 января 1942 г.[165]…»
Итак.
В январе 1942 года начальник Иностранного отдела НКВД СССР комиссар госбезопасности третьего ранга Павел Фитин направил в Коминтерн, на имя Георгия Димитрова, запрос с просьбой предоставить в НКВД любые сведения об арестованном в Токио немецком журналисте Зорге или Хорхе, который называет себя советским разведчиком и бывшим работником ИККИ.
Из этого письма мы можем понять одно довольно забавное обстоятельство.
В НКВД не то что компромат на Зорге, имя-то его с трудом, но так и не вспомнили.
При этом надо отчётливо представлять себе следующее обстоятельство.
Прежде чем запрашивать кого – либо, любой орган в СССР всегда и в обязательном порядке предварительно проверял запрашиваемые сведения сначала по своим собственным учётам и картотекам. Иначе впоследствии мог получиться несусветный ведомственный конфуз: у самих всё лежало под носом, а сами искали неизвестно где.
И тут же от адресата доносец начальству. Не умеют-де работать.
Тем более, болезненно это могло быть воспринято в НКВД. Где, как всеми считалось, знают всё и обо всех. Особенно большой скандал мог получиться, если бы такой ляп проскочил в запросе на имя человека, вхожего к Сталину.
Так что искали тщательно, можем в этом не сомневаться.
Результаты этого поиска вы можете оценить сами.
Фитин (вернее, его клерки, которые готовили запрос) не знал точно, как пишется фамилия: Зорге или Хорхе.
И это после горячих уверений прогрессивной общественности, что НКВД имел на Зорге такой кровожадный зуб, что все четыре года во дворе Лубянской тюрьмы сидел в готовности и ждал его пресловутый «расстрельный взвод».
А в НКВД, оказывается, о нём слыхом не слыхивали.
Самое теперь время вернуться к утверждению Ю. Георгиева:
«… что, как можно себе представить, не могло не наводить бдительных людей в НКВД, да и в самом ГРУ, на определенные мысли…»
Как видим, не получается этого.
На "определённые мысли" людей в НКВД, какими бы бдительными они не были, навести не могло ничего. Потому что там попросту не знали о существование Рихарда Зорге.
Доказательство – вот это самое письмо начальника ИНО НКВД Фитина на имя Георгия Димитрова.
Получается, что действительно в 1929 году Рихард Зорге исчез неизвестно куда для всех, кроме узкого круга людей в ЦК ВКП(б) и РУ РККА. Не должны были знать, и, судя по всему, действительно ничего не знали о нём и в НКВД.
Что же касается, отказа Зорге вернуться, то всё обстояло совсем не так, как описала Айно Куусинен. И как повторила, вслед за ней, вся историческая рать зоргеведов.
Да, действительно, судя по всему, Зорге отговорился от немедленной поездки. Но, когда в один голос говорят, что это была тактическая хитрость Зорге, никто не хочет обратить внимание на то, что Зорге не отказался от отъезда, а отложил его. Причём заранее оговорив конкретную дату своего будущего отъезда – апрель 1938 года.
Что принципиально важно.
Потому что в апреле 1938 года Зорге действительно доложил, что теперь он готов к возвращению. Более того, настаивал на нём.
Но согласия Москвы на возвращение не получил.
Так ведь, не мог же он заранее знать, каков будет ответ Москвы.
Не мог же он знать, что планы Москвы в его отношении изменились.
Да и знал ли он об этих планах? Ему ведь о них не докладывали.
Тем не менее, о готовности к возвращению Рихард Зорге доложил.
Вспомним ещё раз слова Вайманта:
"…Мы видим, как 26 апреля 1938 года он просит директора об отзыве…
…То, что он неоднократно просил об отзыве, вызывает удивление. Однако не было ли это тем странным русским страстным стремлением к дому, приведшим столь многих сталинских агентов к их трагическому концу?…"
Получается, что, вопреки мнению А. Куусинен и поголовно согласных с этим мнением позднейших историков, его предложение отсрочить свой отъезд с ноября 1937 года до апреля 1938 года было вызвано вовсе не хитрыми увёртками, как утверждают зоргеведы. Получается, что действительно вызвано оно было интересами дела.
В точности так, как и говорил сам Рихард Зорге.
Только так можно объяснить всю эту ситуацию. Любые другие объяснения не проходят.
В любом ином объяснении, популярном у историков, загипнотизированных рассказами Айно Куусинен, получается форменный казус.
Вот они солидно и обстоятельно покивали головами, соглашаясь с мемуаром госпожи Куусинен. Сообщили нам, их читателям, что Зорге вот так хитро пытался избежать возвращения под расстрельный взвод НКВД.
Затем они же (добросовестные, все же, люди) вынуждены признать, что в апреле 1938 года Зорге вдруг сдерживает слово. И уже сам просится домой.
В чём ему отказывают.
И здесь зоргеведы разводят руками, в бессилии объяснить этот факт с точки зрения своей теории. Но от своего утверждения, которое не может объяснить этот факт, всё равно не отказываются.
Если факты не подтверждают теорию, том тем хуже для этих самых фактов.
Вон, господин Ваймант додумался это несообразие объяснить совсем просто. Извечными самоубийственными инстинктами, присущими, вроде бы, загадочной русской душе.
О том, куда при этом девать прагматичную немецкую половину этой самой души, господин Ваймант даже и не заикнулся.
Всё же думаю, если относиться к истории как науке не менее уважаемой, чем науки точные, учёному следует опираться, в первую очередь, на факты.
Рихард Зорге, начиная с апреля 1938 года и до самого своего ареста, неоднократно докладывал о своей готовности вернуться в СССР. И просил об этом.
Это факт.
Все остальное – домыслы, выкрутасы, попытки натянуть собственное мнение на чужую душу.
РИХАРД ЗОРГЕ И ГРУ
Итак, мы с вами разобрали два случая вероятности выдвижнения обвинений Рихарду Зорге. Сталин и НКВД.
Остается третий случай.
Военная разведка.
Получается, что вот это – самый правдоподобный ответ.
Само руководство военной разведки и имело претензии к Рихарду Зорге.
Не вмешивая, как говорится, посторонних.
Что же это были за претензии и насколько они влияли на доверие к Рихарду Зорге со стороны руководства?
В тонкостях взаимоотношений людей, которых давно нет в живых, разобраться сегодня невозможно.
Ясно одно. Мы видели на примере "Справки на резидентуру" Зорге от сентября 1937 года, что были они неконкретны и расплывчивы.
Настолько эти обвинения были слабы, что всего через несколько месяцев решение о ликвидации резидентуры Зорге и отзыве его в Москву было отменено.
Да и «не пользуется полным нашим доверием» это – тоже совсем о другом. Это как раз о том, что мы с вами будем рассматривать дальше.
Ну и плюс упрямство, конечно, нежелание полностью признать ошибочность выдвинутого ранее обвинения.
Формула эта была выдвинута Гендиным. Именно так он характеризовал Зорге в своём донесении на имя Сталина.
Почему-то считается, что сохранилась она и позднее. Но всего спустя год после вступления в должность Гендин был тоже арестован и расстрелян.
Почему же безоговорочно считается, что сохранилась она и после него, до генерала Голикова включительно?
Насколько мне известно, ни Проскуров, ни Голиков о неполном доверии Зорге нигде не писали. Как не писал никто и до Гендина.
Между тем, вовсе не факт, что обвинение, выдвинутое «врагом народа», не было оценено после его разоблачения совсем иначе.
А как же тогда арест многих военных разведчиков, отозванных из-за границы?
Той же Айно Куусинен?
Отвечу так.
За всех не скажу. У всех были разные обстоятельства. Всем выдвигались разные обвинения. Чтобы оценить их, было бы очень полезно (повторю) почитать следственные дела на каждого. И уже после этого делать выводы.
Что касается Айно Куусинен.
Я бы не стал автоматически приравнивать её и Зорге положение и статус.
Зорге в каком-то смысле повезло больше. У него не было жены – члена ЦК. У него не было братьев и сестёр в СССР. По крайней мере, брата по имени Вяйнё.
Брат Айно Куусинен был арестован ещё в 1936 году. И, вполне возможно, НКВД вышел на неё благодаря его показаниям.
И ещё благодаря отношению Гендина.
По-моему, пора посмотреть, что скрывается за неопределённым выражением «руководство военной разведки».
Потому что начало широкой кампании огульных обвинений военных разведчиков, работавших за рубежом, совпало именно с назначением на должность Гендина.
Гендин был назначен и.о. начальника военной разведки в сентябре 1937 года.
"Справка о резидентуре", цитированная мной из публикации А. Фесюна тоже датируется сентябрём 1937 года.
Мнение А. Фесюна о том, что именно Гендин спас группу Зорге от разгрома, верно. Но верно лишь отчасти. Потому что, судя по всему, и само обвинение в адрес Зорге выдвинул всё тоже самый Гендин. А потом отменил, так сказать, своё же прежнее решение.
Так что совсем не лишним представляется присмотреться к личности этого начальника Разведывательного управления РККА.
Тем более, что упоминается он не очень охотно. Вот Берзин, Урицкий, Проскуров – о них упоминают часто. А Гендина обходят молчанием. Хотя тоже жертва сталинизма, культа личности и необоснованных реперессий.
Тоже реабилитирован, кстати.
Гендин Семён Григорьевич. Старший майор госбезопасности.
Сразу отмечу одно важное обстоятельство. До назначения на должность и.о. начальника военной разведки С. Гендин не работал в разведке ни одного дня. Не только военной, но и в разведке НКВД.
Всю свою службу С. Гендин провёл на оперативной работе в органах госбезопасности.
С 1921 по 1937 год – ВЧК, ОГПУ, ГУГБ НКВД. В подразделениях контрразведки и особых отделов.
Интересная деталь. В сентябре 1936 – апреле 1937 годов был он начальником УНКВД Западной области и одновременно зам. начальника Особого Отдела Белорусского военного округа. По времени это как раз должны были быть самые горячие денёчки сбора "материалов" на Уборевича, командовавшего тогда этим округом.
С сентября 1937 по октябрь 1938 года – и. о. начальника Разведуправления РККА. Арестован 22 октября 1938. Расстрелян по приговору Военной Коллегии Верховного Суда 23 февраля 1939. Реабилитирован в 1957 г
Так как же его, матёрого особиста, занесло в шпионские палестины?
Точных ответов нет. Но догадаться, конечно, нетрудно.
После ареста Урицкого и Берзина Сталину должен был понадобиться человек, готовый "навести порядок" в военной разведке, засорённой "врагами народа" после долгой работы там "врагов – руководителей".
Чем, судя по всему, Гендин и начал заниматься на посту начальника РУ с первого же дня. И одно из первых, что он должен был сделать, это потребовать собрать для него компрометирующие данные на все заграничные резидентуры.
Повторю ещё раз.
Гендин был назначен в сентябре 1937 года. Упомянутая "Справка на резидентуру" Зорге тоже от сентября 1937 года.
В ноябре 1937 года получает приказ о возвращении Айно Куусинен. Видимо, тогда же его получает и Зорге.
Айно Куусинен вскоре арестовали. А вот решение о ликвидации резидентуры Зорге вскоре отменили. Хотя и начал его именовать Гендин, даже в документах на имя Сталина как "источник, не пользующийся нашим полным доверием".
Не знаю, как Сталин, но я бы, например, окажись в его шкуре, обязательно подумал – ну и дурак, это кто же главе государства такую липу подсовывает? Главе государства надо докладывать только самые правдивые данные. А не липу. Да ещё признавая при этом, что это – возможная деза. Это ведь его работа (не Сталина), разбираться с правдивостью и лояльностью своей агентуры.
А Гендин поступает вместо этого очень умно, как ему кажется. Дескать, не знаю, "наш" Зорге или "не наш", но моя задница прикрыта. Грубо говоря. Сами решайте, товарищ Сталин, раз вы у нас умный. А я так, погулять вышел.
Вот и догулялся.
Взяли его в конце октября 1938 года. Вот ещё один, скорбно подумает о судьбе военной разведки читатель этих строк. Да нет, не спешите. Похоже, не тот это случай.
Вспомним о послужном списке старшего майора госбезопасности С. Гендина.
Получается, что самый это ни на есть ежовский кадр. Именно за такими охотился Берия после своего назначения наркомом в НКВД. Как раз в октябре он уже был начальником ГУГБ и первым замом Ежова. Формально. Фактически, уже тогда исполнял должность наркома, так как Ежов в это время уже ничего не решал. Так, по крайней мере, утверждал генерал Судоплатов.
В общем, моё мнение – арест Гендина не связан с его работой в Разведывательном Управлении. Судя по всему, взяли его за грехи его чекистские.
А для "ежовцев" обычным было обвинение в фабрикация дел в НКВД. Тогда под эту кампанию много людей было освобождено. Рокоссовский, например, Горбатов. И это только верхушка айсберга.
Теперь вопрос.
Как должен был отнестись впоследствии Сталин к мнению "врага народа" Гендина, что Рихард Зорге не пользуется его полным доверием?
Заметим. Речь, в данном случае, идёт не о неполном доверии Сталина. Речь идёт о неполном доверии Гендина.
Что касается Айно Куусинен.
Здесь всё просто. Своего следственного аппарата у Разведывательного Управления не было. Поэтому руководство РУ выявленных "врагов народа" вместе с материалами на них сдавало в НКВД. Для дальнейшей работы с ними, так сказать. По подследственности.
Кроме того, повторю, свою роль могли сыграть показания её брата Вяйнё. Следствие должно было, конечно, задать ему какие-то вопросы в отношении его столь высокопоставленных родственников.
После долгого следствия Айно Куусинен была приговорена к 8 годам.
Теперь, внимание.
Осуждена она была, по её собственным словам, за "КРД". Расшифровывается это так: "контрреволюционная деятельность".
Между тем, в некоторых работах почему-то утверждается, что её обвинили в шпионаже. Это, на самом деле, не так.
КРД и шпионаж – это совершенно разные обвинения.
В шпионаже, опять же по её словам, её обвинили после второго ареста, в 1949 году.
Совсем по другим обстоятельствам, не относящимся к теме нашего разговора.
В свете этого обвинения интересно утверждение Айно Куусинен, что на допросах в НКВД всплывало имя Рихарда Зорге. Впрочем, послушаем её в подлиннике:
"…Расспрашивали о Рихарде Зорге, сказали, что он не оправдал ожиданий высших инстанций, работой его были недовольны, он тратил слишком много денег. От меня требовали, чтобы я написала Зорге в Японию, попросила его вернуться в Москву. Предложение было странным: почему именно я должна это сделать? Выяснилось, что Зорге уже получил не один приказ вернуться, что даже Сталин требовал этого. На допросах было не до смеха, но тут я не удержалась, сказала смеясь: «Неужели вы думаете, что Зорге, ослушавшись Сталина, подчинится мне!»
Следователь уверял, что Зорге обязательно последует моему совету, ведь мы – «близкие друзья». Нет, сказала я, хотя мы с Зорге знакомы со времен Коминтерна, но намеки на близкое знакомство – вранье…"
Во всём этом опять-таки много странного.
Откуда простой следователь мог знать, что именно Сталин требовал возврата Зорге?
И в какой форме Сталин сделал это? Он что, лично переписывался с Зорге?
Потом, я уже отмечал. Такие обвинения могло выдвинуть только Разведывательное Управление РККА. Откуда у НКВД такие подробности о работе Зорге?
И, самое главное, куда эти подробности делись потом?
Где были эти подробности, когда Фитин писал своё письмо Димитрову, путаясь в именах Зорге или Хорхе?
И, ещё раз, почему не арестовали вместе с Айно ещё и жену Зорге Екатерину Максимову? Почему не заставляли её умолять своего мужа вернуться?
Айно арестовали 1 января. Когда именно ей задавались вопросы о Зорге и предлагалось «заманить»того в СССР, она не написала.
Следствие велось пятнадцать месяцев. То есть, такие вопросы могли задаваться ей в любое время в течение этого отрезка.
Однако, уже в апреле Зорге доложил, что готов возвращаться. Но ему в этом было отказано.
Как это совместить?
Дальше.
Обвинения в адрес Зорге, которые озвучивает следователь на её допросе.
«…сказали, что он не оправдал ожиданий высших инстанций, работой его были недовольны, он тратил слишком много денег…»
Кажется, что после того эпизода 1935 года, когда Урицкий кричал, что они только пьют и ничего больше не делают, это утверждение вполне закономерно. На самом деле, следует это только из линии, выстроенной А. Куусинен.
На самом деле, всё было совсем не так однозначно.
Посмотрите документ, опубликованный в издании А.Г. Фесюна:
"…Документ N 36
РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОЕ УПРАВЛЕНИЕ
Рабоче-Крестьянской Красной Армии
__декабря 1936 г.
N 20906сс
НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ОБОРОНЫ СССР
Маршалу Советского Союза
тов. ВОРОШИЛОВУ
Докладываю:
В течение двух с лишним лет, в качестве неофициального секретаря германского военного атташе в Токио ведет работу в чрезвычайно трудных условиях наш работник, член ВКП(б) ЗОНТЕР Ика Рихардович.
Этот товарищ все время снабжает нас материалами и документами о японо-германских отношениях. ‹…›
Вместе с ним работает в качестве радиста т. КЛАУСЕН Макс, который беспрерывно, в тяжелых агентурных и технических условиях поддерживает о нами радио-связь.
Следует отметить, что оба эти товарища в критический момент событий 26.2.36 г. в Токио поддерживали с нами бесперебойную радио-связь и держали нас в курсе всего происходящего.
В настоящее время работа этих двух товарищей приобретает особое значение, но на почве длительной работы в тяжелых условиях, на почве длительного отрыва от Советского Союза у них чувствуется большая моральная усталость. Заменить их в данное время невозможно. Для пользы дела необходимо продлить работу этих товарищей, закрепив их на тех позициях, на которых они находятся.
Прошу вашей санкции на награждение этих товарищей орденами «Красной Звезды», что ими безусловно заслужено и явится для них стимулом для напряженной работы в особых условиях.
НАЧАЛЬНИК РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОГО
УПРАВЛЕНИЯ РККА
Комкор (С. Урицкий)…"
Вполне возможно, что Урицкий действительно взорвался тогда по поводу просимых Клаузеном двадцати тысяч долларов. И о похождениях Зорге он был, конечно, хорошо осведомлен.
Тем не менее, спустя год после той самой сцены, он же характеризует Рихарда Зорге совсем другим образом. Не перед рядовой агентессой, заметим, а перед своим начальником. И не на словах, а в официальном документе. На бумаге.
Что многократно увеличивает ответственность за свои слова.
А вот обвинения в плохой работе и трате денег – это в точку о самой Айно Куусинен.
Даже Роберт Ваймант, верящий каждому её слову безоговорочно, с едва уловимым сарказмом упоминает, что Москва выделяла на нужды одной Айно Куусинен денег больше, чем на всю группу Рихарда Зорге.
Одновременно, сама она признаётся, что командировка в Японию была для неё совсем не обременительной. Делать ей почти ничего не приходилось. Только завязывать связи, да изучать японский язык. Что, конечно, не удивительно, если учесть её семейное положение в СССР.
Кстати, вполне возможно, что это обстоятельство тоже сыграло свою роль в аресте Айно. Гендин посмотрел, сколько уходит на неё драгоценной валюты и какова от неё отдача. И быстро вызвал в СССР. Зачем ему нужны были такие дорогие туристы в экзотических странах?
И последнее.
Остановимся ещё на одном, очень многозначительном случае с её участием.
Вот он, в интерпретации Роберта Вайманта:
"… В тот вечер она должна была встречаться у цветочного магазина Гото на перекрестке Роппонги с говорящей по-немецки женщиной, которая проводила ее в дом Зорге. Женщина была ей неизвестна, и она подумала, что это просто «помощник Зорге». От последнего она узнала, что та женщина была замужем «за химиком, имевшим отношение к советскому посольству». Перед рождеством 1937 года Четвертое Управление дало ей задание поехать на московский железнодорожный вокзал с одним офицером и встречать супружескую пару, прибывающую транссибирским экспрессом, поскольку только она знала, как они выглядят. Когда те двое сошли с поезда, она узнала в женщине ту блондинку, что была помощницей Зорге. Им тоже приказали вернуться. Много лет спустя Айно писала: «Их посадили в ожидавшую машину, после чего они исчезли. Вскоре наступила моя очередь исчезнуть на девять лет…»
То есть, Айно Куусинен интерпретировала тот факт, что встречавших ждала машина, как несомненную примету их ареста.
Заметим. Роберт Ваймант, умный и наблюдательный человек, простодушно верит каждому слову Айно Куусинен.
Но здесь опять всё странно.
«Рождество 1937 года», можно датировать как 25 декабря 1937года.
Арестовали Айно Куусинен 1 января 1938 года.
Где и когда она могла успеть узнать о судьбе людей, имен которых она не знала, а только видела их мельком?
«Их посадили в ожидавшую машину, после чего они исчезли». Ну да, не придерешься, они действительно исчезли из ее жизни. Тем более, что через неделю после этой встречи ее саму арестовали. Или, как она драматично выразилась, «Вскоре наступила моя очередь исчезнуть…»
И Роберт Ваймант ей в этом совершенно искренне верит. И он тоже, как и она, уверен, что, если бы вернувшихся разведчиков не собирались арестовать, тогда они, все вместе – и встречавшие, и приехавшие – обязательно должны были поехать с вокзала на трамвае. Или в метро.
Но никак не в машине.
Машина – это подозрительно. Машина – это явный признак ареста.
Между тем, смею предположить, что в данном случае Айно Куусинен и Роберт Ваймант увидели то, чего не было на самом деле.
Объясню почему.
Потому что в материалах "Комиссии Косицына" не названы имена супружеской пары.
А ведь это необыкновенно интересно. Получается, мы действительно имеем здесь дело с неизвестными никому членами группы Зорге. Или, по крайней мере, такими же инфильтрованными агентами (вроде Айно Куусинен), которые зависели от Зорге в вопросах связи с Москвой.
Давно уже известны имена всех постоянных членов группы Зорге. В том числе, и тех, кто уехал из Японии ещё до войны и, соответственно, не был арестован японской полицией.
Айно Куусинен сюда, кстати, не входит. Она не была членом резидентуры Зорге. Поскольку имела задание, неизвестное ему, и действовала автономно от него.
Из тех, кто уехал, точно известно о троих.
Это Бернхардт, радист разведгруппы Рихарда Зорге. Это, кстати, псевдоним. Подлинное имя неизвестно до сих пор. Работал с ним до осени 1935 года. Потом был заменен по просьбе Зорге более опытным радистом Клаузеном.
Гюнтер Штейн. Личность интересная и загадочная. Коммунист, по профессии журналист-международник.
В 1933 г. уехал из Германии в Англию и принял британское подданство. В Токио находился в 1936 – 1938 годах в качестве корреспондента ряда английских и американских газет. До августа 1938 года в его доме в Токио размещалась радиостанция Клаузена. По признанию Зорге, он несколько раз использовал его в качестве курьера для поездки в Шанхай.
В августе 1938 года уехал в Китай.
В 1950 году был арестован во Франции по обвинению в шпионаже в пользу СССР. Поскольку доказать его причастность к этому не удалось, был выслан в Англию.
И, пожалуй, ещё Эдит Вукелич, датчанка, первая жена Бранко Вукелича. В ее доме в Токио тоже размещалась радиостанция Клаузена. После развода с Вукеличем она уехала в Австралию в сентябре 1941 года.
Получается, что, кроме них, был и ещё кто-то. Как минимум, в изложении Айно Куусинен, мы видим ещё неизвестную семейную пару, которая в декабре 1937 года прибыла из Токио в Москву.
Но простите, почему неизвестны их имена?
Смотрите, что получается. Н.С. Хрущёв поручил разобраться с делом Зорге. Технически этим занималась, по материалам архива ГРУ, комиссия Косицына. Одновременно с этим публикуется статья в «Правде». В статье говорится о том, что Сталин виновен в недоверии Рихарду Зорге.
С другой стороны, воспоминания Айно Куусинен явно использовались в работе этой комиссии. По крайней мере, они были упомянуты в «Справке Сироткина» (в изложении А.Г. Фесюна).
Таким образом, эпизод со встречей на вокзале в декабре 1937 года должен был быть им известен. Впрочем, имена всех без исключении членов группы Зорге должны были быть известны в ГРУ и без воспоминаний А. Куусинен.
Теперь представьте себе ситуацию.
Члены комиссии Косицына находят в архиве документы на членов группы Зорге, которые были вызваны в Москву и арестованы. Возможно, расстреляны.
Что же получается?
Имена всех остальных членов группы Рихарда Зорге были тогда обнародованы. Они были награждены орденами.
А о двух членах этой группы, пострадавших не от японцев, а от репрессий Сталина, забыли.
Это в тот самый момент, когда та же "Правда" из номера в номер говорит о необоснованных репрессиях эпохи культа личности Сталина.
Это возможно?
Да ведь этот же факт – самый лакомый эпизод для развенчания Сталина.
Если кто не знает – имя Зорге было тогда популярно в СССР не меньше, чем имена первых космонавтов.
Между тем, о вернувшихся из Японии советских разведчиках, канувших в застенках НКВД, умолчали.
Сознательно.
Вывод из всего этого совсем уже до неприличия простой.
Если история со встречей на вокзале действительно была на самом деле, никто этих людей, конечно же не арестовывал. Отвезли их спокойно на хитрую квартиру. Дали отдохнуть. Потом новые задания и новые страны. И долгая успешная карьера в разведке.
Успешная, потому что не пришло ещё время раскрывать их имена, как это у нас обычно говорится.
Таким образом, вся эта история в изложении А. Куусинен и Р. Вайманта опять же укладывается в знакомую уже нам «нагнетательную» методику. Вызвали Айно – тут же последовал арест. Вызвали сразу же вслед за ней незнакомую пару из Токио – тех тоже сразу же арестовали. Вызвали Рихарда Зорге, он проницательно всё понял и не поехал. Иначе его бы тоже арестовали. Какие могут быть сомнения? Ведь брали всех, приехавших из Токио.
Вот смысл истории о встрече на московском вокзале пары из Токио, рассказанной Айно Куусинен.
Что-то много получается вопросов к её воспоминаниям. Не пора ли присмотреться к ним более пристально?