Текст книги "Рихард Зорге - заметки на полях легенды"

Автор книги: Владимир Чунихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

А.Г. ФЕСЮН.

Следующий исследователь, А.Г. Фесюн в своих вступительной статье и комментариях, составленных к опубликованным им архивным документам «Дело Рихарда Зорге. Неизвестные документы», видит тему, связанную с отношением Сталина к Рихарду Зорге, следующим образом:

"…Зорге подчинялся приказам Центра и оставался в Японии до ареста в октябре 1941-го, хотя и считал, что его группа выполнила свои функции в этой стране (о чем сообщал в Москву). С конца 1939 г. Зорге слал сообщения о том, что состояние здоровья радиста М. Клаузена угрожающе, что он сам и один из его ближайших соратников слишком долго безвыездно живут в Японии, что это вызывает недоумение у иностранцев, что Центр не сообщает им даже предположительно об их будущем, что заставляет их быть уклончивыми и неконкретными при расспросах.

Уже в середине 1939 года Зорге не вполне представлял, что он должен делать, и это не могло не сказаться на его настроении. Однако, при всей самостоятельности, Зорге нельзя назвать недисциплинированным человеком.

Отдельно следует остановиться на подозрительности, с которой относились к Зорге и его донесениям в Москве начиная со второй половины 30-х годов. Общепринятым объяснением таковой является неоднократная кадровая смена руководящего состава ГРУ. Зорге был официально зачислен в 4-е Управление РККА при Берзине, а казнен японцами при Голикове. Все предыдущие «Дорогие Директора» были расстреляны; а от двоих из них (Берзина и Урицкого) он лично получал задания. Таким образом, налицо была связь с врагами народа (кстати, среди его друзей этой категории можно назвать и К. М. Римма[2], соратника по китайскому периоду, расстрелянного в 1938 году, и Льва Боровича[3] – резидента ГРУ в Шанхае с псевдонимом Алекс, через которого в Москву шли от Зорге многие материалы, расстрелянного в 1937 году, и, наверняка, многих других, включая О. Пятницкого, шефа международного отдела Коминтерна), что, как можно себе представить, не могло не наводить бдительных людей в НКВД, да и в самом ГРУ, на определенные мысли. В этой связи очень интересны не подтвержденные никакими документами и отрицавшиеся ранее официальными источниками глухие слухи о том, что в конце 30-х годов Зорге все же было предложено вернуться отдохнуть на Родину. Зорге не мог не знать о массовых репрессиях – как по открытым данным, так и из информации от перебежчика Генриха Люшкова…, и, понимая, какая участь его ожидает, вежливо отказался, сославшись на ценность поступающей информации и невозможность его отсутствия на месте в такое тревожное время. Центр счел такое непослушание подтверждением своих худших подозрений в отношении Зорге, урезал финансирование резидентуры и перестал посылать курьеров. И лишь исключительно важные сведения, которые Зорге сообщил в дальнейшем, не дали Центру возможности окончательно поставить на его группе крест.

Повторим, что не располагаем никакими документальными подтверждениями версии, которую весьма расцвеченно излагает В. Суворов (В. Резун) в книге «Ледокол», в главе «Почему Сталин не верил Рихарду Зорге?». Бывший 1-й заместитель начальника ГРУ А. Г. Павлов, комментируя данный момент, сказал: «…в руководстве приняли решение о расформировании группы Зорге и отзыве его в СССР, которое вскоре было отменено»[4].

"…Похоже, Зорге уже тогда вполне реально оценивал ситуацию в СССР при сталинском режиме, но ему просто некуда было деваться. Когда в ноябре 1935 года А. Куусинен находилась в Москве в промежутке между своей первой и второй поездкой в Японию, ей удалось встретиться с Нииро Виртаненом, одним из нелегалов ГРУ в Китае, который рассказал ей, как незадолго до ее прибытия, где-то в августе того же года, он случайно встретил в Москве вызванного туда Зорге, с которым они были давно знакомы.

"В гостинице "Новомосковская" они провели приятный вечер. Зорге как всегда много пил и рассказывал о себе с большой откровенностью. Ему было уже невмоготу шпионить на русских, но он не знал – как вырваться, как начать новую жизнь. Он чувствовал, что в СССР ему быть опасно, а вернувшись в Германию, он рискует быть арестованным гестапо. Все его маневры между двух огней могли окончиться крахом, и не оставалось никакого другого пути, кроме как вернуться в Японию"[14]…"

В качестве доказательства мы можем видеть два действительно интереснейших документа, опубликованных в издании А. Фесюна.

Сразу поясню, что "Инсон" – это псевдоним Рихарда Зорге, начиная с июня 1941 года.

"…Документ N 38

Истоки политического недоверия ИНСОНУ

1. В течение продолжительного времени ИНСОН работал под руководством бывших руководящих работников Разведупра, оказавшихся врагами народа. Отсюда вытекает вывод: если враги народ продались сами иноразведкам, то спрашивается, почему же они не могли выдать ИНСОНА. Так, например, бывший начальник 2 отдела КАРИН являлся немецким шпионом и он выдал, по его словам, некоторых наших секретных агентов в Китае. В бытность КАРИНА начальником отдела ИНСОН работал в Японии. Начальник японского отделения ПОКЛАДОК являлся японским шпионом.

2. Бывший начальник японского отделения (после ПОКЛАДОКА) СИРОТКИН оказался также японским шпионом. СИРОТКИН показал органам НКВД, что он выдал японцам ИНСОНА со всеми его источниками. На одном из допросов СИРОТКИНА в НКВД присутствовал полковник ПОПОВ.

По показанию СИРОТКИНА, он выдал ИНСОНА в конце 1938 г. и с этого времени ИНСОН начинает работать плохо, жалуется на усталость, усиленно просится отозвать его домой. Почти весь 1940 г. ИНСОН настаивает на возвращение в СССР.

3. По записям врагов народа видно, что у ИНСОНА имеется жена, которая живет в Берлине, она знает, что он коммунист и где он находится. В 1935 г. к ИНСОНУ Центром был направлен радист ФРИЦ, личность также весьма темная. Известно только, что он сербский офицер, женат на русской белогвардейке и больше ничего. Радиодело знает хорошо, срывов связи не было.

У ИНСОНА нет истории о прошлой работе до партии, как он работал в партии, как попал в партию и затем в Разведупр.

ИНСОН является секретарем одной ячейки фашистов в немецком посольстве в Токио. Но когда спрашиваешь ИНСОНА, почему он не поступает на официальную работу в посольство, всегда следует ответ: «Вы знаете мое прошлое, поступающие на работу в немецкие учреждения тщательно проверяются гестапо, это может меня погубить».

Вопрос ИНСОНА не новый, неоднократно ставился на обсуждения. Основной вопрос: почему японцы или немцы не уничтожат его, если он выдан им как советский разведчик? Всегда делается один вывод: японцы или немцы не уничтожают ИНСОНА с той целью, чтобы отправить его к нам для разведывательной работы.

Информацию ИНСОНА необходимо всегда сопоставлять с данными других источников и общим переживаемым моментом международного положения, а также тщательно ее анализировать и критически к ней относиться.

ИНСОН весьма самолюбив и большого мнения о себе, что необходимо учитывать при руководстве им.

Примечание: Основные демографические данные ИНСОНА и данные о его работе составлены Зам. начальника отдела полковником ПОПОВЫМ на память.

НАЧАЛЬНИК 4 ОТДЕЛА РУ ГШ КА

генерал-майор КОЛГАНОВ[83]…

…[83] Из «Докладной записки» от 11.08.41 г…"

"…Документ N 39

ЗОРГЕ ИКА РИХАРДОВИЧ в/н

Немец. Подданство немецкое. Род. в Баку в 1895 г. Жил и воспитывался с раннего детства в Германии. Член КПГ с 1919 г., член ВКП(б) с 1925 г. В РУ – с 1929 г.

С 1929 г. по 1933 г.– нелегальный резидент в Шанхае.

С 1933 г.– нелегальный резидент в Токио. В 1935 г. приезжал в СССР на один месяц.

Политически совершенно не проверен. Имел связь с троцкистами. Политического доверия не внушает.

Врио нач. 2-го отделения ‹…›[84]…

…[84] Из «Справки на резидентуру» от…09.37 г…"

И ещё один интереснейший документ, увидевший свет благодаря А. Фесюну.

Это так называемая "Справка Сироткина", вошедшая в состав документов "Комиссии Косицына".

Прошу обратить на неё особое внимание. Составитель её – кадровый разведчик, имевший неограниченный доступ к архивным документам военной разведки. Писано это было в 1964 году. И имело гриф "Совершенно секретно". То есть ни в коем случае не предполагалось к обнародованию.

Вот выдержки из этой справки:

"…Откуда же и какими путями зарождается недоверие к «Рамзаю»?

Если говорить о партийно-политической характеристике «Рамзая», то следует упомянуть один факт, который бесспорно заслуживал внимания, т. к. свидетельствовал о наличии известной неустойчивости и ошибочности его политических взглядов как коммуниста.

В октябре 1934 года шанхайский резидент «Абрам», поддерживавший курьерскую связь с рездентурой «Рамзая», сообщал письмом Центру, что «Рамзай» в разговоре с выезжавшим к нему курьером ‹…› (беспартийным), обсуждая политику Коминтерна, высказывал политически неверные взгляды.

Он утверждал, что «линия Коминтерна, начиная с 1939 г. (т. е. с тех пор как исчезли из руководства правые), построена на пассивной тактике удержания наличного, а так как „наличное“ сводится главным образом к существованию СССР, то вся политика Коминтерна построена на задаче помощи социалистическому строительству в СССР, причем соответсвующим образом ограничивается активность компартий на Западе. Он критиковал недостаточную активность нашей внешней политики, наше вступление в Лигу наций»[181]…"

…[181] Странно, но эта неустойчивость политических взглядов «Рамзая» не нашла отражения в его характеристиках, содержащихся в многочисленных «справках на резидентуру». Хотя, как свидетельствует Айно Куусинен, уже в 1935 году к Зорге относились неоднозначно. Когда она вернулась в Москву в декабре 1935 года после первого пребывания в Японии, встречавший ее майор Сироткин «…заговорил о Зорге. По словам майора, отчеты Зорге были неясными, в них отсутствовала определенность. Затем он сказал: „Только между нами. Сейчас такая неразбериха. Даже в верхах не знают, чего хотят“.» (Куусинен А. Указ. соч. С. 160)…

…Это высказывание «Рамзая» свидетельствовало о том, что в оценке политики Коминтерна он занимал явно неустойчивую позицию, уклоняясь вправо от линии партии, недооценивал роль и значение СССР как базы мирового коммунистического движения и одновременно выдвигал «ультралевые» требования активизации коммунистического движения Запада. Характерно, что эта неустойчивость политических взглядов «Рамзая» почти не нашла отражения в его характеристиках, содержащихся в многочисленных «справках на резидентуру».

Во время пребывания в Москве в 1935 году «Рамзай» имеет нисколько встреч и служебных бесед с ответственным сотрудником Центра – начальником отделения т. Покладоком. О результатах этих встреч и личных впечатлениях о «Рамзае» ‹…›"

‹…›

Во второй половине 1937 года принимается решение об отзыве «Рамзая» и ликвидации всей резидентуры. Это решение через несколько месяцев все же отменяется. Руководство Центра не может не сознавать, что «Рамзай» доставляет много ценных сведений ‹…›

Резидентура сохраняется, но уже с сомнительным грифом «политически неполноценной», «вероятно вскрытой противником и работающей под его контролем…».

Давайте на этом пока остановимся и переведём дух.

Пора заканчивать, тем более, что убедительную картину обстоятельств, связанных с истоками недоверия к Рихарду Зорге, я думаю, вы получили.

Хочу только закончить последним отрывком.

О нём я хочу сказать особо. Автор его, в отличие от приведённых выше, не является добросовестным исследователем. Однако, привести его мнение по этой теме, на мой взгляд, совсем не лишне.

Поскольку в нём сконцентрированы взгляды наиболее одиозных публицистов, которых сегодня тоже немало.

О таких взглядах тоже надо иметь представление.

Тем более, что о них с сочувствием, как мне показалось, упомянул уважаемый мною А. Фесюн.

В. СУВОРОВ. «ЛЕДОКОЛ».

Глава 30. Почему Сталин не верил Рихарду Зорге.

"…Советская военная разведка не столь глупа, чтобы публиковать самые интересные сообщения Зорге. Но анализ даже относительно небольшого количества опубликованных сообщений Зорге ставит нас в тупик, не перечисляя много посланий (они очень похожи друг на друга), приведу только три весьма характерных.

Январь 1940-го: «С благодарностью принимаю ваши приветы и пожелания в отношении отдыха. Однако, если я поеду в отпуск, это сразу сократит информацию».

Май 1940-го: «Само собой разумеется, что в связи с современным военным положением мы отодвигаем свои сроки возвращения домой. Еще раз заверяем вас, что сейчас не время ставить вопрос об этом».

Октябрь 1940-го: «Могу ли я рассчитывать вернуться домой после окончания войны?»

Не правда ли, странно: разведчик спрашивает в начале войны, позволят ли ему вернуться домой после нее! Кстати, после этого вопроса Зорге перечисляет свои многочисленные заслуги перед советской властью. Что за странная телеграмма? Каждый разведчик знает, что после войны ему разрешат вернуться домой. Зачем же лишний раз с таким вопросом выходить в эфир? Каждый выход совершенно секретной радиостанции с непонятным кодом в открытый эфир – это огромный риск для всей шпионской организации Зорге. Неужели агентурная радиостанция и высшей степени секретности коды созданы для того, чтобы Зорге задавал такие вопросы?

Еще более странной звучит третья телеграмма в сравнении с двумя первыми (повторяю, что таких телеграмм не две, а больше). ГРУ говорит Рихарду Зорге: приезжай, мол, в отпуск в любое время, забудь ты эту войну и кати сюда, отдохнешь! Зачем же спрашивать разрешения вернуться после войны, если ему настоятельно предлагают вернуться прямо сейчас, прямо во время войны?!

О Зорге в Советском Союзе написано множество книг и статей. И вот в некоторых звучит странная ему похвала: он был таким великим разведчиком, таким верным коммунистом, что даже свои личные деньги, добываемые нелегким трудом журналиста, тратил на свою нелегальную работу. Что за чепуха! Да неужели на Колыме зэки больше золото не роют? Да неужели ГРУ настолько обеднело, чтобы так унизить своего нелегального резидента!

И уж совсем интересное сообщение сделал журнал «Огонек» (1965, N 17) о том, что у Зорге были очень важные документы в руках, но передать их в Центр он не мог: Центр не присылал курьера. «Огонек» не говорит, почему же Центр не присылал курьера. И нас этот вопрос тоже озадачил.

А ларчик просто открывался.

В момент этих событий человек, завербовавший Рихарда Зорге, Ян Берзин, блистательный шеф советской военной разведки, после жесточайших пыток ликвидирован. Соломон Урицкий, другой шеф ГРУ, дававший лично указания Зорге, – ликвидирован. Советский нелегальный резидент Я. Горев, обеспечивший транзит Зорге из Германии, сидит («Комсомольская правда», 8 октября 1964 года). Тайная сотрудница Рихарда Зорге Айна Куусинен, жена заместителя начальника ГРУ, «Президента Финляндской Демократической республики», будущего члена Политбюро ЦК КПСС, сидит. Жена Рихарда Зорге Екатерина Максимова – арестована, призналась в связях с врагами, ликвидирована. Нелегальный резидент ГРУ в Шанхае, бывший заместитель Зорге Карл Рамм – вызван в «отпуск» в Москву, ликвидирован. Теперь Зорге получил приказ – прибыть в отпуск. Знает ли он настоящую причину вызова? Знает. И советские коммунистические источники не скрывают: «Зорге отказался ехать в СССР», «несомненно, Зорге догадывался, что его ждет в Москве». Публикаций на эту тему во времена «оттепели» было немало.

Итак, в Москве считают Рамзая врагом и вызывают на расстрел. Зорге на упорные вызовы отвечает: на расстрел не приеду, не хочу прерывать интересную работу.

А теперь вдумаемся в слова советского историка-коммуниста: «…отказался вернуться в СССР». Как называется на коммунистическом жаргоне этакий фрукт? Правильно: невозвращенец. В те времена был придуман даже более точный термин – злостный невозвращенец. Вот почему он и платит агентам из своего кармана: Центр прекратил его финансировать. Вот потому и курьеры к нему не спешат. Не посылать же нелегального курьера к злостному невозвращенцу!

Не желая возвращаться на скорый суд и лихую расправу, Зорге продолжает работать на коммунистов, но теперь уже не в роли секретного сотрудника (сокращенно – сексот), а скорее, в роли энтузиаста-доносчика, который скрипит пером не денег ради, а удовольствия для. Расчет Рамзая точен: сейчас не поеду, а после войны разберутся, что я говорил только правду, простят и оценят. Центр тоже с ним до конца связи не теряет: принимает его телеграммы, но только, видимо, для того, чтобы в ответ сказать: вернись домой, вернись домой, вернись домой. На это Рамзай отвечает: очень занят, очень занят, очень занят…"

ВОПРОСЫ, ВОПРОСЫ…

Интересно, правда?

По-моему, всё солидно и убедительно. С привлечением архивных документов убийственной силы.

И всё же…

Всё же, давайте задумаемся и посмотрим предыдущую главу повнимательнее.

Начнём с малого.

Вот, например.

Роберт Ваймант добросовестно пересказывает мемуары Айно Куусинен:

«…По возвращении она обнаружила в Управлении полную неразбериху. Никто не мог объяснить, отчего генерал Берзин был смещен с поста главы организации, которую он же и создал…»

Речь идёт о 1935 годе.

Мрачные краски. Сгущаются тучи.

Вот-вот грянет Большой Террор. Вот и Берзин исчез, почувствовала холодок Айно Куусинен. Вслед за ней ёжится по этому поводу Роберт Ваймант.

Между тем, ничего зловещего в исчезновении в 1935 году из военной разведки её руководителя Берзина на самом деле не было.

В апреле 1935 года произошёл большой провал в Копенгагене, где были арестованы сразу четверо ответственных работников советской военной разведки.

Оргвыводы, как у нас водится, сделали быстро. Под раздачу тогда попал и Я.К. Берзин. Он был назначен заместителем командующего Особой Краснознамённой Дальневосточной армии. И, хотя эта армия являлась тогда самой мощной в РККА (это была единственная армия, которой командовал Маршал Советского Союза), была это для Берзина, конечно же, почётная ссылка.

Вместо него начальником военной разведки был назначен Урицкий.

Оправдан был этот шаг или нет, чем и как всё это закончилось, это уже, согласитель, совсем другая история.

Но то, что обвинений политического свойства к Берзину тогда не было, это однозначно. Всего через год он был назначен главным военным советником в республиканской армии в Испании. Был награждён там орденом Ленина. Ему было присвоено следующее звание – армейский комиссар второго ранга.

Мы же на этом примере видим, как, пусть и не рядовое, но вполне бюрократическое событие преподносится в совершенно неуместных трагических тонах. Для нагнетания, получается? Саспенс, хоррор – или как там положено по правилам построения фильмов ужасов?

Нехорошо, понимаю, говорить в таком тоне об эпохе, предшествовавшей массовым репрессиям. Но что делать? Что остаётся делать, если описатели этой эпохи, в данном случае, явно и откровенно выстраивают нужную себе драматургию?

На пустом месте, между прочим.

Или то, как обставляется судьба второй жены Рихарда Зорге, Екатерины Максимовой.

Арест Екатерины Максимовой традиционно увязывается с именем Рихарда Зорге.

Между тем, доказательств её ареста в связи с Рихордом Зорге никто не имеет. Но все подразумевают, что эта связь с фигурой Рихарда Зорге неоспорима.

А почему, позвольте вас спросить?

Кто-нибудь когда нибудь видел в глаза её следственное дело? Сдаётся мне, что нет. Во всяком случае, никто и никогда не процитировал из него ни одной строчки.

А ведь это дело должно до сих пор где-то существовать. Даже два дела. Одно, следственное – по месту осуждения. Второе, личное дело заключённого – по месту отбытия заключения. Второе дело совершенно точно уничтожению не подлежало и не подлежит. Поскольку Е. Максимова умерла в местах заключения.

Но дела эти никому не нужны. Никто ими не интересуется.

Тогда откуда взялась увязка факта её ареста с личностью Рихарда Зорге?

А ниоткуда. Подразумевается это.

Потому что, по мнению описателей эпохи, других причин ареста Екатерины Максимовой не может быть в природе.

Тогда получается, что считают они её неодушевлённым предметом. Этаким безмолвным приложением к великому персонажу истории. Вся вина которого (предмета) состоит в его близости к трагическому герою.

Получается, что люди, как правило числящие себя гуманистами, видят в живом человеке куклу. Не имеющую собственных взглядов. Не имеющую собственной жизни. И, соответственно, каких-то собственных обстоятельств этой своей жизни, за которые можно было бы поплатиться.

Эти люди определили живому человеку роль бесплатного приложения. Бессловесного статиста.

Получается так.

А вот, позвольте задать всего один невинный вопрос.

Рихарда Зорге, по мнению зоргеведов, собирались арестовать в 1937 году. Для чего вызвали его в СССР, от чего Зорге уклонился. Это вызвало гнев Сталина, окончательно уверившегося во вражеской сущности «Рамзая».

Почему же тогда Екатерина Максимова была арестована не в 1937 году? А в в 1942-м, спустя целых пять лет?

И почему, как всех нас уверяют, лубянские следователи в 1938-1939 годах целых пятнадцать месяцев пытались заставить Айно Куусинен написать письмо Рихарду Зорге, чтобы он вернулся в СССР?

От чего она, вроде бы, стойко отказалась?

В это же самое время, совсем рядом, здесь же, в Москве жил адресат, чья притягательность была для Рихарда Зорге неизмеримо сильнее. Его жена. Екатерина Максимова. Но её никто почему-то не арестовывает. Никто не заставляет заманивать Зорге в Москву.

Как объяснить все эти несообразности?

Да ещё утверждение Роберта Вайманта, что Е. Максимову обвинили в шпионаже на германскую разведку. За что приговорили к пяти годам ссылки.

Извините. Тогда за анекдот давали десять лет лагерей.

За это замечание, впрочем, прошу меня извинить. Это уже просто размышления вслух.

Примыкает к «нагнетательной» методике, отчасти и Ю. Георгиев. Но уже по другому поводу:

«…В сентябре 1939 года произошло кардинальное изменение ситуации. Из Москвы поступило указание: „Получать деньги и сдавать информацию будете в Токио“. До этого пунктами обмена были Шанхай и Гонконг. Теперь группа Зорге была вынуждена контактировать с сотрудниками советского посольства в Токио, но все они были под плотным колпаком японской жандармерии и особой полиции, так что раскрытие группы Зорге становилось лишь вопросом времени…»

Какого времени?

Они работали еще 2 года – вы о чем?

Два года самой интенсивной и напряжённой работы. И, в результате, провалились они совсем по другой причине.

Кроме того, если уж говорить об опасности раскрытия, то уж, ничем эта мера не была опаснее, чем привычка Рихарда Зорге запросто носить в карманах секретные документы. Или оставлять их у себя дома, среди прочих бумаг.

Известно, что, когда в мае 1938 года Зорге разбился на мотоцикле, только чудо спасло от раскрытия всю резидентуру. Он смог тогда продержаться и позволил себе потерять сознание, только после того, как передал Максу Клаузену секретные бумаги и доллары, бывшие при нём. Клаузен тогда примчался на место аварии по вызову Зорге, переданному через знакомых, не посвящённых в тайную деятельность обоих.

Клаузен тогда же успел приехать в пустующий дом Рихарда Зорге и изъять оттуда компрометирующие документы. Буквально перед самым посещением людей из германского посольства, приехавших опечатать его бумаги.

Вот было бы интересно, если бы всё это добро, лежащее буквально на виду, нашли немцы или японцы.

Что показательно, вся эта история не пошла впрок никому из группы Зорге. Когда японская полиция в октябре 1941 года обыскивала дома основных её членов, документы, говорящие о шпионской деятельности, были найдены у всех, начиная с самого резидента.

На этом фоне контакты с сотрудниками советского посольства с целью передачи или получения документов выглядят не настолько угрожающе опасными, как описывает это Ю. Георгиев. По крайней мере, не так авантюрно, как позволяли себе в повседневной жизни сотрудники Зорге. Начиная с него самого.

Кроме того. Передача документов – это вовсе не обязательно личные встречи с длинными и обстоятельными разговорами.

Передача может осуществляться мгновенно, при случайном касании – попробуй отследи в токийской толпе.

Наконец, издавна существует такой относительно безопасный способ, как тайниковая связь. То, что об этом никто в своих воспоминаниях не упоминает, ничего, конечно, не значит. Наивно было бы ждать от сотрудников разведки, пусть и отставных, раскрытия методик и приёмов их тайной службы.

Тайники наверняка использовались, не могли не использоваться.

Сотрудники советской разведки не хуже позднейших историков понимали опасность любых контактов в условиях беспрецендентно поголовной слежки за иностранцами, которое практиковалось тогда в Японии.

Так что, опять-таки, нагнетание это страстей на пустом месте. В чистом виде.

Тем более, что Ю. Георгиев, почему-то, совсем не заинтересовался причиной такого "драконовского" решения Москвы.

Между тем, причина этого решения был весомой.

Обратите внимание на его дату. Сентябрь 1939 года.

Начало второй мировой войны.

Известно (об этом упоминает, например, Роберт Ваймант), что с началом войны японская полиция, в первую очередь, в оккупированной части Китая стала намного придирчивее досматривать иностранцев.

Особенно свирепствовали в отношении европейцев.

Причина простая. Япония была союзником Германии и проявляла таким образом верность союзническому долгу.

А разобраться для рядового полицейского, кто перед ним – союзник или противник союзника, задача неподъёмная. Все они гайджины (варвары), если строго между нами.

Так что причина географического переноса контактов для группы Зорге была вызвана острой необходимостью, и ничем больше.

Во всяком случае, не стремлением злокозненной Москвы погубить Рихарда Зорге. Как это получается, вольно или невольно, у Ю. Георгиева.

Или вот, утверждение Ю. Георгиева и некоторых других, следом за ним, о том, что 26 июня 1941 года московский разведцентр изменил псевдоним Рихарда Зорге. Новым именем «Рамзая» стало «Инсон».

Был изменён псевдоним не только Зорге, не только всех членов его группы, но и всех постоянных источников информации его и его групповодов.

Основанием для этого утверждения послужила радиограмма из Центра от 26 июня, где Зорге впервые именуют новым псевдонимом.

При этом Ю. Георгиев подчеркнул важное обстоятельство, характеризующее изменение его непростых отношений с Москвой:

«…В этой шифрограмме Центр впервые сообщил Зорге о его новом псевдониме. Этим жестом РУ как бы закрывало прежнюю историю своих взаимоотношений с Зорге и заявляло о желании начать их с чистого листа…»

Сказано в том смысле, что руководство страны и разведки Рихарду Зорге, вплоть до начала войны, не доверяло. 22 июня оно прозрело. Убедилось в провидческой точности его донесений. И решило таким образом максимально обезопасить бесценную, как оно теперь поняло, группу Зорге.

Но здесь есть одно скромное обстоятельство.

Вот одно из донесений Рихарда Зорге, опубликованное А.Г. Фесюном. Обратите внимание на дату и на подпись:

"…Документ N 155

РАСШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА Вх. N 10217