Текст книги "Повесть о красном Дундиче"
Автор книги: Владимир Богомолов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)
А белополяки, охватывая фланги красных, нескончаемыми цепями шли и шли к городу.
И так же нескончаемо лил дождь. Небо то и дело прорезывалось ослепительными вспышками и после каждой вспышки, казалось, обрушивалось на мокрую землю.
– Я пойду туда, – просился несколько раз Шпитальный у командарма. – Разыщу своего командира.
Но Семен Михайлович отрицательно качал головой:
– Потерпи до утра, Ванюша.
Едва забрезжил рассвет, Шпитальный в жупане и желтолампасных галифе, в четырехугольной конфедератке улана вскочил в седло и лесной тропой выехал к Шпановским высотам. По насыпи железной дороги, по склону форта, вдоль межей поля, группами и в одиночку ходили и перебегали легионеры. За спиной Шпитального негромко и опасливо заржала лошадь. Что-то очень знакомое почудилось ординарцу в этом тревожном зове. Он вернулся в лес и тут среди густых зарослей граба и клена увидел Мишку. Конь тоже узнал Ивана. Он подошел к нему, ткнулся холодной мордой в колени, тяжело и шумно вздохнул, потом, понурив голову, побрел по высокому житу к тому месту, откуда вчера впервые за два года вышел без хозяина.
Шпитальный поправил конфедератку и тронулся за Мишкой. Исподлобья внимательно следил за легионерами. Наготове держал наган. Но солдаты не обращали внимания на всадника. Только однажды пехотинец указал на понурого Мишку и что-то крикнул Шпитальному, Тот махнул рукой, отвяжись, мол, и сейчас же почувствовал, как вспотела ладонь, зажавшая рукоятку нагана.
Дорога показалась Шпитальному бесконечной, пока через триста – четыреста шагов конь Дундича не встал, потянулся мордой к земле и снова тревожно и тихо заржал. Иван глянул вниз. Среди полегших и вытоптанных стеблей лежал его любимый командир… Левую руку он прижал к груди, будто и мертвый клялся кому-то в верности, а правую вытянул вперед, словно искал оброненную шашку…
Ординарец наклонился, вцепился в широкий командирский ремень, рванул Дундича на себя. В один миг положил тело через седло и, ударив гнедого шпорами, крупным галопом погнал его к лесу. Конь Дундича с высоко вскинутой головой легко бежал впереди. Легионеры, сначала безразлично смотревшие на странного всадника, кажется заподозрив что-то, требовательно замахали руками и винтовками. Однако седок, нахлестывая коня плеткой, уходил все дальше и дальше. Вот уже несколько пуль пропело возле самого уха Ивана. Но он еще сильнее прижимал к себе тело Дундича, не щадил коня.
Жаркое июльское солнце повисло над тихими улицами Ровно, когда Шпитальный остановился возле углового дома с красным флагом над парадным входом.
Вечером траурное шествие, которое возглавлял легковой автомобиль, медленно плыло по главной улице от штаба армии к парку князей Любомирских. На кумачовых и черных лентах венков горели слова: «Бессмертному Дундичу, красному командиру и другу, на вечную братскую память», «Отважному борцу», «Бесстрашному воину», «Вечная память бойцу за рабоче-крестьянское дело».
Дундича хоронили на главной аллее парка, под сенью кленов и каштанов. Над свежей могилой горестно сжал фуражку Ворошилов, проглотив подкативший к горлу ком, медленно говорил:
– Сегодня мы предаем земле тело героя из героев. Подлая рука панских наймитов вырвала из наших рядов красного серба Дундича…
Он передохнул, скинул с высокого лба каштановую прядь и, глядя на гроб, сказал:
– Красный Дундич! Кто может сравниться с тобой сказочной храбростью и лихостью в бою?!
И тысячная толпа, запрудившая аллеи парка, улицу, клятвенно подтвердила:
– Никто!
– Кто может сравниться с тобой ненавистью к врагу и презрением к смерти?! – звенел, набирая силу, голос Климента Ефремовича.
И снова над городом прогудело:
– Никто!
– Кто может сравниться с тобой в доброте и товарищеской сердечности?!
И в третий раз люди, провожающие Дундича, единым голосом заверили:
– Никто!
Когда последние слова прощальной клятвы конармейцев потонули в троекратном ружейном залпе, оркестр заиграл «Интернационал». Это был тот самый оркестр, который Дундич отбил в донских степях у генерала Улагая. И тот самый капельмейстер. Полнолицый человек, когда-то споривший с сербом, стоял теперь с глазами, полными слез, и лишь изредка качал лысеющей головой в такт мелодии пролетарского гимна.
А Иван Шпитальный, прислонившись к шершавому стволу клена, все не верил, что он похоронил своего командира, друга и брата. Казалось, что Дундич, словно вестник грядущей победы, скачет где-то далеко впереди всех красных полков. И нету в целом свете такого коня, который может догнать этого необыкновенного всадника.
