Текст книги "За рубежом и на Москве"

Автор книги: Владимир Якимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

XXVII

– Чем служить прикажешь? – с поклонами встречая Матвеева, спросил Стрешнев.

Артамон Сергеевич сухо поздоровался с ним, так как не любил этого «заплечного мастера», и быстро посмотрел кругом, как бы ища кого-то.

– По делу, по делу приехал, боярин, – затем сказал он, садясь на скамью, – по государеву приказу.

– О? – удивлённо произнёс Стрешнев. – Али крамола какая объявилась, что царь-батюшка тебя сюда прислал?

– Нет, никакой крамолы нет, я по другому делу. По твоему приказу схвачен дохтур Аглин Роман?

– По моему, боярин, по моему, – со сладенькой улыбкой ответил Стрешнев. – Только скажу тебе, боярин, ты бо-ольшую промашку с этим дохтуром сделал. Ведь он-то вовсе не зарубежный человек.

– А кто же такой? – равнодушно спросил Матвеев.

– А беглый толмач царского посольства Петра Ивановича Потёмкина Ромашка Яглин.

– Твоего кума?

Стрешнев смутился немного и, запинаясь, ответил:

– Да… он мне кумом приходится.

– Который извет на Яглина сделал тебе?

– Ну, так что ж, что извет? Ведь не лжу же он сказал? Ромашка и сам в том повинился.

– Ну? – удивлённо сказал Матвеев. – Ну, да, впрочем, это беда не велика: про неё и сам царь знает.

Стрешнев провёл рукою по лысине: аргамаки начали ускользать от него.

Вдруг ему пришла в голову мысль.

– Коли царь это знает, то, конечно, не беда, – сказал он. – А вот беда: с пытки он повинился, что замыслил злой умысел на здоровье государево. Хотел – вишь ты – его зельем каким-то отравить и извести вконец корень царский.

– С пытки, говоришь? Ну, это важно! А покажи-ка, боярин, мне эти пыточные речи…

Стрешнев беспомощно оглянулся и даже порылся в бумагах.

– Видно, дьяк унёс их с собою, боярин, – сказал он затем. – Не могу найти те списки.

– Ну и шут с ними, коли так! – равнодушно сказал Матвеев. – А видал ты, боярин, у воеводы Потёмкина, кума-то твоего, перских аргамаков? – переменил он вдруг разговор.

– Н-нет… – нерешительно сказал Стрешнев, пытливо поглядывая на Матвеева.

– Разве? А я вот как сюда шёл, так их вели. Я остановился и спрашиваю: куда их ведут? А мне отвечают: в подарок-де от воеводы Потёмкина боярину Стрешневу… Ужотка я похвалю царю воеводский подарок тебе.

У Стрешнева даже пот выступил на лысине, и он не мог ничего сказать.

– Ну а теперь вернёмся к Яглину, – продолжал Матвеев, вдосталь налюбовавшись смущением Стрешнева. – Государю ведомы все вины Яглина. Он сам в них повинился государю, и государь его простил. А потому изволь сейчас же освободить дохтура Романа Яглина.

Аргамаки окончательно ушли из рук главы Разбойного приказа.

В ту минуту, когда раздетого и со связанными позади руками Яглина палач уже хотел подтянуть на дыбу, в застенок вошёл Матвеев со Стрешневым.

– Освободить его! – приказал Матвеев, указывая на Яглина. – Государь все вины твои простил, Роман, – обратился он затем к развязанному Яглину, который со слезами радости схватил его руку. – А теперь пойдём твою жёнку выручать.

Рыжий палач даже сплюнул с досады.

– В кои-то веки дорвался до немца – и тот ускользнул, – сказал он, когда Матвеев с Яглиным ушли из застенка.

– Не печалься, Ванька, – сказал один из стрельцов. – Дохтур-то, вишь ты, не немец, а русским оказался.

– Ну? – удивлённо сказал тот, а затем, качая головою, произнёс: – И берётся же православный человек за такое поганое дело, как дохтурское. Лучше катом, по-моему, быть.

Матвеев с Яглиным вышли на крыльцо.

– Ну, Роман, хочешь теперь с женою повидаться? – добродушно улыбаясь, спросил боярин.

– Боярин, прошу тебя, пойдём к ней скорее! – умоляющим тоном произнёс Яглин, складывая руки на груди.

– Ну, ехать недалеко придётся, – по-прежнему усмехаясь, произнёс Матвеев, а затем сказал стрельцу: – Крикни-ка мой возок! Я отослал его за угол.

Стрелец выбежал за ворота, и через несколько минут у ворот снаружи послышался скрип санных полозьев.

– Ну, пойдём, – сказал Матвеев.

Они вышли за ворота, и у Яглина вырвался из груди крик радости. Сидевшая в санях Элеонора, также вскрикнув, замерла у него на шее. Матвеев, ласково улыбаясь, смотрел на них.

XXVIII

У Тишайшего в вечер этого дня собралось на Верху немного народа. Ему было лучше, и он приказал позвать к себе наиболее близких ему людей.

В комнате было светло. Сам царь сидел в углу у шахматного столика и играл со своим постоянным партнёром – Матвеевым – в шахматы. Несколько бояр стояли полукругом и смотрели на игру. Другие толпились кучками и вполголоса разговаривали между собой.

– Шах и мат тебе, Сергеич, – выиграв игру удачным ходом и весело смеясь, сказал царь. – Конец тебе, боярин! – И он, улыбаясь, посмотрел на Матвеева.

Последний с недоумённым видом разглядывал позицию, пытаясь отыскать свою ошибку, и, махнув рукою, сказал:

– Ну, что делать, государь, в другой раз такого маху не дам.

Бояре вслух восхищались удачным ходом царя. Матвеев косо на них посмотрел: он не любил лести.

– А, воевода Потёмкин! – вдруг сказал царь, увидав в толпе бояр воеводу. – Поди-ка сюда!

Потёмкин подошёл ближе и низко поклонился царю.

– Здоров буди, государь, – сказал он.

– Здравствуй, здравствуй, воевода. Потревожил я тебя на воеводстве. Поди, ты там, как на печке, расположился ведь?

– Для тебя, государь, послужить – всякая служба покажется лёгкой, – ответил Потёмкин.

– Ну, что же делать!.. Послужи ещё нам и нашему царству! Хотим мы тебя послать ещё раз пройтись по знакомой тебе дороге.

Потёмкин вопросительно посмотрел на царя.

– След тебе съездить будет ещё раз к брату нашему французскому королю. Послужи нам, съезди туда ещё раз насчёт торговых дел нашего государства.

– Слушаю, государь.

– А кого ты возьмёшь с собою? Старых товарищей?

Потёмкин подумал и затем сказал:

– Был бы ты милостив, государь, и вместо дьяка Семена Румянцева дал кого другого.

– Ну, твоя на то воля – бери, кого хочешь, о том и в Посольском приказе заяви. Ах, да! – вдруг о чём-то вспомнил Тишайший. – А кого же ты толмачом в посольство возьмёшь?

– Надо немца какого-нибудь из Немецкой слободы присмотреть.

– Ну, на что тебе нового человека присматривать? – с хитрой улыбкой сказал царь. – У тебя старый знакомый на то найдётся.

– Кто же, государь?

– А вот увидишь. Сергеич, – обратился государь к Матвееву, – а что тот дохтур, что мне руду бросал, здесь?

– Здесь, государь. Он в соседней комнате.

– Ну, позови его! Вот его и бери в толмачи, – присудил царь Потёмкину. – Всё же знакомый человек лучше нового. Да и в тех зарубежных землях он дольше тебя живал и все порядки тамошние знает. А вот и он.

В это время в комнату входил Матвеев в сопровождении Яглина.

Потёмкин глазам своим не поверил при виде последнего.

– Узнаешь? – спросил царь. – Беглый твоего посольства толмач, а ныне дохтур. Вот и бери его опять в толмачи. Он толковый: нам жизнь спас и посольству большую пользу может оказать. Так берёшь?

– Твоя воля, государь, – оправившись, сказал Потёмкин.

– Ну и конец делу. А ты слыхал мой приказ? – обратился царь к Яглину.

– Слыхал, государь, – ответил последний.

– А не сбежишь опять? – усмехнулся царь.

– Теперь незачем бежать, государь.

– Ну и ладно! А ежели вернёшься, так опять на нашей службе будешь.

– Как благодарить тебя, государь? – горячо воскликнул, низко кланяясь, Яглин. – Недостоин я твоей милости.

– Ну, ну, ладно! Моя жизнь тоже чего-нибудь стоит. А ничего о тебе я долгое время не решал потому, что надо было всё обдумать… Ах, да… Сергеич! – о чём-то вспомнив, сказал Тишайший. – Вот что: спосылай-ка верного человека в Свияжск, пусть привезут воеводу тамошнего. Надо его здесь допросить, верно ли, что он там так озорует, что вон наш дохтур сестры из-за него лишился, – кивнул он головой в сторону Яглина.

У последнего даже сердце зашлось от радости. Он упал на колени перед царём и воскликнул:

– Много милостей твоих, государь, на меня, недостойного!

– И никакой тут милости нет, – добродушно сказал Тишайший. – Не могу же я в нашем государстве воеводам давать озоровать. Ну, так кого же пошлём, Сергеич? – спросил он Матвеева.

– Государь, – ответил последний, – да кого же и послать-то, как не дохтура Яглина? Пусть привезёт он свияжского воеводу. Мы ему грамоту дадим. Да заодно он и старика отца повидает.

– Ну, его так его!

Скоро все ушли из покоев царя.

Потёмкин ехал домой злой-презлой. Мало того, что его оторвали от спокойного воеводства и посылают опять на многолетнее странствование за рубеж, его месть не удалась, да вдобавок его злейшего врага, которого он пытался погубить, дают ему же в посольство!

Со злости у воеводы на другой день разлилась желчь, и он слёг в постель.

Яглин вместе с Матвеевым заехал от царя к боярину, в доме которого осталась его жена.

Элеонора и жена Матвеева ещё не спали и дожидались своих мужей.

– Ну, молодица, – сказал Матвеев, входя, – радуйся: твой муж в милость царскую вошёл.

Яглин рассказал Элеоноре, как царь милостиво отнёсся к нему и даже посылает его с новым посольством во Францию. Молодая женщина от радости даже всплеснула руками.

– Я опять увижу мою прекрасную родину? – воскликнула она. – О, как я рада!..

– Если ты рада видеть свою родину, то поймёшь мою радость, когда я нашёл свою, – сказал Роман Андреевич и затем, взяв жену за руку и подведя её к Матвееву, поклонился: – Его благодари: без него быть бы мне в ссылке, если не на плахе.